Владимир Дмитриевич Окороков
Ясак
– По мне так бери Ваську. Ты как думаешь Черкас.
– Ваську, так Ваську. Андрейке виднее. – Рукин кивнул головой в знак согласия.
– Как стемнеет, подойдешь, а мы пока с сотником отписку воеводе сочиним.
Хоть грамоте оба были не сильны, писать решили без писаря, чтоб сохранить все в тайне уж больно вопрос был щепетильным, а учитывая, что часть казаков прежде служили под началом воеводы Челищева, утечка информации была очень даже возможна.
– Давай уж как-нибудь сами воеводе нацарапаем, как говорится, «узнал сосед – узнает весь свет». – Вздохнул Петр, разглаживая лист толстой немецкой бумаги выданной им самим приказным дьяком с разрешения воеводы.
– Сейчас только чернила разведу, засохли уже. – Черкас достал из берестяного сундучка склянку с чернилами, мешочек с мелким сухим песком, да пучок гусиных перьев. – И то верно говоришь, атаман. У нас в Тобольске говорят «знает кум, да кума, да людей полсела». Так что поостережемся лучше, сами напишем. Ты если, атаман боишься, бумагу попортить, то давай я напишу, я раньше писарем в Верхотурье целых полгода служил. Опыт маломальский имею.
– Так отписывай тогда. А то дьяк-то бумаги много не дал. Поскупился Андрей Васильевич. Так что пиши с осторожностью, у нас ее и так мало осталось.
Глава 9. Вестовые.
Поздно ночью, когда отряд, наконец-то, успокоившись, мирно спал и только бдительные стражники, не смыкая глаз, с тревогой вглядывались в лесные заросли и вслушивались в ночную тишину, двое казаков при полном обмундировании и вооружении незаметно, крадучись, покинули острог.
Никто и не подумал бы, что сотник Рукин, якобы встревоженный утрешним нападением тунгусов обходя территорию острога и проверяя бдительность часовых, специально отвлек их. Именно в этот момент Андрейка Фирсов со своим приятелем Васькой Морозовым перемахнули через тын и словно тени в ночи, мгновенно скрылись в лесной чаще.
– Слышите, что-то будто трещит? – С показным беспокойством прошептал сотник, указывая стражникам в темноту, где только что скрылись, отправленные им же вестовые.
– Да нет, Черкас. – Усмехнулись те. – То зверь какой-нибудь бродит. Сохатый, а может и волки. Человек так не ходит.
По всему было видно, что заступившие на смену часовые за ужином несколько употребили вина и потому настроение имели приподнятое и бравое.
– Давайте, ребятки, охраняйте. – Напутствовал их сотник, собираясь уходить. – Как бы тунгусы не возвернулись, да не напали бы снова.
– Мы дело-то разумеем, – с улыбкой отвечал Корней – не первый год службу несем. Не в одной потасовке уж побывали.
– Иди спать, сотник, а уж мы не подведем. – Вторил Корнею второй стрелец. Сразу было видно, что они хотят поскорее отделаться от надоедливого начальника.
– Видимо с собой пару штофов бражки прихватили, – усмехнулся Черкас. Он знал, что казаки и стрельцы частенько пьют на дежурстве домашнюю бражку или ягодное вино и ничего в этом плохого не видел. – Для сугрева и поднятия бодрости, отчего и не выпить в меру. – Подумал он, устало направляясь в свою «командирскую» избенку. Черкас как только представил, что его в избе ждет не только кружка горячего вина, но и кусок жареной сохатины, тут же почувствовал зверский голод и прибавил шагу.
– Как прошел побег? – С усмешкой поинтересовался Петр, протягивая сотнику березовый веник, чтобы обмести от снега бахилы
– Да я сам, если честно, не понял, когда они перемахнули через стену. Все время в поле зрения держал, потом глядь, а их и след простыл. Ловкие ребята. Думаю дён через двадцать, на Оби уже будут, а там зимник, обозы ходят. Доберутся с Божьей помощью.
– Дай Бог, дай Бог. Ну что, ты голодный, поди ведь? Садись, перекусим, да по чарке-другой винца выпьем.
***
Андрейка с Васькой шли всю ночь. Благо небо было чистое и полная луна освещала все вокруг словно днем. Небольшой морозец пощипывал лицо. Опытные таежники казаки специально оделись легко и теперь от быстрой ходьбы на лыжах нисколько не вспотели, только волосы под малахаями были мокрыми.
