Владимир Дмитриевич Окороков
Ясак
– Ничего, ребята, – подбадривал сотник – наш след теперь подмерзнет и следующий караван уже легче пойдет. Надо отдать должное люди не роптали и не отлынивали, только бранились и матюгались. Все понимали, иначе никак.
***
Через трое суток поздно вечером отряд вернулся в острог. Уставшие, мрачные, как будто, чем-то подавленные казаки и стрельцы молча разбрелись по своим избам и землянкам.
– Спалили наши плахи. – Обламывая с бровей, усов и бороды ледяные сосульки обронил Черкас, устало опускаясь на корточки возле затухающего очага.
– Как спалили? – Вскочил на ноги, собравшийся было уже спать, Петр. – Кто?
– Да кто ж это знает? – Пожал тот плечами.
– Что же это? Неужели тунгусы сожгли?
– Зачем националам доски жечь? Они скорее бы с собой их унесли, чем сжигать. Доски хорошие в любом деле сгодятся, и время у них на это было предостаточно.
– Это верно. Но кто же тогда?
– Есть у меня на этот счет некоторые мыслишки, – Черкас налил себе кружку горячего смородинового чая. – Как думаешь, Петр, наш острог на Енисее кому помешать может?
– Ну, тунгусам, наверное. – Задумчиво пробурчал тот.
– Нет, Петр. В первую очередь наш острог на Енисее поперек горла воеводе Челищеву.
– А ведь верно. – Оживился Петр. – Мне еще тогда показалось подозрительным, что Челищев как-то неохотно обсуждал наши планы. Словно не верил, или не хотел верить, что эта задумка осуществится. Он даже открыто сомневался в правильности такого решения. Ведь говорил же он, что «ясака» в этих местах для двух острогов будет мало и националы такой нагрузки не выдержат. Могут, мол, взбунтоваться и перекочевать дальше на Восток или на Север. А когда мы попросили у него лошадей, он отказал, сославшись на какой-то мор и падеж скотины. Мне тогда еще показалось это странным. Ведь Иван Семенович сказывал, что в Кетском остроге у Челищева лошадей достаточно. Значит, ты считаешь, это он сжег наши доски?
– Ну, уж точно не тунгусы. – Черкас подбросил в очаг березовые поленья, отчего пламя вспыхнуло и заплясало с новой силой, освещая желтые, еще не потемневшие бревенчатые стены избы. – Они бы эти доски к себе в стойбище увезли. – Уверенно молвил Черкас. Он повернул к Петру свое обветренное и раскрасневшееся от огня лицо. – У тунгусов оленей полно, они их в нарты, как мы лошадей, запрягают, и вези что хочешь. Это остяки пешком ходят, у них оленей нет. Ленивый народец. Так что прав Андрейка Фирсов, они далеко от речки не кочуют. Незачем это им и не на чем.
– Видел я такие повозки у наших вогулов в Пелыме. – Кивнул рассеянно головой Петр. – А ну, как и эти доски, что сейчас ты привез, пожгут? Что тогда?
– Не пожгут, я там своих стрельцов в охранение снарядил. Если что, шуганут. Ладно, Петр, ты как знаешь, а я спать, умаялся, по снегу-то бегаючи.
Глава 6. Таинственное предупреждение.
Что и говорить, поджог не только насторожил Петра, но даже немного испугал. Ведь возникла реальная угроза для дальнейшего продвижения экспедиции. Одно дело уже готовые плахи. Из них легко и быстро, можно было соорудить лодки, чтобы дальше спускаться по таежным рекам до самого Енисея. Другое дело рубить лес и строить плоты. Весной, по узкой и извилистой Тыи на плотах сплавляться было бы не легко. Можно намочить и испортить, последнее, оставшееся у них зерно и тем самым обречь отряд на голод.
***
На следующий день, Петр вместе с сотником, уже в который раз обошли вокруг всего острога, выискивая уязвимые места в крепостной стене.
Снег был хоть и глубокий, но уже появившийся наст легко держал человека и поэтому много времени это не заняло. В результате рекогносцировки были приняты кое-какие меры. Вырубили примыкающие к крепостной стене деревья в местах, наиболее удобных, для нападения противника.
