Владимир Голубев
Летучий корабль

Царевич Елисей
(сказочная повесть)

Когда-то давным-давно, в незапамятную пору, в одном царстве-государстве, где ночами весь июнь во сырых лугах скрипит коростель, а в августе с рассыпчатой копны созвездия Стожары, где беспробудно дрыхнет в стоге сена небесный Медведь-аркуда, слетают мотыльками яркие зарницы на колосящиеся нивы, жил-поживал царь Демьян и царица Арина.

Страна их посреди дремучих лесов была не большая, но и не крошечная, скакать на добром коне до окраин надобно не одну неделю. И пусть царство-государство не так чтобы изобильно на серебро и злато, но и не по-нищенски скудно – вдоволь хватало места пасти стада коров, а зимой по полям гоняться с борзыми за зайцами и лисами. Главное – весь люд при деле, не лодырничает, – крестьянин землю распахивает, рыбак сети ставит на реке да море, а кузнец в горне греет строптивое железо.

Правили царь и царица дружно, соблюдая заветы предков, да и с соседями особо не бранились. На чужое богатство не зарились, но и своё не спускали по пустякам. Землепашцу-кормильцу пособляли, да никому в округе нашей особо не мешали. Может, оттого, на много лет, поселилась в полнощных землях, братец и сестрица – Покой и Тишина.

Только всё же имелась одна напасть, тревожившая царскую семью и верных подданных – у Демьяна и Арины не было наследника. Что только они не делали, каких примет не исполняли, каких пилюль и отваров не пили, да вдобавок ещё всяких знахарей и звездочётов во дворце привечали – покудесить. Принимали лекарей как почётных гостей, потчевали до отвала паюсной икрой, лишь бы только врачевали. Да всё без толку, годы шли, а младенец на свет не появлялся.

Как-то раз в одну студёную зиму, почитай прямо к праздникам, в столицу с севера пришёл обоз с рыбой. Да прибыли не одни купцы, с оказией приспел волшебник-ведун Зимерад, насельник с далёких островов в Студёном Море-Окияне.

Поутру, отведав на завтрак модной каши из дорогущей манной крупицы, отправились царь Демьян и царица Арина на торжище, прогуляться, перед обедом аппетитец нагулять, и заодно глянуть, чем заезжие купцы приторговывают. На одном ряду сукно разное пестрит, набирай да хватай, хоть девице на сарафан, хоть молодцу ситчику на косоворотку. Неподалеку прямо меховое раздолье, шкурки полярного песца, красной лисы и волка, а вот и дорогущий соболь для розовощёких боярынь, с оказией доставленный из-за неведомых восточных краин. А ещё у гостей припасена тёплая овчина мужику на тулуп, да в соседней лавке бобровые воротники для купцов и мещан. Весело, кругом давка, галдёж и сутолока.

– Кому замки, али ножи-топоры! – кричат кузнецы.

– Налетай, забирай!

– Горшки-миски для хозяйки и киски! – орут гончары.

– Клюква-морошка, хоть ведро, хоть немножко!

– Народ, подходи-покупай, наши валенки надевай!

Идут дальше царь с царицей, видят груды мороженых осетров, сёмги, налимов да щук. Продавцы на морозе стоят, руками хлопают да ногами топают, прохожих кличут:

– Подходи, налетай! Покупай, купцов выручай! Знатный товар из полярных стран. Кому сёмга и икра – для блинов, господа?

– Демьян, давай купим свежей рыбицы, – просит царица.

– Ну да, и осётр, на ужин сгодится.

– А я желаю ещё налима!

– Берём!

Купцы низко кланяются государю и государыне, выбирают им рыбку получше. Откуда ни возьмись – Зимерад. Поклонился ведун, извлёк из саней, из-под рогожки, златопёрую щуку и суёт рыбину прямо в руки Арине, и шепчет:

– Царица, вот вам от меня подарочек – щука – всем молодухам наука! Наварите душистую ушицу с яйцами от пёстрой курицы и петрушкой, и как только зацветёт вереск, непременно отправляйте за мной скорого гонца. Примемся, всем царством-государством, праздновать появление на свет долгожданного наследника!

– Благодарствую за заботу!