– Ну что, Васька, может, уже перекусим? – Глянув на звездное небо, спросил Андрейка. – Верст двадцать, поди, уже отмахали.
– Давай вон там, в низинке, в ельнике. Там и костерок запалить можно и чайку вскипятить и мясца подогреть. – Васька указал вниз в распадок и направил свои лыжи вниз по склону.
– Спасибо тебе, что с собой в Тобольск взял. – Сваливая охапку сухих веток и сучков для костра, молвил Василий. – У меня матушка сильно хворая. Думал, что уж больше и не увижу ее, а тут, на тебе подарочек, радость будет ей какая. Спасибо тебе, Андрейка.
– Да я то что? Сотник говорит, бери кого хошь, а кого мне еще кроме тебя надо. Чай мы дружки закадычные. Глядишь и ты когда-нибудь меня выручишь – Отшучивался Андрейка, наскоро извлекая из котомки съестные припасы. – Вот сейчас подзаправимся и в путь-дорожку. Я так рассчитал, что мы дней через двадцать к Оби выйдем. А там зимник. Там обоз за обозом. Повезет, так всю дорогу на санях ехать будем.
На крошечном костерке уже клокотал небольшой медный котелок.
– Ладный котелок мне сотник уступил. И вот еще – Андрейка вытащил из котомки стеклянный штоф – это, говорит, вам на всякий случай, вдруг под лед провалитесь, али захвораете. А я так думаю, что поскольку проваливаться под лед мы не собираемся, да и хворать, не приучены, давай-ка, Василий, мы по чарочке с устатку-то и примем.
– По чарочке можно. Перед обедом, да еще с устатку, грех не выпить.
Нанизанные на ивовые прутья куски сохатины уже шкворчали, капая жиром прямо в огонь. В котелке закипала снеговая вода. Из-за кромки леса, пока еще несмело, блеснули первые солнечные лучики.
– В этом году весна будет ранняя – Андрейка сдернул ломоть мяса со вспыхнувшего огнем прута и обжигая ладони перебрасывал его с руки на руку. – Наливай, Васятка, пока мясо не сгорело.
Они выпили.
– Хороша сохатинка, жирнющая, сочная. Это я его, сохатого-то, в прошлом годе по осени уже в кедровом распадке из арбалета приголубил. Здоровенный такой бык был, как конь. Голова вот такая, а рога во! – Андрейка, как всегда, хвастливо приврал, показывая руками размеры убитого им зверя.
– Ну, что, побежим дальше? – Василий аккуратно упаковал остатки пищи и штоф с вином в котомку и завязал ее.
– Ну, хоть не побежим, – лениво улыбнулся Фирсов – но идти все равно надо. Время не ждет.
***
Утром в двери избушки, в которой проживали Албычев с Рукиным, осторожно постучали.
– Кого это там с утра принесло? – Пробурчал Черкас, натягивая на себя полушубок. Очаг видимо давно уже погас и за ночь избушка выстыла. – Ну, кому это там не спится? – Крикнул он недовольно ежась от холода.
Дверь со скрипом отворилась и в облаке густого морозного воздуха, в избушку протиснулся десятский Алексей.
– Доброго здоровья, казаки. – Приветствовал он, снимая шапку и крестясь в красный угол.
– И тебе не хворать, Алексей. – Буркнул Черкас. – Аль случилось чего, с утра людям спать не даешь?
– Да и не знаю, случилось, али нет, только у меня двое казачков пропали. Андрейка Фирсов, да Васька Морозов. Вчера вечером ночевать не пришли, я уж подумал у вас они. Последнее время Фирсов-то часто к атаману бегает. Утром просыпаюсь – глядь, а топчаны не разобраны, мушкетов нет и других вещей тоже. Вот я и подумал, может ты, сотник, что знаешь?
– Пропали, говоришь, у тебя казачки, Алексей? Что ж ты так никчемно службу-то несешь, что у тебя бойцы пропадают? – Пряча в бороде улыбку и нарочито гневно зыркнув на десятского. – Слышь, атаман, что в отряде-то делается? То ли побег, то ли измена и предательство.