Казаки, от своих товарищей уже знали о происшествии с пожаром. И потому все, как один, с большим энтузиазмом принялись готовиться к возможной атаке неприятеля на острог. Руководил этими мероприятиями, как более опытный воин, стрелецкий сотник Черкас Рукин.
***
Чтобы, хоть как-то, убить остаток дня уже клонившегося к закату. Петр, прихватив свой арбалет, намеривался, пройтись по лесу и подумать в одиночестве.
– Куда один идешь на ночь-то глядя? – Крикнул ему вдогонку встревоженный сотник. – Возьми кого-нибудь с собой.
– Обойдусь, я ненадолго. – Отмахнулся Петр и ускорил шаг.
Чтобы подстрелить глухаря или косача, долго ходить по тайге не требовалось. Едва он спустился в распадок где журчал незамерзающий ручей как почти из-под самых ног поднялись два глухаря и взлетев на высокую березу принялись с интересом разглядывать охотника.
Свист, стрелы, прорезал вечернюю тишину. Глухой удар и насквозь пронзенная огромная птица упала в снег. Можно было бы и возвращаться, вторая птица была уже лишней. Ведь наст мог не выдержать такой тяжести, а брести по пояс в снегу удовольствие малоприятное. Но легкий трофей только раззадорил Петра и он, даже не подбирая добычу, поспешил за вторым глухарем, скрывшимся в темной еловой чаще.
Проплутав по чащобе, Петр глухаря так и не нашел, зато вымотался не на шутку и смахнув снег с коряжины присел отдохнуть.
– Здесь же он где-то. – Недоумевал Петр. – Куда мог деться?
Внезапно у него закружилась голова и наступила такая неимоверная слабость, что Петр не в состоянии был шевельнуть ни рукой, ни ногой. И в это время из лесной чащи вышел человек. Петр хотел окликнуть его, но язык словно онемел. Да этого и не требовалось, человек шел прямиком к нему. Подойдя почти вплотную, он трижды осенил Петра крестным знамением и поклонился.
На вид это был глубокий старик. Длинные серебристые волосы спадали до самых плеч и почти сливались с седой бородой. Из-под густых, словно подернутых инеем бровей, на Петра пристально смотрели глаза мудреца. Внезапно старик заговорил на каком-то неизвестном Петру языке. Его тихий голос звучал, словно божественная мелодия и хотя половину этих слов Петр не знал и ранее даже не слышал, они, словно впечатывались в его сознание и становились понятными и доходчивыми, как если бы он с малых лет знал и понимал этот язык.
Странным было то, что старик каким-то образом не только знал, кто сидит перед ним, но даже был, каким-то образом, осведомлен, куда они все идут и какие перед ними стоят задачи. Более того он даже знал то, что с ними может случиться в скором времени.
Долго или нет, продолжался монолог старика Петр не знал, но когда старик исчез так же внезапно, как и появился, и он пришел в себя, было уже совсем темно.
– Господи, спаси и сохрани. – Испуганно перекрестился Петр – Приснится же такое.
Но чем дольше он продолжал об этом думать, тем отчетливее понимал, что на сон это мало похоже. А когда, вдруг он увидел на снегу четкие отпечатки ног, совсем не его размера то понял, что стал невольным участником кого-то необыкновенного события. И удивительное дело, он помнил все до последнего слова, о чем ему поведал этот странный старик и смог бы повторить это, без ошибки, в той же последовательности.
– Уж не колдун ли это был? – Испуганно перекрестился Петр, но вспомнив о кресте и молитве, которой тот его благословил напоследок, одумался и мысленно попросил прощения перед Господом за навет причиненный старцу.
Где-то совсем рядом раздался мушкетный выстрел, потом второй.
– Ищут меня! – Осенило Петра. Он выдернул из-за кушака пистоль и тоже выстрелил вверх. От громкого выстрела вокруг Петра вдруг все пришло в движение. С елей и сосен осыпался снег, испуганно закричал филин, а из сугроба, почти из-под самых его ног, вздымая брызги снега, вылетел тот самый глухарь, залегший было уже на ночлег, но потревоженный выстрелом. Громко хлопая крыльями, задевая снег и ломая ветки кустов, он скрылся в чаще.
