Владимир Дайнес
Рокоссовский. Солдатский Маршал
Аресту подверглись многие другие командиры, служившие с Рокоссовским. Вслед за этим бюро Псковского окружкома ВКП(б), посредством «опроса членов окружкома», приняло следующее постановление: «В связи с фактами, разоблачающими Рокоссовского как участника контрреволюционной организации, исключить Рокоссовского Константина Константиновича из состава членов окружкома ВКП(б) и из членов ВКП(б). Внести настоящее постановление на утверждение пленума окружкома ВКП(б)[96]». На пленуме Псковского окружкома ВКП(б), состоявшемся 11—12 сентября, был рассмотрен вопрос «О состоянии окружного партийного руководства и ликвидации последствий вредительства в округе». Первым пунктом в повестке дня значилось: «Исключение из состава пленума окружкома ВКП(б) и из рядов ВКП(б) врагов народа Глушенкова, Ларионова, Гужкова, Усачева, Рокоссовского, Камкина, Посунько, Беляева, Суровцева, Кудрявцева, Бернацкого». В постановлении пленума отмечалось: «Утвердить решение бюро окружкома ВКП(б) об исключении Рокоссовского К. К. из состава пленума окружкома ВКП(б) и из рядов ВКП(б) как врага народа[97]».
После ареста Рокоссовского его жена Юлия Петровна и дочь Ада были выселены из Дома специалистов и оказались в коммунальной квартире одного из домов по улице Детской. Юлия Петровна, не имевшая специальности, вынуждена была устроиться уборщицей в парикмахерскую, а также, чтобы свести концы с концами, продавать домашние вещи. Затем, ввиду того, что семье «врага народа» вообще было предложено покинуть пограничный город Псков, она выехала к своим знакомым в Армавир. С работой было тяжело. Как только узнавали, что муж Юлии Петровны находится в тюрьме как «враг народа», ее немедленно увольняли, и она была вынуждена перебиваться случайными заработками. Ариадна часто меняла школы, потому что в каждой из них повторялась одна и та же процедура. В класс заходил директор и сообщал: «Дети, я хочу, чтобы вы знали, что среди вас учится дочь врага народа. Встань, девочка».
После этого Ада уже опасалась приходить в школу.
Юлия Петровна, не имея сведений о судьбе мужа, решила послать дочь в Москву. Аде предстояло передать на Лубянке посылку отцу. Если бы ее приняли, то это означало бы, что Константин Константинович жив. Ариадна успешно выполнила свою миссию. Посылку приняли!
В своих мемуарах «Солдатский долг» Рокоссовский ничего не пишет о годах, проведенных под следствием. Он только подчеркивает: «…В конце тридцатых годов были допущены серьезные промахи. Пострадали и наши военные кадры, что не могло не отразиться на организации и подготовке войск[98]». В автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., Рокоссовский писал: «С августа 1937 по март 1940 гг. находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела».
Публикации последних лет позволяют если не полностью, то хотя бы частично восстановить то, что происходило с Рокоссовским после ареста. Ему предъявили обвинение в связях с польской и японской разведками, а также в участии «в военно-фашистской заговорщической организации в Забайкалье». От него настойчиво требовали подтверждения «подрывной деятельности» сослуживцев. Следователи выбили ему девять зубов, сломали три ребра, отбили молотком пальцы ног, дважды инсценировали расстрелы. На встрече со слушателями Военной академии им. М. В. Фрунзе в 1962 г. он рассказывал: «Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу – верная смерть[99]». По воспоминаниям генерала И. В. Балдынова, который находился в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру после допросов, каждый раз упорно повторял: «Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью[100]».
В конечном итоге из обвинительного заключения следовало, что еще в 1916 г., во время службы Рокоссовского в 5-м драгунском Каргопольском полку, его завербовал в шпионы близкий друг, такой же, как он, унтер-офицер, а по совместительству польский агент Адольф Юшкевич, бежавший позднее в Польшу. На судебном заседании Рокоссовский заявил, что в действительности «агент» Юшкевич, геройски сражаясь в рядах Красной Армии, погиб в 1920 г. на Перекопе. И сослался на «Красную звезду», которая рассказывала о его подвиге. Заседание военной коллегии отложили, нужный номер газеты нашли.
