Темна и громадна, грозна и могуча Пол небу несется тяжелая туча. Порывистый ветер ей кудри клубит, Врывается в грудь ей и, полный усилья, Приняв ее тяжесть на смелые крылья, Ее по пространству воздушному мчит.
Ничто не смущает разгульного хода; Кругом беспредельный простор и свобода; Вселенная вся с высоты ей видна; Пред нею открыты лазурные бездны, Сады херувимов и таинства звездны — И что же? – Взгляните на тучу: черна,
Сурова, угрюма, – с нахмуренным ликом, На мир она смотрит в молчании диком, И грустно, и душно ей в небе родном, И вид ее гневный исполнен угрозы; В свинцовых глазах ее сомкнуты слезы; Меж ребрами пламя, под мышцами гром.
Скитальца – поэта удел ей назначен: Высок ее путь, и свободен, и мрачен; До срочной минуты все стихло кругом, Но вдруг – встрепенулись дозревшие силы: Браздами просекли огнистые жилы, И в крупных аккордах рассыпался гром.
И после уснувшей, утихнувшей бури Живее сияние бездонной лазури, Свежее дубравы зеленая сень, Душистей дыханье и роз и ясминов; — И радугу пышно с плеча перекинув, Нагнулся на запад ликующий день. А туча, изринув и громы и пламя, Уходит в лоскутьях, как ветхое знамя, Как эти святые хоругви войны, Измятые в схватке последнего боя, Как честное рубище мужа – героя — Изгнанника светлой родной стороны.
И вот, остальные разрешаясь ударом, Подъемлется туча редеющим паром, Прозрачна, чуть зрима для слабых очей, И к небу прильнув золотистым туманом, Она исчезает в отливе багряном При матовом свете закатных лучей.
Пир
Крыт лазурным пышным сводом, Вековой чертог стоит, И пирующим народом Он семь тысяч лет кипит. В шесть великих дней построен Он так прочно, а в седьмой Мощный зодчий успокоен В лоне вечности самой. Чудно яркое убранство, И негаснущим огнем Необъятное пространство Озаряется кругом. То, взносясь на свод хрустальный, Блещет светоч колоссальный; То сверкает вышина Миллионом люстр алмазных, Морем брызг огнеобразных, И средь бездны их одна, Будто пастырь в группе стада, Величавая лампада И елейна, и ясна, Светом матовым полна. В блеске праздничной одежды Здесь ликует сибарит; Тут и бедный чуть прикрыт Ветхим лоскутом надежды, Мудрецы, глупцы, невежды, — Всем гостям места даны; Все равно приглашены. Но не всем удел веселья, Угощенье не одно; Тем – отрава злого зелья, Тем – кипящее вино; Тот блестящими глазами Смотрит сверху; тот – внизу, И под старыми слезами Прячет новую слезу. Брат! Мгновенна доля наша: Пей и пой, пока стоит Пред тобою жизни чаша! «Пью, да горько» – говорит. Те выносят для приличья Груз улыбки на устах; Терны грустного величья Скрыты в царственных венцах. Много всякой тут забавы: Там – под диким воплем славы Оклик избранных имен, Удостоенных огласки; Там – под музыкой времен Окровавленные пляски Поколений и племен, — Крики, брань, приветы, ласки, Хор поэтов, нищий клир, Арлекинов пестрый мир И бесчисленные маски: Чудный пир! Великий пир!
Ежечасны перемены: Те уходят с общей сцены, Те на смену им идут; После праздничной тревоги Гостя мирного на дроги С должной почестью кладут. Упоили, угостили, Проводили, отпустили. И недвижный, и немой, Он отправился домой; Чашу горького веселья Он до капли осушил И до страшного похмелья Сном глубоким опочил; И во дни чередовые Вслед за ним ушли другие: Остаются от гостей Груды тлеющих костей.
Взглянешь: многие постыдно На пиру себя ведут, А хозяина не видно, А невидимый – он тут. Час придет – он бурей грянет, И смятенный мир предстанет Перед ним на грозный суд.
Италия
Есть дивный край: художник внемлет Его призыв и рвется в путь. Там небо с жадностью объемлет Земли изнеженную грудь. Могущества и страсти полны, Нося по безднам корабли, Кругом, дробясь, лобзают волны Брега роскошной сей земли, К ней мчатся в бешенных порывах; Она ж, в венце хлопот стыдливых, Их ласки тихо приняла И морю место в двух заливах У жарких плеч своих дала. С одной руки – громадной стройной Подъемлясь, Генуя спокойно Глядит на зеркальный раздол; С другой – в водах своих играя, Лежит Венеция златая И машет веслами гондол. Страна любви! Сребристой пены Живой каймой обведена Поет, и голосом сирены Чарует внемлющих она. Красавица! – Вот волны Бренты: У ней на персях дан им бег; По этим персям вьются ленты Игриво сыплющихся рек. Волшебный стан! – Змееобразным Он Тибра поясом обвит, И вечный Рим замком алмазным На этом поясе горит; А здесь – все юный и прекрасный, Лежит в одежде древних стен Неаполь, как любовник страстный, У царственных ее колен; С ним и соперник здесь опасный, Везувий, пышит и бурлит, Иль, кроя умысел ужасный, Коварно тухнет и молчит. А тут – к ногам богини чудной Повержен остров изумрудной, И, щедрых нив дарами полн, Он жертвенным простерся храмом С возженным Этны фимиамом Над зыбью средиземных волн.
Заветный край! Тобою дышит Сын вдохновенного труда, И сердце зов приветный слышит — Небесный зов: туда! туда!
Грехопадение
В красоте, от праха взятой, Вдохновенным сном объятой, У разбега райских рек Почивал наш прародитель — Стран эдемских юный житель — Мира новый человек. Спит; – а творческого дела Совершается добро: Вынимается из тела К сердцу близкое ребро; Пышет пламень в нем священной, И звучит небесный клир, И на свет из кости бренной Рвется к жизни новый мир, — И прекрасного созданья Образ царственный возник: Полный райского сиянья Дышит негой женский лик, И власы текут и блещут, Ясны очи взоры мещут, Речью движутся уста, Перси жизнию трепещут, В целом свет и красота.
Пробудись, супруг блаженный, И прими сей дар небес, Светлый, чистый, совершенный, Сей венец земных чудес! По предвечному уставу Рай удвоен для тебя: Встань! и черпай божью славу Из двойного бытия! Величай творца хвалою! Встань! Она перед тобою, Чудной прелестью полна, Новосозданная дева, От губительного древа Невкусившая жена!
И он восстал – и зрит, и внемлет… И полн святого торжества Супругу юную приемлет Из щедрой длани божества, И средь небесных обаяний, Вполне блаженна и чиста, В цветах – в морях благоуханий Ликует райская чета; И все, что с нею населяет Эдема чудную страну, С улыбкой радостной взирает На светозарную жену; Звучит ей гимн семьи пернатой; К ней, чужд кровавых, хищных игр, Подходит с маской зверь косматой — Покорный волк и кроткий тигр, И, первенствуя в их собранье, Спокойный, величавый лев, Взглянув на новое созданье, Приветственный подъемлет рев, И, видя образ пред собою С венцом бессмертья на челе, Смиренно никнет головою И стелет гриву по земле. А там украдкою на Еву Глядит коварная змея И жмется к роковому древу, В изгибах радость затая; Любуясь женскими красами, Тихонько вьется и скользит, Сверкая узкими глазами И острым жалом шевелит.
Речь змеи кольцеобразной Ева внемлет. – Прельщена Сладким яблоком соблазна, Пала слабая жена. И виновник мирозданья, Грянув гневом с высоты, Возложил венец страданья На царицу красоты, Чтоб она на грех паденья, За вкушенный ею плод, Все красы и все мученья Предала в позднейший род; И караются потомки: Дверь небесного шара Заперта для вас, обломки От адамова ребра! И за страшный плод познанья — С горькой участью изгнанья Долю скорби и трудов Бог изрек в громовых звуках Для рожденных в тяжких муках Ваших горестных сынов. Взмах руки своей заносит Смерть над наших дней И серпом нещадным косит Злак невызревших полей. Мерным ходом век за веком С грузом горя и забот Над страдальцем – человеком В бездну вечности идет: На земле ряды уступов Прах усопших намостил; Стал весь мир громадой трупов; Людям тесно от могил.
Но с здесь – в краю изгнанья — Не покинул смертных бог: Сердцу светоч упованья В мраке скорби он возжет, И на поприще суровом, Где кипит и рыщет зло, Он святит венком терновым Падшей женщины чело; Казнью гнев свой обнаружа И смягчая правый суд, Светлый ум и мышцы мужа Укрепляет он на труд, И любовью бесконечной Обновляя смертных род, В дольней смерти к жизни вечной Указал нам переход. Он открыл нам в край небесный Двери царственные вновь: Чей пред нами образ крестный В язвах казни за любовь? Это бог в крови распятья Прекращает смерти пир, Расторгает цепь проклятья И в кровавые объятья Заключает грешный мир!
Слезы и звуки
О дева! Покровом завистливой мглы Подернулся взор твой – Соперник денницы; Ты плачешь – и слезы, как капли смолы, Дрожат и сверкают на иглах ресниц. И больно, и тяжко от слез мне твоих, Но если под бурей на жизненном море Скорбящей душе твоей легче от них — Плачь, милая, чаще: выплакивай горе! Всегда тебе вере целебный сей ключ, Родник утешенья, источник отрады; Под сердцем рожден и под сердцем кипуч — Сквозь очи он ищет воздушной прохлады.
А я… злая мука в предизбранный час Мне сердце зальет отравленной кровью, И грузом нависнув над стянутой бровью, Слезинки не выжмет из сумрачных глаз. Порой лишь, в минуты таинственной муки, Из сердца, где живы все язвы любви, Исходят и льются согласные звуки, И в них мне отрада: в них – слезы мои. Но ключ сей услады не верен: докучный, Порой н доходит до неба мой клик, Спирается грудь, и безмолвный, беззвучный, От зноя и жажды сгорает язык.
Казаку – поэту (Е. П. Г.)
Дни умчались… много сгибло! Тяжелее с каждым днем; Горе буйную зашибло И тоска на ретивом.
Извели певца невзгоды, Извели и песен дар; Эх, когда бы прежни годы, Да разгул, да юный жар, —
Оживлен приязнью братской, Может быть, умел бы я Песнью с удалью казацкой Поприветствовать тебя.
Много знал я звуков дивных, Бойких, звонких, разливных, Молодецки – заунывных, Богатырски – удалых.
Я из них сковал бы слово Пуще грому и огня — Про наездника лихова, Да про бурного коня,
Да про Днепр, что сыплет воды Вал за валом вперевал, Да про светлый сад природы, Где недавно ты гулял,
Где кругом зернистым хлебом Раззолочены поля, Где пирует с ясным небом Обрученная земля,
Где сильнее солнце греет, Где Маруся иногда В час условный пышно рдеет Краской неги и стыда.
Этот край, твой край родимый, На тебе венец двойной: Ты – и сын его любимый И певец его родной.
И теперь, когда судьбою Суждено мне петь тайком, Мне ль бурлить перед тобою, Пред залетным казаком?
К женщине
К тебе мой стих. – Прошло безумье! Теперь, покорствуя судьбе, Спокойно, в тихое раздумье Я погружаюсь о тебе, Непостижимое созданье! Цвет мира – женщина – слиянье Лучей и мрака, благ и зол! В тебе явила нам природа Последних тайн своих символ, Грань человеческого рода Тобою перст ее провел. Она, готовя быт мужчины, Глубоко мыслила, творя, Когда себе из горсти глины Земного вызвала царя; — Творя тебя, она мечтала, Начальным звуком уст своих Она созвучья лишь искала И извлекла волшебный стих: Живо, томительный и гибкой Сей стих – граница красоты — Сей стих с слезою и с улыбкой. С душой и сердцем – это ты!
В душе ты носишь свет надзвездный, А в сердце пламенную кровь — Две дивно сомкнутые бездны, Два моря, слитые в любовь. Земля и небо сжали руки И снова братски обнялись, Когда, познав тоску разлуки, Они в груди твоей сошлись, Но демон их расторгнуть хочет, И в этой храмине красот Земля пирует и хохочет, Тогда как небо слезы льет. Когда ж напрасные усилья Стремишь ты в высь – к родной звезде, Я мыслю: бедный ангел! где Твои оторванные крылья? Я их найду, я их отдам Твоим небесным раменам… Лети!.. Но этот дар бесценной Ты захотела ль бы принять, И мир вещественности бренной На мир воздушный променять? Нет! – Иль с тобой в край жизни новой Дары земли, какие есть, Взяла б ты от земли суровой, Чтобы туда их груз свинцовой На нежных персях перенесть! Без обожаемого праха Тебе и рай – обитель страха, И грустно в небе голубом: Твой взор, столь ясный, видит в нем Одни лазоревые степи; Там пусто – и душе твоей Земные тягостные цепи Полета горного милей!
О небо, небо голубое — Очаровательная степь! Разгул, раздолье вековое Блаженство душ, сорвавших цепь! Там млечный пояс, там зарница; Там свет полярный – исполин; Там блещет утра багряница; Там ездит солнца колесница; Там бродит месяц – бедуин; Там идут звезды караваном; Порою вихрем – ураганом Комета бурная летит. Там, там когда – то в хоре звездном, Неукротим, свободен, дик, Мой юный взор, скользя по безднам, Встречал волшебный женский лик; Там образ дивного созданья Сиял мне в сумрачную ночь; Там… Но к чему воспоминанья? Прочь, возмутительные, прочь!
Широко, ясно небо божье, — Но ты, повитая красой, Тебе земля, твое подножье, Милей, чем свод над головой! Упрека нет: такая доля Тебе, быть может, суждена; Твоя младенческая воля Чертой судеб обведена. Должна от света ты зависеть, Склоняться, падать перед ним, Чтоб, может быть, его возвысить Паденьем горестным твоим; Должна и мучиться и мучить, Сливаться с бренностью вещей, Чтоб тяжесть мира улетучить Эфирной легкостью твоей; Не постигая вдохновенья Слезой сердечной заменять; Порою на груди безверца Быть всем, быть верой для него, Порою там, где нету сердца, Его создать из ничего, Бездарному быть божьим даром Уму надменному назло, Отринув ум с безумным жаром Лобзать безумное чело; Порой быть жертвою обмана, Мольбы и вопли отвергать, Венчать любовью истукана И камень к сердцу прижимать.
Ты любишь: нет тебе укора! В нас сердце – полное чудес, И нет земного приговора Тебе – посланнице небес! Не яркой прелестью улыбки Ты искупать должна порой Свои сердечные ошибки, Но мук ужасных глубиной, Томленьем, грустью безнадежной Души, рожденной для забав, И небом вложенной так нежно В телесный, радужный состав. Жемчужина в венце творений! Ты вся – любовь; все дни твои — Кругом извитые ступени Высокой лествицы любви! Дитя: ты пьёшь святое чувство На персях матери; оно Тобой в глубокое искусство Нежнейших ласк облечено. Ты – дева юная; любовью, Быть может, новой ты полна; Ты шепчешь имя изголовью, Забыв другие имена, Таишь восторг и втайне плачешь, От света хладного в груди Опасный пламень робко прячешь И шепчешь сердцу: погоди! Супруга ты; священным клиром Ты в этот сан возведена: Твоя любовь пред целом миром Уже открыта, ты – жена! Перед лицом друзей и братий Уже ты любишь без стыда! Тебя супруг кольцом объятий Перепоясал навсегда; Тебе дано его покоить, Судьбу и жизнь его делить, Его все радости удвоить, Его печали раздвоить. И вот – ты мать переселенца Из мрачных стран небытия: Весь мир твой в образе младенца Теперь на персях у тебя; Теперь, как в небе беспредельном, Покоясь в лоне колыбельном, Лежит вселенная твоя; Её ты воплям чутко внемлешь, Стремишься к ней – и посреди Глубокой тьме её подъемлешь К своей питательной груди, И в этот час, как всё в покое, В пучине слов и темноты, Не спят, не дремлят только двое: Звезда полночная да ты! И я, возникший для волнений, За жизнь собратий и свою Тебе венец благословенный От всех рождённых подаю!
