Владимир Николаевич Стрельников
Игра не по правилам
Способы действий ловцов «живого товара» не изобиловали особым разнообразием – как правило, они именно так подкарауливали на караванных тропах, а то и на входе-выходе из Нави, гружёные тихоходные бригантины и шхуны, тормозили мягкими гравитационными волнами и били парализующими лучами и гиперторпедами. После чего, как древние морские предшественники, брали застывшие туши космических кораблей на абордаж. Оборудование жертв шло на улучшение пиратских судов, а груз и рабы быстро перепродавались в ближайшей системе звёздной сокровищницы. Порой – за бесценок. А так как недолгая, но мучительная жизнь подневольного горняка не прельщала почти никого, многие космоплаватели теперь минировали свои «грузовозы». Чтобы даже после парализующих ударов до смерти удивить непрошеных визитёров.
Впрочем, немногочисленная команда на яхте «Ордек» подобралась нелюбопытная и немногословная. С тремя невозмутимыми пиргулианцами мы встречались только в кают-компании за общей трапезой и обменивались парой-другой вежливых фраз о самочувствии и космической погоде за бортом. Путешествуя по пятому измерению, надо быть очень внимательным: того и гляди, наткнёшься на обрывки космических струн, столкнёшься с осколком чёрного карлика или попадёшь в гравитационную воронку, которую оставила пролетавшая по соседству чёрная дыра.
Хозяев яхты мы не видели ни разу. Они вообще не выходили из каюты. Если честно, мы даже не знали, сколько их – один или несколько. Иногда члены экипажа, понизив голос, упоминали пассажира (или пассажиров?) во множественном числе, но это ровным счётом ничего не означало. В космических традициях принято за глаза говорить «они» об одном существе – это означает высшую степень почтения. Мы, конечно, со своей стороны старались не навязываться и излишнего любопытства не проявляли, будучи искренне признательны спасителям за то, что нам предоставили отдельную каюту и позволили пользоваться всеми преимуществами путешествия на дорогой яхте: отдыхать в оранжерее, плавать в самом настоящем бассейне, заказывать по своему выбору любые напитки и блюда на синтезаторе пищи.
На третьи сутки нашего путешествия по местному корабельному времени мы с наставником находились после обеда в предоставленной каюте и занимались привычными делами: я стриг ногти, которые в условиях пониженной гравитации росли прямо-таки с бешеной скоростью, а барон насвистывал арию из своей любимой оперы «Приключения красного гиганта в космосе». На попытку аккуратно намекнуть, что свист в помещении – плохая примета, он отмахнулся, заявив, что хуже вряд ли будет. К тому же, что я имею в виду под помещением? Если каюту, то в ней и так ничего нашего нет, не считая скафандров в углу перед дверью. А что касается прогулочной яхты, то свистеть в ней не возбраняется: он сам слышал, как капитан посвистывал, стоя рядом с дверью, ведущей в пассажирские апартаменты. Не исключено, что свист для пиргулианцев – как для нас речь. В любом случае, они должны снисходительно к нему относиться.
– А такой высокохудожественный, как у меня, – барон изогнул правую бровь и назидательно поднял палец, – приобщает представителей иной звёздной расы к шедеврам земной музыки. Не забывайте, Евгений, об основной идее – просветительской миссии в космосе. Тем более, пиргулианцы наши спасители! И вообще, очень приятные во всех отношениях существа. А то, что у них четыре глаза – по два на лбу и затылке – так с этим можно смириться. Им, поди, тоже не нравится наш волосяной покров. Ведь у них самих головы лысые, как яйца. Ничего, нас же вежливо терпят.
Так вот, сидим мы, значит, в каюте и гадаем: как нам связаться с остальными коллегами? Они уже должны вернуться из экскурсии и, надо полагать, сходят с ума от неизвестности. Наверняка решили, что нас нет в живых, не найдя никого на планете в месте обычного пребывания и увидев облако плазмы с роем ошмётков вместо орбитальной станции.
