Владимир Николаевич Стрельников
Проект «Валькирия»
– Но как же тогда эти древние космонавты после победы друг дружку в рабы и господа определили?
– Да, похоже, такие же буржуи были, как и их современные потомки.
– Да мы, кстати, и сами кое-что видели! – опять вмешался Зубров. – Так что за неправильность писаной истории я тебе лично ручаюсь. А в Ленинграде, в нашем мире, до 1946 года жил академик Морозов…
Кабо неожиданно опять уткнулся в свою коробочку и быстро постучал подушечками пальцев по святящейся моргающей передней части:
– А, вот! «Николай Александрович». Так вот он с учениками активно разрабатывал научные методы проверки буржуйской хронологии. И много каких подтасовок выявил.
Он повернул к Борису свой странный чёрный портсигар, и тот с удивлением увидел на внешней крышке святящуюся яркую фотоиллюстрацию с текстом. Эдакий представительный дядька, из «бывших», напоминающий зрелого Чехова. Только с бородищей лопатой, да в круглых очках, какие носил и отчим Бориса.
– А почему это вы всё время говорите «в нашем» мире?
– Так – земляки мы с тобой! – нетрезво улыбнулся Саргенто. – Тоже с Земли-7. Вот только родились позже. Я в 1971-м. Колёк ещё на год младше.
– Не понял?! А как же ему тогда сорок восемь может исполниться?
Под воздействием забористого «шила» беседа всё более принимала хаотичный, но зато эмоциональный и ярко-доверительный характер. Оказалось, новых знакомых та самая красивая атташе ещё подростками выбрала для прохождения службы в отряде Солдат Сумерек. И более тридцати лет тренировала в прошедших людских войнах Земли-7. В частности, морскими лётчиками они якобы стали в годы Великой Отечественной.
Очень быстро обсуждение скатилось к тактике Люфтваффе, военно-воздушных сил Красной Армии и Флота, способам отражения атак истребителей и проблемам взаимодействия с наземниками. Все разгорячились. Ладони запорхали над столом, изображая фигуры пилотажа, способы сближения и углы атаки. Сафонов убедился, что дело балтийцы знали. По крайней мере, в теории.
Под конец Борис вспомнил о любимой жене, что осталась в Ваенге. С милой Женечкой, белокурой хрупкой студенткой стоматологического отделения Витебского медтехникума, он познакомился в 1936 году, когда служил в 7-й отдельной авиационной эскадрильи имени Дзержинского. Довольно быстро оба поняли, что чувства вспыхнули настоящие и расписались. А в конце октября 1937-го у них родился сын Игорь.
Борис пожалел, что не мог показать балтийцам фотографию близких.
– Погоди, Феоктистыч! Возможно, тут мы кое-чем поможем.
При взгляде на старшего космонавта Кабо молча слил всё «шило» в небьющуюся мягкую бутылочку и вместе с початой фляжкой спирта убрал в ещё одно чудо техники – небольшой электрический ледник. Пока Саргенто отсутствовал, сделал горячего чаю. Вскоре тот вернулся с чёрной блестящей папкой, где в отдельных прозрачных пакетах лежали фотографии. С первой же на Бориса взглянула жена. Он сразу вспомнил этот снимок. Фронтовой приятель, военный корреспондент Гильярди сделал его у них дома. Над Сафоновыми – портрет Сталина в простой бумажной рамке. Сам он со звездой Героя на кителе и первым орденом Красного Знамени делает вид, что внимательно рассматривает журнал. А прильнувшая к нему Женечка, в своём единственном нарядном платье с бантиком, чуть встревоженно смотрит прямо в камеру…
Глава 3
2022 год, 3 июля. Земля-1. Космопорт «Кисимайо»
С некоторых пор Хуберт искренне любил свой орбитал. В отличие от мёртвых летательных аппаратов, которыми довелось управлять в прошлой жизни, «Нибиру» был живым. Не сказать, чтобы особо разумным, но какая-то воля присутствовала. Сотни тонн живых креветок и планктона составляли его основной вес и содержание. Все переборки, движки, топливные баки, даже вкупе с заполненными грузовыми отсеками и стапелями, в разы уступали этой постоянно жрущей, плодящейся и отмирающей биомассе.