Лишь только чуть заметно вспыхнули алым щёки у Арины, да нахмурились соболиные брови. Но благодарно положила она за заботу на прилавок серебряную монетку. Не любила царица об этом поминать, да белоснежный лоб морщить, не для стряпни и варки щей выбрал её в жёны царь Демьян из тысячи невест, а для ладного житья-бытья и продолжения царского рода. Оттого она рыбу все же прихватила, и до самого терема из белых ручек не выпускала. А как только в тереме за ней дверь закрылась, сразу бегом на кухню. Выставила вон стряпуху, и сама наварила в большой печи целый чугунок царской ухи.

В обед разлила в белые миски кушанье с яйцом и петрушкой, достала серебряные ложки вместо привычных липовых, и давай угощать-потчевать дорогого муженька. Царь дивится:

– Рыбка моя, что за торжество? Нежданный прилёт снегирей, али годовщина сугробов на улице?

– Ушица, батюшка, сегодня больно удалась.

– Ну, тогда другое дело, Аринушка! Вели непременно ещё копчёной осетринки подать на стол, и пусть ещё принесут натёртого хрена со сметаной.

– Демьянушка, ты запамятовал? Белуга припасена на праздник. К нам ведь гости спешат, ты небось позабыл? – Какие-такие гости, посольские дьяки и бояре мне ничего не сказывали?

– Да прибудут мои ненаглядные маменька и папенька.

– Совсем упустил из виду. Да, что за жизнь такая, даже у царя есть тёща и тесть! Хорошо, не подашь осетра, то налей-ка мне хотя бы добавки, добра удалась щучья ушица!

– Всенепременно, царь-батюшка! Я тоже отведаю!

* * *

Промелькнули белокрылой чайкой над тусклой речной волной девять месяцев, словно девять часов непробудного молодецкого сна, и в царской семье наконец-то народился долгожданный наследник.

В стольном граде переполох – с утра звонари трезвонят во все колокола, на главной площади накрыты столы со снедью для горожан и гостей. Мёд и пиво изобильной рекой выливались в кубки и чаши, а жареные быки и бараны вертелись над углями, даже подавали гусей-лебедей – украшение царской трапезы. По рядам ходили ряженые скоморохи на ходулях, а с ними знатные игрецы и плясуны, все потешали публику – игрой на жалейках и бубнах, ходьбой на головах, да кукольным театром-вертепом с озорным Петрушкой.

Повечеру с царского крылечка честному народу предъявили в окружении родни и нянек новорождённого царевича Елисея. Народ от души ликовал и радовался долгожданному младенцу, а малютка испуганно хлопал глазками, ещё не смысля, что происходит вокруг него.

Под крики «любо-любо» иноземные посланники да бояре одарили наследника богатыми гостинцами.

Только в те весёлые деньки, как назло, запамятовали царь и царица немедля послать скорого гонца на дальние острова в Студёном Море-Окияне за ещё одним бесценным гостем, за ведуном Зимерадом, который предрёк рождение царского наследника…

Через неделю гуляния затихли, народ разошёлся по домам, где воротился к привычным делам, а гости и бояре разъехались по селениям и вотчинам. А Елисей очутился на руках любящей матушки и тёток, которые с него глаз не спускали. А как царевич чуть подрос, то принялся, удрав от нянек, за речкой рвать голубоглазые незабудки, удить пескарей или с отцом на охоте целыми днями не слезать с седла. Но Демьян, хоть и не чаял души в сыне, да вскоре приставил в светёлку сорванца мудрых учителей с книгами да картами.

* * *

Проворно, шустрой ящеркой, сказка сказывается, а наше времечко ещё скорее колобком катится прямо по реке жизни от глухозимья к межени^[1]. Вот так, неприметно, миновало восемнадцать годочков, будто унесённых ледоходом. Вымахал на славу молодой царевич – пригожий да белолицый – кровь с молоком, в плечах – косая сажень, а ростом вымахал, как дубок молодой.

Однако вырос Елисей то ли с маленьким изъяном, то ли наоборот, совсем безупречен, но такой дюже серьёзный и рассудительный, что родители стеснялись при нем шутить-трунить. Вещал парень всегда только правду. Как скажет, так хоть стой, хоть падай. Во дворце с улыбочкой шептали друг другу – «у наследника Демьяна – нет изъяна».

