– Бросьте меня здесь, – попросил Слава, когда въехали в город.
– Такой себе ресторанчик, – подметил проводник.
– Мне потом пешком до гостиницы пару минут.
– Как скажете, всего доброго.
– Спасибо за помощь.
На веранде навстречу Славе выскочила из дверей невысокая черноволосая девушка с пронзительными и очень серьезными глазами. Следом за ней вышагнули два молодых человека. Они двигались так уверенно и резко, что журналист просто отскочил к столам, не осмелившись стоять у них на пути.
– Саш, сейчас доедем до новенького, – послышалось за спиной, когда Слава переступал через порог.
Внутри достаточно чисто и уютно. Аскетично, но уютно. Одна из официанток сама повела его за свободный столик. Их здесь много, и как она выбрала нужный – остается на совести судьбы. Ему подали меню, он по диагонали просмотрел его, позвал официантку. Заказал то, что можно было заказать и без него – эспрессо и "цезарь".
– Он у нас отвратительный, – улыбалась девушка.
– Пожалуйста, – спародировал ее улыбку Слава.
Официантка громко хлопнула корочками меню, как офицер "корочками" МВД, и молча удалилась. У стены, которая находилась за спиной у Славы, началось какое-то движение. Стало любопытно, и журналист повернулся. Девушка с кудрявыми каштановыми волосами, сидевшая, когда он заходил, спиной к основному залу, сейчас стояла полубоком. Парень замер от удивления. Этого он точно не ожидал увидеть.
– Софа!
***
– А давай сегодня сделаем вид, что у нас нет никаких обид? А нам самим нет еще и двадцати лет. Ты помнишь?
– Помню.
– А как вызывающе после наших свиданий мои пальцы пахли форелью. Ты никогда не носила белье под платьями.
Диснеевская принцесса смущенно улыбалась:
– Все еще мечтаешь о славе, а, Слав?
– Ну, надеюсь, не зря.
– Я слышала про тебя много.
– А я про тебя вообще ничего.
– В наших краях никого не упускают из вида.
– А ты так и кочевала по провинциям вокруг Сиба?
Зеленые глаза напротив блестели, и в них отражалось желание. Или Славе так казалось.
– Да, тут как-то интереснее загадывать среди осенних луж, доживешь ли ты от огорчения от них до их очаровательности весной. Люблю среднюю полосу во всем.
***
В гостиничном номере не спалось. Вода в кулере холодная. Гостиница чужая. А ему снова будто хочется на ту сторону. Хочется гладить ее ноги и мечтать. Мечтать о детях. Мечтать о тихих вечерах. Она не поверит, но ему снова так хочется на ту сторону. Ему теперь снова будут сниться ее ноги, ее руки, ее губы, а оттого спать совершенно не хочется. Или не о детях он мечтает? Может, это инстинкт, наложившийся на юношескую травму?
Вертолет американского производства неприметного в темноте черного цвета с погашенными огнями двигался в вязком ночном воздухе. Группа из пяти пассажиров внутри.
Макс понимал недосказанность между ним и его женщиной, а винт обходительно глушил голоса для окружающих. Слева от него сидела стройная девушка. Вся в темно-фиолетовом, с собранными пучком темными натуральными волосами, казавшимися в свете Луны совершенно черными. Черными настолько, будто такого цвета не существует. Такими казались и ее глаза – поглощающими абсолютно все люмены. Радужки словно горизонты событий, сворачивающие под собой пространство и время. Ярко-выраженные скулы с немного впалыми щеками придавали лицу еще бо́льшую воинственность.
– Даже металлический контейнер, каким бы прочным и квадратным он ни был, не может скрыть того факта, что в нем что-то есть, и это что-то необходимо достать. Понимаешь? И человек, которого терзают сомнения, рано или поздно чем-то себя выдаст – специально или нет. Эмоции – лишняя деталь в механизме добычи денег, но такая необходимая в системе правосудия. Поэтому я его и убрал. Пожалуйста, не сомневайся.
– Ты только о себе думаешь, – голос ее был ниже среднестатистического женского.
– О нас, дорогая.
– Не я тебе дорога.
"Разумеется, эта женщина опять ничего не поняла. Такие вот у меня чувства, да".
– Наша жизнь – более ценное достояние, чем деньги. Жизнь и свобода. Жизнь не в смысле биологии, а свобода не в поле юриспруденции. Настоящая свободная жизнь , когда ты сам выбираешь, как реализовывать свое счастье и чем кормить своих демонов.
– Но это эгоизм! А чужие жизни?
– Нет большего эгоизма, чем альтруизм, – Макс проигнорировал вопрос. – В отличие от обычного, он играет на подсознании.
Женя лишь цокнула:
– Такого цинизма не видел даже Анатолий Мариенгоф. Поверь мне.
– Поверю, потому что не понимаю, о ком ты. Но ты же знаешь, что во мне бьются два человека. Они встали спина к спине. Один – против прошлого, а другой – за будущее. И я не знаю, кто победит.
– Тот, кого ты будешь кормить, – хладнокровно ответили губы в темной помаде. – И пока ты кормишь первого, хоть и кажется тебе обратное. И кормишь его на убой.
Напротив сидел молодой человек, пришедший на смену убитого. Влад. Он ничего не знал и просто хотел заработать. Но за любой жаждой денег стоит преступная предыстория, о которой он пока не задумывался.
– Жень, давай сейчас без истерик.
– Я спокойна.
Спокойствие девушки после бури эмоций накануне и двадцатью минутами ранее вызывало бурю в душе уже у него, но он вовремя вспомнил, что должен быть сильнее. Максим просто наслаждался ее красотой – отсветами Луны в тени лицевых костей и аккуратными черными бугорками в верхней части туловища.