Сначала она, помещённая в невероятно огромный вращающийся тороид, слабо светящийся в черноте космоса и бликующий сегментами стыков, вызывала у него лишь трепет и опасение. Как, собственно, и у большинства нормальных людей. Но Солдат Сумерек нельзя отнести к таковым. Уже на втором посещении «Нибиру», тогда ещё только заполнявшегося «живым электролитом», Штрассл попытался разобраться в назначении частей нового орбитала. И дерзость идеи его захватила!
Об этом, кстати, они говорили короткой сомалийской ночью с отцом Полины, после памятного возвращения с пляжа. Сначала Хуберт откровенно робел перед Станиславом Андреевичем. Поджарый, моложавый и улыбчивый старший инженер отдела эксплуатации антигравитационных двигателей никак не походил на родителя взрослой дочери. Но на лацкане его «тропички» без знаков различия скромно поблёскивал прямоугольничек «цойки» – цифрового оборонного идентификатора. То есть Холмский был военным. А с учётом положения, по внутренней «табели о рангах», воспринимался как минимум оберлейтенантом. Плюс – представитель высшей расы. Да ещё, гораздо старше двадцатишестилетнего оберфельдфебеля. Станиславу Андреевичу уже исполнилось сорок четыре года.
Их беседа долго не клеилась. Холмский быстро понял, что отважный космонавт старается отвечать кратко и чётко. Строго по-уставному. Вот только обожаемый результат геройства Штрассла, сияющая необыкновенно счастливыми глазами, говорила сама за себя. К тому же посёлок диаспоры обслуги космопорта мало чем уступал деревне: новости тут распространялись ещё до того, как успевали произойти. Так что добрые люди давно нашептали, по ком его Полинка «сохла».
В целом, парнишка Станиславу Андреевичу понравился. Выглядел тот лет на двадцать-двадцать два. Конечно, на кумира дочери, Юрия Гагарина, похож только прямым русым чубом, ровным носом, да ясными глазами. Но – весьма приличный молодой человек! Наконец, Холмский понял, как можно сломать лёд отчуждения. Он пригласил Хуберта на ужин в «узком кругу». Для зацикленного на традициях австрийца это было высшей степенью поощрения.
Полина с подружками расстарались на славу. При буфете космопорта имелось несколько «командирских» залов для неформальных совещаний, в которых ещё и отмечали что-либо в узком кругу, группами не более шести персон. Один из таких они с героем-пилотом и заняли. Сначала девочки подали картофельный салат, а затем овощное рагу и целое блюдо горячих говяжьих колбасок. А к ним – бочонок сомалийского пива. (Не зря буфетчицы отслеживали предпочтения «Гагарина»!)
В продолжение банкета Хуберт всё заметнее оттаивал. Он не ожидал к себе столько внимания. К тому же точно знал, что руководство отделов космопорта принципиально не употребляет алкоголь! Но Станислав Андреевич, хоть и совсем понемногу, пил с ним. Да ещё, по северной традиции, говорил в промежутках замечательные тосты!
Наконец в голове Штрассла слегка зашумело. Он легко согласился, что старший инженер может называть его запросто – «Юрий». Но в течение буквально трёх минут с удивлением узнал, что «Юра», «Юрочка», «Юрка», и даже «Юрасик» или «Юрец» тоже являются разновидностью этого имени. Холмский же разрешил обращаться к нему на «ты» и только по отчеству – «Андреич».
Под очередной литой бокал пива, впервые за год пребывания в Метрополии, австриец смог, наконец, излить душу. Сказать, что его переход к новому был моментальным – значит не сказать ничего. Теперь Хуберту часто снились те мгновения страшного калейдоскопа, завершившие прошлую жизнь. Сотрясение от попаданий пушек красноносого «Лавочкина», всё же поймавшего его надёжный «Фокке-Вульф» на вираже «собачьей свалки». Резкий запах гари и масла, плеснувшего в кабину. Порывистый поток ледяного воздуха в лицо вместо сброшенного фонаря кабины. Быстро вращающаяся земля. Радость от выхода парашюта и, почти сразу – нечеловеческий ужас. Красноносый Ла-5ФН, с несколькими рядами звёздочек на борту, вновь кинулся на него, словно щука на плотву. Дюралевая плоскость прошла над самой головой, словно карающим мечом отрубив спасительный купол. Дальше – только его истошный крик… И физиономия убийцы за плексигласом кабины, отпечатавшаяся на сетчатке: хищная, радостно оскаленная, наискось перечёркнутая шрамом. А также яркая красная цифра «5» на белом хвостовом стабилизаторе…
– Ничего-ничего, Юрок! – ободряюще потрепал по плечу Станислав Андреевич. – Все мы когда-нибудь умрём. А тебе, видишь, второй шанс дали!