– Да ладно тебе, чего человека-то пугаешь. – Поеживаясь от холода Петр вылез из-под медвежьего одеяла. – Никто у тебя, Алексей не пропадал. Не стали мы вчера тебе говорить, чтоб подольше все в тайне держать. Ушли казаки твои в Тобольск к воеводе Куракину с важной отпиской. Ночью и ушли. Вот мы и хотели втайне это сохранить, потому и не поставили тебя в известность.
Видя, что Алексей обидчиво нахмурил брови и поджав губы опустил глаза, Петр приобнял его за плечи. – Ты обиду-то на нас, Алексей не таи, так надо было. Казакам, кто вместе с ними живет, скажешь, отправил, мол, вперед на разведку. Будто бы они наперед отряда пойдут, чтобы засады нам от тунгусов избежать впредь.
– Сделаю, атаман. – Потеплевшим голосом проронил Алексей. – В тайне все останется. Только наперед меня предупреждай, а то вдруг бы я поиски начал, да вся хитрость-то ваша коту под хвост. Что тогда-то?
– Ты ж умный казак, Алексей. Зря бы языком трепать не стал, все равно вначале бы к нам пришел. – Ухмыльнулся Черкас. – Что это от тебя за версту перегаром-то несет?
– Так знамо что. Атаман вчера велел всем выдать по две чарки вина горячего, так мы еще и своей брагульки добавили. – Засмущался тот. – Посидели, песни попели, байки потравили и, как положено, на боковую. Все как всегда, никаких скандалов али драк в моем подчинении не было. Все чинно, по-христиански.
– На, выпей, поправь малость здоровье. – Черкас зачерпнул в деревянной бадье и протянул Алексею полную кружку малиновой браги.
***
На десятый день пути к вечеру вестовые добрались уже до знакомых и узнаваемых ими, мест. Выйдя на высокий обрывистый берег Кети Фирсов, который уже почти три года жил в Кетском остроге, махнул Ваське рукой.
– Вон смотри, это острог – и указал вдаль, где на фоне заходящего солнца были явственно видны поднимающиеся в небо из печных труб столбы белесого дыма.
– К ночи-то подмораживает. – Поежился Васька. – А там, в избах, тепло, наверное. Щи горячие с мясом. – Сглотнул он голодную слюну. – Может, заглянем к нашим?
Андрейка, глядя вдаль, тоже боролся с искушением. Уж больно заманчива была перспектива провести ночь в жарко натопленной избе на сытый желудок. Но он помнил наказ сотника – «В острог не заходить и ни с кем из жителей не встречаться». Сплюнув на наст густой, голодной слюной и отгоняя назойливо лезшие в голову мысли, он злобно шикнул на Ваську.
– Сказано все в тайне держать и людям острожным на глаза не попадаться. Сейчас вниз спустимся, там балаган должен быть. Мы как-то, здесь сено ставили, «Волчья падь» называется. Вот там и переночуем.
– А еда-то там хоть есть?
– Может есть, а может и нет. Кто ее там для нас приготовил?
Уже почти в полной темноте отыскали балаган. По всему было видно, что здесь давненько никто не бывал. Ни следов, ни еще каких либо признаков присутствия человека, даже не было видно. Правда может это и хорошо, так как под огромным сугробом снега может случайно сохранился не вывезенный большой стог сена.
– Сено-это хорошо. – Немножко повеселел Васятка. – Вот еще пожрать бы чего и тогда, совсем распрекрасно, было бы.
С трудом откапав входной проем, завешанный задубевшей шкурой огромного сохатого, они с трудом все же проникли внутрь балагана. В полной темноте, на ощупь, скрюченными от холода руками Андрейка отыскал очаг и с радостью отметил, что в нем лежала целая охапка сухих дров. Высечь искру и раздуть трут было уже делом техники. Через несколько минут, вначале слабенький огонек, а потом все разгораясь и разгораясь пламя охватило все дрова лежащие в топке. Мгновенно все помещение наполнилось дымом.
– Выходи, выходи, парень, быстрее. – Андрейка вытолкал удивленного Ваську на улицу. – Давно чувал не топили, дымоход снегом забит, можно и задохнуться. У нас в деревне случаи такие иногда бывали. Я пока полезу, почищу трубу, а ты давай сено таскай. На сене сегодня ночевать будем, чай не хуже чем на перине будет.