А еще через несколько минут раздались радостные и возбужденные голоса казаков.
Они обступили Петра, протягивая ему, кто фляжку с брагой, кто ломоть мяса с куском хлеба.
– Ну, ты даешь, атаман, всех перепугал. Думали, что и не найдем. Ветер-то усиливается, все следы замело. Мы несколько раз из ружей палили, а ты все молчишь. Не слышал, что ли? Совсем уж отчаялись, а тут вдруг бабах, твой выстрел, да и совсем рядом. – Тормошил его Черкас.
–Здесь еще кто-то был. Смотри, Черкас – Промысловый охотник, коренной сибиряк, Трофим указывал Рукину на отчетливые следы, резко отличавшиеся от следов Албычева.
– И похоже этот человек был совсем босой. – Заявил Степан Еремеев. – Он сидел на корточках перед следами, на которые указывал Трофим.
– Точно, босой был. – Подтвердил Трофим и пощупал следы. – Совсем свежий след, вон туда в ельник ведет. – И они, не сговариваясь, бросились туда вместе с двумя собаками «Серком» и «Тоболом».
– Что здесь было, атаман, поведай? – Перекрестился Черкас.
– Я думал, что это видение было или сон, а оно видишь как. – Задумчиво произнес Петр. – Настоящий старик, оказывается, приходил. – И тоже троекратно осенил себя крестом.
– Как в воду канул. – Из леса вышли Трофим и Степан. – След внезапно исчез, как будто, человек тот под землю провалился, либо улетел в небеса. – И тоже троекратно перекрестились. – «Тобол», на что уж зверовая собака и тот заскулил, и дальше не пошел, словно нечистую силу почуял. – Степан снова перекрестился.
– Уходить надо быстрее, атаман – Задумчиво молвил Трофим. – Ей Богу место нечистое, как бы чего не приключилось.
***
Окончательно пришел в себя Петр только в своей избушке. Там, по настойчивому требованию Черкаса, он почти залпом выпил две чарки хлебного вина.
– Ну, давай, атаман, рассказывай, что там, в лесу-то, произошло? – Закусывая куском медвежатины, проронил Черкас и опять потянулся к медной фляжке с вином.
– Сам не пойму, что это было. Я как будто не в себе был. В голове помутилось, руки и ноги, словно чужие стали и тут из леса выходит старик и прямо ко мне. Одет он был для такой погоды уж слишком легко. Какое-то рубище на нем было, голова не покрытая, с посохом. А вот на ноги-то я и не посмотрел, а он, оказывается, еще и босой был.
– Вот чудеса! – Покрутил головой Черкас. – Кабы сам я эти следы не видел, никогда не поверил бы. Ну, а дальше?
– А дальше он начал говорить. И что интересно, хоть говорил он не по-нашенски, а я все равно все понял, о чем он говорил и запомнил все до последнего слова.
– И что же он тебе сказал?
– А сказал он, что воевода Челищев задумал нам препятствия разные чинить. Будто пошел он на тайный сговор с тунгусским князем Данулом. И это тунгусы сожгли наши плахи на речке Тые. А сейчас войско Данула идет к нашему острогу, чтоб всех нас перебить, а острог разграбить и спалить. И завтра они будут уже здесь.
– А кто он такой, старец-то этот? – Черкас пододвинул Петру очередную чарку.
– Не знаю я. Только по всему видно, что не бродяга он и говорит складно, и знает даже не то, что с нами уже было, но и что завтра будет.
– И что же завтра будет? – Перекрестился Черкас.
– А завтра бой будет с войском тунгусского князя Данула.
– Это точно?
– Не знаю, старец так сказал. – Петр взял из рук сотника чарку и подумав выпил. – Все, хватит пить. Давай, сотник, спать ложиться, а то не дай Бог и вправду завтра эти нехристи нападут на наш острог. Постой. – Петр задумчиво глянул на сотника. – Ты сходи-ка часовых проверь, да предупреди, чтобы в оба глаза глядели, а лучше еще несколько человек выставь, чтобы даже муха не пролетела.
