Владимир Евгеньевич Псарев
Женщина мира
Посвящается дорогой Дарье Олеговне Терской,
чьё имя стало для меня почти библейским.
Посвящается всем долгим ночам
на подоконнике пятого этажа.
От автора
Опечаленный, даже не знаю с чего начать.
Когда-то давно, когда я еще постоянно жил в маленьком зауральском городке, уродливо заснеженном зимой и невыносимо пыльном летом, я мечтал стать значимым человеком. Видимо, комплекс лимиты. Речь не о славе, а о востребованности, и не о признании, а о ценности. Любовь прорастала через меня, но не находила себя в других. Я чувствовал внутри целый мир, но не знал, кому его подарить. Копил воспоминания, менял окружение и сам себя утешал: «Потом книгу напишешь». И видимо, настало время высказаться.
Год назад, сидя за рулём стареньких «Жигулей» возле маленькой заправки, на вопрос подруги о том, почему я решился на это, я не смог ответить внятно. Побоялся. Потому что всё это изначально было ради неё. Ради той, на которую я смотрел, как на застывший монумент, памятник всем любимым и любящим, хотя сама она была простой и понятной, как женщина «бунинских» повестей. Всё это было ради женщины моего мира, которая моей никогда не была, как бы мне этого ни хотелось. Да я, честно, серьезно и не претендовал на её сердце. Видел – разные нам судьбы уготованы, хоть и похожи мы. А коль разные – всё пусто, даже любовь, которой она ко мне не испытывала. Сейчас об этом странно говорить, но в те моменты только рядом с ней я чувствовал себя свободным. Не живым – свободным. Казалось, что всё стоит на своих местах. Кроме одного – нам никогда не поставить штампы в паспорта, никогда не носить парные кольца и не воспитывать общих детей. Никогда. Страшное слово. Почти смертельное, особенно для молодого человека, который еще по-детски пытается завладеть всем, что ему нравится. Это с годами приходит умиротворение и осознание того, что счастье – в малом, оно есть всегда и везде, но, как и всё в этом мире, умрёт. Многие подумают: «Да я и молодой это знаю». Знать мало, и даже понимать – мало. Простота и непритязательность должны идти от сердца. Они должны стать стилем жизни.
Долгое время я жил безответственно, веря в бесконечность времён. Правда ли это – нам не открыто, но даже если это и так, время каждого из нас ограничено. Мы являемся переходной стадией между предыдущими поколениями и поколениями грядущими. Да, со своими радостями и горестями, со своей неповторимой судьбой, но люди недолговечны, как и дела сердечные.
Далее пришло осознание и осязание чего-то большего, чем я сам. Мне казалось, что причина этих изменений – возраст. Я ошибался. Сюда привели меня люди. В том числе люди, ставшие прообразами некоторых персонажей этой книги. Одна из самых важных женщин моей юности – Анастасия Сикорская. Благодаря ей стало возможно многое: этот роман, путешествия, созерцание и расширение горизонтов. Она – моя сестра не по крови, но по духу. Второй важный человек, запечатлённый на этих страницах под своим именем – её верная подруга Анна Белова, одна из самых светлых и трогательных девушек, мне встречавшихся. В благодарность за сыгранные роли их портреты навечно останутся среди этих строк. И именно их вы можете увидеть на обложке. Настя – в отражении осколка зеркала, который держит Аня.
Всё это ради той девушки, которая раз за разом находила воплощение в разных телах и душах. Всё это – реквием по юности. Реквием по всем, кто не сможет его прочесть. Это – манифест любви и свободы, наполненных чем-то большим, чем просто страсть. Это в назидание молодым и на память зрелым.
Писатель должен жить на бумаге. Здесь его место. Писать абстрактно у меня не хватает таланта. Но ничего более душевного, личного, и в то же время близкого каждому, я уже не напишу. Это моя исповедь перед самим собой и перед теми, кого я люблю.
21 июля 2019 года
Пролог. Я тебя вспомнил.
1.
«…Что первым вам вспоминается из детства?