Следователи, пытаясь найти компромат на Рокоссовского, обратились за помощью к его бывшим сослуживцам. Генерал-майор в отставке М. И. Сафонов, служивший в 15-й кавалерийской дивизии, вспоминал, что в сентябре 1937 г. в полк пришел пакет из особого отдела Ленинградского военного округа. Адресован он был командиру полка, комиссару, уполномоченному НКВД и секретарю партбюро, от которых требовалось срочно собрать и выслать компрометирующий материал на Рокоссовского.[101]
Оперуполномоченный пришел в себя первым:
– Надо собирать, ничего не поделаешь.
– Что собирать, на кого? Днем с огнем не найдешь то, чего быть не может! – не сдержался комиссар.
Командир полка был того же мнения. На следующий день было созвано партийное собрание, в котором принимали участие не только коммунисты, но и комсомольцы, и беспартийные. Сафонов, зачитав письмо из Ленинградского военного округа, сообщил, что партбюро не имеет компрометирующих фактов, касающихся Рокоссовского. Выступления были горячими. И во всех звучало одно: «Фабриковать компромат на Рокоссовского – значит заниматься клеветой. Не может быть у него связей ни с японской разведкой, ни с антипартийными группировками».
Тексты выступлений коммунистов и резолюцию партсобрания отправили в Ленинградский военный округ. Точно так же поступили и коммунисты других полков дивизии. Однако уведомления о получении материалов из особого отдела округа не последовало. В 1954 г. М. И. Сафонову довелось встретиться с К. К. Рокоссовским. Они вспоминали совместную службу, бои на КВЖД, товарищей-однополчан. Потом Константин Константинович сказал: «А ведь вы, братцы, спасли меня, можно сказать, тогда, в тридцать седьмом. Ваши заявления сыграли свою роль. Ведь в них были не просто решения партсобраний, а требование коммунистов освободить меня как подвергшегося клевете. Надо было иметь большую смелость тогда, чтобы такое отправить в особый отдел округа».
Итак, каких-либо поводов для дальнейшего содержания Рокоссовского под стражей не было. Несмотря на это, его отправили в специальный лагерь – БАМЛАГ. Корреспондент журнала «Советский воин» капитан А. Островский в 1990 г. посетил поселок Свободный, где проживали охранники Бамлага[102]. Он встретился с бывшим начальником фельдъегерской связи БАМЛАГА, потом краевого ОГПУ И. Ф. Драчевым. Вот что поведал старый служака:
– Здесь, в БАМЛАГе, Рокоссовский был на пересылке, в тюрьме. Его мог видеть Мишка Зайнуллин, старшина. Хотя это мы между собой звали его Мишка – имя у него другое. Я видел Рокоссовского в коридоре Хабаровского НКВД, где-то в 37—38-х годах, точно не помню. Заглядывал много раз в «глазок» камеры, где он сидел. Видел, как Блюхер заходил в камеру Рокоссовского, и тот отдавал ему честь. Военных в то время много перебывало в камерах Хабаровского НКВД. Всех не упомнишь.
– Ходят слухи, будто Рокоссовский пытался бежать из лагеря? – спросил Островский.
– Не-е-ет, – ухмыльнувшись в бороду, протянул бывший старшина, – политические сознательные, они не бегали, как уголовники. Они работали справно. Небось, чуяли вину… Вторые пути на Транссибе – их работа. И Рокоссовский не бегал, знал свое место. На насыпи камни ворочал. Мост железнодорожный знаешь через Зею? И его рук дело. Здоровый был мужик, длинный. А добавки не клянчил, хотя кормили баландой только утром и вечером… Молчун. Со мной ни разу не заговорил. Скажешь ему, где там лопата или тачка да куда идти, что делать, – идет, выполняет. Да и то: сам же командир. Дисциплина… Я их тогда псами охранял. Старшим инструктором был по служебно-розыскным собакам. В звании! А для меня он кто? Не генерал – не-е-ет. Такой же заключенный, как и все. Правда, как привезли, поначалу в гимнастерке ходил, без знаков различия. А сукно-то выдает – генеральское. Потом гимнастерку заменили на робу. Правда, недолго он у нас пробыл, отправили дальше по этапу.
В середине июля 1939 г. К. К. Рокоссовский вместе с другими заключенными прибыл в Сосногорск. Жительница этого поселка Г. Седьякова вспоминала, что вместе с сельчанами к заключенным подошел Иван Викентьевич Попов, местные его звали Вик-Вань. Он спросил:
– Что за люди?