Это-то и было самым противным. Крик оборвался в темноте. Сначала Хуберт тоже решил, что насмерть хряпнулся о курскую землю. Но потом над ним поднялась крышка… Не успел он толком порадоваться спасению, как в крайне необычный медицинский кабинет вошёл его убийца. Тот, что хладнокровно зарезал на высоте трёхсот метров. Проклятого эксперта с красноносого Ла-5ФН Штрассл узнал сразу. Только теперь тот красовался в непонятной бело-голубой форме, а лицо выглядело слегка помолодевшим. Но – та же хищная радость в глазах и шрам через всю рожу. Он что-то спросил у вытянувшихся перед ним двух медиков в тёмно-синих кителях. А затем повернулся к воскресшему и спросил на хорошем немецком:
– Наме, цунаме унд динстштелле? (Имя, фамилия, должность?)
– Оберфельдфебель Штрассл, господин офицер! Ягдфлигер (лётчик-истребитель). Я в плену?
– Хуже, оберфельдфебель! Вы убиты. А мы вас воскресили.
– Позвольте узнать, зачем?
– Вопросы здесь задаю я! Когда и где вас сбили? – видя, что новичок впал в ступор, добавил: – Что помните о последнем бое? Когда это было?
– 7-го июля 1943 года мы звеном вылетели на штурмовку большевиков…
– На чём летели?
– На «Сорокопуте». Истребитель-бомбардировщик FW-190А-4 W. Это было южнее станции Поныри, Курск гебитс. Нас, со стороны солнца, атаковали два Ла-5. Эксперты. Завязалась «собачья свалка»… А ваше лицо я помню!!!
Бровь убийцы удивлённо дрогнула:
– Каким образом?
– Рассмотрел, когда вы мне стропы парашюта отрезали!
Тот удовлетворённо рассмеялся и ушёл. Не спросив больше ничего. А в душе Штрассла, чуть ли не впервые за недолгую жизнь, поселился страх.
Чуть позже тёмно-синие, оказавшиеся офицерами Управления Мобилизации, рассказали, что через пять месяцев после гибели Хуберт был награждён Рыцарским Крестом. Посмертно. К тому времени на его счету был 221 боевой вылет и 65 сбитых советских самолётов. Теперь же он находится на другой Земле, в далёком будущем. Коммунистическом. А в его мире большевики тоже выиграли ту войну…
Заметно захмелевший с непривычки «Андреич», плеснул ещё пива:
– Ну и что? Ты жив, Юрок! Это самое главное! Да и служишь опять. Вон – космонавтом стал. Аж самим Солдатом Сумерек!
Почему-то сейчас этот участливый зрелый мужчина стал по-настоящему дорог австрийцу. Было в нём что-то родственное. И абсолютно никакого снобизма!
– Тринкет (выпьем)! – поднял свой бокал Штрассл.
– Тринкет! – понятливо чокнулся краем Андреич. Минут через пятнадцать доверительной беседы он неожиданно выдал диагноз Хуберта:
– Дружок, да у тебя же типичный «синдром проигравшего»! Ты видишь вокруг мир, населённый даже не потомками победителей, а теми, кого этот твой «Третий Рейх» пытался уничтожить. Там, на Земле-7. Вот мозги-то и набекрень! К тому же теперь ты, как Солдат Сумерек, должен спасти вообще всех. В том числе и в своём мире, где твои фашисты опять же проиграли.
– Я не Солдат Сумерек! – грустно вздохнул пилот.
– Не понял! Как это?