Наиболее ярко мне оно мерещилось накануне свадьбы. Почему – не знаю. Видимо от того, что приходилось с ним безвозвратно прощаться. Враньём оказалось то, что говорили, будто когда в твоей жизни появляются семья, а потом и дети, ты сам начинаешь ощущать этот вкус младенчества и переживаешь со своим чадом его еще раз. Словно ребёнок в тебе, не взрослея, становится старым. На деле это редкость, исключение из правил. Если бы это было действительно так, родители относились бы к нам с большим пониманием. Появляется ответственность. Да, часто удушающая тех, в чей адрес направлена. Но всё же. Где есть ответственность – там нет места детству. А если оно остается – твоя безответственность разрушит твою взрослую жизнь.
Вспомнились мне наши игры и старый хромой пёс, которого с возрастом я стал понимать. Он не раз меня драл, и не всегда за дело, но я каждый раз к нему тянулся. Мама спрашивала меня, как можно любить того, кто тебя калечит. Я вырос. И правда, мама, как? Но мы любим.
Вспомнились заброшенные колодцы за территорией нашего двора и высокое разломанное бетонное крыльцо, в которое я уронил свой мяч, купленный за астрономическую для ребёнка сумму. Я ненавидел это крыльцо, а в юности оно стало местом наших дружеских попоек, искупив тем самым свою вину. Оно видело столько, что стало каким-то родным. И в глубине своей до сих пор хранит тот мяч, за годы скукожившийся и выцветший. Но о мяче ли я?…»
2.
Зеркало отражало чью-то тёмную мужскую фигуру. Она сидела сгорбившись. Лицо было опущено вниз, а руки сложены на коленях. Иногда фигура покачивалась и издавала неестественные для человека звуки, словно где-то в степи завывали кайоты.
Расширенные зрачки ничего не выражали. Складывалось ощущение, что разум человека давно потух, но тело ещё продолжало существовать, не найдя гибели.
Человеческий разум чрезвычайно хрупок. Он аккумулирует воспоминания, накапливает знания и навыки, поглощает в себя содержимое всех доступных ему чертогов. В определённый момент может показаться, что он превзошёл все свои возможности и постиг основы мироздания, совсем не нуждающегося в этом. Но стоит случиться трагедии, и он падает, разрушается, приводя существо, которому принадлежит, к смерти.
За окном жёлтым светом сияла почти полная луна, но этого было недостаточно, чтобы полностью озарить тёмную комнату. Рядом с фигурой лежала недопитая бутылка виски, опрокинутая и потерявшая зря часть своего содержимого, которое сейчас впитывалось в персидский ковёр.
Фигура подняла глаза, ещё раз всхлипнула.
– Ты думаешь, я слаб?
– Совсем нет, – ответило что-то в пустоте.
– Тогда почему мне можно всё и ничего нельзя? Хотя бы сегодня?
– Ты сам выбираешь, как тебе жить. Но делаешь это неудачно. Я лишь хотел тебе помочь.
– А кто решает, что я живу неправильно? Ты?
– Я понимаю. Если ты не искал, где ошибка, значит, нет никакой ошибки. Для тебя. Только вот зачем мучить других?
– Я растратился.
– Вижу.
Человеку казалось, что отражавшееся в зеркале лицо выражает не его эмоции, но при этом он чётко понимал, что этого не может быть. Как не может быть и того, что зеркало ему отвечает.
– Не слишком много алкоголя?
– Брось, тут всего стакан.
– Какой по счёту?
Фигура оттолкнула бутылку, которая, соскользнув с ковра, с грохотом покатилась по паркету.
– Ты сам себя продал и предал, ты прав. Нет тебе никакого оправдания. Всю жизнь хотел кому-то нравиться, сам выбирал самые гибельные пути, чтобы потом кричать, что ты прав, но тебе кто-то мешает. Сам, только ты сам, дружище, всё это сделал. Я ведь знаю о тебе всё. Я был на всём протяжении твоего пути к напрасному далёко и видел тебя чаще, чем ты сам себя. Можешь в это не верить, но мне правда тебя жаль.
– Я не мог иначе! – фигура начинала злиться на своего собеседника.
– Конечно, не мог. Ты слаб, а потому живёшь сердцем. Ты зависим.