И вдруг один заключенных назвал Попова по имени. Бросился к нему Иван Викентьевич:
– Командир!
Конвой всполошился:
– Стой!.. Застрелю!..
А Попов отвечает:
– Меня застрелишь – пятерых Иванов без отца оставишь, а жену – без мужа. Посадят тебя, как этих заключенных.
Обнялся Вик-Вань с узнавшим его военным. Оказывается, в Гражданскую войну Попов воевал вместе с тем заключенным – Рокоссовским, ординарцем у него был, за лошадьми ухаживал. Жители деревни принесли заключенным молока, хлеба, картошки, затем зарезали колхозного бычка, сварили суп.
Вскоре партию заключенных направили в Княж-Погост, севернее Котласа. Рокоссовский работал там истопником в гражданской бане. Попов с передачей каждый месяц ходил к своему командиру. После того как Константина Константиновича освободили, он не забыл своего ординарца. В конце апреля 1940 г. получили Поповы посылки из Москвы. В двух упаковках были брюки для Ивана Викентьевича, юбка для его жены, гостинцы детям.
22 марта 1940 г. К. К. Рокоссовского выпустили на свободу. На руки он получил следующий документ:
«СПРАВКА
Выдана гр-ну Рокоссовскому Константину Константиновичу, 1896 г. р., происходящему из гр-н б. Польши, г. Варшава, в том, что он с 17 августа 1937 г. по 22 марта 1940 г. содержался во Внутренней тюрьме УГБ НКВД ЛО и 22 марта 1940 г. из-под стражи освобожден в связи с прекращением его дела.
Следственное дело № 25358 1937 г.[103]»
Как мы видим, в справке говорится, что Рокоссовский находился все время в тюрьме, а воспоминания, приведенные выше, опровергают это.
Многие исследователи почему-то связывают освобождение Рокоссовского с возможностями С. К. Тимошенко как наркома обороны, а Г. К. Жукова – как начальника Генерального штаба, упуская из виду, что к моменту выхода Рокоссовского на свободу они этих должностей еще не занимали[104]. Маршал Советского Союза С. М. Буденный рассказывал, что он был в числе тех, кто добивался освобождения Рокоссовского[105]. Так что обстоятельства освобождения Рокоссовского из тюрьмы требуют дополнительного изучения.
К. К. Рокоссовский, обретя свободу, приехал в Псков, но, не застав там никого из родных, немедленно уехал из города и больше там никогда не появлялся, хотя псковичи приглашали его на различные торжества неоднократно.
В конце 1986 г. Псковский горисполком принял решение о присвоении имени К. К. Рокоссовского одной из новых улиц. В городе почти в неизменном виде сохранились здания штаба бывшего корпуса и Дома специалистов. В первом из них размещается один из факультетов политехнического института, а на стене второго, жилого здания, установлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме в 1936—1937 гг. жил прославленный полководец К. К. Рокоссовский».
К. К. Рокоссовскому предоставили возможность отдохнуть вместе с семьей в Сочи. По возвращении с курорта он был принят С. К. Тимошенко, который к тому времени стал народным комиссаром обороны. «Семен Константинович предложил мне снова вступить в командование 5-м кавалерийским корпусом (в этой должности я служил еще в 1936—1937 годах), – пишет Константин Константинович. – Корпус переводился на Украину, был еще в пути, и нарком пока направил меня в распоряжение командующего Киевским Особым военным округом генерала армии Г. К. Жукова. Я должен был помочь в проверке войск, готовившихся к освободительному походу в Бессарабию. В моем присутствии нарком сообщил об этом по телефону командующему округом[106]».
К тому времени, когда Рокоссовский освободился из заключения, произошли значительные изменения в Красной Армии и в военном деле.
В марте 1940 г. завершилась советско-финляндская война, итоги которой стали предметом строгого разбирательства в ЦК ВКП(б) и на Главном военном совете. Опыт войны показал, что между теоретическими представлениями о характере войны и реальной действительностью выявился угрожающий разрыв. В организационной структуре Вооруженных сил, их техническом оснащении и боеготовности обнажились слабые места. Наркомат обороны не справлялся с решением многих назревших вопросов. После обсуждения итогов этой войны на пленуме ЦК ВКП(б) и проверки наркомата обороны с занимаемой должности был снят К. Е. Ворошилов. В мае того же года новым наркомом обороны назначили С. К. Тимошенко, которому было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза. Одновременно были разработаны и стали приниматься деятельные меры по устранению накопившихся недостатков, причем существенных.