– Будь спокоен, атаман, все сделаю. Ложись, отдыхай, намаялся, поди, сегодня. – Черкас надел шапку, потоптался, как бы рассуждая выпить еще чарку или нет и поймав недовольный взгляд атамана, вышел, крепко прикрыв за собой дверь.
А Петр еще долго не мог заснуть, мысленно возвращаясь к недавней встречи с загадочным старцем. В ушах явственно звучали его слова. – Ты атаман, Челищеву-то, не верь. Враг он теперь не только тебе, но и государю вашему, Михаилу Федоровичу, и Патриарху русскому Филарету. И постигнет его вскоре кара небесная за измену и предательство, за корыстолюбие и мздоимство неслыханное. А как придешь ты, атаман, к берегам Енисея, то встретит тебя там монах Тимофей. Он и подскажет тебе, где острог возводить надобно. Там значит и ставь, и тогда стоять ему тысячу лет. А посланник твой, которого ты к воеводе Тобольскому Куракину с отпиской отправлял, в Кетском остроге брагу пил и в пьяном виде у него ту челобитную выкрали, да «Чеботаю» в руки отдали. Так что воевода Кетский все знает и крайне недоволен был, и от возведенного на его вотчине нового острога, и от успешного продвижения вашего отряда к Енисею. Вот и решил он вам палки в колеса ставить, да чинить преграды всевозможные. Для чего и послал своих людей с грамотой к тунгусскому князю Данулу. Это люди Данула сожгли ваши плахи и готовы истребить весь ваш отряд. Этой ночью они подойдут к острогу. Будь настороже, атаман. Да хранит вас Господь! – С этими словами старик троекратно осенил Петра крестом, повернулся, и больше не говоря ни слова, исчез в темном ельнике, словно его и не было.
Глава 7. Бой.
В то время в Сибири наряду с казаками несли ратную службу и стрельцы. И если в европейской части страны, где-нибудь в Москве, на Урале или на Дону, еще как-то казаков от стрельцов можно было отличить, то здесь в Сибири они были практически одно целое и для удобства, давно уже, всех служивых именовали казаками. Единственное отличие это то, что казак, прежде всего, был конный воин, но поскольку в нынешнем походе лошадей не было вообще, то само собой и это отличие отпадало.
***
Ночью сторожевой пост ударил в набат, залаяли, и завыли собаки. Колоколом в данном случае служил чугунный котел, подвешенный к сучку корявой сосны специально не спиленной на дрова и одиноко торчащей посреди острога.
Заранее предупрежденные о грозящей опасности казаки, без излишней суеты и паники, занимали свои места возле крепостной стены.
– Окружили нас, нехристи узкоглазые. Сейчас мы им зенки-то на жопу натянем. – Сотник Рукин, с английйским мушкетом на плече, в предвкушении предстоящей баталии, был радостно возбужден
Вскарабкавшись на смотровую вышку, Петр оглядел окрестности. Насколько можно было видеть вокруг в предрассветных сумерках, почти по всему периметру крепостной стены, горели костры.
– Сколько же их здесь?
– Много, атаман. – Почему-то шепотом ответил ему молодой казак – Человек двести – триста, никак не меньше.
– Почему вовремя тревогу не забили? Проспали, черти. – Петр бросил злобный взгляд в его сторону.
– Минуту назад, атаман и духу их здесь не было, хотя собаки изредка все же ворчали. А потом вдруг мигом костры запылали, как по команде.
– Кто в набат ударил?
– Так десятский. Я, как только костры-то запылали, сразу и завопил, а десятский в набат забил. Вчера же всех предупредили, что басурмане напасть могут. Так что никто не спал, атаман.
– Ладно, Михей, не серчай, это я так, сгоряча. – Петр вдруг вспомнил, как звали молодого казака, ведь он был его земляк из Пелыма. – Не робей, казак, побьем мы этих нехристей. – И ободряюще кивнул ему.
Петр Албычев в казаки никогда верстан не был, но к обращению – атаман, уже привык и смирился. В походных условиях, а тем более в боевых, как говорится, не до чинов и титулов, а атаман для казака всегда звучит уважительно и предельно понятно.
Несмотря на молодость, Албычев, уже не раз участвовал в сражениях с сибирскими татарами и самоедами и потому страха не испытывал, а только задор и злость.