– Помните, я вам говорил про своего убийцу? Это – адмирал эскадры Солдат Сумерек, Владимир Феоктистов. Я просто не смог пойти к нему в прямое подчинение. К счастью, к моменту моего воскрешения УМ уже строил «Нибиру». Я сразу согласился стать его пилотом. Грубо говоря, теперь я просто подвожу эскадре бензин и снаряды.
– Это такие расходные материалы для ваших «Фокке-Вульфов»?
– Ну да.
Мужчины немного помолчали. Им принесли печёные яблоки.
– Откуда ваши девочки знают нашу кухню? – искренне изумился Хуберт.
– Да из Информатория. Всепланетная сеть такая. Там много чего есть. В том числе и путного… Кстати, я же непосредственно участвовал в строительстве твоего орбитала! Как тебе аппарат?
– Выше всяких похвал. А отчего решили с планктоном и креветками поэкспериментировать?
– Да сначала тараканов хотели. Но с теми мороки больше. Бегают, летают. Да и жрут всё подряд. А если в основные отсеки проникнут? Гемора будет – мама не горюй! А здесь вода сама по себе и защита, и дополнительный проводник.
Штрассл попробовал представить себе почти полукилометровый прозрачный тороид «Нибиру», набитый тараканами. Действительно, жуть какая-то! А Андреич, похоже, нащупал благодатную тему:
– Любая война – это противостояние энергий! Кто лучше ими управляет, у того и техника быстрее, и оружие надёжней. Так?
– Ну, пожалуй!
– А вот и не так!!! Это в твоём мире, у кого мощнее моторы и надёжнее пушки, тот и победит. Если, конечно, выучка бойцов будет соответствующей. А вот с Дикими наши правила не работают!
Хуберт молча отодвинул недопитый бокал с пивом и разлил обоим горячего чаю. Чего-то такого ему и не хватало весь этот суматошный год. Инструктажа. Он просто мотался по Солнечной системе, не понимая толком, зачем здесь и что делает.
– Ещё в прошлом веке, на Земле-10, мы с этим столкнулись. Отправляем тамошним воякам новейшие танки, аэропланы, боевые газы, инструкторов. А боевая эффективность от их применения – чуть выше нуля! Сначала, вроде, всё нормально. Наступают, бьют. Дикие же реально на почти невооруженную косматую орду были похожи. Но через два-три дня – крах! Танки встают, оружие перестаёт стрелять, у аэропланов в воздухе неожиданно глохнут двигатели. А боевые газы больше не травят противника. И орда просто занимает новую территорию. Вместе со всем находящимся там нашим оружием и людьми…
Холмский так расстроился, словно сам только чудом вырвался с непонятной войны в десятом пространстве. Залпом выпил полстакана крепкого чая, откусил здоровенный шмат печёного яблока. И замолчал, жуя и думая о чём-то своём.
– У вас там кто-то погиб? – тихо спросил Хуберт.
– Два прадеда. И у Ирины, жены, тоже двое из рода…
Это было понятно. Помолчали.
– Потом всё же разобрались. Эти твари способны воздействовать на структуру вещества. Дистанционно. Бензин попросту переставал гореть в цилиндрах. Порох не воспламенялся. А газы переходили в более простые, нелетальные химические связи. Плюс – воздействие на психику наших бойцов. Паника, апатия, сумасшествие… У кого как. Главное, что воевать они уже не могли. Так, постепенно, за пятнадцать лет была утрачена вся территория Земли-10.
Андреич, уже более спокойно, глотнул чаю:
– А потом появилось межпространственное Управление Мобилизации. Ребята там умные были. Решили, что противостоять Диким могут только люди, тоже способные на необычное.
– Колдуны, что ли?
– Ну, не совсем. Но этот аспект тоже рассматривали. Стали подыскивать и набирать таких межпространственных бойцов – «мёбов». Вот только сначала, с их помощью, прежде всего политический бардак в самих наших мирах прекратили. Помогли объединиться в Метрополию. А уж потом вернулись на Землю-10.
– Так она же уже захвачена была! – изумился Хуберт.
– Да. Поэтому мёбы, в основном, партизанили.
– Это как?