В акте о приеме наркомата обороны Тимошенко от Ворошилова указывалось, что отсутствуют мобилизационный и оперативный планы, план подготовки и пополнения комсостава запаса для полного отмобилизования армии по военному времени, данные о состоянии прикрытия границ, запущен учет личного состава и др[107]. Однако соответствующие меры, призванные устранить эти недостатки, претворить в жизнь не удалось – оставался год до начала Великой Отечественной войны.
Война с Финляндией также показала, что темпы и направленность технической реконструкции Вооруженных Сил далеко не соответствовали быстро усложнявшимся условиям ведения войны и ее характеру, большинство видов оружия и военной техники морально устарело. Поэтому были приняты спешные меры по разработке и внедрению в войска более современных образцов вооружения. Среди них автоматические винтовки Ф. В. Токарева (СВТ-40), пистолет-пулемет Г. С. Шпагина, 76-мм дивизионные пушки, 122-мм дивизионные гаубицы, 85-мм зенитные пушки, средние танки Т-34, тяжелые танки КВ-1, истребители Як-1, МиГ-3, штурмовики Ил-2, бомбардировщики Пе-2, радиолокационные станции РУС-1 и РУС-2, приборы управления огнем зенитной артиллерии (ПУАЗО-3), понтонные парки С-19, более совершенные противопехотные и противотанковые мины, радиостанции РАФ и РСБ. Одновременно началась работа по изучению возможности осуществления взрывной ядерной реакции, приводящей к взрыву с выделением огромной энергии.
Полностью была пересмотрена организационно-штатная структура всех родов войск. Еще летом 1939 г. в приграничных военных округах началось формирование общевойсковых армий, каждая из которых должна была включать несколько стрелковых корпусов, механизированный корпус, авиационную дивизию и ряд армейских частей. Но слаженность их оставалась низкой, а комплект армейских частей не в полной мере соответствовал своему назначению. С учетом опыта применения во французской кампании вермахтом крупных танковых и механизированных соединений в Советском Союзе с июня 1940 г. начинают формировать 9 механизированных корпусов, причем в каждом предполагалось иметь 1031 танк.
В июне 1940 г. К. К. Рокоссовский прибыл в штаб Киевского Особого военного округа, которым командовал его бывший подчиненный и однокашник по Высшей кавалерийской школе генерал армии Г. К. Жуков. За то время, что Рокоссовский находился в заключении, Георгий Константинович добился значительных успехов. В августе 1939 г., командуя 1-й армейской группой, он разгромил японцев на реке Халхин-Гол, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. А теперь стал командующим войсками одного из крупнейших военных округов.
Начальником штаба округа был генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Он свободно владел немецким и французским языками и недавно вернулся из Германии, где был военным атташе. Родился М. А. Пуркаев в бывшей Симбирской губернии, в семье рабочего, по национальности мордвин. Окончил реальное училище. В 1915 г. был направлен в школу прапорщиков, откуда вышел офицером и попал прямо на фронт. В дни Октября сразу же примкнул к большевикам, добровольно вступил в Красную Армию. В боях против войск адмирала Колчака командовал полком, был награжден орденом Красного Знамени. Служебная карьера Максима Алексеевича не отличалась резкими взлетами, но в 1931 г. он уже возглавлял штаб Московского военного округа. Сослуживцы считали его нечутким, но уважали за ровность характера и высокую эрудированность. Он по праву считался крупным знатоком штабной работы, особенно хорошо знал службу войск и организационно-мобилизационную работу.
Войска Киевского Особого военного округа готовились к выполнению ответственного задания. 26 июня 1940 г. Правительство СССР передало румынскому представителю ноту, в которой предлагалось «приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу[108]». Правительство Румынии заняло уклончивую позицию, что вынудило советское правительство предъявить 27 июня более жесткое требование вывести румынские войска с «территории Бессарабии и Северной Буковины в течение четырех дней, начиная с 14 часов по московскому времени 28 июня».