– Кем ты возомнил себя?!
Человек с размаху кинул бутылку в зеркало. Стекло лопнуло, осколки звонко посыпались на пол. Фигура поднялась, схватившись за голову. Мелкие крупицы стекла впивались в ноги. В глазах двоилось. В комнате стоял резкий запах спирта.
– Что вам всем от меня нужно? – крик прорезал ночную тишину.
Не в силах совладать с собственным бессилием, человек начал крушить обстановку жилища. Стоял жуткий грохот, от которого проснулись соседи.
Проехавшая под окнами дома машина добавила в помещение света. На кровати, раскинувшись, в собственной крови лежала молодая девушка. Глаза её были полуприкрыты.
– Настенька! – тихо прошептал мужчина, склоняясь над телом. – Что с тобой? Настенька!
Он начал тормошить её, как спящую, злясь на то, что девушка не просыпается, словно они опаздывают на самолёт и у них больше нет ни минуты лишнего времени.
– Любовь моя! Обними меня!
Кровь ещё сильнее размазывалась по постельному белью. Не понимая, что происходит, находясь в агонии, мужчина начал метаться по комнате, хватаясь за стены. Через минуту он навзничь упал на пол перед рамой зеркала, закатив глаза.
– Этого не может быть! Я не мог! Это всё ты! – он кричал в пустой угол на то место, где когда-то висело зеркало.
Настала зловещая тишина, в которой можно было услышать даже биение сердца. Что-то сдавливало череп. Мужчина приподнялся, чтобы сесть, но осколки стекла разрезали ему руки. Он снова упал. Вторая попытка была более удачной. Он сел, что-то неразборчиво рассказывая себе под нос.
Дрожащие руки стали шарить по полу, отыскивая самый острый осколок зеркала.
3.
"Дорогая моя женщина, скоро я не вспомню, как мне было двадцать. Но я навсегда хочу оставить в памяти миг, когда тебя встретил. Ты стояла и шутила о чём-то с другими. Потом я подарил тебе шоколадку, но не сам, а передал через подругу, и ждал сообщения от тебя. Ты дала мне такую короткую, но яркую жизнь. Ты столько раз спасала меня, но я не смог спасти тебя. Моя лебедь. Ты не должна была лежать на холодном асфальте, завёрнутой в целлофан. Ты не должна была мучиться. Не должен был мучиться наш ребёнок. Я всегда мечтал о семье настоящей, и только с тобой, но не сохранил. Я люблю тебя. Я люблю наше дитя. Пусть я не знаю его имени и даже его пола, но я уверен, что малыш был бы похож на тебя, и я бы рассказывал ему: он – самое важное в моей жизни, потому что является твоим продолжением. Моя дорогая, прости меня. Я не знаю, как переживу это. Но если я когда-то поднимусь над собой, то свою дочь назову твоим именем. Пусть будет дочь. Я смогу ей рассказать, какой должна быть женщина. А сыну мне рассказать нечего. Прощай, моё солнце. Я вернусь к тебе, обязательно вернусь. Только дождись, пожалуйста, и я попробую снова".
Ручка легла на стол. Лист бумаги был закапан слезами. Хорошо, что это письмо никто не увидит. Плохо, что даже она. Самая главная женщина. Женщина его мира. Так много нужно было сказать в глаза, но не хватило сил. А теперь не хватит времени.
Вспоминались друзья, и чудились их образы в старости. Влад понимал, какая длинная и интересная жизнь им уготована. А себя он больше не видел.
Щёлкнула крышка зажигалки. В мире, где патентуют даже звуки, так сложно остаться человеком. И так сложно остаться. Листок завис над пламенем. Оно жадно пожирало слова, отражаясь в чёрном оконном проёме. Слова, которые теперь просто чернила. Огонь обжёг руку, и обугленный остаток прошлого упал в пепельницу.
– Даже через сотню лет, увидев тебя, я скажу, что я тебя вспомнил, – прошептал Влад, опрокинул в горло остатки коньяка и резким движением разбил стакан об стол.
Глава Первая. Сияние.