Холмский пощёлкал по сенсорной панели телекома и вскоре удовлетворённо хмыкнул. Повернул лицевой стороной к пилоту:
– Как «der Löwe von Afrika»! Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек, победитель вашего Мозамбика.
С фото улыбался кумир всех мальчишек послевоенного германского мира – коротко стриженный, круглолицый молодой генерал с аккуратными усами и ямочкой на волевом подбородке. В лихо заколотой справа форменной тропической широкополой шляпе кайзеровской армии. Легендарный «Африканский лев», единственный, чьи войска не были побеждены Антантой вплоть до самого окончания Вельткрига (Великой войны).
– Мёбы начали бить Диких одноразовым оружием. До того, как те успевали нейтрализовать его свойства. А также наводили на разведанные цели бомбовые и огневые удары из космоса. Для этого даже срочно пришлось изобретать автономные бомбовозы, которые сбрасывали с границы стратосферы. А космические носители спешно уходили обратно, в подпространство. Но у Диких уже были истребители.
– А можно поподробнее? Я ничего об этом не знаю! – с жаром попросил Штрассл. – Я же только числюсь космонавтом. Звание мне не присваивали.
Холмский немного подумал:
– Оберфельдфебель, временно исполняющий обязанности космонавта… Смешно! А знаешь что? Давай-ка, мы здесь застолье свернём, да девочек по домам отпустим. А то поздно уже. Сами же к вам в военный сектор пройдём. Есть там отличная крытая беседка! Только вчера наши на ней функцию «антимоскитки» регулировали. Ну и, чтоб беседа на сухую не шла, чай в термосах, да и плюшки с печёными яблоками, что ли, захватим. А то разговор-то уже к грифу подтягивается.
Хуберт и сам понимал, что сведения старшего инженера подходили к рубежу, после которого их распространение ограничивают и прячут за грифами секретности. Сам-то он имел допуск по третьей форме. Но вот обслуживающие работницы буфета наверняка с этим даже не сталкивались. Так что не стоило их подводить!
* * *
В беседке было хорошо. Ночной бриз нёс прелые запахи джунглей и недалёких полей, которые порой полностью вытесняли техноароматы военной части космопорта. Вокруг места отдыха возвышались довольно густые кусты акации, отсекавшие большую часть искусственного освещения объекта и создававшие иллюзию уединения.
Наряд на КПП, конечно, удивился ночному визиту. Молодцеватый старший десятник аж по стойке «смирно» встал:
– Здравия желаю, Станислав Андреевич! Что-то случилось?
– Да нет, всё хорошо. Решили вот политбеседу в вашей беседке провести.
– Понял… – щёлкнул тумблером. – Антимоскит активирован! Что-то ещё?
– Нет, спасибо. Мы с собой чаёк захватили.
Кэпэпэшники почти синхронно козырнули старшему инженеру на прусский манер и проводили поздних визитёров удивлёнными взглядами.
А они сначала просто наслаждались прохладой ночи и ароматом северного взвара. Наконец Холмский вздохнул:
– Как-то ты, Юрец, выпал из общего порядка. Насколько знаю, твоих братьев-кандидатов Солдаты Сумерек сразу плотно в обработку берут. Кого-то отбраковывают, в обычные мёбы переводят. Но большая часть так и уходит… Знать бы ещё – куда.
Хуберт лишь плечами пожал. Не рассказывать же, как от продолжения общения со своим убийцей свалил, уцепившись за первую подвернувшуюся возможность – «Нибиру». Как-то… стыдно это для «героя».
– Я-то сам с юности антигравами увлекался. Тут ведь какая штука – у нас их, получается, никто не изобретал! – оживлённо продолжил Адреич.
– Как это?!
– Э, брат! Тут самая настоящая «петля времени» получилась! До 1934 года хронопереходы осуществляли со стационарных наземных контуров. Эдаких огромных электромагнитных установок. Жертвы среди испытателей порой доходили до восьмидесяти процентов. Пока русла человеческие не научились толком от прочих локализовывать. А тут вдруг прибывает эмиссар будущего и привозит чертежи и часть оборудования стандартного космического корабля вербовочно-оперативной разведки образца 1984-го – ВОРа. Из тех, что попроще. Который уже имеет смешанный антигравитационно-реактивный двигатель.