Несколько минут потребовалось ему, чтобы обойти крепостную стену. Сам по себе острог был небольшой. Поскольку находился примерно на полпути от Кетского острога до нового, пока еще не существующего Тунгусского, то и строили его как временный опорный пункт. Ширина его была не более двадцати и длина около тридцати саженей, может чуть больше. Единственные ворота выходили к реке, рядом с ними была смотровая башня высотой около пяти саженей.
– Какие будут указания, атаман? – Перед Албычевым стоял десятский Васька Бугор. – Может первыми, начнем?
– Нет, Ермолаич, не начнем. – Сурово посмотрел на земляка Петр. – Не думай даже. По пустякам с инородцами ссориться и первыми войну начинать государем не велено. Подождем.
Петр оглядел крепость, словно ища кого-то и заприметив возле амбара знакомую фигуру подьячего Ивашку Дементьева, громко окликнул его.
– Что прикажешь, атаман? – Подскочил Ивашка, услужливо заглядывая в глаза.
– Выдай-ка каждому десятскому для его бойцов вина хлебного, да чтоб только по чарке на брата. Это не для пьянки, а для сугрева. Но больше чтобы ни-ни. – Он поднес кулак к носу испуганного подьячего.
Слабенькое-то, ягодное, винцо было тогда почти в каждой острожной избе и землянке, а вот горячее, хлебное вино, то что горело синим пламенем, выдавалась строго по распоряжению самого Албычева и хранилось в амбаре у подьячего Ивашки Дементьева под строгим учетом и контролем.
***
Хотя до восхода солнца было еще далеко, но уже посветлело, и можно было, без труда разглядеть, как в дальнем углу крепостной стены, возле медной пушки, копошились двое тобольских стрельцов, готовясь по команде бабахнуть картечью по неприятелю. Стрельцы и казаки аккуратно расставляли свои луки и колчаны, готовясь к отражению атаки тунгусов.
***
Все служивые, участвующие в походе, были на тот момент неплохо вооружены. Кроме обычного лука со стрелами, сабли, топора и пики у каждого было еще и огнестрельное оружие – пищаль, либо заграничный мушкет.
***
– Ну, что там? – Спросил Петр у десятского Васьки Скурихина, отвечающего за две медных пушки.
– Идут, черти узкоглазые. Командуй, атаман.
Едва Петр добежал до ближайшей бойницы, как свистящий шквал стрел ударил по крепостной стене. Кто-то из казаков вскрикнул, застонал и выругался матом.
– Видать задело уже кого-то – Мелькнуло в голове.
– Целься, казаки! – Заорал он что было мочи. – С нами Бог. Огонь!
Залп получился вразнобой. Не все вовремя услышали команду, но результат поразил даже самого Петра. Десятка два тунгусов повалились в снег. Некоторые, вероятно раненые, корчились и громко что-то верещали на своем языке, кто-то стонал, кто-то лежал не шевелясь.
– Казаки, огонь! – Снова крикнул Петр и взмахнул рукой с зажатым в ней пистолем.
Снова грянул залп, это заряжающие, как и было заранее обговорено, передали стрелкам вторые, заряженные уже ружья. Следом утробно ухнула пушка, за ней вторая и все окуталось белым едким дымом.
Дым не позволял видеть, сколько человек попадало в снег, но громкие вопли врагов говорили сами за себя.
Когда плотный пороховой дым рассеялся, тунгусов вокруг острога уже не было. Только десятка три то ли убитые, то ли раненые лежали и сидели на окровавленном снегу, напоминая о закончившемся сражении.
С воплем – «Сарынь на кичку» – казаки с пиками и обнаженными саблями уже без всякой команды перепрыгивали через тын, устремляясь в стан врага, туда, где до сих пор горели костры.
– Не расслабляться, казачки! – Зычно прокричал сотник Рукин, внезапно появившись возле Петра. – Ружья зарядить. Бугор, своих казаков задержи острог охранять. Я этих подлых людишек знаю, они и с тыла ударить могут. Пойду я. – Махнул он рукой в сторону неприятельского лагеря. – Посмотрю, что там?
Там, куда махнул рукой сотник, виднелся небольшой походный чум предназначенный видимо для их командира или самого князя. – А ты, атаман, отдохни, ведь не спал совсем.