Сколько лет тут прошло,
Сколько зим,
По сырому снежку, и как прежде,
Я вернулся к оконцам твоим,
А ты вышла лишь в лёгкой одежде.
1.
Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.
Тяжёлый "Боинг", оставивший позади тысячи километров на пути из Северной Пальмиры, уронил своё серебристое брюхо на взлётную полосу аэропорта нефтегазовой столицы России. В Петербурге, несмотря на славу самого ветреного и непредсказуемого города России, стояла на удивление приятная тишь, уличные музыканты давали на Невском традиционные концерты, по вечерам возле Дворцовой площади прямо в машинах молодёжь курила кальяны. А тут?
На парковке аэропорта «Рощино» мёрзла, закутываясь в кашемировое пальто по самые уши, которые смешно торчали из-под воротника, светлая молодая девушка Аня. Её глаза, цвета слабо заваренного чёрного чая, пытались нащупать в толпе людей что-то своё. Люди выходили разные – мамочки волокли за собой детей, строгие представительные мужчины слепили дороговизной японских часов, толпа китайцев продолжала своё бескультурное шествие по культурным святыням России. Сама не знала она, почему до сих пор не вошла в здание терминала. Вряд ли было лень проходить досмотр. Видимо, хотелось ей выглядеть в глазах своего кавалера более нежной, более уставшей и беззащитной, и в своём желании она искала помощи у таёжного ветра.
В какой-то момент она отвернулась от выхода, стала рассматривать подъезжавшие машины и куривших в окошко таксистов. Потом ведь и детей в этих пропахших табачной горечью салонах возят. Ожидание затягивалось, и вскоре наскучило и это.
– Белова! – резко раздалось сзади. И уже через секунду более нежное: «Бельчонок».
Девушка обернулась. Вот он – виновник замерзших ног. Она широко улыбнулась и развела руками, ожидая объятий. Ждать не пришлось. Вадим крепко обнял её, подхватил и поднял перед собой, как ребёнка.
– Зачем мёрзла?
– Тебя ждала, – немного виновато ответила Аня.
– А внутри ждать не разрешили? Ладно, сейчас такси вызову.
В голове крутилась мысль: оценил или нет? Или значения не имеет? Но она была безумно рада. Аня относилась к тому типу девушек, которые много чувствовали, но не умели этого показывать. Порой это становилось причиной недоразумений и взаимных обид. Иногда она себя за это корила, но что поделать? Такова планида.
Ни один из таксистов, «дежуривших» на парковке, вызов не принял – пока не хотели расставаться с кофе и сигаретами. Их здесь знали, и наливали в два раза дешевле, чем остальным. Мало кто задумывается об их судьбе. Для обывателя они просто прислуга, а их жалобы на власть и ипотеку досаждают, как сибирская мошкара в июле. Но многие из них прошли большой путь, прежде чем сесть за руль.
Машина всё же приехала быстро. Вадим уложил сумку в багажник, и сел на заднее сиденье слева, а правое – «генеральское» – оставил возлюбленной.
– Пока тебя не было, тут такие морозы стояли.
– А в Питере даже снега нет. Зимы смешные пошли там, ей богу. Скоро в Дубай летать не придётся.
– А говорят, что никакого потепления нет.
– Врут, чтобы ничего не делать.
За банальными разговорами о погоде и работе дорога прошла незаметно. В подъезде столкнулись с пожилой соседкой. Тамаре Васильевне очень нравилась эта пара, и она ни разу не упустила случая, чтобы не сказать пару комплиментов. Казалось, она болела за их отношения, как мать. Но в этот раз она была особенно рада – тоже успела соскучиться по Вадиму.
– Мы молодые! А ваше-то здоровье как, Тамара Васильевна?
– Не будем о том, чего нет, – задорно захихикала женщина. – Ну и работа же у тебя, Вадик. Так бросаешь сокровище своё.
– Я не бросаю, а даю отдохнуть. В хорошем смысле, – заулыбался молодой человек. – Да и как? Платят же.