Когда усталые путники снова залезли в балаган, дым уже почти выветрился, а очаг, получивший хорошую тягу, теперь весело гудел, наполняя небольшое помещение благодатным теплом и светом. Задубевшая от мороза шкура, заменяющая двери, тоже отмякла, расправилась и плотно закрыла вход, позволяя, однако, свободно входить и выходить.
– Ну что, давай посмотрим, что у нас там пожрать то осталось. – Васятка с надеждой заглядывал в котомку Андрейке. Свою, он давно уж развязал, съестного там, как он заранее знал, не было вообще. Еще утром все подъели в надежде, что по дороге подстрелят какую-нибудь дичину. Как назло по пути дичь не попадалась. То ли потому, что специально они не охотились, а шли выбирая пустоши да поляны где и зверя-то быть не должно, то ли потому, что уже чувствовалась близость человеческого жилья.
В котомке Андрейки тоже было не густо. Две полоски сушеного медвежьего мяса, да пара горстей зерен ржи, вот и весь запас.
– Где-то ведь тайник был – в задумчивости чесал свою бородку Андрейка – ведь где-то же дед Севастьян хранил свой провиант. Он, почитай, в том годе все лето здесь прожил.
– А че он здесь жил, больше негде что ли?
– А че ему дом-то? У него бабка Алена еще два года назад как померла. Вот он и подряжается везде, где можно. Здесь за провиант покосы охранял, да корзинки плел.
– А кому эти покосы нужны? – Хмуро заметил Васька.
– Так, а козы-то дикие, все сено сожрут. Их здесь знаешь сколько?
– Сколько? – Не сдавался Васька. – Нисколько. Он что за ними с палкой бегал? Что ж они последний стог-то не съели?
– Козы на зиму в горы уходят, а дед Севастьян здесь до самого снега живет. Петли на коз ставит, ну и так, когда коза зазевается, может ее и стрелой добыть. Где у него тайник я ж не знаю, вон снегу-то сколько навалило, поди сыщи.
– Стоп, Андрейка, а я знаю, где у деда схрон. – Вдруг оживился Васька. – Я когда за сеном ходил, на большой сосне, кажется, лабаз видел. Хотел сразу тебе сказать, да забыл.
– Лабаз? Где? А ну пошли, показывай.
– Да может он и пустой вовсе.
– Вот и поглядим, пустой али нет.
Лабаз действительно был и судя по всему не пустой. Даже снизу было видно, что груз, находившийся там, был тщательно упакован, обернут кожами, увязан веревками и обложен большими кусками сосновой коры.
Не без труда вскарабкавшись по дереву на настил из жердей, Андрейка, повозившись с веревками и кожами, столкнул вниз тяжелый тюк. Еще через какое-то время тюк затащили в балаган.
– Говорят, что грех, чужие схроны-то воровать. – Задумчиво молвил Васька, но по его грязной от сажи физиономии было видно, что ему-то как раз и не терпится поскорее узнать, что там внутри.
– Так мы ж не воруем. – Парировал Андрейка. – Мы только посмотрим что здесь и если еда, возьмем, сколько нам нужно, а остальное оставим. Ну не пропадать же нам с голоду.
– И то верно. – Быстро согласился Васятка. – Лабазы для того и строят, чтобы хранить там припасы. Вот они нам и понадобились. Я еще слышал, что если чего возьмешь, то надо что-нибудь взамен оставить. Тогда это не воровство.
– А что ты можешь оставить-то? – Усмехнулся Андрейка.
– Могу пороху немножко оставить и десяток стрел от арбалета. Завтра дров принесу с запасом.
– Ну, я тоже могу пороху чуток отсыпать, глядишь и пригодится кому.
К их удивлению в тюке оказалось фунтов пять ржаной муки, с полфунта соли, свежее мороженое мясо и, к великой радости обоих, закутанная в медвежью шкуру глиняная баклажка с парой штофов горячего вина.
Друзья просто остолбенели от такой невиданной щедрости деда Севастьяна какое-то время, молча и ошалело, переглядывались, взирали на такую роскошь.
Первым прорвало Васятку. Он спрыгнул с топчана и с радостными воплями пустился в пляс.
– Тиши ты, чертяка. – С усмешкой урезонивал его Андрейка. – Мы потом, когда с Енисея-то придем, деду Севастьяну тоже вдоволь вина купим. Чтоб не серчал, на нас, черт старый.