Бывало даже, когда царь и царица на веранде пили чай вприкуску с заморским рахат-лукумом, или мятные пряники макали в липовый мёд, всё талдычила Арина супругу:

– Надо невесту Елисею, поскорее сосватать, да хорошую и пригожую, чтоб любила нашего сыночка и была хорошей супругой – надёжей и опорой в горе и радости, да народу нашему пример.

– Сам вижу, что возмужал Елисей! Знаю, что умён и силён, но я и другое примечаю – люди его как-то сторонятся, всё обходят бочком и бочком. Хотя он, вижу, старается, всех выслушает, со старшими посоветуется, да все без толку, не хотят подданные его слушать. Боязно мне за нашу державу и народ, как бы чего худого не вышло после моей кончины…

– Да, что ты взялся попусту наговаривать-то на единственное дитятко! О таком сыне надлежит нашим сказителям былины распевать! Умён не по годам, скромен, да родителей почитает!

– Спесив. От того и правдив. Да и что ему хотеть-то, коли всё есть, что душа пожелает?

– Ты не в духе, Демьян, тебе, небось, опять дьяк Анисим настроение-то попортил.

– Цыц! Я всё же пока царь-государь, а не дед на печи, что истирает кирпичи! Не перечь мне, а то в такую глухомань упеку комаров пасти, где слаще морковки ничего отродясь не пробовали.

– Прости царь-батюшка. А Анисима, все же, накажи.

– Я в душе-то, так сказать, скорее добряк, чем злыдень, да и к чему царю верного слугу напрасно обижать? Постой, лучше мне по секрету поведай, матушка: сколь дружков у нашего Елисеюшки?

Призадумалась Царица, отодвинула в сторонку серебряное блюдо с рахат-лукумом и про чай запамятовала. Только лишь стало слышно, как в зарослях у озерка перед дождём запела иволга, да пыхтит самовар на столе. Но вот и тучка тут, как назло, прикроет тёмным платом полуденное светило, и сразу прошибает до костей озноб от реки.

– Да батюшка, на то ты и царь-государь, чтоб зреть в корень. Прав ты, нет у Елисея верных друзей-товарищей. Вон у нашей ключницы сынок подрос, не по летам удачливый и смышлёный, так с целой ватагой парней шляется и днём, и ночью! То на рыбалку, а то с лошадьми в ночное! Дома-то совсем и не бывает. Да, что интересно – не хитёр, и всяким наукам не обучался, а всё понимает. Нашего учили-учили, наставникам платили-платили, а всё как маленький, что в уме, то и на языке. Ты, Демьянушка, уж, пожалуй, его с зарубежными послами покамест не знакомь, а то глядишь, наболтает им чего лишнего, так и до ратной брани недолго.

– Вот, и я матушка думу думаю, как мне своего единственного сына исправить, да на путь истинный наставить? А ты говоришь – ему жениться пора! Он ещё ни разу не влюблялся, с девками хороводы не водил, а ты хочешь ему невесту сосватать! А под венец силком поведём, в хомуте или как? Или пригрозим Елисею – плахой с палачом?

– Ой, батюшка, теперь ничего не знаю, расстроилась я, даже этот приторный рахат-лукум в горло не лезет! Да, женитьба не напасть, как бы, женившись, не пропасть!

– Перед тем, как его оженить, надо Елисея политесу обучить.

– Какому-такому «политесу»?

– Ну, учтивости по-нашему.

– Понимаю, сама не из глухой деревни. Давно пора! А то утром, он мне вещает на весь терем: «Милая мамаша, а каша ваша с комочками!»

– Да, верно, я тоже приметил, твою шрапнель. Эти комки бы в пушку да по воробьям, пли!

– Но разве так можно? Правду да в лицо родной матери! Мог бы и не заметить, зачем меня расстраивать?

– А мне говорит: «Батюшка, ваш воевода ворует, разве вы не знаете?». Да, я сам вижу, что наш Феоктист на руку не чист, но как я его обижу, если он мой верный слуга и ещё товарищ! С кем я выйду на охоту или рыбалку, или тигрёнка покормить? Только с ним!