Задачу по освобождению «Северной Буковины и Бессарабии из-под оккупации Румынии» возложили на войска Южного фронта, в состав которого входили три армии: 12-я армия под командованием генерал-майора Ф. А. Парусинова и 5-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко; третья создавалась из войск Одесского военного округа под командованием генерал-лейтенанта И. В. Болдина. Командующим фронтом был назначен генерал армии Г. К. Жуков. В состав группы генералов, работавших под его руководством, был включен и Рокоссовский. После долгих переговоров румынское правительство все же согласилось вывести свои войска из Северной Буковины и Бессарабии, и, таким образом, дело уладили мирным путем. Войска Южного фронта с течение трех дней (28—30 июня) заняли Северную Буковину и Бессарабию. На VIII сессии Верховного Совета СССР 2—6 августа был принят закон, юридически оформивший образование Молдавской ССР.
После завершения похода Рокоссовский снова вступил в командование 5-м кавалерийским корпусом. В ходе продвижения в Бессарабию и Северную Буковину выявились серьезные недостатки в подготовке и обучении войск. В своей директиве от 17 июля генерал армии Жуков отмечал: плохую организацию штабами марша и службы регулирования; отсутствие в наземных войсках средств связи с авиацией; неумение осуществлять маскировку при расположении на отдых и вести наблюдение за воздухом; невысокую степень подготовки красноармейцев и конского состава к совершению длительных и, особенно, ночных маршей; слабую организацию артиллерийской разведки; недостаточную отработку взаимодействия танков с пехотой и артиллерией; неудовлетворительную подготовку понтонных и саперных батальонов к организации переправ и наведению мостов; отсутствие должной воинской дисциплины, что привело к большому количеству нарушений порядка и чрезвычайных происшествий.[109]
Под руководством Жукова был разработан комплекс мероприятий, направленный на совершенствование боевой подготовки войск округа. Рокоссовский, претворяя в жизнь эти мероприятия, проводил систематические тренировки подъемов частей по тревоге в целях выработки скорости и оперативности в выполнении боевых задач. В тактической подготовке был сделан упор на отработку наступательного боя с преодолением полосы заграждений и крупных водных преград, оборонительного боя с устройством полосы заграждений. Все задачи по указанию Рокоссовского отрабатывались в трудных условиях лесисто-гористой, болотистой и песчаной местности. Особое внимание уделялось организации противотанковой и противовоздушной обороны. В подготовке штабов и совершенствовании управления войсками за основу берется управление по радио и с помощью самолетов. В октябре Рокоссовский присутствовал на опытном учении 4-го механизированного корпуса, на котором решались задачи по преодолению противотанковых районов, водных преград, нанесению последовательных контрударов для разгрома противника по частям и др.
В декабре 1940 г. в военной карьере Рокоссовского произошел новый поворот – его назначили командиром 9-го механизированного корпуса. Это было полной неожиданностью для Константина Константиновича. «Переход на службу в новый род войск, естественно, вызвал опасение: справлюсь ли с задачами комкора в механизированных войсках? – вспоминал он. – Но воодушевляли оказанное доверие и давний интерес к бронетанковым соединениям, перед которыми открывались богатые перспективы. Все, вместе взятое, придало мне бодрости, и, следуя поговорке, что «не боги горшки обжигают», я со всей энергией принялся за новое дело, понимая, что формировать корпус придется форсированными темпами[110]».
Прежде чем продолжить наше повествование, расскажем о том, как принималось решение о формировании 9-го механизированного корпуса, его составе, предназначении. Это позволит уяснить степень ответственности бывшего кавалериста, ставшего вдруг командиром-танкистом, а также какие задачи ему приходилось решать в последние месяцы перед началом Великой Отечественной войны.
Предложение о формировании в Киевском Особом военном округе 9-го механизированного корпуса содержалось в докладе наркома обороны и начальника Генерального штаба РККА, представленном 14 октября в Политбюро ЦК ВКП(б). Это предложение было одобрено, и 4 ноября нарком обороны подписал директиву о создании этого корпуса в составе 19-й и 20-й танковых и 131-й моторизованной дивизий. Весной 1941 г. корпус получил еще и мотоциклетный полк[111]. Заместителем командира корпуса по политической части был назначен бригадный комиссар Д. Г. Каменев, начальником штаба – генерал-майор технических войск А. Г. Маслов. 20-й танковой дивизией командовал полковник М. Е. Катуков (будущий маршал бронетанковых войск), 19-й танковой дивизией – генерал-майор танковых войск К. А. Семенченко, 131-й моторизованной дивизией – полковник Н. В. Калинин. Управление корпуса, 131-я моторизованная и 35-я танковая дивизии дислоцировались в Новоград-Волынске, 20-я танковая дивизия – в Шепетовке. В марте 1941 г. 19-я танковая дивизия была передана в 22-й механизированный корпус, а в состав 9-го механизированного корпуса вошла 35-я танковая дивизия полковника Н. А. Новикова, сформированная в Новоград-Волынске.
