Владимир Евгеньевич Псарев
Помехи
«Ты проклят, сынок, – шептала седая гадалка, – как и прокляты все, чьи чувства ты разделяешь. Я не могу тебе помочь до тех пор, пока ты сам не откажешься от приторного чувства собственничества. Тебя привел сюда эгоизм, так? Ты ведь не хочешь избавить других людей от себя, а хочешь себя от них?»
Дверь закрылась. Снег медленно падал на кучи уже грязного месива, которое никто и не думал убирать. После неприятного разговора в голову шли ассоциации всего происходящего в природе с человеческими душами, внутри которых никто ничего не чистит. Иногда обращаются к психологам, магам, не понимая, что легко найти только легкие способы. Чистота – регулярное превозмогание всей мирской скверны не через отторжение ее, а через сознательный выбор. И здесь ни один специалист уже не поможет, пока ты сам не встал на этот путь.
Дорога до дома показалась очень длинной. Неведомое чувство упало на трахею и не давало нормально вдохнуть. Когда снег только выпал, все были еще живы. Царило веселье, и, о боги, люди жаловались на рутину, не находя иных причин. Было много любви, было так одиноко. Видимо, прошлое нарастало и медленно ело.
Пока восток передавал бумажкой на запад, жизнь истончалась. Люди уходили, не прощаясь. Их не успевали хоронить. Пустота – невесомость. Леша с Сашей разбились на обледеневшей трассе среди сибирских лесов. В них влетел тот, кто не смог соединить в своей голове ценность жизни, природу и степень своего опьянения. Не смог, и тоже умер. Миша умер от инсульта. Другие? Более сложная история, которую никому не хочется вспоминать.
В авто «завелся сверчок», который невыносимо раздражал. Колеса скользили по наледям, которые никто не счищал. Огромный город, в котором шесть месяцев из двенадцати лежит снег, и в котором к нему, казалось, совсем не привыкли.
Машина остановилась среди больших панельных домов. Александр, так зовут нашего героя, заглушил двигатель, открыл дверь и поставил ноги на снег, не вставая с сиденья. Поставил локти на колени, закурил. Исподлобья посмотрел в небо, выпуская клубы едкого дыма, который на морозе приобретал необычайный объем. Зимой Саша любил курить больше – дым согревал и выглядел красивее. Хотя сложно сказать, что он любил в своей жизни по-настоящему. Иногда казалось, что вся жизнь уместилась в одной единственной сигарете, которую он редко выпускал из рук.
За спиной пискнула сигнализация. Поднялся на шестой этаж пешком – лифт уже третий год не работает. Распахнул входную, отряхнул с обуви остатки грязного снега. Простой советский ремонт, в котором выделялся только кредитный шкаф для одежды в прихожей. Эта квартира досталась ему от покойной матери. Еще пару лет назад тут часто собирались друзья, и Саше все об этом напоминало. Сейчас же такие мероприятия случались редко, да и друзей осталось мало – теперь не все живы, теперь не все друзья.
Когда-то казалось, что все это продлится вечно, а к двадцати пяти годам будущее начало придавливать уже физически. Хочется не просто жить, а вкладываться во что-то. Нет, Боже упаси, не материально. Силы, время, эмоции – это стало дорогого стоить. Теперь дефицит всего. И те крохи, что оставались после уплаты обязательств, нельзя тратить просто так. Человек смертен, но то, что он иногда смертен внезапно – не самое страшное. Страшнее ожидание этой смерти.
С Лилией они познакомились давно, когда он еще учился в университете. Он заканчивал, а она только поступила и переехала сюда из Тюмени. Нет, они никогда не встречались, но всегда крепко дружили. Была в Лиле какая-то внутренняя сила и целеустремленность, но одновременно и трагичность. Одиночество стало ее выбором. Она жертвовала собой ради целей, ради развития. А сейчас? А сейчас она лежала в больнице под капельницами и ждала, когда лишится сознания. Глиобластома беспощадна. С этим же диагнозом лежала в родном городе ее мать. Она здесь, а мать там. Негласное соревнование за право умереть первым. Ни надежд, ни денег не осталось.
Лиля всегда была душой компании, но, столкнувшись с опасностью, осталась одна.
– Она одиночка, да и чем мы можем помочь? Мы не боги, – твердили вчерашние собутыльники.
– Помощь может оказать каждый, какую может. Даже если она умрет, она должна умереть спокойно, – парировал Саша, но его никто не слушал.
– Помогай, Робин Гуд.
Так говорили честные и прямолинейные – те, кто сразу признаются в эгоизме. Другие делали вид, что переживают, но переживать им было или некогда, или не с руки. Саша старался почаще навещать ее. Иногда они просто сидели и молчали. В дни, когда ей становилось получше, они прогуливались по больничным коридорам. В начале отделения благоухал "зеленый уголок", и Лиля любила там сидеть. Теперь даже такие вещи приносили ей большую радость. И на Сашу она стала смотреть по-другому. Одиночество одиночеством, а умирать, глядя в потолок, страшно. Хочется смотреть на человека, которому не все равно.