– Это тот ВОР, что на низких орбитах визуально «видит» щели миров?
– Ну да! Ему остаётся лишь войти в нужную.
– А в чём проблема-то? – искренне не понял Штрассл.
– Не дошло? Так до этого момента люди вообще не знали антиграва! Ну, были там полузасекреченные попытки энтузиастов. Без выхлопа. А тут – бац! Сразу в готовом виде. Сначала-то технологию полувекового будущего полностью воспроизвести не удалось. Многое более простыми аналогами заменили. Главное, чтобы работало. Но к 1984 году, конечно, даже превзошли. А теперь лишь совершенствуем.
– Откуда же тогда антигравитационный двигатель взялся?
– Я не знаю. И никто не знает. Есть предположение, что «петля времени» всё же изменила настоящее. Так что новый виток просто затёр изобретение.
– А почему тогда мир не сместился в новую параллель?
– Чётко мыслишь! В нескольких руслах, действительно, сами его изобрели. Вот только нужных пересечений с нашей Землёй там не выявили. Позже всё было. Гораздо позже… Впрочем, это лирика. Главное, что электрическая энергия нужна и антигравам, и ракетным ускорителям. Она – основа запуска их основного цикла. И если на Земле вырабатывать электричество можно довольно легко, крутя различные статоры-роторы, то в космосе этот способ практически перестаёт работать.
– Почему?
– В условиях вакуума не действуют установки на твёрдом или жидком топливе. А тогдашние аккумуляторы в космосе быстро выходили из строя из-за частого цикла разряда. Впрочем, их вскоре улучшили, а для получения электроэнергии стали использовать один из самых неэффективных способов – преобразование лучистой энергии Солнца. Так называемые солнечные панели. Но в тени они не работают. И чем дальше от светила, тем их эффективность ниже. Уже на орбите Марса возникают сложности. Тем более – условия космоса быстро снижают эффективность таких устройств. Их мощность постоянно падает. Впрочем, проблема не была актуальной, пока у Диких не появились истребители. Сначала они просто пытались сбивать наши бомбовозы и их космические носители на орбите Земли-10. А вот затем как-то прорвались в околоземное пространство Метрополии. Это была катастрофа! Больше половины наших спутников было уничтожено в течение одного дня. Дикие нанесли несколько штурмовых ударов по мегаполисам и промышленным центрам Земли-2. После их пролётов взорвались четыре атомные электростанции… Выручили Солдаты Сумерек. На облегчённых носителях и недостроенных ВОРах они атаковали семёрку одноместных аппаратов Диких и уничтожили их все таранными ударами в космосе. При этом погибло двадцать три наших космонавта. У людей тогда не было аппаратов, аналогичных истребителям врага…
Помолчали. Холмский отпил чаю. Подумал, что термос плохо закручен, так как напиток быстро остывает. Вдруг раздался голос старшего десятника. Он шёл из малозаметного динамика в углу беседки:
– Станислав Андреевич, там в центре столешницы электрожаровня есть. Если хотите, сейчас котелок доставим. Горяченького хлебнёте!
– Да, ребята! Спасибо.
Через минуту к беседке подлетел алюминиевый котелок, который усердно тащил старательный дрон, не превышавший майского жука.
– Так нас слышат здесь? – удивился Штрассл.
– Конечно. Это же военный объект. Здесь всё и всегда контролируется.
Подогретый на электрожаровне чай действительно стал вкуснее.
– Возникла идея рассредоточения входов-выходов боевых аппаратов в пространство Земли-10. Но как это сделать? Только уйдя с орбиты Земли. Для обеспечения межпланетных путешествий сначала начали использовать естественный распад тяжелых радиоактивных элементов. Таких, как плутоний-238. При этом выделяется тепло, которое преобразуется в электроэнергию. Время работы таких электростанций достигает двух-трёх десятков лет. Но полностью проблемы они не решили. Вот тогда и появился твой «Нибиру» – масштабный военный эксперимент по применению планетолёта, использующего биоэлектрику самовосстанавливаемой колонии живых объектов.