– Подожди. Вместе пойдем. – Петр поправил висевшую через плечо перевязь с боеприпасами, засунул за кушак пистоль и выхватив из рук казака бердыш, перелез через крепостную стену.
– Атаман! – Навстречу Петру бежал казак. – Там старик тунгус, колдун, наверное, бормочет что-то.
– Толмача ко мне. – Прокричал Петр в сторону острога. – Быстро.
– Возле чума у костра сидел старый тунгус. Сморщенное коричневое лицо и закрытые глаза скорее напоминали спящего человека. По крайней мере на обступивших его казаков он не обращал абсолютно никакого внимания. Из-под облезлой шапки с ушками, вероятно изготовленной из кожи снятой с головы молодого оленя, на его плечи спадали длинные седые космы, давно уже свалявшиеся в колтуны по цвету напоминающие кошму, на которой он сидел.
Одет старик был в старую парку, непонятно из шкуры какого животного сшитую и увешанную уже выцветшими лоскутками материй, фигурками животных и людей вырезанными из костей и древесины.
То, что старик живой и даже не спит, выдавала его дымящаяся глиняная трубка, зажатая в желтых от никотина скрюченных пальцах, да тихое бормотание, на своем диком языке. Было непонятно то ли он, что-то, пел покачиваясь из стороны в сторону, то ли молился своим богам.
Обойдя старика, Петр отодвинул шкуру закрывающую вход в чум и заглянул внутрь. Скорее всего, это жилище было походным, но все же внутри оно было богато украшено дорогими тканями и коврами, а земля в чуме была покрыта войлочной кошмой и циновками.
Видимо хозяин чума собирался перекусить перед предстоящей баталией; на добела выскобленной доске лежали еще теплые куски вареной оленины, на глиняном блюде сухой творог и лепешки, тут же стоял берестяной туес с розовым топленым молоком.
– Где же хозяин-то? – Весело оскалился сотник, залезая в чум и усаживаясь на циновку. – Ну что ж, раз хозяин не приглашает, мы и сами с усами. О, а князь-то и выпить был не дурак. – В руках у Черкаса появился глиняный кувшин. – Арха! – Недолго думая он сделал два больших глотка и протянул кувшин Петру. – На, атаман, глотни. Забористое, молочное-то вино.
– Ты бы постерегся, мало ли что могут напихать туда эти тунгусы.
– Да нет, Петя, они рассчитывали острог захватить молниеносно. Не ожидали, что мы такой отпор дадим.
В чум заглянул десятник Федор Перфильев, примкнувший к отряду Албычева в Нарымском остроге.
– Что с ранеными пленниками делать будем, атаман?
– А много их?
– Трое тяжелых, а двое так себе.
– Убитых сколько?
– Убитых наповал двадцать два человека. – Усмехнулся Федор, покосившись на кувшин в руках сотника.
– Ладно, пошел я, там разберемся. Заканчивайте здесь. – Петр уже было вышел, но вдруг обернулся. – Да, старика допросите, толмач вон ждет и поосторожней бы вы, с этой бурдой.
Глава 8. Отписка Куракину.
Поскольку больше ни один тунгус, возле Маковского острога замечен не был, Петр объявил отбой, но усиленный дозор, на всякий случай, все-таки, оставил.
– Ну что там старый шаман говорит? – Спросил он вечером у сотника, заваривая чай из сушеной смородины, кипрея и шиповника.
– Да ничего. Ты ушел, он вроде очнулся. Но с толмачом говорить не стал, схватил бубен и давай вокруг чума скакать как шальной. Совсем плохой сделался. Изо рта пена пошла как у бешеной собаки, глаза закатил и свалился как сноп без чувств. Хотел я его в амбаре запереть, да не стал, куда он болезный денется. Может ну его, атаман, пускай идет к своим?
– Схожу, попробую еще с ним поговорить. Вы пойло-то тунгусское все выпили? – Ухмыльнулся Петр, надевая на себя волчью шубейку.
– Тебе зачем? Этого юродивого напоить, что ли собрался? Так он и от нашей, хлебной не откажется. Наше вино-то тунгусы за милую душу пьют, только наливай. – Черкас достал из котомки глиняную баклажку и протянул атаману. Иди, я сейчас толмача кликну.