Вадим трудился в серьезном консалтинговом агентстве. Для кого-то звучит как ругательство, а кому-то действительно платят. В его обязанности входило выполнение той механической работы, которая могла быть выполнена без участия штатных сотрудников какой-либо компании. Часто он ездил помощником более опытных консультантов своей фирмы, и выполнял механическую работу уже за них. Ну а что? Возраст. Сначала нужно дорасти.
Карьера позволяла поддерживать неплохой для российской провинции уровень жизни, однако для города, где много людей связано с добычей и реализацией углеводородов и многие, особенно инженеры, ездят вахтами в ХМАО, привозя оттуда внушительные суммы, деньги были не колоссальные. Тем не менее, работа его увлекала, и Аня стала отмечать, что вся игра ведётся уже не в её пользу.
Аня относилась к тому типу девушек, которые достаточно сильны и самостоятельны, но не могут существовать вне семьи. Таким нужен мужчина, который будет служить и опорой, и отдушиной. Пока Вадим сшивал первое, второе трещало по швам. Слишком сильное натяжение. Опять же, возраст.
Аня мечтала о домашнем уюте, о детях. Ей бы забирать после работы сыновей из детского садика, готовить ужин и перед сном доверять все секреты отцу своих мальчишек. Доверять искренне, а не просто рассказывать, понимая, что секретами они останутся потому, что их никто и не запомнит. Короткий разговор на лестничной клетке нечаянно напомнил об этом.
Ключ повернулся в замке, металлическая дверь распахнулась. В коридоре царил полумрак, но через приоткрытые межкомнатные двери тонкими полосками падал яркий свет. Сумку Вадим оставил у входа, пошёл раздеваться. Хотелось сбросить с себя командировочный груз, разрядиться, принять душ и ни о чём не думать. Аня сразу ушла на кухню.
Спальню грело январское солнце. После минуты в полутьме было сначала даже неприятно.
– Господи, как чисто-то! – воскликнул он.
– Конечно, милый. Бухгалтеры налоговую так не ждут, как я тебя, – послышалось из-за стены.
– Оценил!
– Что именно?
– Всё!
Вадим прошёл на кухню, обнял стоявшую у плиты Аню сзади, поцеловал в шею. Руки крепко сжимали талию чуть ниже груди.
– Я скучал, – прошептал он.
– Правда?
– Не веришь?
– Хочу верить.
Вадим поднял Аню, и она чудом успела поставить чайник на место. Следующими движениями он ловко переместил её на кожаный диван, стоявший у окна, и, склонившись над ней, не выпуская из объятий, поцеловал в губы.
– Совсем из ума выжила, старая? – сыронизировал он.
Ане шёл двадцать третий год.
2.
Челябинск, Российская Федерация. 21 января 2020 года.
"Белый рынок" – место нетипичное для провинциального города, даже крупного. С одной стороны, оно выражало новый взгляд на реализацию фермерской продукции, предлагало аутентичный «фудкорт», не похожий на те, что мы видим в серых коробках, гордо именуемых торговыми центрами. Дерево и имитация камня, нелинейно расположенные точки, зелень и скамьи вместо пластиковых скрипучих стульев. Здорово! С другой точки зрения – в реалиях российской глубинки это выглядело излишеством. Но к счастью, люди ходили. Ходили часто – «фудкорт» привлекал много студентов.
Темноволосая девушка сидела у окна, прищуриваясь от солнца. Она привыкла к этому месту. Ещё пару месяцев назад она здесь работала поваром. С утра бежала в университет, расположенный на соседней улице, а вечером повелевала отведённой ей посудой. Готовить любила, но тут очень уставала. Это не творчество у себя дома в воскресенье, а поток. Иногда безжалостный, иногда интересный, но всегда обязывающий соответствовать. Своя романтика, конечно, присутствовала. Именно поэтому она до сих пор хранила бейджик с именем "Анастасия", как зарубку – был такой этап. На вечную память: и ради лирики, и ради опыта.
Несмотря на то, что Настя всегда называла себя русской, её внешность имела характерный ярко выраженный восточный оттенок, и если славянская кровь в ней и была, то в меньшей степени повлияла на её красоту.