Тихий шелест, донёсшийся со стороны двери, я услышал первым. Наверное, из-за того, что всё внимание Форзициуса было поглощено особенно сложной фиоритурой, которую он старательно и виртуозно в тот момент исполнял. Я прислушался. Шорох доносился из угла, в котором висели скафандры. Подошёл поближе. Так и есть – из защитной оболочки барона доносилось явственное шуршание, как будто кто-то скрёб по ней изнутри.
Форзициус закончил свистеть и с любопытством воззрился на меня. Я сделал приглашающий жест рукой, одновременно приложив палец к губам. Мы вместе склонились над скафандром…
* * *
Прошло ещё два дня. События, произошедшие за это время, показали, насколько велик и многообразен космос: в нём может произойти всё, что угодно! Самые смелые фантастические допущения порой оказываются бледной тенью по сравнению с реальностью. Хотя что такое реальность? Если вам вживили в мозг микрочип, что принимает извне программирующие сигналы, вы будете, лёжа дома на диване, совершенно убеждены в том, что путешествуете по дну Марианской впадины или штурмуете вершину Эвереста; лавируете в кольцах Сатурна меж ледяными кристаллическими глыбами или погружаетесь в огненный ад солнечной короны. Всё зависит от того, кто вас программирует и с какой целью. Тут главное – есть ли у вас свобода выбора, под чью дудку плясать и чьи распоряжения выполнять.
Когда мы с наставником откинули шлем скафандра, из которого слышался шорох, в первый момент ничего не обнаружили. Но характерный треск не прекратился, наоборот, стал явственнее. Больше всего он напоминал звуки, которые можно услышать в лесу в ветреную погоду: листья трутся друг о друга и шелестят, послушные дуновениям ветра. Барон откинул внутренний кармашек скафандра, и в устье правого воздуховода дыхательного мешка увидел средних размеров паука, размахивающего передней левой лапкой.
– Подаёт знаки! – отметил Форзициус, внимательно приглядевшись к упорядоченным жестам мелкого создания. – Друг мой, подайте чистый лист пласта и освободите какое-нибудь ровное место.
Паук, помещённый в центр столешницы, заметно успокоился и как будто даже повеселел. Во всяком случае, он принялся дёргать лапками и выделывать замысловатые па, как в танце. Мы пригляделись. У него было не восемь лап, а только семь. Отсутствовала передняя правая, длинная ходильная лапа. Паук смешно выкидывал вперёд уцелевшую переднюю конечность – сильную и волосатую – и опирался ею о гладкий лист пластика для записей. Его всё время сносило вправо.
– Центр тяжести смещён, вот и двигается по кругу! – глубокомысленно заметил Форзициус. – Интересно, откуда он взялся в моём скафандре? Тот же абсолютно стерилен!
– Был! – добавил я. – Пока нас не подобрали эти милые пиргулианцы. Кто знает, может у них пауки вместо домашних питомцев, которые свободно разгуливают по всему кораблю? И ваш скафандр ему просто полюбился!
Наконец членистоногий прекратил движения и на несколько секунд застыл в задумчивости. Даже присел на две задние лапы, а хитиновой головогрудью опёрся о левую переднюю конечность – ни дать ни взять роденовский Мыслитель! Затем, приняв решение, задрал эту лапку вверх и сильно ударил ею по столу несколько раз, как будто отбивая морзянку.
– Внимание, внимание! Говорит Меллонтикус! Говорит Меллонтикус! – перевёл барон щелчки паучьей лапы на человеческий язык.
– Вы знаете космическую морзянку? – удивился я.
– С детства увлекался, – скромно признался Форзициус. – Когда родители запирали меня в подвале, чтобы не шлялся по чужим садам в их отсутствие, я перестукивался со слепым шарманщиком, жившим за стенку от нас. Он когда-то был пилотом корабля Земля-Меркурий и однажды из-за ошибки навигации подлетел слишком близко к Солнцу, когда разбушевавшееся светило выбросило в сторону корабля активный протуберанец. Сам он остался жив, но глаза выжгло – не успел опустить фильтр… Да, но почему это крошечное создание передаёт от имени Меллонтикуса? Давайте ответим ему!