Саша присел на кровать, обхватил голову сверху, скрестив на затылке пальцы. Сегодня придут знакомые со старой работы – Юля и Дима. Они встречаются, но назвать их союз идеальным нельзя. Вторгаться в чужие отношения – дело очень неблагодарное, но иногда проучить Диму хотелось. Однако все уже взрослые люди, и кассету назад не перемотать. Поэтому Саша сконцентрировался на моральной поддержке Юли. Он не испытывал к ней никаких романтических чувств – только человеческие. Ее депрессия тяготила неравнодушных, и Дима этим спекулировал. А кто Юле поможет? Она сирота. Саше даже нравилась роль старшего брата.
– Нельзя жить только ради себя. Рано или поздно я должен был это осознать.
– Конечно же можно, – отвечал ему Дима. – Мы – это все, что у нас есть.
– Ты ограничиваешь себя этой мыслью буквально со всех сторон. Я ведь не про вещи.
– Ну ты и философ, дружище. Буддист? Никакие благовония не жгешь тут?
Сегодня встреча с друзьями, завтра работа. На обеде Саша спланировал заехать к Лиле, завезти ей апельсинов и ананасных конфет. Она очень их любила.
– Пум-пум-пум, надо прибраться, – постучал он пальцами по деревянной спинке.
***
Юля сегодня выглядела особенно плохо. Мешки под глазами как после запоя, хоть она почти ничего и не пила никогда, секущиеся волосы, сухие губы. Кажется, что еще похудела, хотя никогда не страдала от лишних килограмм. Дима же был весел и активен. У него новая обувь, новая зимняя куртка. На Юле старая, немного вытертая. Смотрит она в пол, руки складывает на уровне женского естества.
– Что-нибудь хотите сразу, друзья? Юль?
Дима взял инициативу в свои руки:
– Давай по первой сразу. Ты же взял что-то выпить?
– Да у меня всегда есть "энзэ", – улыбнулся Саша и полез в кухонный шкаф. – Юль? Ты будешь тоже? Может покушать? Давайте доставку.
Юля подняла глаза и пожала плечами. Дима почему-то молчал.
– Хорошо, я знаю, что ты любишь роллы. Даже знаю какие. Пару минут.
Саша своей рукой разлил в три стопки коньяк. Юля не взяла:
– Потом может, я посижу пока.
Чокнулись "за вас, за нас, за Северный Кавказ" и быстро опрокинули. Саша закусывать не стал, а лишь занюхал алкоголь сигаретой. Юля села за стол в самый дальний угол и молчала. Парни пошли на балкон. Выходя с кухни, Саша бросил на девушку мимолетный взгляд, и поймал на себе ее.
– Ну как у вас дела? Может расскажешь?
– Да как обычно все. Она страдает, я в работе весь. Даже не знаю, что рассказать.
– Ты уволиться вроде бы хотел, – быстро перевел разговор Саша.
– Пока не вариант. Не нашел лучшего варианта. Никаких гарантий нет, а без работы сидеть не могу – не миллионер, – Дима неаккуратно стряхнул пепел и половину затянуло обратно в лоджию.
– Ты на Юлю совсем внимания не обращаешь. Ее словно не существует для тебя.
– Дружище, – резко Сашу собеседник. – Это наши с ней отношения только. Она меня достала своими проблемами. Что вот такое вообще депрессия?
– Может быть, болезнь? Или болезнь? Но скорее всего болезнь.
– Я не верю в это.
– Просто сам не сталкивался. Депрессия – она как раковая опухоль. Ты можешь выдержать многое, потому что наша психика вообще-то очень подвижна и способна к регенерации, но лишь до определенного момента. В результате ее постоянной перегрузки, – Саша сложил пальцы, – может хватить и одной ситуации, чтобы этот процесс регенерации где-то нарушился, как при онкологии. И затем эта трещина поражает все остальные участки сознания. Появляются страхи, сомнения. Когда их становится много, приходит апатия и нежелание браться за что-то новое. Чем дальше прогрессирует это, тем труднее человека вернуть назад. Полная аналогия с опухолями. И вроде бы поводов для тоски нет, но человек постоянно смещается, падает, будто кориолисова сила в противоположном направлении относительно направления вращения сдвигает пулю. Весь мир живет по одним и тем же законам. Между социумом и природой миллион аналогий.
Дима смотрел на Сашу, как на монстра. Даже забыл про сигарету, которая дотлела в пальцах просто так:
– Ты сам-то понял, что сказал?
– Нет, конечно, так слов разных накидал, не парься, – махнул Саша рукой и потушил окурок.
– Ну я так и понял, да. Я еще одну, ты иди. Только дверь там снаружи не закрой, не забудь.
Юля так и сидела на кухне, вращая в руках свою стопку.
– А Дима где? Он еще остался.
– Дима вообще много курит. Пачки на день больше не хватает.
– Мне тоже. Тоска какая-то. Все время волнуюсь за что-то, и уже не могу понять за что именно. Это чувство въелось так, что не берут никакие успокоительные. И только когда вдыхаю дым, я успокаиваюсь.
– Но через пять минут все заново?
– Но через пять минут все заново, – Саша замялся. – Что тебя беспокоит, Юль?
Девушка распрямилась, забегала глазами по столу.
– Да как сказать..?