***
Не торопясь Петр обошел крепость, поговорил с дозорными казаками. Настроение у всех было воинственно-веселое. У огромного костра, разведенного в центре острога, собрался почти весь отряд.
– Ну что, братцы, повоевали чуток? Чего собрались-то, али сон пропал, али бражка кончилась, али еще какие заботы тревожат? – В нарочито, шутливой форме обратился он к казакам.
– Неплохо бы, атаман, отметить нашу победу. – Выкрикнул кто-то из толпы. Все сразу оживились, одобряюще зашумели. – Верно, Максимка, говорит, надо бы отметить, а то наша-то брага уже в горло не лезет. – Под громкий хохот казаков из толпы к Петру вышел десятский Перфильев
– Ну что ж. – Петр оглядел народ. – Можно и отметить. – Кликните-ка мне подьячего.
– Да вот он, атаман, подьячий-то. – Зашумели казаки. – Чего спрятался-то? Выйди атаман требует.
– Ты вот что, – Петр смерил взглядом подьячего. – Выдай-ка снова вина хлебного, но теперь, – Петр загадочно выждал, словно находился в затруднении – по две чарки на брата. Его слова потонули в радостно-возбужденном гуле почти сотни голосов.
– Как же, ведь хотели оставить не непредвиденные расходы? – Растерянно залепетал подьячий. – Там атаман, уже немного осталось. Я лишнего не брал. – Залепетал он. – У меня все записано.
– Ничего Ивашка, брага-то у тебя, поди, ведь поспела?
– Знамо дело поспела.
– Ну, так вот, завтра-послезавтра выгонишь свежего вина. А то, что осталось, служилым и отдай, пусть сегодня погуляют с устатку. Да новую брагу поставь, чтоб успеть перегнать к пасхе, чтоб было чем разговеться. – Этот приказ подьячему, казаки тоже встретили с одобрением, закивали головами. – Петр помолчал, словно что-то обдумывая. – Недельки через три я думаю, сразу после пасхи и сниматься будем с насиженного места. Хватит, перезимовали, к Енисею пойдем. Лето скоро.
***
Возле тунгусского чума, как будто, ничего и не изменилось, старик-шаман сидел в той же позе, точно так же дымилась его трубка. У второго костерка чуть в сторонке, сидели двое стрельцов, охраняли старика.
– Что так и молчит? – Поинтересовался Петр.
– Молчит. – Утвердительно кивнул головой один из них.
– Может он глухонемой как пень? – Озадаченно почесал бороду другой. – Вот у меня, атаман, бабка была, отродясь, не одного слова не проронила, от рождения была глухонемая. Так и померла немтырем, слова за всю жизнь не молвила.
– Шаман не может быть глухим? – Возразил Петр, разглядывая старика – Как же он тогда объясняет людям свои предсказания?
Петр опустился на корточки перед стариком. – Тебя как зовут, старче? Замерз, поди? Может, выпьешь вина горячего?
Шаман хоть и делал вид, что не обращает, на Петра никакого внимания, однако кадык под сморщенной желто-грязной кожей после этих слов заходил ходуном. Видимо, что такое горячее вино, старик знал, он облизнул пересохшие губы, сглотнул слюну и не в силах больше сдерживать, себя поднял голову. Обвел глазами казаков и решив, что главный здесь все же Петр остановил на нем взгляд.
Петр знаком руки велел толмачу подойти поближе. – Переведи ка ему Семен. «Скажи мне старик, кто командовал вашим отрядом и зачем вы пожгли наши доски».
Глаза у шамана заблестели и наполнились смыслом. Он еще раз судорожно сглотнул и заговорил, не глядя ни на кого.
– У нашего великого князя Данула, много людей и оленей, он очень знатный и богатый тунгус. В его семье двадцать сыновей и столько же дочерей. А войско его огромное и неисчислимое. Тем отрядом, что пришел сюда командовал его старший сын Адубей. – Перевел Семен глядя вопросительно на атамана.
– Спроси его, что им от нас надо?
Семен повернулся к старику собираясь перевести ему вопрос, но тот остановил его и заговорил на своем.