* * *
1990 год, 15 августа. Земля-1. Временный учебный центр
Балтийцы тактично оставили Сафонова одного, а он всё листал и листал странные, похожие на материал небьющейся бутылочки страницы и снимки. Как, оказывается, страшно достоверно знать будущее…
В Ваенге, вместе с двухгодовалым Игорьком, Сафоновы прожили чуть больше года. Потом началась война. Борис как мог быстрее отправил семью к родителям, под Тулу. Но потом беда докатилась и туда. Родные вновь эвакуировались, в Куйбышев. А Женечка, вспомнив медицинскую специальность, отважно вернулась в Ваенгу и устроилась фельдшером в зубной кабинет.
Отца, Феоктиста Дмитриевича, наборщика одной из московских типографий, Борис почти не помнил. Тятя умер от ран, полученных на Первой мировой, в далёком 1919-м, когда сынишке было всего четыре. Большая семья, в двенадцать ртов, осталась на руках рано овдовевшей матери. Но двужильная Фёкла Терентьевна не сдалась. Она вернулась в родное село Синявино, где оставались родственники, и начала работать по найму у частных хозяев. Через год вторично вышла замуж за овдовевшего сельского учителя, сорокапятилетнего Сергея Васильевича Ступина. А у того было пять своих взрослых детей (шестой, самый старший, погиб в 1918-м). Но отчим смог стать настоящим отцом им всем!
Вот он, ещё молодой, пронзительно и строго смотрит с фотографии. Волосы гладко зачёсаны назад, а пышные усы как всегда ухожены и слегка подкручены. Сергей Васильевич был старше матери. Но через три года они ещё и брата Женьку успешно родили… А это что? «Умер 16 февраля 1943 года». Получается, отчим пережил Бориса всего на девять месяцев? До последнего учительствовал и руководил хоровым коллективом в районном Доме культуры. Эх, батя-батя!
Сафонов тщательно перебирал всё, что имелось в папке. Игорька вырастила бабушка, Фёкла Терентьевна. Дожила аж до февраля 1978 года… Всегда знал, что мамка двужильная. Борис, кстати, унаследовал её лицо: крупное, волевое, прямоугольное. Только мать ему ещё и самой красивой казалась. Он посмотрел на её последний снимок. Глубоко пожилая женщина, с мудрыми несчастными глазами и страдальчески сжатым ртом. Прости, мамуль! Я не хотел.
Женечка. Вскоре поле его гибели повторно вышла замуж. (За кого?! Впрочем, Витьке она всегда нравилась. Блин, мерзко-то как!) Умерла в 1973 году. Похоронена в Североморске. Это ещё где?
Сынок, Игорь Борисович. Окончил Рижское Нахимовское и Ленинградское высшее инженерно-техническое училища. Служил на Краснознаменном Северном флоте. Капитан 1 ранга в отставке. (Вот умница!) Живет в городе Североморске, на улице Сафонова. (Это что, моего имени?!) Имеет сына и дочь. Жаль, фотокарточек самих внуков в папочке не имелось.
А вот и младший брат, Евгений Сергеевич Ступин. (О, ушастый какой! И с орденом Красного Знамени! Вот только на плечах почему-то новенькие белогвардейские погоны, с одним просветом и двумя звездочками. Это подпоручик, что ли? Ну-ка, что пишут?) В 1942 году окончил (наконец-то!) авиашколу, получил звание сержанта и проходил службу в 94-м запасном авиационном полку. Направлен на учебу в Военно-морское авиационное училище имени С. А. Леваневского. После окончания, с августа 1943 года воевал в 40-м авиационном полку пикирующих бомбардировщиков ВВС Черноморского флота.
На фюзеляже самолета Пе-2 Е.С. Ступина было начертано: «За Бориса Сафонова!» Награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны II степени и Красной Звезды. (Вот орёл! Так, а это что?) Послевоенные репрессии не обошли стороной и старшего лейтенанта Е.С. Ступина. В 1948 году арестован и осужден сроком на десять лет. (За что?! Женьку-то!) Освобожден и полностью реабилитирован в августе 1956 года. Его восстановили в партии, вернули боевые ордена. Старший лейтенант Ступин получил назначение в ВВС Северного флота. А в 1971 году ушел в запас с должности заместителя командира части. Живет в Москве. У него две дочери и внучка.