В этот вечер в заброшенной посреди тайги, жарко натопленной землянке, аппетитно пахло жареным мясом и свежеиспеченным хлебом. При свете ярко пылающего очага изголодавшие и утомленные друзья, уже изрядно отпив из баклаги, долго не могли заснуть.
Глава 10. Тяжелое похмелье.
Проснулся, а точнее было бы сказать, очнулся, Андрейка от яркого солнечного света и шума голосов. Голова после вчерашнего трещала, совсем ничего не соображая, во рту было мерзко и сухо, единственная мысль, пульсирующее в воспаленном мозгу, – скорее выпить воды.
– Постойте-ка, братцы, так ведь это Андрейка Фирсов, – пророкотал над его ухом чужой незнакомый голос – ей Богу он, я его дядю, Поздея, хорошо знаю, он же из Верхотурского острога будет.
– Ну-ка, дай посмотреть? – Над Андрейкой склонился другой человек, загородив льющийся в дверной проем дневной свет. – Точно он, а это кто с ним?
Андрейка, покачиваясь всем телом, с трудом, наконец-то сел на топчане и обвел толпящихся в тесном балагане людей, бессмысленным, ничего непонимающим взглядом.
– Да он братцы пьян, как сапожник. – Захохотал кто-то. – А второй вообще лыка не вяжет.
Постепенно память к Андрейке стала возвращаться, но он пока виду старался не подавать, изображая из себя еще не протрезвевшего человека. Растерянно, глуповато улыбался, кивал головой и старался делать попытки подняться на ноги, но всякий раз нарочно падал под веселый хохот мужиков. Это представление, как он и хотел, дало ему возможность, во-первых сориентироваться в ситуации и придумать более-менее правдоподобную версию, как они с Васькой здесь очутились, откуда и куда держат путь. Главное теперь было, чтобы Васька с перепуга, ничего не разболтал.
Васька же пока до сих пор безмятежно спал, раскинувшись на соломе, но морозный воздух, теперь беспрепятственно проникающий в открытый дверной проем балагана уже стал кусать его за оголенные части тела и залезать дальше под кафтан. Васька скрючился, подтянул под себя ноги, потом видимо не выдержав, пошарил вокруг себя руками в поисках медвежьего одеяла и не найдя его сел, но однако глаза так и не открыл.
– Так это же Васька Морозов. – Крикнул кто-то. – Помните, пацаном, еще был, когда они с Кайдаловым на Енисей к тунгусам ходили.
– Верно, он. – Пробурчал кто-то третий. – Однако же он с отрядом Петьки Албычева снова к Енисею пошел. Видел я его, когда их отряд нынче у нас в Кетском стоял.
– Не их ли поджидает наш воевода? Сказывали нынче, что, мол, казачьи разъезды все пути на Тобольск перекрыли, ловят мол, лихих людей, стало быть.
– А вот мы их сейчас прямиком к воеводе и доставим. Пусть сам разбирается, глядишь и нам поблажка, какая-никакая, будет.
– Это верно братцы. Перед воеводой выслужиться, спина-то не переломится. Вмиг копейку на вино даст, а может и боле.
Андрейка, давно уже смекнул, что это были люди не служилые, и можно было бы попытаться с ними как-нибудь договориться. – Лишь бы Васятка рот не открывал, а то набуровит чего не попадя с пьяных-то глаз. – Андрейка с опаской глянул на Васятку, пытаясь каким-нибудь образом привлечь его внимание.
– Смотрите, ребята, – вдруг заорал один из мужиков – да у них здеся и ружья имеются. Надо, надо их к воеводе волочить. Может, что натворили варнаки.
– А ну положи мой мушкет, стервец. – Все же продрав глаза и увидев свое ружье в руках чужого человека, благим матом заорал Васька и бросился на мужика с кулаками.
– Ты что, щенок. – Буркнул тот и одним ударом в голову уложил Ваську обратно на топчан. – Надо связать их, братцы, от греха подальше. А то еще могут и в бега кинуться. Этот-то, молодой, но шустрый, совсем как бурундук. – И мужики весело, но беззлобно захохотали.
***
Только спустя некоторое время, когда спутанные по рукам и ногам веревками, казачки, лежа на сене в последней почти пустой подводе, окончательно оклемались и протрезвели, до них стало доходить, что это простые мужики с Кетского острога.