Рокоссовский высоко отзывался о деловых качествах своих помощников. «Мне, как комкору, посчастливилось в том отношении, что ближайшие мои помощники были образованными и самоотверженными людьми. Они умели учить бойцов и командиров тому, что потребуется на войне, – вспоминал Константин Константинович. – Среди них прежде всего хочется выделить начальника штаба тридцатидевятилетнего генерал-майора Алексея Гавриловича Маслова. Он был, как говорилось тогда, «академиком» (то есть окончил академию имени М. В. Фрунзе), штаб корпуса держал хорошо и всецело отдался подготовке нижестоящих штабов, дисциплинируя их работников и приучая к самостоятельности мышления. Мне нравился его стиль – требовательность и чуткость к мысли и инициативе подчиненных, органическая потребность личного общения с войсками. Большую помощь в подготовке корпуса к грядущим испытаниям оказывали мне также заместитель по технической части полковник Внуков и замполит товарищ Каменев[112]».
Времени на то, чтобы полностью завершить комплектование, обучение и слаживание частей корпуса у Рокоссовского практически не было. К июню 1941 г. в корпусе имелось всего 300 танков – меньше, чем было положено танковой дивизии, да и те из учебного парка[113]. В 20-й танковой дивизии насчитывалось лишь 36 танков (30 БТ, 3 ХТ и 3 Т-26), в 35-й танковой дивизии – 142 танка (141 Т-26 и один ХТ), в 131-й моторизованной дивизии – 122 танка (104 БТ, 18 Т-37/38). В корпусе имелось 20 76-мм пушек, 24 152-мм гаубицы, 34 122-мм гаубицы, 48 82-мм минометов, 1027 автомобилей, 114 тракторов и 27 мотоциклов[114]. К этим данным добавим свидетельство Рокоссовского: «К началу войны наш корпус был укомплектован людским составом почти полностью, но не обеспечен основной материальной частью: танками и мототранспортом. Обеспеченность этой техникой не превышала 30 процентов положенного по штату количества. Техника была изношена и для длительных действий непригодна. Проще говоря, корпус как механизированное соединение для боевых действий при таком состоянии был небоеспособным[115]».
Рокоссовскому, прослужившему почти три десятилетия в кавалерии, пришлось осваивать теорию боевого применения бронетанковых и механизированных войск. За три года лагерной жизни он значительно отстал от своих бывших коллег не только в служебном отношении, но и в военно-теоретическом плане. Поэтому позволим себе кратко осветить наиболее важные вопросы, касающиеся все того нового, что было накоплено к этому времени в области ведения боевых действий с применением подвижных родов войск.
В Проекте временного наставления механизированных войск РККА, изданного в 1932 г., были определены следующие способы применения механизированных соединений: действия на фланге армии (фронта) во взаимодействии с войсками, наступающими с фронта; действия по развитию прорыва с последующим выходом на армейские тылы противника; действия в рейде по тылам противника с задачей уничтожения подходящих резервов противника, нарушения системы управления противника и уничтожения его коммуникаций. Проект наставления не исключал возможности применения механизированных соединений и для прорыва подготовленной обороны – но указывал, что это нецелесообразно. Основным способом боевых действий механизированного соединения считалась стремительная и внезапная атака противника с использованием массы танков.
В Проекте наставления отмечалось, что наличие трех заправок горючим и трех боекомплектов позволяет механизированному корпусу отрываться от своих войск на расстояние до 200 км. Нормальный суточный переход определялся в 100—120 км (из расчета 8 часов на движение и 2 часа на привал). Форсированный суточный переход устанавливался в 150—180 км (13 часов на движение и 2 часа на привал). При самостоятельных действиях механизированного корпуса в оперативной глубине он мог вести наступление на противника, перешедшего к обороне заблаговременно. В этом случае быстрота действий считалась обязательным условием и важнейшим фактором в достижении успеха в наступательном бою. Боевой порядок механизированного корпуса при наступлении на обороняющегося противника состоял из ударной и сковывающей групп. В ударную группу выделялась большая часть сил, в сковывающую – обычно стрелково-пулеметная бригада.