– Демьянушка, родной, – возвращается Арина к началу беседы, – давай-ка огласим по всему царству и даже соседям нашим – смотрины невест. Может, приглянется сыночку какая-нибудь красна девица и он начнёт меняться. Нам троим с ним управиться будет гораздо легче, чем вдвоём.

– Я даю свое царское согласие, давно не тешился. Только его надо перед этим хорошенько расспросить, чего его душенька желает. Ладно, я с ним сам переговорю.

* * *

На следующий день, рано утром пригласил батюшка Елисея в тронную палату и слово царское молвил:

– Елисей, подоспело время тебе поразмыслить о выборе невесты.

– Батюшка, я сейчас не желаю жениться.

– Покамест просто приглядись к девицам. Даю царское слово – со свадьбой спешить не будем.

– Я не могу ослушаться любимого родителя. Но отец, чтобы стать достойным наследником престола, мне надо на мир посмотреть, да ещё бы пожить среди простых людей, токмо не в царском обличье, а под личиной рядового подданного. Вспомни, как наши прадеды добывали себе мечом и копьём былинную славу! Я вот только намедни наши летописи перечитывал.

– Молодец, что не забываешь отеческое предание. Но хорошенькая невеста не станет обузой настоящему герою, а даже наоборот, так сказать, опорой, да окрылит на новые подвиги. Да и ты мог наплести для нашего же успокоения, мол, «намерен жениться», мы бы с матерью и успокоились.

– Как же можно врать, батюшка?

– Шуткую я.

На том и порешили, печать красного воска определили на государеву грамоту. Гонцы сломя голову помчались по всем городам и весям да огласили всем верным подданным о грядущих смотринах невест для царевича-наследника Елисея. Теперь любая девица могла запросто отправиться в столицу и среди других барышень предстать пред ясными очами завидного жениха.

Ровно через две седмицы, на утро, в воскресенье, когда самая куцая ночка в году ненадолго окутывает леса и пашни, царь Демьян определил смотрины невест для царевича. Великое множество дев собралось в стольном граде: стыдливые крестьянки, озорные горожанки, дородные купеческие дочери, вальяжные дворянки и боярские дочери. Никто их не считал и тем паче не пересчитывал, одним словом – тьма тьмущая.

* * *

За ужином говорит царь сыночку:

– Выгляни в окошко, Елисеюшка, какие раскрасавицы толпятся за стенами нашего терема.

– А какие на них одеяния и украшения, только взгляни, лепота! – охает царица.

– Да мне боязно даже нос высунуть за порог! – признался царевич.

– Прихвати с собой стражу – так сподручнее отбиваться от девичей рати!

– Батюшка и матушка, прошу, не насмехайтесь надо мной, я и так себе места не нахожу.

– Чем попусту краснеть, лучше сходил бы, как все парни, на улицу, красным девицам плести небылицы.

– Нет, пойду лучше купаться на речку, больно вода хорошо освежает.

А повечеру Елисей выбрался из царского терема и спустился к реке. На берегу как раз никого не оказалось. Накупавшись в духоте, при свете вечерних зарниц, заприметил в зарослях ивы девицу, что беспечно развесила наряды на ветках, и принялась плескаться в воде.

«Наверно, одна из этой ватаги невест, небось на уме только «охи-вздохи», и всё такое-этакое. Эх, сейчас ты у меня пожалеешь, что приехала на смотрины», – подумал Елисей, и решил над ней подшутить. Подкравшись, он спрятал её вещи на берегу, присыпав песком, оставив бедняге только нижнюю рубаху. А сам укрылся в ивняке и ожидает, что дальше будет.

Вскоре вышла девушка из воды, глядь, а вещи-то как сквозь землю провалились. Стала она бегать по берегу, да все поиски без толку, нет нигде расшитого мастерицами сарафана и кокошника с жемчугами, да кружевного платка. Расплакалась горемычная и в слезах побрела вдоль берега куда глаза глядят, приговаривая:

– Что же я теперь стану делать в чужом городе, да ещё без денег и одежды? И зачем я приехала на свою голову на эти смотрины? Лучше бы осталась дома с батюшкой и вредной сестрицей. И зачем мне только привиделся вещий сон?

Несколько раз порывался царевич выйти из укрытия и поведать бедняжке, где спрятаны её вещи, но так и не осмелился. С поникшей головой отправился он во дворец, укоряя себя за первый в жизни дурной поступок.