– Я понимаю русский язык. Только говорить не могу. – Перевел Семен. – Мы много лет живем в этих местах, а вы русские пришли, чтобы захватить наши земли. – Старик с укором глянул на Петра. – Воевода «Чеботай» очень хорошо относится к нашему народу, он «ясак» не требует и аманатов не берет. Вы же пришли, чтобы отобрать у нас тайгу, оленей, женщин и наших богов?
– Скажи ему, что все равно, их народу придется платить «ясак» в государеву казну. Зато государь наш способен защитить их от набегов киргизов, монголов и якутов. Будет торговля, будут у них ружья и порох, будут котлы, ножи, будет и ткань для одежды. Никто их с насиженных мест прогонять не собирается, напротив царь российский хочет дружить с тунгусами. Многие сибирские племена давно уже встали под руку Московского царя и очень тому рады. Вот, например, князь Намак – Петр поднял палец – платит «ясак» и живет себе тихо и мирно, охотится себе на здоровье, никого не боится. – И не обеднел нисколько. Мы ему из Тобольска скоро ружья и порох привезем, вот тогда-то вы на него войной не пойдете, тотчас перестреляют. Ваши боги нам не нужны, у нас есть свой, да и олени нам пока ни к чему, а вот «ясак» нужен. Намак платит, и вы платить будете. А если миром не хотите, значит быть войне. Только вы вначале подумайте хорошенько. Наш белый царь могуществен и велик и царство у него необъятное, так что спорить с ним не следует. Так Данулу и передай. Если хотите мирно жить, охотиться, оленей разводить, детей растить, то «ясак» платить придется.
По лицу шамана было видно, что он все прекрасно понял и теперь думает, что ответить. Наконец старик повернул голову к Петру и заговорил.
– Что он сказал?
– Говорит, что если мы его отпустим, то он слово в слово, все передаст князю Данулу. И еще он просил отдать ему раненых, сородичей, способных передвигаться. Тяжелораненые, ему не нужны, равно как и убитые.
– Скажи, что он свободен, сейчас ему отдадут раненых и пусть уходят с Богом. – Петр встал, собираясь уходить.
– Он говорит – остановил Семен – что в устье реки Кеми нас будет ждать русский шаман Тимофей. Он и передаст нам ответ князя Данула.
– Хорошо. Отдай ему вино. – И протянув Семену баклажку, Петр, ломая бахилами хрустящий наст в полной задумчивости побрел к крепости. Перед его глазами вновь возник образ седого старика в рубище. – Неужели это и есть русский шаман Тимофей?
***
Вечером за ужином, Петр вкратце рассказал о своей беседе с шаманом.
– Адубея я знаю – Всплеснул руками Андрейка – ему наверное лет двадцать отроду. Князь Данул давно уже объявил его своим преемником. Мы когда с Кайдаловым ходили за «ясаком» на Верхнюю Тунгуску, у них в стойбище пару дней жили. Он в то время хоть и пацан был совсем, но уже тогда считался настоящим воином. Проворен был и опасен как росомаха. Если он сюда пришел, то это не просто так, значит, действует он с разрешения самого Данула.
– Все сходится, – Черкас снял с очага котелок с чаем и налил в свою кружку – а Данул о нашем отряде мог знать только от самого воеводы Челищева.
– Это что ж, выходит измена? – Разгневанно вскричал Петр – надо срочно Куракину отписку отправить. Немедля.
– А кого посылать-то хочешь? Здесь надо смышленого, да ловкого паренька посылать. Да не одного, а двух. – Черкас кивнул головой в сторону Андрейки. – Может его, атаман и пошлем? Человек проверенный, да и тайгу эту хорошо знает.
– А что? Собирайся Андрейка, в напарники себе сам человека выберешь. Да язык-то прикуси. Чтобы никому.
– Ясно дело, атаман, чай не маленький все в секрете будет. Я даже в острог Кетский соваться не стану. Знаю, как можно тайно его обойти. Ваську Морозова, если позволишь, атаман я бы с собой взял, он хошь и молодой совсем и не дюже смышленый, но он мне как брат, да и матушка у него сильно хворая, увидеть он ее хочет, тоскует сильно и по ночам плачет.