Пока Настя пила кофе, на неё то и дело смотрели молодые люди. Она делала вид, что не замечает этого, но в глубине души внимание ей льстило. Настя всегда старалась следить за собой, и переживала, если выглядит не так, как она хотела бы сегодня выглядеть. Кто-то осуждает это, но осуждать нужно то, когда человек совсем не следит за собой, прикрываясь боди-позитивом. Осуждать, как и любое ханжество.
Раздался звонок телефона. Настя быстро вытащила его из кармана, на автомате убрала звук, глянула на экран. Отвечать не хотелось. Причин не было, равно как и желания прерывать момент душевного равновесия. "Потом перезвоню, не слышала", – подумала она про себя и положила аппарат на стол.
Довершив кружку, она надела чёрный длинный пуховик, накинула на руку сумку и вышла на холод. Кофе сильно согрел, и температура на улице показалась совсем некомфортной. Быстрыми шагами прошла вдоль парковки, свернула в сторону университета. Телефон снова зазвонил, но на этот раз её добивался уже другой человек. Нужно ответить, а потом перезвонить первому.
– Ой, привет! Как дела? Что-то случилось? А, просто звонишь. Ну, рассказывай.
Каблучки равномерно стучали по плитке, которую с утра старательно очистили от снега. Шум автомобилей и разговоры идущих навстречу людей размывали голос в трубке.
– Хорошо, Влад, я подумаю. Да не волнуйся, ага, – Настя кокетливо засмеялась. – Но вообще хорошая идея, конечно. Мне нравится. Хотела бы, да. Ладно, рука мерзнет, потом спишемся. Подумаю пока. Ага. Давай.
Кисть и вправду покраснела, но нужно перезвонить. “Или дома спокойно поболтать? Да, лучше дома». Настя перешла дорогу и направилась к студенческому общежитию.
3.
Екатеринбург, Российская Федерация. Ночь с 20 на 21 января 2020 года.
Влад обнял девушку на прощание и вышел с сумкой во двор. До рассвета было ещё долго. Приложение уведомляло, что прибытия машины ждать минимум 10 минут, потому что водитель не закончил предыдущий заказ. Решил закурить. Оставаться внутри было тягостно. Вроде бы уже попрощались, и не хотелось сидеть, молча смотреть друг на друга, подбирая слова. С бывшими, оставшимися друзьями, всегда так – что бы ты ни делал, от полутонов и подсознательных сожалений вряд ли избавишься полностью. Поэтому многие отношения рвут. У Влада не получалось, и каждый год, как по инструкции, он заезжал в Екатеринбург, чтобы увидеться с ней.
Нам всем было хорошо с бывшими, по крайней мере, до определённого момента. Но многие считают бывших самыми жалкими представителями рода человеческого. Почему? Чтобы не чувствовать своей вины за крах отношений. Влад чувствовал её отчётливо, и это его мучило.
Дома, в Новосибирске, его ждала жена, а он улетал в Санкт-Петербург. А может так случиться, что жена его и не ждала. Он этого не знал. В их отношениях давно наступил тот период, когда отдохнуть друг от друга хочется больше, чем воспитывать детей и смотреть по вечерам в обнимку телевизор. Детей, к счастью, не было. Дети обязывают. Ты можешь спокойно уйти от женщины, но от ребёнка – нет. Это ответственность, которую нужно делить только с человеком, которого любишь. И чувствуешь взаимность. Тогда и ребёнок узрит правильную картину.
Так вышло, что сам Влад родного папу видел всего пару раз в жизни. Когда он заходил в очередной тупик, он понимал, что ему его очень не хватает. Не хватает советов, не хватает укоров, не хватает чувства особенной мужской солидарности, какая возникает только между отцом и сыном. Его не научили быть мужчиной. А потому он мечтал именно о дочке, ведь точно знал, как выглядит настоящая женщина. Мама…
Мама занимала в его жизни важное место. Влад не всегда к ней прислушивался, но всегда понимал, что без неё у него ничего бы не было. Она дала ему всё: дала не только жизнь, но и старт в ней. Многому научила и помогла встать на ноги. Он был ей благодарен, а жена этой благодарности не понимала, хоть и безумно любила свою собственную мать. "Мужчина, – говорила она, – должен быть самостоятелен, а не смотреть всё время на своих родителей. Их вообще должно быть как можно меньше. Моей мамы нам на двоих хватит". Давила на больное, и это вносило ещё больший разлад в отношения.