Так уж вышло, что весной у крепкого крестьянина Федьки Ершова на подворье закончилось сено. Или Федька не рассчитал осенью, когда сено на зиму на подворье завозил. А может, кто из соседей у него то сено подворовывал, слухи такие по селу ходили. Но сена не хватило и пришлось Федьке ехать на покосы в «Волчью падь», где он с осени, на всякий случай заначку оставил. И надо было торопиться, сено-то находилось на другом берегу, а вот-вот Кеть ото льда вскроется и тогда еще пару недель ждать конца ледохода. Работа предстояла нешуточная, поэтому Федька со своим родным братом Сидором, уговорив соседа Поликарпа помочь им. Отправились в «Волчью падь» спозаранку, почти в темноте. Там-то они случайно и обнаружили Андрейку с Васяткой. Не без оснований приняв их за беглых варнаков, позарившихся на чужое имущество, решили сдать их воеводе.
Имущество Федора, по большому счету, конечно же, не пострадало, окромя того, что было выпито все вино, на которое, конечно же, и рассчитывал Федор приглашая помощников. Именно по этой причине они больше всего и горевали.
Загрузив сеном три подводы, хмурые, злые мужики уже под вечер отправились обратно домой. Сам Федор ехал на последней подводе, угрюмо поглядывая на связанных арестантов, валяющихся на самом задке саней.
– Верст пять до ближнего-то села осталось – завернув назад голову, прошептал Андрейка, пытался сориентироваться на местности. – Бежать надо.
– Как бежать-то? – Еле ворочая языком, проскрипел Васька. – Даже воды напиться не дали, демоны проклятые. – Изогнувшись всем телом, он безуспешно пытался ухватить ртом хоть немножко снега с сугробов, так заманчиво, почти совсем рядом проплывающих мимо саней.
– Как же так случилось? – Корил себя Андрейка. – Ведь весь план коту под хвост. Что атаман-то скажет, что сотник подумает? Как теперь оправдаться? Как выполнить поручение? – Мрачные мысли одна за другой проносились в его голове не находя ответа.
– Запомни, – шепнул он Ваське, косясь на возницу – нас никто не посылал и идем мы не в Тобольск, а в Верхотурье. Мы же оттуда родом, вот и сбежали от Албычева. Не хотим, будто, на Енисей идти. У нас в Верхотурье и невесты имеются. Жениться, мол, нам пора пришла, девки-то ждать не станут. А вообще лучше молчи, чтоб ненароком чего, не выболтать.
– Эй вы мухоблуды, чего там перешептываетесь? – Заметив движение позади себя, оглянулся Федор. – Али кнута давно не пробовали? Сейчас попробуете. – И словно в подтверждение своих угроз смачно щелкнул кнутом в воздухе.
– Дай водицы попить, дяденька? – Жалобным голосом проскрипел Васятка.
– Что глотка пересохла? – Злобно ощерился Федор. -Обойдешься, чертово семя. Наперед знать будешь, как чужое вино-то воровать.
После таких слов Васька буквально пришел в ярость. Стал дергаться, хрипеть, подскакивать всем своим телом на санях с такой силой, что даже лошадь и та испуганно зафыркала и скосив голову набок, пыталась разглядеть, что там у нее позади творится.
Наконец Ваське каким-то чудом все же удалось свалиться с саней, и он остался позади, барахтаясь в снегу кверху ногами.
– Стой, стой! – Заорал Андрейка. – Васятка выпал.
Федор оглянулся, матернулся, а потом захохотал, глядя как Васятка словно муха, севшая на варенье, барахтается молча и безуспешно.
– Вот и пусть пропадает там. – Весело глянул он на Андрейку. – Если хошь я и тебя столкну, на пару. Как раз к утру-то и околеете.
Пока сквернословя и издевательски подсмеиваясь, Федор тащил волоком к подводе, извивающегося как червяк Васятку, тот не теряя время, полным ртом старался ухватить как можно больше снега.
– Ну что, наелся? – Федор рывком забросил Василия на задок саней. – Еще раз свалишься, поднимать не буду. И так уже отстали от обоза. – Он с тревогой глянул вперед, где в вечерней дымке уже еле виднелась последняя подвода с большой копной сена. Скорее всего, передние возчики даже и не заметили, что подвода Федора осталась далеко позади. Им и в голову не могло прийти, что практически пустые сани, в которых был сам хозяин, могут отстать.
