Владимир Евгеньевич Псарев
Зеркала
Писателей перепечатывают, писателей переводят. Всё меняется, как буквица на кириллицу, и от настоящего Достоевского не осталось почти ничего. Конечно, как видите, если вынуть одну деталь из пазла, история может и не поменяться, но всё-таки эта деталь способна сделать блюдо чуть вкуснее.
Ах, да, в сентябре 2016-го года, когда Юля и Алиса познакомились в Красноярске с Настей, из Зауралья я впервые попал в соседний для них Новосибирск. Многое ждало впереди. Потерял иголку между Новосибирском и Красноярском и искал. И если Новосибирск – это благословенный Сайгон, то Красноярск – проклятая Кхешань.
Вечер воскресенья. На столе «Государь» Н. Макиавелли и «Властелин колец» Д. Толкина. Есть время совершать ошибки, есть время ошибки завершать. Идея выжимает последнее, словно наяву нахожусь в доме, где всё приварено к полу. Но однажды мы придем к самим себе, даже если дорога будет рельсами под ногами Янки Дягилевой на пути к Егору Летову. Нужно поблагодарить себя за все реализованные возможности и простить за все нереализованные, а то всегда наоборот. Макнуть чайный пакетик в полный бумажный стаканчик, сидя в Macan, да не забыть душу, выходя наружу в желтый от реагентов снег. Осталось только определить, кто здесь главный по пошлости, и все-таки найти того, кто посредством эрзаца творчества помочился на надгробие Андрея Тарковского. Господи. Нужно заканчивать с уничижительным самоанализом. Это ведь всё пустое. Сделать выбор: быть своим среди чужих, как Башар Асад, или чужим среди своих, словно Реджеп Эрдоган? Нужно вычеркнуть из сознания адептов перманентного токсичного хамства. Сколько при таком раскладе получится фонтанировать, как Пьяцца Навона? А в окружении близких по духу мы, спаси и сохрани, не потонем. Amen.
Верю, что это далеко не конец. И, хоть и принято говорить, что, если история не имеет окончания, то совпадения с реальностью выдуманы, рассказал почти так, как было. Чуть вылетел за поля. Не верится? Ну, копайте сами. Только до конца копайте, а не останавливайтесь там, где вам выгодно. Смотрите не только на то, на что обижены, а учитесь новому. Палитра чувств широка. Небо дышит на нас. Слышите? А я вернусь, когда в душу зевак, что за меня мою жизнь жить не будут, закрадутся новые сомнения, и, выгнав детей и женщин из комнаты, начну раскручивать колесо в обратную сторону, попутно подговаривая героев моих книг делать вид, что многое здесь – не про них.
P.P.S. Повесть "Помехи" из одноименного сборника напрямую связана с повестью "Глаз на асфальте". Речь в ней идет об одной и то же Лилии (не Лильен), но "Помехи" – более художественное произведение, и когда я его писал, я вплел ее жизнь в немного иную историю, чтобы не проводились параллели с реальностью. И только потом решил рассказать честно. Оставим так. "Помехи" – произведение самостоятельное.
P.P.P.S. Не тонул лишь тот, кто остался на берегу. На берегу легко быть святым. Если вены захочется рубить топором, вспоминать, что еще нерожденное твое дитя будет очень тебе радо, и продолжать танцевать посреди пожара и волн истерии ради себя и женщин, выходящих за нас на карниз. И пусть в сердце пребывают вера, надежда, любовь, и любовь из них больше.