Влад хотел набрать маму, но время было раннее. Не стал будить, хотя и знал, что она возьмёт трубку в любое время. Первая сигарета закончилась, достал вторую. Известная американская зажигалка не зажглась с первого раза, значит, пора менять фитиль.
Снег начал падать более крупными хлопьями. Залеплял глаза. Приходилось постоянно отворачиваться, чтобы не намочить сигарету. Нечаянно взглянул на окно, из которого ещё час назад смотрел с чувством неимоверной тоски. Свет не горел, значит, сразу легла спать. Правильно. Так и надо.
Наконец подъехал чёрный седан. Водитель оказался выходцем из Средней Азии, но по-русски говорил хорошо. Был обходителен, побеспокоился о комфорте. Поинтересовался, можно ли ему пообщаться со своей мамой по видеосвязи на родном языке, пока едут. Влад разрешил. Его это сейчас не беспокоило, но для себя отметил, что такие мигранты ему очень нравятся. Они гармонично вписываются в чужую культуру, сохраняя свою, и уважая их в равной степени.
До «Кольцово» было полчаса пути. Машин в это время на улицах почти не осталось. Даже такие большие города спят. Сильнее всех в этом плане его поразил Челябинск, где ночью на центральных улицах порой нет ни одного пешехода, ни одного автомобиля, и тишина стоит, как после чумы.
Санкт-Петербург был для Влада спасением от всего. Он часто вспоминал свою первую поездку, и не хотел отпускать это ощущение свободы, эмоции от созерцания архитектуры и новых знакомств. Тогда ему было всего девятнадцать лет. Он несколько месяцев отпахал консультантом в салоне связи, и гордый своими первыми действительно серьёзными деньгами, решил рвануть к другу детства в город, о котором раньше только читал. Влад запомнил каждый день того двухнедельного приключения, каждого человека, с которым его свели ветра Финского залива.
Женя, так звали его приятеля, тогда только вернулся домой из армии после неудачного обучения в одном из питерских ВУЗов, но сразу решил, что в город непременно вернётся. И вернулся. Снял квартиру, устроился на работу официантом.
Грех было не воспользоваться такой прекрасной возможностью совместить и радость от встречи, и радость от новых впечатлений. До этого Влад почти нигде не был – только на сборах в Екатеринбурге. И можно сказать, что Новосибирск стал первым крупным городом, который ему посчастливилось впитать.
Сейчас Владу двадцать два. Он проехал всю страну по двум диагоналям, и в Питер заезжал добрый десяток раз, подсознательно пытаясь повторить тот самый первый. Но повторить не получалось.
Всё большое в этой жизни случается лишь однажды. Пора было это запомнить. Повторяется только рутина. Но рутина не есть жизнь, как ему казалось, и потому он ехал и ехал за новыми историями, которые тускнели с каждой попыткой. То ли взросление, то ли сытость. Но пока ещё в Питере дышалось легче, чем где-либо.
Машина доехала до аэропорта. Влад выгрузил багаж, поблагодарил таксиста и пошёл в курилку между терминалами. В запасе ещё был час до конца регистрации и начала посадки. Снег разошёлся ещё сильнее, и стал совсем мокрым.
К Владу подошёл молодой парнишка, попросил сигарету. Вслепую он вытащил пачку, протянул, и даже не посмотрел, одну взял «стрелок» или сразу три.
– Спасибо большое, – искренне ответил паренёк и собрался отходить в дальний угол за колонны.
– Постой, – одернул его Влад.
– Да?
– Ты местный?
– Да, встречать приехал. Мама прилетает с учёбы. Сорок пять лет, решила еще одно заочно получить.
Парень показался Владу открытым и простым. И скорее всего, это было взаимно, раз тот сам решил поделиться деталями. Это редкость. Разговор завязался как-то сам собой. Влад хорошо читал людей и редко ошибался.
– А где учится твоя мама? – прищурившись от дыма, спросил он.