Федор торопливо дернул поводьями, понукая лошадь, но та стояла как вкопанная, только прядала ушами и приседала на задние ноги.
– Что за чертовщина? – Беспокойно оглядываясь и тихонько матерясь, так как обоз уже совершенно скрылся из глаз, Федор по очереди поднимал и осматривал мохнатые лошадиные копыта, обламывая с них сосульки и лед. Потом принялся проверять сбрую.
В стремительно надвигающихся сумерках, вдруг подул холодный пронизывающий ветер, называемый местными жителями низовкой. Потом повалил снег, да такой плотный, что следы от полозьев позади саней в одно мгновение замело так, что как будто их и не было.
– Что там, дядя Федор, случилось? – Почти по-дружески, ласково окликнул его Андрейка.
– Что, что? – Раздраженно ответил Федор. – Правду говорят, едешь в дорогу, лошадь запряги сам. Хомут Ванятка, сын мой, стервец, не затянул он и натер шею до крови. Вот лошадь и не идет, больно ей значит. Надо будет перехомутать, а где ж я один-то в темноте справлюсь?
– Так ты, дядя Федя, меня развяжи. Я с измальства к лошадям приучен, враз помогу. Один-то, чай, не справишься.
– Ишь ты хваткий какой. Я тебя значит развяжу, а ты меня ножичком по горлу-то и чиркнешь. – Невесело хохотнул Федор.
– Да ты че говоришь-то, дядя Федор. Каким ножичком? Ваши же, меня обыскивали. Ведь ночь скоро, а ты сам поди знаешь, как эта падь-то называется – волчья. А ну как стая набежит.
– И то, правда… – недоверчиво проворчал Федор – так и быть. Только не вздумай баловать у меня.
– Да что ж я баловать-то зачну, дурак я, что ли? Надо, дядя Федя, выбираться поскорее отсюда, от греха подальше.
– А меня-то тоже развяжите? – Плаксиво застонал Василий, руки, ноги совсем уж занемели.
– Подожди, Васятка, – уклончиво, чтобы не насторожить Федора, ответил Андрейка – вот с упряжью управимся, тогда и развяжем. Верно, я говорю, дяденька?
– Давай вначале управимся с хомутом. – Недовольно буркнул тот. – Тогда видно будет. Нет, не догнать нам их. – Сплюнул Федор в снег. – Ушел обоз. Теперь только дома и хватятся.
Рана на шее лошади была хоть и не смертельная, но видимо весьма болезненная. О том чтобы продолжать путь и речи быть не могло.
– Что ж делать-то? – Запричитал Федор.
– Распрягать совсем надо, – сделал заключение Андрейка – дать сена на ночь и самим ночевать. Авось утром помощь придет. Здесь же верст пять всего и будет-то.
– А ты почем знаешь? Ты ж всего два раза-то и был здесь.
– Нет, дядя Федор, я здесь три года прожил. У воеводы Челищева службу справлял. А здесь в «Волчьей пади» мы с дедушкой Севастьяном сено косили, от того я про балаган-то и знаю. Хоть специально у него спроси. Как дедушка Севастьян поживает? Корзинки-то знатные плетёт поди?
– Эко хватил, корзинки…. Дедушка Севастьян уже больше года как на небесах. Как раз на Рождество Христово он и преставился. Царствие ему небесное. – Перекрестился Федор.
– Жалко дедушку Севастьяна. – Хлюпнул носом Андрейка и тоже перекрестился.
– На всё воля Божья.
– Ну, развяжете вы меня, или я сейчас помру? – Снова заканючил в санях Васятка.
– Так развязать-то можно – Нерешительно теребил бороду Федор – только чтобы до тумаков-то дело не дошло.
– Не дойдет, дяденька. Я смирный. – Слезливо канючил Васятка.
И в это время где-то совсем рядом в надвигающейся ночи, явственно и отчетливо раздался протяжный и унылый волчий вой.
– О, господи, пронеси. – Перекрестился Федор и замерзшими, негнущимися пальцами стал быстро развязывать Васятку. – Чай все мы православные, что уж теперь-то. Спаси Господи и сохрани.
– Дяденька Федор, – истерично завопил, озираясь, Андрейка – куда вы наши мушкеты дели?