Проект наставления допускал, что в известных условиях обстановки механизированный корпус может выполнить и задачи оборонительного характера. Основным видом обороны при этом считалась подвижная оборона. Боевой порядок механизированного корпуса в обороне состоял из группы прикрытия, группы главного сопротивления и группы резерва.
Дальнейшее развитие вопросы боевого применения механизированных и бронетанковых войск нашли во «Временной инструкции по глубокому бою» (1934 г.). В инструкции указывалось, что современные средства подавления – мощные и быстроходные танки, десантная и штурмовая авиация, большие количества артиллерии – требуют новых форм организации и ведения боя. При применении в массовом количестве эти рода войск позволяют осуществить почти одновременную атаку всей глубины тактического расположения противника с полным окружением и уничтожением его главных сил. Механизированный корпус рекомендовалось использовать для глубокого развития успеха, достигнутого при прорыве обороны противника стрелковыми войсками. Корпус перед началом наступления должен был сосредоточиться в исходном районе в 15—20 км от переднего края обороны. Ввод мехкорпуса в прорыв начинался после того, как только пехота стрелкового корпуса достигнет глубины дивизионных резервов противника. При этом мехкорпус должен был своими силами расчистить полосу ввода, а не ожидать, когда стрелковые соединения подготовят ему освобожденную от противника полосу.
Немало внимания уделялось вопросам боевого применения бронетанковых и механизированных войск на совещании высшего командного и начальствующего состава Красной Армии, состоявшемся в конце декабря 1940 г[116]. Познакомим читателя с основным содержанием материалов этого совещания. Они важны для понимания того, какие задачи приходилось решать Рокоссовскому накануне войны. Эти теоретические положения предстояло ему осмыслить и правильно применить в практике своей деятельности.
Нарком обороны С. К. Тимошенко в своем выступлении, правильно отметив крупные изменения в оперативном искусстве зарубежных армий, тем не менее заявил: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового…» Это было непростительное заблуждение, ибо уже тогда на Западе наглядно проявились глубочайшие сдвиги в формах и способах развертывания войны, ее масштабах, организации стратегического развертывания вооруженных сил, в ведении первых и последующих стратегических операций, системе управления и др. Правда, в докладах генералов Г. К. Жукова, И. В. Тюленева, Д. Г. Павлова и выступлениях некоторых других участников совещания отчасти затрагивались отдельные проблемы, даже высказывались предложения по поводу их решения, но, к сожалению, на это не было обращено должного внимания со стороны военно-политического руководства и в последующем они не нашли соответствующей всесторонней разработки.
На совещании обсуждалось нападение Германии на Польшу, отмечались внезапность нападения, решающая роль авиации и танковых войск в ведении маневренной войны и нанесении мощных ответных ударов по противнику в самом ее начале. В то же время считалось, что внезапное нападение заранее отмобилизованными силами возможно лишь в войне с небольшим государством. Для нападения же на Советский Союз противнику потребуется определенное время, чтобы отмобилизовать, сосредоточить и развернуть основные силы. Предполагалось, что обе стороны начнут боевые действия лишь частью сил, а для развертывания главных сил Красной Армии, равно как и главных сил вермахта, потребуется около двух недель.
С докладом «Характер современной наступательной операции» выступил на совещании командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков. Он считал, что «крупная наступательная операция со стратегической целью» должна осуществляться в полосе шириной 400—450 км. Для проведения такой операции целесообразно сосредоточить 85—100 стрелковых дивизий, 4—5 механизированных и 2—3 кавалерийских корпуса, 30—35 авиационных дивизий. Жуков, исходя из опыта локальных конфликтов и начавшейся Второй мировой войны, перечислил ряд новых требований к наступлению. «Современная наступательная операция, – говорил он, – может рассчитывать на успех лишь в том случае, если удар будет нанесен в нескольких решающих направлениях, на всю глубину оперативного построения, с выброской крупных подвижных сил на фланг и тыл основной группировки противника. Одновременно с действиями на решающих направлениях наступательными и вспомогательными ударами противник должен быть деморализован на возможно широком фронте. Только такая наступательная операция может в относительно короткие сроки привести к окружению и разгрому основной массы сил противника на всем фронте предпринимаемого наступления».