А девица всё шла по бережку, опасаясь попасться в таком виде на глаза людям, пока не повстречала царского птичника, гнавшего с реки стадо гусей и уток.

– Что слёзы льёшь, красавица?

– Прибыла я ранним утром из далёкой волости на смотрины невест. Да решила искупаться, пока плавала, у меня злые люди все наряды украли, хорошо хоть рубаха осталась. Что мне теперь делать, без одежды и денег? Как честным людям на глаза показаться, что они обо мне подумают?

Рассмеялся птичник:

– Не плачь, ведь не ты же воровка?

– Несомненно! Только, что же мне теперь осталось делать – броситься с головой в глубокий омут да утопиться? – Да как ты могла такое подумать! Поработай на царя-батюшку, и вскоре, глядишь, всё и исправится, и будет как прежде, не хуже, чем у других.

– Да, кто меня наймёт в работницы, у меня даже одежды нет?

– Да почему же не приветить будущую царскую невесту? Иди к нам птичницей на хорошее жалованье.

– Во-во, вместо жениха стану обхаживать гусака.

– Не забудь ещё про петуха!

– Согласна! Видать, такова моя судьба.

Так и осталась несчастная девица прислужницей при царских птицах.

* * *

Всю ночь не сомкнул глаз Елисей, ёрзал на мягких перинах да подушках, прислушиваясь к раскатам далёкой и невидимой грозы. Лишь только заря-заряница окрасила розовыми перьями восток, принялся он собираться в дальний путь. Но тут кликнули царевича глашатаи, пришла пора идти на площадь да поглядеть на девиц. Нечего делать, отправился царевич. Грозной тучей косился на долгие ряды из суженых-ряженых, но никто так и не приглянулся парню, сердечко не ёкнуло, не застучало полевым жаворонком. Тогда принялся Елисей высматривать вчерашнюю девицу, над которой так нелепо подшутил на берегу, да не заприметил, будто в воду канула раскрасавица. Так ни с чем и вернулся во дворец.

За обедом царь Демьян выведывал у сына:

– Елисей, признайся как на духу, а не приглянулась ли тебе какая-нибудь красная девица?

– Батюшка, пока никто не полюбился.

– Раскрой пошире свои очи, посмотри какой цветник под окнами, одна другой краше и наряднее.

– Не знаю я, как мне быть.

– Да, сынок, совсем худо.

– Батюшка, а ты матушку сразу приметил?

– Как же мне было возможно обойти стороной Аринушку-Ясно солнышко, она ведь мне заградила дорогу? Вот так я и увидал свою ненаглядную красу, и угодил, как сёмужкана нересте, в её сети. Знамо дело, пригласил вечерком пройтись по саду, отцовых павлинов овсом и ячменем покормить. Вот так дело у нас по поводу женитьбы и сладилось. Ну, а потом, как у всех, и свадебка приключилась.

– Да, Демьянушка, почти тридцать лет промелькнуло, а мне не верится, будто вчера всё случилось.

– А знаете, батюшка и матушка, отпусти меня в дальнее странствие.

– Куда ты собрался Елисей, что надумал?

– Мир посмотрю, может, кого-то и мне судьбинушка подбросит, хорошего или плохого. Надоело жить на всём готовом! С постели поднимаешься, а тебе уже несут кафтан и воду для умывания. Хочу, как предки наши – спать ложиться и накрываться плащом, а голову класть на седло. Посреди темной ночки услышать поблизости рык лютого лесного зверя.

– Постой, сынок, дай-ка поразмыслю, задал ты задачку. Ведь и правда, покамест не натерпишься лиха, не поймешь, для чего надобны друзья и добрая жена!

Снял царь корону, протёр её полой халата и промолвил:

– Слушай, царевич Елисей, мой царский наказ! Немедля отправляйся в путешествие до тех пор, пока не найдёшь себе верных друзей! Не удастся, быть тогда государем иному преемнику, племянников у меня целая тыща! Тебе все ясно?

Царица подскочила, аж стул упал:

– Демьян, ты из ума выжил, ведь родного сына прогоняешь из дома, кабы чего…

– Цыц, Арина. Я всё же пока царь-государь, и моё слово закон!

– Спасибо, отец. Воля царя для меня – закон. Только не ведаю, зачем иметь друзей, когда и так хорошо жить на белом свете? Я всю свою жизнь прожил без них и думал, дальше обойдусь, а теперь вот «иди, ищи», это получается, как в глупой сказке – «принеси то, не знаю, что»! – Сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок! Ступай поскорей вон из светлицы, пока я не передумал, полагаешь, легко единственного сына прогонять из дома? Да ещё себе на ус намотай – без беды-то друга не узнаешь, а ещё, помнится, твой дед говаривал, мол, дружба крепка не лестью, а правдой и честью.

– Да, батюшка, видно, точно – младой старому не верит.

* * *

Разобиделся царевич на отца и матушку, но виду не подал, и, собравшись вгорячах, наскоро попрощался с родными и близкими, оставил отчее царство. К вечеру умчался один-одинёшенек на рыжем коне в чужедальние страны.

Прошёл день в пути, затем второй, скачет Елисей на верном Огоньке куда глаза глядят. Всё меньше вокруг деревень, и попутчики редко встречаются. А всё больше вокруг рыщет диких зверей – то тур заревёт, то по ночам воют волки. Совсем не так в своих мечтах он представлял это странствие, чаял о дружине верных богатырей, окружавших бы его, а выпала ему путь-дорожка в полном одиночестве. Гонит коня царевич, сам не ведая куда, всё дальше и дальше от родного порога. Ночует в диком поле – укрывается плащом, а голову, вместо пуховой подушки, кладёт, как прадеды, на седло.

Долго ли, коротко ли скитался царевич по пограничью, сторонясь людей, пока не закончились у него припасы. Делать нечего, без хлеба не жизнь, а без соли и еда не та. Заехал Елисей в окраинную деревеньку, там всего-то четыре двора. Постучался в крайний дом, навстречу выходит румяная хозяйка:

– Здравствуй, дорогой гость, садись за стол, путника хлебом-солью встречают, а не пустыми пересудами.

– Здорово живете, хозяюшка, не продадите немного соли и хлеба?

– Припасов в дорогу снаряжу, добрый молодец, единственно скажи: для чего в наших краях объявился? Редко к нам заглядывают такие путники.

– Пробую промышлять понемногу, охотиться на зверей, да рыбу ловить.

– Не схож ты с охотником-полесником, ни платьем, ни обликом. Да и собак нет у тебя. Признайся – зачем в наши края пожаловал?

– Трудно мне врать-обманывать, один раз попробовал, до сих пор жалею. Блудный я сын, отправил меня отец выискивать верных друзей и невесту.

– Тогда ясно. Странствуешь в поисках Красавы-Красы Золотой косы? Много тут проехало как ты одержимых, только пока никто обратно не возвратился.

– А кто это Красава-Краса?

– Неужто ничего не слышал о самой прекрасной на земле царевне, что вскружила голову удальцам? А они-то, безголовые, и побросали отчие места и пустились искать счастье в объятиях неслыханной раскрасавицы.

– Нет, впервые слышу.

– Тогда смотри – за лесами, за горами, есть чудесная страна, а в ней стольный град, прозывается – Дивный город. У тамошнего царя есть дочка, та самая Красава-Краса Золотая коса, но девица не простая, а больно затейливая. Удумала испытывать женихов, да не абы как, а лютыми испытаниями, если не угодил, то прошу в гости к палачу!

– К палачу?

– Кто не выполнит царскую волю, того в один момент волокут на плаху, а там поджидает уже изверг. Всё просто, раз-два, и прощай, буйная голова.

– А что она за поручение выдает женихам?

– Люди всякое болтают, кто-то третьего дня, поведал, что надо прыгнуть на коне аж до утренних звёзд. А зимой останавливался у меня на ночлег один калика перехожий, сказывал, что надобно вроде нырнуть прямо в бездонный Море-Окиян за Щукой-Золотое перо…

– И много жаждущих поближе познакомиться с секирой?

– Немало охотников, вот третьего дня конопатый боярский сынок с дружком проскакал в сторону Дивного града. Да, в одиночку в те края лучше не соваться, можно по дороге расстаться с жизнью, а не только с конем.

– А у меня и друга-то нет.

– Плохо дело, но тогда найми, если есть гроши, кого-нибудь из наших крестьян, потолковее. Вон косого Фрола или Егорку-Рябого.

– Как-нибудь обойдусь без рябого и кривого. А где заветная дорога-то в те дивные земли?

– Что, загорелось? Да там, сразу за нашей околицей, начинается тропка еле приметная, по ней и ступай, коль головы не жалко. Только сам-то рассуди, красавчик, надобна ли тебе такая дорога? Подумай о родителях, им-то как будет горько узнать о гибели любимого сынка? Лучше остался бы у меня, заночевал, дал коню передышку. Я бы баньку протопила, пару напустила, прогрелся бы с пути. А с утра и решил бы, стоит дерзать али нет!

– Спасибо, хозяйка, за хлеб и соль, да дельный совет, только, видно, заведёт меня моя стезя в Дивный град.

– А родичи-то знают?

– Так, говорю, они меня и послали в дальнюю дорогу.

– Вот так дела. Оставь хоть письмишко. Я с первой оказией отправлю, куда скажешь.

Поклонился хозяйке до земли царевич:

– Благодарствую за всё, и прощайте, не поминайте меня лихом.

* * *

Прихватив припасов, выбрался Елисей из деревушки и припустил коня по лугу, меж кочек и кустов ракиты. Долго ли, коротко ли ехал царевич, да приспело время готовить ночёвку под карканье ворона.

Меж камней распалил костерок царевич и сварил похлёбку, и, отмахнув горбушку от каравая, круто посолил. Всё стихло вокруг, не слышно щебета птиц и шелеста листвы, нежданно-негаданно он услыхал, как из недалёкого перелеска доносится возня и брань. Прихватил тогда Елисей с собою меч – своего верного спутника, и с факелом пустился к черневшему неподалёку дубу.

Подошел царевич поближе и видит, как огненный лис сцепился с вороном и считай, подмял его под себя. Сжалился тут царевич и прочь оттащил рыжего плута. А стервятник, расправив крылья, отлетел, сев на крепкий сук.

– Кар-р – кар-р! Низкий поклон храброму витязю за нежданное избавление от гибели.

– Безделица!

– Для кого, может, пустяки, а для кого горе! Я этого вовек не забуду и в благодарность ещё сослужу верную службу в твоём нелёгком пути.

– Благодарю тебя, ворон, но я сам со всем управлюсь.

– Кар-кар, немало я повидал на своём веку разных странников в здешних краях, но впервой вижу такого самонадеянного царевича.

– Ворон, а с чего ты решил, что я царевич?

– Это для людского ока ночь сплошные потёмки. Неужто Чёрный Ворон слепой? Ведь зрю – ручки-то белые, кафтан расшит золотом, да каблуки прихвачены серебряными гвоздиками.

– Ладно, а для чего тебе надобно вновь рисковать жизнью?

– Я поведаю тебе свою нехитрую историю. Так вот, прилетел я в здешние края давным-давно с дальних островов, что укрылись посреди Полнощного моря, и желаю найти верного товарища и сообща с ним всю жизнь странствовать, добраться, ну хоть до самого пупа земли.

– У меня иной путь, я не жажду странствовать весь свой век. Я ищу невесту, чтобы вернуться домой, и ещё друзей верных.

– Пойдём вместе, я тебе пригожусь!

– Как я тебя, ворона, что без разбора клюёт мертвечину, представлю своим батюшке и матушке?

Ничего не ответила птица. На том и распростился царевич с Чёрным Вороном.

Затемно пробудился Елисей, и в спешке поехал дальше по заветной тропке. Целый день он подгонял коня, и к вечеру прискакал на берег полноводной реки с быстрыми водами да шумными перекатами. Поискал перевоз или брод, да слишком безлюдные и дикие места окружали странника. Тогда отчаянный путник бросился в воду и смело поплыл вперёд. Держится Елисей за узду, но тут пловца подхватило на середине реки, и потянуло в стремнину, прямо в глубокий омут. Там закрутился быстрый вертун, потянуло парня в пучину, выскочили из рук поводья. Стало дальше затягивать царевича, но, глядь, тут сверху опустился невесть откуда взявшийся Чёрный Ворон и подал тонущему веревку. Ухватился за подмогу Елисей, и из последних силёнок выплыл с глубины к спасительному берегу.

Отдышался средь камней, поднял голову, а на осине сидит Чёрный Ворон.

– Ну, что царевич, принимаешь меня в верные спутники? Или опять удерёшь?

– Низкий поклон, что избавил меня от лютой смерти, а то я теперь кормил бы рыбёх на песчаном дне. Оставайся со мной, коли желаешь, я царевич Елисей.

– Видишь, как хорошо иметь товарища?

– Да, не поспоришь, видно, мой отец оказался прав.

– А куда мы теперь путь держим? Неужто в Дивный город?

– Да, туда.

– Зачем, надоела буйная головушка?

– Прискучила мне моя жизнь, желаю свою судьбину попытать.

– Вот то, что я выискивал! Эта богатырское испытание по мне, давненько я грезил попасть туда. Недурно там живётся нашему брату, да и дорогу я знаю. Только, царевич Елисей, есть одно условие.

– Какое?

– Нельзя говорить, куда мы путь держим, кто бы ни спросил.

– Я врать с самого детства не приучен.

– Вижу-вижу, токмо тяжко тебе в жизни придётся.

– Будь что будет, но себе не изменю. Пришлось разок отступить, так до сих пор локти кусаю.

Так в тот день Елисей и Чёрный Ворон порешили вместе продолжить путь в Дивный город.

Пробираются они через леса дремучие да болота глубокие. Ворон завсегда обретается поблизости от царевича, то на плечо сядет, а то парит между небесной твердью и землёй. Наконец впереди показались тёмные горы. По узкой тропинке царевич едва-едва карабкался вверх, через отвесные скалы, а следом за ним верный конь. Направо посмотрит – в ущелье белы кости лежат, налево глянет – отвесная каменная стена уходит прямо под облака.

И вот, когда до перевала осталось всего-то ничего – два полёта стрелы, подвернулась нога у царевича, и сорвался он прямо в пропасть. Когда до падения на острые камни оставались мгновения, нежданно подхватил крылатый товарищ Елисея и поднял в небо, и затем опустил прямо в снег, на долгожданном перевале.

– Спасибо тебе, Чёрный Ворон, пропал бы я без тебя, так и лежали бы вечно мои косточки в проклятом ущелье.

– Видишь, царевич, что настоящая дружба творит! – отвечает ворон.

– Пока живу, всегда помнить буду твою услугу.

К вечеру кое-как спустился в долину Елисей, и стал готовиться к ночлегу, жаль только, где-то в горах заплутал конь, верный Огонёк.

– Ложись спать, царевич, утро вечера мудренее, – говорит ему Чёрный Ворон.

Пробудился на рассвете Елисей, глядит и своим глазам не верит – не единожды испытанный конь пасётся рядышком, как ни в чем не бывало. Видать, привёл его тёмной ночью Чёрный Ворон, отыскав среди обрывов и крутояров.

– Спасибо, друг, что ночь глаз се сомкнул и выискал моего Огонька, чтобы я без тебя делал? Ведь не первый раз ты меня выручаешь! Какую мне тебе службу сослужить?

– Не переживай, царевич, придёт время, сочтёмся…

* * *

Продолжили друзья-товарищи свой путь далее по безлюдным лесам на чужой стороне-чужбине, пробираются тропинками не хожеными, дорогами не мощёными. Совсем стёжки не видно. Темно, да боязно, кругом лютое зверьё воет, да когти точит, а деревья на ветру шумят, под копытами то болото, то трясина без дна. Куда идти? Где путь в Дивный град?

– Эй, ворон, может, полетишь вперёд, поищешь дорогу?

– Хорошо.

Унёсся неведомо куда Чёрный Ворон. Один-одинёшенек едет Елисей, совсем стемнело, хоть глаз коли, пора искать место для ночлега. Вскоре выбрался царевич из зарослей калины на поляну среди берёз, глядит, а впереди него стена из частокола, да не простого, а с человечьими черепами на остриях. Огляделся-осмотрелся Елисей, а верного спутника – ворона-то, не видно. Кликнул разок, кликнул другой, да названный брат не отзывается. Пустил он тогда коня вперёд, и хотел было объехать логово ведуньи, да не видно края у страшной изгороди.