– Куда, куда, вон под сеном вся ваша амуниция и лежит. Мне-то оно без надобности, я и стрелять-то из вашего ружья не умею. – Федор разгреб сено. – Вот они ваши ружья.
– Застывшие мушкеты прилипали к раздувшимся от мороза пальцам. В почти что, полной темноте зарядить мушкет оказалось не так-то просто. А пронзительный, душераздирающий вой был совсем рядом и кажется что раздавался он уже со всех сторон.
– Ай-яй-яй горе-то какое…, – причитал в страхе Федор, сжимая в руках вилы – сожрут они нас на смерть, как есть сожрут.
Развязанный им Васька на удивление первым зарядил свой мушкет и прижимаясь спиной к боку дрожащей от страха лошади отыскивал глазами зверя. Вот их уже стало видно воочию, стая примерно из десятка волков почти вплотную придвинулась к ним, почти обступив подводу. Протяжно и тревожно заржала, было, обезумевшая от страха лошадь и смолкла, только крупная дрожь прокатилась по всему ее телу.
– Стреляй ты, – крикнул Андрейка Василию – а потом сразу заряжай, а я постерегу.
– Почти не целясь, Васятка пальнул в ближайшего волка. Удар приклада отбросил его, прям на бок лошади. Та уже освобожденная от сбруи, дико заржала, встала на дыбы, готовая вот-вот унестись, что было мочи, в страшную темноту.
Вовремя подскочивший Федор всем телом повис на удилах, стараясь удержать ее на месте. В волчьей стае огненный раскатистый выстрел, тоже произвел ошеломительный эффект. Василий хоть и случайно, но все же попал в волка. Смертоносный удар пули подбросил зверя вверх. Видимо ранение было поистине чудовищное, волк бился в судорогах, лязгал зубами и хрипел, снег вокруг него потемнел от крови. Остальные звери, как псы шелудивые, поджав хвосты и поскуливая, отступили подальше в темноту, но совсем не уходили.
Следующий заряд Василий вставил уже быстрее, то ли руки от волнения оттаяли, то ли дрожь унялась.
– Стреляй, – кивнул он Андрейке – я уже зарядил.
– Андрейка, тщательно прицелившись, сразу же срезал, здоровенного задравшего в вое, башку, волчару. Сраженный пулей вожак рухнул, даже не успев допеть свою унылую песню до конца.
– Ай, молодца, хлопчики – развеселился Федор, видя как волки поскуливая и подвывая бросились врассыпную.
Больше в эту ночь стая их не беспокоила и волчьи голоса хоть и раздавались время от времени, но где-то далеко в лесу.
Успокоившись, поужинав, чем Бог послал, решили вздремнуть, благо сена в санях было много, там же лежало и медвежье одеяло с лабаза и лосиная шкура, висевшая раньше вместо дверей в балагане. Первыми отдыхать легли Федор с Андрейкой, оставив Васятку, сторожить их тревожный сон. Лошадь к тому времени тоже уже успокоилась и привязанная длинными тороками прямо к саням с аппетитом похрустывала сеном.
Глава 11. Челищев.
– Вставайте, хлопцы, подмога пришла. – Разбудил друзей насмешливый голос Федора.
Андрейка открыл глаза и непонимающе уставился на Василия мирно посапывающего под теплым медвежьим одеялом.
– Как так-то, дядя Федя, почему меня-то дежурить не разбудили?
– Так а чего будить-то. Я уже старый, мне спать некогда, а ты ишо парнишка молодой, вона, я слышал, жениться собрался. Вот и спи пока, сил набирайся, а женишься – детишки пойдут, не до сна чай будет.
– Солнце на безоблачном небе уже поднялось довольно высоко и палило по-весеннему нещадно, ветра не было, свежий, твердый как камень снег, слепил глаза. Лошадь мирно хрустела сеном, изредка косясь лиловым глазом на двух окоченевших волков лежащих возле саней. Почти у самой кромки леса было отчетливо видно, как к ним двигаются две подводы, а следом трое всадников. Казаки, наверное? Настроение у Андрейки сразу же испортилось. Он понимал, что уже никуда им не деться от дотошных расспросов. И хорошо, если это будет сотник, его Андрейка немножко знал, неплохой мужик. А коли сам воевода? За себя-то он был спокоен, а вот как поведет себя Васятка, впервые встретившись с «Чеботаем».