От сигареты с щелчком отлетела искра.
– В Питере.
– О, а я как раз туда.
– Работа?
– Друзья. Половина знакомых туда укатила.
– Не знаю, чем он всем так нравится. Москва интереснее.
– Тут от состояния души зависит. Грустным – Питер, весёлым – Москва. Хотя и в провинции есть чем заняться, но все ищут пути проще, как им кажется.
Снег падал и падал. Влад уставился на памятник первому реактивному советскому истребителю БИ-1, имя создателя которого носила площадь перед аэропортом.
– Просьба небольшая есть, не всё успел сделать, – он повернулся к пареньку.
– Да?
– Передать нужно вещицу. Адрес напишу. Когда время будет, поможешь?
– Да, конечно, – заулыбался собеседник.
Обменялись номерами. Выяснилось, что парня зовут Лёшей. И он на год младше.
– Жизнь большая, свидимся ещё, – загадочно стрельнул глазами Влад. – Отблагодарю.
– Это точно. Передам, не сомневайся!
Влад покатил чемодан внутрь здания. Впереди первый досмотр, регистрация со сдачей багажа, потом на второй этаж и в зону досмотра предполётного. Должен успеть. Петербург уже накрывал на стол.
4.
Тюмень, Российская Федерация. 21 января 2020 года.
У студентов медицинских ВУЗов жизнь вообще не сладкая, но это утро выдалось особенно поганым. Всё валилось из рук.
– Настя! Подай, пожалуйста. Ну там, на столе, – попросила уже обувшаяся и стоявшая в дверях соседка.
– Сейчас.
Настя потянулась и случайно уронила на пол телефон.
– Господи, лучше сегодня не шевелиться.
Друзья чаще всего называли её Асей, и мы будем. Ася отличалась здоровым отношением к жизни. Где нужно, закрывала глаза, и верила, что всё, что ни делается, только к лучшему. А молодость непременно всё простит. Но иногда оптимизма не хватало и ей.
– Только быстрее возвращайся, мне помощь твоя нужна, – сказала она вслед соседке.
– Хорошо, – протянулось по коридору эхо.
Её подруга, Аня, позвонила и сказала, что уехала встречать Вадима, а у Аси на носу висел экзамен. В последние дни из-за учёбы пришлось отложить все личные дела. Очень хотелось увидеться с Максимом, который был постоянно чем-то занят. В свободные минутки она отправляла ему смешные публикации в Инстаграм, а он не всегда отвечал. Когда звонила, говорил, что нет времени долго говорить. Это, конечно, задевало её, но свои проблемы быстро перекрывали обиду.
Ася уже не могла долго сидеть и периодически вставала, чтобы размяться и долить себе чая. Доливала чай, а мечтала о пиве. В какой-то момент ей стало казаться, что заварка изменила свой оттенок и стала пениться. Она любила иногда расслабиться в компании, посидеть за банкой пива. Крепкого не пила, а солодового нектара – пожалуйста. Давно не отдыхала душой, и душа начала отдыхать отдельно.
Ася отставила кружку, решила отвлечь себя. Включила греться плойку, а сама принялась расчёсывать волосы, параллельно задаваясь вопросом, почему она не сделала как следует этого с утра. Солнце ярко светило в окно.
Мелированные волосы, более тёмные к корням, но совершенно светлые к кончикам, переливались в лучах. На самом деле, были они прямыми. Это всё просто для верности, и потому что ей очень нравился сам процесс. Он увлекал, заставлял сосредоточиться. Ася не любила приводить себя в порядок на бегу, считая, что на себя время всегда можно найти. Иногда, как и любой девушке, ей бывало лень, но в такие моменты она думала, что сегодня всё прекрасно и так.
На секунду Ася засмотрелась в свои светлокарие глаза.
Неожиданно поднялось настроение. Ситуацию нужно уметь отпускать, а то и вправду, сколько можно? Она включила на телефоне музыку и несколько минут танцевала перед зеркалом, пользуясь тем, что ее никто не видит. Нет, её не смущало, когда на неё смотрели. Просто наедине с собой душа могла раскрыться шире.