Офигеть! Нет, значит, переводу ни роду Сафоновых, ни Ступиных…
Почти до утра Борис разглядывал снимки и перечитывал документы папочки. Мысленно беседовал с ушедшими родными. А утром с порога заявил появившимся балтийцам, что готов к любому продолжению военной службы на благо коммунизма. И вот уже четвёртый день Саргенто гоняет его по сопкам. Правда, вчера Кабо проговорился, что так товарищ старший космонавт всегда тренирует своих бойцов. Ещё со времен, считающихся Средневековьем.
* * *
Накануне засиделись допоздна. Саргенто и Кабо проводили с Сафоновым политинформацию, как шутя назвали свои неформальные встречи. Разговор зашёл о том, что на Земле-7 назрел распад их общей Родины, Советского Союза. С одной стороны, это было плохо: готова развалиться на куски самая большая страна, где уже давно утвердился самый передовой социалистический строй. Но с другой вроде бы казалось, что могло получиться даже хорошо. Ведь национальные республики и страны Варшавского договора столько ресурсов из СССР тянут – мама не горюй!
– И ведь, сволочи, ведут себя так, будто мы им должны. Дети из соцстран, приезжающие в пионерлагеря Советского Союза, смотрят свысока и искренне считают наших нищебродами: ведь советские ребятишки выпрашивают жвачку. Мальчишки из Восточной Европы, особенно Польши, откровенно насмехаются и надменно рассказывают какие у них красивые дома и хорошие дороги. И добавляют словно гитлеровцы: «Вы, русские, просто работать не хотите!»
Саргенто горестно махнул рукой.
– А вы откуда про всё это знаете? Резидентура доложила? – недоверчиво нахмурился Борис.
– Да тут и резидентуры не надо. Всё в открытых источниках есть! – Зубров раскрыл чёрную папку, которую принёс с собой и положил её на стол. – Смотри!
Это оказалось чем-то вроде большого тонкого телекома. Николай нажал центральную клавишу, и экран засветился зелёным.
– Совсем недавно это было, неделю назад! – пояснил старший космонавт. – Заседание рабочей группы по переходу к рыночной экономике. Во главе с Ельциным, в его кабинете.
– Ельцин, это кто?
– Председатель Верховного Совета РСФСР. Выступает за рыночную экономику. Фактически мы присутствуем в начале конца СССР.
– А вы тут, значит, за ним шпионите с помощью хитрого устройства?
– И не только за ним. На Земле-7 есть всемирная информационная сеть, интернет, и мы просто к ней подключились. Благо возможности позволяют. Связь между Землями осуществляется с помощью гиперкома. Звук не включаю, и так всё понятно. Смотри, как жестикулирует. У него на левой руке двух с половиной пальцев нет. Сам рассказывал, что в детстве с ребятами со склада украли гранату. Захотел посмотреть, что у неё внутри.
– Это он заявил: «Берите столько суверенитета, сколько можете проглотить?» – оживился Кабо.
– Он. Видно, мало ему было той гранаты. Теперь ещё мину под весь Союз подкладывает… Эх, какая страна пропадает! – Феоктистов-«Саргенто» в сердцах захлопнул папку-телеком.
– Может, обойдётся? – Сафонов с надеждой заглядывал в глаза друзей.
– Ничего не обойдётся! – Владимир ожесточённо стукнул кулаком по столу. Да так, что чайные ложки подпрыгнули. – Он страну подрывает, как ту гранату. Посттравматический синдром. Контроль над эмоциями отсутствует, логика в стрессовых ситуациях не работает.
– И что, неужели ничего нельзя сделать? – Сафонов не сдавался.
– Да есть одна задумка… – Саргенто и Кабо переглянулись. – Об этом пока рано говорить, но тебе можно. Только осторожно. И немного позже.
* * *
Сегодня Борис ещё спал, когда Феоктистов заглянул в его кубрик:
– Подъём!
– ¡Sí, señor sargento!
Пробежка перед завтраком – это уже обязательный утренний моцион. После десятикилометрового кросса в душе. Красота! Когда уже увлеченно растирались жёсткими полотенцами, Владимир вдруг спросил:
