Чтобы понимать природу, надо быть очень близким к человеку, и тогда природа будет зеркалом, потому что человек содержит в себе всю природу.
Михаил Пришвин
Воздушный лайнер буднично спешил с юга на север, рассекая разряжённую атмосферу далёкого от земли поднебесья, неся в стальной рукотворной утробе под сотню пассажиров, так наивно спешащих жить. Среди них была странная девушка, совсем ещё девочка, способная вот так запросто, без каких-либо усилий верно определить, где есть спрятанная ото всех ложь, а когда, подобно вешнему дальнему грому, произнесена истина, и только она. Девушка путешествовала за добрые две тысячи вёрст от своего дома в поселковом переулке, чтобы немного заработать на своём даре и помочь семье…
Алёна сидела подле иллюминатора, захлопнув книгу. Она не отводила глаз от крыла самолёта, цепляющего блестящую вату облаков. А когда выявлялась разрывы среди белых небесных пашен, она высматривала внизу огромную реку, блестевшую серой змеёй и скользившую на брюхе посреди малахитовой землицы, утягивая за собой безбрежные леса куда-то вдаль, прямо на север. Иногда девочка представляла себя уткой, что спешит с родной стаей в прибрежные тундры, чтобы подарить жизнь новому поколению крякв. «Почему я не лебедь? Отчего не лечу белой птицей на своё тайное озерко? Почему я вижу себя глупой утицей?» думала девчонка шестнадцати лет от роду и невольно переводила взгляд с иллюминатора на свои ещё по-ребячески острые коленки и плечи да на обгрызенные ногти.
Самолёт, что упрямо держал курс на север, перестал напряженно гудеть и трястись, словно незримые ангелы, что сопровождают кочующие в небе металлические коробки, накинули двигателям на рты плотные повязки, и они в своём бессилии никак не могли надышаться воздухом, и оттого, теперь едва живые, трепетали под крыльями. Пассажиры из-за этой перемены заёрзали в креслах и стали пугливо переглядываться и высматривать в иллюминаторах приближающуюся землю, желая просто понять, что происходит. Но те, кто поопытней, смотрели на часы, высчитывая сладостную минуту приземления. Но оставшиеся страхи развеяло сообщение командира корабля о плановом снижении и скором прибытии в аэропорт города Архангельска.
Сосед, пожилой благообразный старичок, летевший в родные края, возвращаясь из южного санатория, улыбнулся юной попутчице уголками глаз в паутине морщин и, глядя сквозь стекла круглых очков, произнёс, объясняя:
– Вот и Северная Двина, она матушка наша, кормилица.
– Какая громадина! Больше нашей Оки и Москвы-реки!
– Может, и Волге не уступит, кто знает. Скоро явятся острова, почитай, мы уже в Архангельске.
– А вот справа от Двины большая река течёт, как она называется?
– О, это река именуется Пинега, выбралась, милая, из лесных закраин. А вот и острова потянулись. – Сосед указал на большой остров в прожилках речек и ручьёв. – Вот на том Курострове и народился на свет наш Михайло Васильевич Ломоносов.
– Это там, где купола? – переспросила девушка.
– Нет, это монастырь в Холмогорах, а остров напротив, видишь жёлтый плёс?
– Пляж вижу.
– А вот и искомый остров, прямо напротив Холмогор, древней столицы нашего края. Слыхали что про нашего-то академика?
– Конечно. Обижаете, мы в школе проходили.
– Прославил на века Михайло здешние места и весь поморский род, земной поклон ему от нас. Будете в Холмогорах, не ленитесь, непременно заскочите хоть на часок в музей.
– Постараюсь.
– Ой, а я сто раз была в Холмогорах, у тёти Вали, а вот до музея так и не добралась. То парома не было, то денег жалко, – вступила в разговор девушка с крайнего кресла, блондинка, дремавшая всю дорогу. Она виновато улыбнулась, показав зубы в брекетах, и снова вернула на место белые беспроводные наушники.
– Надо бы съездить, чай, невелики деньги. Человек часто глядит только себе под ноги, а что над головой – не примечает. Так-то вот.
Соседка привстала и позвала стюардессу:
– Можно попросить воды?
– Одну минутку, – приветливо ответила рыжеволосая бортпроводница и, прищурив глаза, улыбнулась, глядя на Алёну. – А вы ничего не желаете, может что-то надо?
– Я тоже попью, дайте простой воды, – присоединилась к просьбе Алёна.
– Хорошо.
Вскоре вновь явилась зарумянившаяся стюардесса с двумя стаканчиками воды в руках. Промешкав, она передала их девушкам. А немного погодя, как по мановению волшебной палочки, под самолётом, показалась дельта реки с городом и портом, и капитан воздушного корабля скороговоркой пробубнил о завершении полёта. Все пристегнулись, и белокрылый корабль, повинуясь воле зевающих от перепада давления пилотов, круто заскользил с ненадёжных небес на посадку, обещавшую спасение в виде земной тверди под ногами. Разговоры в салоне сами собой утихли на несколько минут, и после секундных прыжков по бетонной полосе, тишину взорвали хлопки аплодисментов.
– Слава богу, дома! – Старик перекрестился и, искоса глядя на девушку, спросил: – Встречают или нет? А то мы с внуком подвезём, мы своих не бросаем.
Алёнка поправила волосы, убранные в два хвоста, и, улыбаясь, ответила:
– Спасибо, меня должны встретить. Спасибо за компанию и Ломоносова.
– Счастливой дороги, детка.
– До свидания, – попрощалась соседка с крайнего кресла.
Вскоре салон опустел, и пассажиры, унося с собой страхи и бородатые анекдоты, дружно спустились по трапу к ожидающему автобусу, и, немного глотнув свежего морского воздуха, вновь оказались в духоте, за стеклянными дверями. Они двинулись в сторону метровых алых букв «Архангельск», что виднелись на фоне седого неба.
Шереметьевский утренний рейс встречали две дюжины разномастного народа – таксисты, родственники, посыльные из туристических агентств. Алёна в свои полные шестнадцать лет, всё ещё по-ребячески угловатая, «недокормленная», как говорит бабушка, встала у края прохода, и не спеша выискала в толпе рыжеволосого парня с веснушками и бронзовой новомодной бородкой, который держал в левой руке табличку: «Алёна – перелёт». Она уверенно подошла к нему.
– Здравствуйте, я и есть та самая Алёна.
– А я Сергей. Приветствую вас в Архангельске. Как долетели?
– Нормуль. А что тут лететь-то, всего-то два часа.
– В принципе, верно, и до полёта в Мезень осталось подождать около часа. А там вас встретит вертолётчик. Кстати, Сергей Геннадьевич уже интересовался вашим приездом. Я ему напишу эсэмэску, что вы прилетели.
– Неплохо всё организовано. Я просто как крутая ВИП-персона, прямо звезда. Очень приятно. Только, может, сначала пойдём где-нибудь посидим? Я бы с дороги выпила чашку кофе и позвонила маме.
– Конечно, давайте ваш багаж.
Представитель перехватил ручки чемодана и покатил его за собой, увлекая гостю к ближайшему кафе. За столиком Сергей, слегка наклонив голову к девушке, с тревогой в голосе осведомился:
– Конечно, это не моё дело, но вы летите в такую глушь. Имейте в виду, вы можете там застрять надолго. Здешняя погода непредсказуемая.
Алёна поставила чашку на блюдце, чуть разлив тёмную жидкость.
– Почему «застрять»? А что, вертолёты или машины отсутствуют в здешних краях?
– В наших местах случаются туманы и дожди. Или так называемая «моряна» нежданно приходит с моря, и тогда никаких вылетов, всё просто-напросто замирает на несколько дней, а дороги, если они вообще там есть, после дождей не в лучшем состоянии. Но я надеюсь, что всё обойдётся.
– Да, мы с Бугриным договаривались вроде о нескольких днях, не более.
– Да-да, я уже заказал ему обратные билеты в бизнес-классе, на понедельник. Позвоните, и я вам тоже закажу.
– Спасибо. Как только прояснятся сроки моего пребывания в этой глуши, я непременно сообщу.
– Буду ждать.
В аэропорту потянуло сквозняком.
– Почему так зябко? Уже середина июня. В Москве вчера было под тридцать градусов тепла.
– Плюс четырнадцать, да ещё с дождём, – наша нормальная июньская погода. Мы ведь на южном берегу Белого моря, а не Красного и даже не Чёрного.
Сергей по привычке рассмеялся от своей дежурной шутки, растянув губы. Но Алёна лишь ухмыльнулась и не стала допивать кофе, подвинув чашку к краю стола.
– Ну и слава богу, что мы не на берегу моря Лаптевых, где я была в прошлом году. Вот где крипово[1].
Встречающий осёкся, ещё раз с любопытством осмотрел девчонку с головы до ног и с недоумением в голосе спросил:
– Море Лаптевых?
– Да, с июня по август. Чуть не опоздала в школу к 1 сентября.
– Ничего себе! – не скрывая восхищения, удивился Сергей.
Этот разговор со встречающим, точнее, с представителем Бугрина в Архангельске, ей не очень нравился и вызывал какое-то чувство беспокойства. Зазвонил телефон, издалека пробился тревожный голос мамы:
– Привет, Алёна! Ты долетела?
– Да, я уже в далёком городе северных ангелов.
– Где ты? Каких ещё ангелов? Ты в Америке? Как ты туда угодила?
– Да в Архангельске я.
– А почему не позвонила, как прилетела? Всё самой приходится делать, несносная девчонка! И вообще, знай, мне не по душе эта твоя затея с очередной поездкой на Север.
– Мамочка, не начинай, я только что приземлилась, даже ещё не сходила в туалет.
– Зачем я тебя отпустила, не знаю. Я сама во всём виновата, не могу тебя нормально обеспечить, вот тебе и приходится вместо каникул отправляться на край света…
– Заработаю, мам, немного денег нам всем на отдых и на учёбу, что в этом плохого? Лишние деньги семье не помешают. Как там наши? – Умеешь ты переводить стрелки. Дома всё хорошо. Даже Алёшка поел и спит. Прилетишь на место, обязательно позвони. Я волнуюсь, между прочим, как и Колумбов. Я уж не говорю про дедушку и бабушку. Отцу не забудь отправить эсэмэску.
– Непременно отзвонюсь.
– До связи, целую, дочка. Ох, лучше бы ты вечно оставалась маленькой. Мне так гораздо спокойнее.
Вскоре объявили посадку на рейс до безвестного города Мезень, о котором девушка никогда ничего не слышала. Сергей нарочито услужливо прихватил чемодан и проводил Алёну на посадку. На серой взлётной полосе, под свинцовым небом, её поджидал маленький остроклювый бело-синий самолётик с двумя винтовыми моторами.
– А не страшно на нём лететь, Сергей? Если сказать честно, самолёт не выглядит надёжным.
– Не переживайте, он новый и, кажется, даже импортный, а не какой-нибудь древний «кукурузник». Кстати, в салоне есть даже туалет. Я летал на таком на Соловки в прошлом году. Слышали о Соловецком монастыре?
– Практически успокоили. Если что, буду прятаться в туалете. А про монастырь, конечно, не раз слышала, да и на уроках истории проходили.
– Вот и здорово.
– Тогда прощайте, Сергей.
– До встречи, Алёна.
Около часа девушка продремала в небольшом салоне самолёта, с тремя креслами в ряд, который почаще и побольше потряхивало на воздушных ухабах, чем магистральный лайнер, а его винты ещё громче пели свои заунывные песни, чем в аэробусе. Пассажиров рядом оказалось немного, а внизу, как в киноленте, проплывала нескончаемая зелёная тайга, с реками и несчётными ручьями, серебристыми озёрами и болотами. Изредка вместо бескрайних лесов в иллюминаторе вырисовывался седой от прибоя берег Белого моря, как закраина привычной для человека ойкумены, изрезанная плавными линиями.
Вблизи широкой реки с жёлтыми разводами мелей и необычными багровыми берегами, словно издревле пропитанными кровью прежних исполинов, что держали на своих плечах, здесь, на севере, железный свод небес, самолёт наконец-то притих и принялся снижаться, готовясь к посадке. Пилот объявил завершение полёта, и остроклювый самолётик заскакал козликом по травяному полю, прямо к местами даже несуразному четырёхэтажному деревянному аэропорту, старательно выкрашенному синей краской.
Вместе с вереницей спустившихся с небес и уцелевших, Алёна прошла в здание, приметив на стоянке небольшой вертолёт, гораздо меньше, чем МИ-8, на котором ей уже приходилось летать. Вскоре гостье попался на глаза дежурный по аэропорту.
– Добрый день! А не подскажите, как мне узнать, где меня должен забрать вертолёт!
– Здравствуйте. Пройдёмте ко мне в кабинет, посмотрим по бумагам.
Они вошли в небольшой кабинет, со старыми стульями, графиками на стене и прошлогодними календарями. Дежурный извлёк из груды бумаг на столе разноцветный лист, достал очки из нагрудного кармана и принялся внимательно его изучать, словно впервые видел:
– На «чебурашке» прилетели из Архангельска?
– Да.
– Фамилия?
– Алёна Белкина.
– Попала в точку. Паспорт при себе?
– Да.
– Тогда, подождите здесь, если хотите, или в зале ожидания, а я пока разыщу вашего пилота, он тут с самого утра мается.
Дежурный вышел, прикрыв скрипучую дверь. Всё здание погрузилось в тишину, только было слышно, как где-то вдалеке что-то скрипит и ведутся какие-то негромкие разговоры. Алёна прикрыла глаза и даже немного задремала – всё-таки два перелёта за половину суток давали о себе знать, но ей помешала жёсткая и неудобная спинка стула – она впилась в девичью спину.
Правда, вскоре появился дежурный вместе с пилотом в модно пошитой синей лётной форме по фигуре. Вертолётчику было лет под сорок, он был гладко выбрит, и от него разило дорогим парфюмом, будто он вот-вот собрался под венец.
– А вот и ваш долгожданный пассажир по фамилии Белкина.
– Добрый день! Меня зовут Виктор Павлович. А я вас, между прочим, караулю весь день. Готовы к полёту?
– Здрасьте. Да, я могу лететь.
– Где багаж и паспорт?
– Да вот.
Вертолётчик изучил паспорт, сравнил несколько раз с написанным, а после как ни в чём не бывало легко подхватил чемодан девушки, и она покорно вышла следом за ним на лётное поле.
Нежданно сзади донеслось:
– Постойте! Белкина, вас тут ищут.
Девушка остановилась и оглянулась – на пороге аэропорта показался дежурный, он махал руками, зовя Алёну вернуться.
– Подождите, Виктор Павлович, я сбегаю и выясню, что там стряслось.
– Конечно идите. Да не спешите, я пока подготовлю вертолёт к полёту. Алёна побежала обратно. Дежурный, оправдываясь, развёл руки в стороны:
– Вас срочно требуют к телефону, звонят из транспортной полиции Архангельска!
– Полиции? А что стряслось-то?
– Не знаю, мне ничего не сказали. Пойдёмте скорее.
Они вернулись в знакомый кабинетик. Дежурный молча указал пальцем на телефонный аппарат, и Алёна вспотевшей ладонью взяла телефонную трубку.
– Алло, Белкина слушает.
– Добрый день. На проводе дежурный по линейному отделу на транспорте, капитан полиции Петраков. Скажите, у вас всё нормально?
– В смысле? Я не пойму вас, что стряслось?
– Состояние какое? Живот не болит, нет головокружений? К врачам не обращались?
– Нет, всё нормально, а что произошло-то. Может, скажете?
– Знаете, тут такое дело: с вами в самолёте летела Иванникова Олеся, девятнадцать лет, не замужем, жительница Архангельска. Так вот, она доставлена с острым отравлением в областную больницу и находится в реанимации. Она успела рассказать, что вы были с ней на борту самолёта, утром прилетевшего из Москвы. Сидели рядом, ели и пили то же, что и она.
– Да что-то там перекусили, а после попили воды перед самой посадкой, но, естественно, из разных стаканчиков.
– А ещё что-то ели на борту самолёта? Может, какие-то продукты из дома, а заодно её угощали?
– Нет, я завтракала в гостинице перед полётом и с собой ничего не брала.
– Понятно. Огромное спасибо за информацию. Только ближайшие дни будьте осторожны. И если что-то почувствуете неладное – ну, сами понимаете, живот заболит, тошнота там или даже изжога, то немедля в больницу. И телефон ваш сообщите.
– Спасибо за заботу. А мой телефон-то вам зачем?
– Будет проводиться проверка по факту отравления. Вам позвонят. Наверно, придётся давать объяснения, тем более если потерпевшая умрёт.
– Умрёт… всё настолько серьёзно?
– А вы как думали, мы просто так никого не беспокоим. Нам что, думаете, в полиции заняться нечем.
– Хорошо, записывайте…
В трубке раздались гудки. Алёна пожала плечами, на прощанье кивнула дежурному, как старому знакомому, и под его недоумённым взглядом, задумчиво пошла обратно на лётное поле. Всё услышанное казалось ей очень странным и, главное, непонятным.
Лететь ей вдруг совсем расхотелось, и она даже оглянулась на самолётик, что доставил её в Мезень. «Господи, куда меня несёт?» – только и подумала Алёна, идя по тропинке. А недалеко от ангара по-прежнему стоял вертолёт с застеклённой кабиной, более напоминавший фантастический батискаф с огромными окнами, через которые можно изучать морскую живность, чем скромного покорителя воздушного океана.
– Что стряслось, позвольте узнать? Полетим или перелёт откладываем, беспокойная пассажирка?
– Не знаю, ничего не понятно. Соседка по самолёту, на котором я прилетела, серьёзно отравилась и попала в больницу.
– А вы тут при чём? У полиции есть основания вас подозревать?
– Не знаю, я с ней даже и не разговаривала.
– Бред какой-то!
– Спросили, как я себя чувствую.
– А, значит, беспокоятся.
– Наверно.
– Ну так что, летим?
– Да, только вперёд. Правда, ваш вертолёт не выглядит как надёжная машина.
– Зря вы так. Заграничная штучка, практически не имеет отказов. Я десять лет летал на МИ-8 в Архангельске, мотался как заведённый по всей области, а вот теперь второй год ношусь на этой самой иномарке. – Хотя на чём я сегодня только не летела! И на Боинге, и, как выяснилось, на «чебурашке», а теперь вот на заморской стрекозе полечу.
– Да, насыщенный денёк, ещё в начале двадцатого века, чтобы попасть туда, куда мы вскоре прилетим, требовалось провести месяцы в дороге. А вы ещё утром были в Москве, а после обеда уже здесь, в Мезени, на берегу Белого моря.
– Уж коли мы заговорили о техническом прогрессе, то можно я сделаю несколько селфи и пошлю другу. Может, и вы со мной, и этот синий лупоглазый малыш?
Виктор Павлович нахмурился и отошёл в сторону:
– У лётчиков есть примета: ни-ког-да не сниматься перед полётом, и тем более на фоне самолёта или вертолёта.
– Теперь буду в курсе. Не станем ломать традиций, хотя я и не лётчик. Я только разок сфоткаюсь на фоне домика, что здесь, в вашей Мезени, аэропортом зовётся…
Вскоре они, стрекоча, без особых усилий оторвались от зелёной лужайки с пёстрыми ромашками и, оставив под собой городок и спешащую к морю одноимённую с ним реку, взяли курс дальше на восток. Под ногами и на десятки километров вокруг раскинулся привычный пейзаж Зимнего берега Белого моря, от которого захватывало дух, – тёмные еловые леса с куртинами сосен и подлеском по берегам болот, переходящие в тундру, и озера да реки. Изредка на глаза попадались делянки с вырубленными деревьями и разбитыми дорогами.
– Ну вот и наши сузёмы, то есть дебри по-местному.
Алёна заулыбалась, досадный звонок забылся, и она вновь почувствовала себя в своей тарелке. Это когда у тебя всё замечательно – любящие родители и друзья, планы на лето, а ещё тебе всего лишь шестнадцать лет и вдобавок впереди сияет огромная, почти бесконечная жизнь.
– Да, наша Россия – прямо лесная цивилизация. Лес у нас кругом, как от Москвы отлетели, так и потянулись леса, всё больше и больше. Эх, рассадить бы ещё побольше дубрав до самого юга, а здесь все вырубки оживить саженцами!
– Вырубка леса у нас испокон веков. Ещё батя мне рассказывал, а он сам-то из учителей-историков, что в Англию и Голландию строевой лес для парусных кораблей вывозили чуть ли не с 16 века. Конечно, и сейчас заготовок древесины много, а вот приличных дорог-то мало, чтобы вновь восстановить порубленные просеки. В Мезень дорогу проложили всего несколько лет назад.
– Какая кругом красота!
– Не то слово! А зимой в здешних лесах полно северных оленей, их сюда пригоняют из тундры ненцы, подальше от пурги и холода. Летишь, бывало, а под тобой многотысячные стада как волны разбегаются в разные стороны. Забавно!
– Прекрасные места, я люблю север.
– Да, он приковывает к себе навечно, круче, чем наручниками. У меня уже и домик с бассейном есть под Краснодаром, а я всё как пацан мотаюсь по здешним тундрам. Но, правда, на это есть ещё одна причина. И скажу по секрету: я надеюсь, это моя последняя вахта здесь.
Лётчик умолк и даже как-то виновато растянул в улыбке губы – мол, ты, Алёна Белкина, ещё сущий ребёнок, и тебе не понять мотивы взрослых. Но юная странница отвернулась от пилота и вновь перенеслась своими девичьими мыслями куда-то вдаль, прочь от незнакомого края, щетинившегося под ними мрачными елями.
Через час жужжащего полёта вертолёт закружил над пролеском посреди тайги, посреди которой возвышалось двухэтажное купольное здание с четырьмя островерхими башнями, расположенным, видимо, по сторонам света. Оно походило на резной терем из русской народной сказки, как её представляли художники в прошлом и позапрошлом веке. Лётчик уверенно облетел вокруг необычного строения, невесть как очутившегося среди дикой природы, словно прямо из книжки или фильма. На солнце среди тёмного ельника невыносимо блистала румяная чешуйчатая кровля, как будто содранная мифическим богатырём со сказочного Змея Горыныча после заветного поединка на Калиновом мосту, и теперь нещадно натянутая победителем на рёбра кровли.
– Почему так блестит крыша? Она что, из чистого золота?
Виктор Павлович улыбнулся:
– Нет, но это просто чистая медь! Думаю, не меньше ста баксов за метр. Конечно, без учёта доставки в такую глушь и работы.
– Я не разбираюсь в этом, но, думаю, хоть и супердорого, но зато так красиво!
– Не то слово, и мне легко ориентироваться в любую погоду.
Пилот умолк и сделал ещё один круг над усадьбой, словно сам хотел налюбоваться открывшимся пейзажем – делом рук человеческих.
– А что это? – Алёнка вновь указала на едва приметные строения рядом.
– Главный дом, естественно, хозяйский. Рядом гостевой дом в три этажа. Остальные постройки для обслуги, упрятаны с глаз долой. Смотри, вон там, среди деревьев. Я там живу, ещё охрана, повара и все-все.
– Понятно, а вы когда-нибудь в сами хоромы заходили? Какое-то таинственное здание.
– Да, я нередко посещаю сей, так сказать, чертог. Как-то ужинал с Василием Прокофьевичем в гостиной. Внутри очень того… оригинально, прямо как в художественном музее.
– Интересно.
– Да, вас ждёт много любопытного. Хозяин, думаю, заготовил всякие сюрпризы и подарки. Хотя последние время всё сильно поменялось, объявился какой-то мракобес или мошенник. Ну, сами скоро всё узнаете и поймёте…
Вертолёт наконец-то вновь коснулся травы, и лопасти, закончив свой бег по кругу, устало пригнулись к земле, словно ветки плакучей ивы.
– Ну вот и всё! Полет прошёл нормально? Понравилось?
– Да, словно часовая экскурсия. Правда, смотреть нечего, кроме тайги, ручьёв и болот.
– Да в здешних краях тундра встречается с лесом. Ничего, скоро привыкните к здешним, так сказать, красотам.
– Не хочу привыкать, я тут буду всего-то пару дней и, надеюсь, вы меня доставите в целостности и сохранности обратно в Мезень, а там и Архангельск недалеко.
– Конечно, не тревожьтесь. Отработаем, и все на покой.
Со стороны дворца к вертолёту приближалась знакомая фигура женщины с яркими белыми волосами. Авиатор, засмущавшись, поправил галстук и заулыбался. Вскоре в кабину заглянула красотка с правильными чертами лица и ярко-голубыми глазами.
– Привет, малышка, выходи. Вот мы снова свиделись, не ожидала меня здесь увидеть?
– Здравствуйте, вы же Снежана?
– Конечно, Снежана.
– О, как снег на голову, мы ведь два года с вами не виделись.
– От такого босса, как Сергей Геннадьевич, помощники просто так не уходят.
– Снежана Викторовна, вашу гостью доставил в целостности и сохранности.
– Вижу, Виктор Павлович, вы в этот раз быстро вернулись.
Девочка выбралась из прозрачной кабины и, размяв ноги, запрыгала. – Ура-ура-ура! Я на месте!
Снежана, отвернулась от пилота и вдруг сбросила маску бизнес-леди, и по-матерински, улыбнулась, и принялась оценивающе рассматривать Белкину:
– Девчонка! Как была малолеткой, так и осталась! Хотя ты подросла, Алёна. Тебе уже сколько стукнуло – шестнадцать, семнадцать?
– Уже шестнадцать.
– Скоро выйдешь на тропу амазонок! Ну тогда берегитесь, мужики! Завидую тебе белой завистью. Эх, где мои шестнадцать лет! Ну да ладно!
Снежана обняла Алёну и сказала ей на ухо:
– Поздравляю, тебя, как настоящую звезду, велено поселить вместе с ВИП-гостями в центральном усадебном доме.
– А разве вы не будете рядом?
– Нет, я живу в корпусе для персонала. Имей в виду, здесь собрался очень странный народ. Я, конечно, не очень в курсе, для чего тебя из дома вытащил Бугрин. Надеюсь, не для извращений.
– Вы что такое говорите?
– Шучу-шучу. Так вот, пойдёмте, я вам поведаю, кто есть кто в этом северном парадизе, так сказать.
Снежана повернулась к пилоту:
– Виктор Павлович, пожалуйста, достаньте из вашего вертолёта вещи девушки, за ними сейчас подойдут из охраны.
– Хорошо, Снежана Викторовна. И не забудьте, у нас сегодня намечена партия.
– Да, помню.
Они отошли от железной стрекозы на десяток метров. Снежана равнодушно подметила:
– Клеится ко мне, летун. По вечерам в настольный теннис играем. Ох и не везёт мне на ухажёров. Хотя он вроде ничего, как думаешь?
– Да, такой весь подтянутый и не очень старый.
– Старый? Эх ты, малолетка, понимала бы чего в жизни. Ну да ладно, вернёмся к главным героям.
– Может, назовём их фигурами на шахматной доске? Так забавнее.
– Да, так даже звучит красиво. А мы, девушки, любим всё красивое, нежное и, конечно, бриллианты. Так вот, чёрный король – Василий Прокопьевич Морозов, олигарх, владелец здешних алмазных месторождений. Странный, реально двинулся от здешней природы и русской культуры. Ну, наш, понятно, – белый король. Будет вести с ним переговоры о покупке, как её там, тьфу, язык сломаешь, – ким-берли-товой трубки. Чёрный ферзь, хотя скорее королева, – Тамара Ильинична Оскольская, заместитель Морозова. Уже в годах, думаю, ей за пятьдесят лет. Управляет алмазными рудниками, в общем – сумасшедшая бизнес-леди без личной жизни и без будущего. Чёрный офицер – начальник охраны Игорь Александрович. Везде суёт свой нос, и не только нос, ищет врагов, выслуживается перед своим шефом. Ты его берегись. – Снежана умолкла, будто что-то припоминая. – А, подожди, тут ещё несколько дней назад появился филолог, такой белый офицерик, зовут Александр Васильевич. Блаженный интеллигент, похож на Николая Гумилёва, но к нему Морозов прислушивается. Остальные вокруг нас все пешки – лётчик и так далее. Надоели они мне, я ведь сюда уже третий раз прилетаю.
– А где семья олигарха, разве не с ним?
– Ты точно деревенская дурочка. Как говорится в социальных сетях, можно вывезти девушку из деревни, а вот деревню из неё никогда. Семья Морозова, милочка, там, где ей положено быть по статусу: то киснет в туманном Лондоне, то печётся на Лазурном берегу, то отмокает на Мальдивах. Теперь сечёшь?
– Понятно. А филолог-то здесь зачем объявился? Может, ошибки в договоре проверять? Ну не диктанты же нам диктовать, как в школе.
– А, ещё я совсем позабыла! Ты сейчас всё поймёшь. Тут, как говорят, больше месяца назад, явился чудной дед, может сумасшедший или блаженный – не знаю. Такой весь ряженый. Зовут его весьма диковинно волхв Окомир.
– Как-как?
– Волхв Окомир. Не знаю, где имя, где фамилия. Ты сама в курсе, какие сейчас имена дают людям, раньше собак – и то жалели. Ну да ладно, вернёмся к нашей беседе. Говорят, на него случайно наткнулись на охоте в глухой тайге, ну и Морозов, как джентльмен, а скорее, как русский барин, пригласил его пожить у него, скрасить, так сказать, одинокий досуг олигарха. Здесь места-то совсем глухие, ни дорог, ни тропинок. Я всегда говорила – нельзя мужикам долго жить без баб: крыша поедет точно и у тех, и у других.
– Волхв! Прямо как у Пушкина в «Песне о Вещем Олеге»?
– Да, как в той былине. Был у меня как-то один неоязычник, наколок на нём столько, что свободного места нет. Мозг мне выносил целыми днями, хотя тебе ещё рано об этом. – Снежана остановилась и огляделась, словно что-то искала. – Заруби себе на носу, дорогуша, находимся мы где-то между реками Мезенью и Печорой. Чуть ли не на триста километров что туда, что обратно, глушь беспросветная. Здесь, мне кажется, ничего не менялось со времён ещё до твоего Вещего Олега, так что удивляться нечему. Вообще, моё женское чутье мне подсказывает, что здесь многое не так, как в привычном для нас мире.
– Интересно, а откуда он взялся-то?
– Откуда явился, не знаю, да и мне, дорогуша, неинтересно. Меня народная культура, да всякая там поэзия не особо занимает. Вот если бы вопрос стоял о моде или замужестве. Я ведь, кстати, развелась. Так вот, значит, чтобы уразуметь речи того самого Окомира, вертолётом и доставили местного филолога из Мезени, специалиста по всяким преданиям, сказкам и прочей ерунде. Кстати, тоже фрукт ещё тот, за ним шлейфом тянется одна странная история[2]. Как-нибудь расскажу, но он весь с головой в своей семье и в литературе. Поверь мне, я проверяла.
– Интересная собралась компания.
– Да уж, но я бы лучше сгоняла на недельку в Милан, на шоппинг.
– Да, каждому своё.