Владимир Евгеньевич Псарев
Гонзо
"Реальные иллюзии".
Полгода спустя.
Странное расследование стало слишком личным. Слава подсознательно бился над нерешенной задачей – на самом деле решенной задачей. Решенной давным давно. И давным давно потерявшей объективный смысл. Кто убил того человека полгода тому назад? Кому это важно? Похоронили – и забудь. Его тревожила сама случайность, которая в итоге привела к воскрешению его чувств, в том числе и терзающих, и к появлению на свет его дочери. Да, именно к появлению. Пусть она еще томится во чреве своей матери, но она уже осязаема, и часто толкается ножками. Она уже здесь.
Пока Слава не смог этого до конца принять. Что-то тянулось из глубины души.
– Я думал, что просто с тобой высплюсь. А ты мне – "у нас будет дочь". Я хотел, правда. Но мечта десятилетней давности сбылась так неожиданно, что я оказался не готов.
Жестко, но честно. Софа ночами обнимала его и утешала, но с каждым разом обнимать ей становилось все сложнее – живот неустанно рос.
– Тесно между детством и тестом на беременность, я понимаю, – и как бы ей ни было обидно, она находила в себе силы смазывать резкие грани ради создания союза, в котором сама не росла. – Я осень бы любила лишь за то, что всем одиноко. Давай, дорогой, ложись спать, не сиди. Я тоже не могу так уснуть.
Ради ожидаемо неожиданно своей женщины Слава ложился в постель и по два часа не шевелился, изображая сон. Потом отключался, и на утро просыпался разбитым. По вечерам он любил негромко включать уже немодные песни, при том, исключительно на русском языке. За ними он чувствовал отголоски старых переживаний таких же живых людей. Переживания давно отгорели, но вдруг отзываются в тебе спустя пару десятков лет пускай даже посредством одного слова – это и есть сила искусства.
У ребенка должна быть не только мать. И девочкам пример настоящего мужчины еще важнее, чем мальчикам – во благо создания крепкого будущего союза. Если мальчика отец учит конкретным вещам, то девочку – абстрактным, а абстракция всегда шире и порой бесконечно вариативна в своей применимости.
– Слезы детства стали улыбкой в подростковом возрасте, а во взрослой все вернулось назад. Правда? Время – вода, – твердил Слава.
Он надеялся, что однажды ему самому надоест поедать себя. Аутоканнибализм, которым он занимался, передался ему от отца, и ближе к родам Слава понял, что не хочет, чтобы такие вещи передавались дальше. Только сделать пока ничего не мог.
Полная Луна висела над кромкой гор. Ровно семь месяцев назад он сюда приехал, и бросил всю прошлую жизнь. Скоро предстояло вернуться ради будущего ребенка в город покрупнее, но теперь ему будет не хватать тысячелетних скал и этой сибирской хтони, вкус которых он раньше не ощущал. Вкус местам придают люди. Люди – соль любой земли.
София уснула. Ей сейчас все время жарко, и она сбрасывает с себя одеяло. Но не полностью. Верхний край всегда слегка прикрывает плечи – так она чувствует себя в бо́льшей безопасности:
– Я чувствую этот мир плечами, – признавалась девушка. – А во сне не хочу ничего чувствовать и закрываю этот портал.
Вращая пальцами ее каштановый волос, подобранный с поверхности стола, Слава вспомнил, как так же вращал черный волос неизвестной ему девушки. И все же – кто она? Сколько ей лет? Как ее зовут? Хотелось узнать ее историю, ведь именно она невольно "виновата" в нынешней его жизни. Или не она? Сугубо спортивный интерес. Никого ведь так и не нашли, и все, что у него есть от неизвестной ему истории – это память о маленькой частичке тела. Даже не сама частичка.