И барон осторожно постучал указательным пальцем по столу.
– Паук-то, оказывается, непростой! Смотрите, как возбудился!
Тот действительно разволновался. Стал отбивать морзянку в два раза быстрее. Барон отвечал. Мне ничего не оставалось делать, как оставаться молчаливым свидетелем этой беседы двух разумных представителей космоса. То, что создание разумно, не вызывало никаких сомнений.
– Просит покормить. Евгений, что у нас осталось от завтрака?
– А что едят пауки?
– Говорит, что плодовых мушек и личинок.
– Откуда мы их возьмём?!
Барон что-то отстукал и в ответ получил нервную дробь нашего визави.
– Говорит, что может удовлетвориться листвой акации или, на худой конец, листьями зелёного салата.
– Пусть ест ветчину! – Я вынул из кармана завёрнутый в салфетку бутерброд, с которым собирался выпить кофе между завтраком и обедом. – Будет вместо личинок.
Паук с явным неудовольствием обошёл вокруг куска синтезированной ветчины, потрогал его лапами и брезгливо отошёл в сторону.
– И чем же его кормить?
Над нами на бреющем полёте пролетела муха средних размеров, спланировала на лист пласта как на аэродром и, виляя из стороны в сторону, направилась прямо к пауку. Он дождался, когда она подошла вплотную, и сладострастно обвил лапами. Муха неистово заверещала и затихла. Мы как заворожённые молчали – просто опешили от неожиданности. Я первым нарушил молчание:
– Откуда здесь муха?!
– Похоже, он сам её синтезировал. Из химических элементов воздуха. И заставил подойти к себе. Это же Меллонтикус!
– Кто?!
– Совершенное создание. То, о котором мы мечтали и над которым работали столько времени.
– Этот паук – Меллонтикус?! Вы шутите?
– Ничуть. Он мне сейчас рассказал, что помнит события, предшествовавшие взрыву на станции: его память сформировалась раньше, чем он принял данную форму. Кстати, пауком – то есть Совершенным, похожим на нашего паука – Меллонтикус сам решил стать. Человекообразную форму отбраковал: ему мало четырёх конечностей, видите ли. К тому же мы не умеем плести паутину. А для него это, говорит, важно. Взрыв поспособствовал акту творения, были созданы необходимая температура и давление.
– Как он в скафандре-то оказался?
– Говорит, отбросило взрывной волной прямиком на меня. Бедняга! Правой передней лапки он лишился, когда процарапывал себе щель в скафандре. Помните, Евгений, у меня обнаружилась небольшая утечка воздуха, и срочно пришлось заклеивать пробоину?
Я помнил. Мы тогда оба запаниковали, но барон вовремя заметил, где быстро падает давление, нашёл и сумел заделать брешь.
– Вы хотите сказать, что вот эта членистобрюхая арахнида – то самое существо, ради которого мы шесть месяцев недосыпали, недоедали и жертвовали обществом себе подобных?
– Ну, насчёт недоедания – это вы зря, мой друг! По-моему, очень даже неплохо питались. Еда, стараниями нашей несравненной Азуми, у нас всегда была весьма изысканная. А что касается общества себе подобных… Мне лично вполне достаточно общества вас и наших друзей. А вам разве нет?
Я смутился:
– Простите, барон. Погорячился. Согласитесь, однако, что слегка неожиданно…
– Получить паука в качестве совершенного творения природы? Он же сказал, что форму выбирал по своему усмотрению. Мог бы стать и человеком, но не захотел. У него свои резоны. Насколько я понял, довольно существенные.
– Почему он раньше не объявлял о своём присутствии?
– По двум причинам. Во-первых, раньше для нас не было непосредственной опасности. Во-вторых, спешил сплести паутину. Чтобы помочь нам избежать этой опасности, кстати.
