– Ты что это говоришь, брат? Зачем обижаешь? Может, и вправду я бываю иной раз грубоват, но я люблю тебя, поверь. Ведь мы одной крови, нас родила одна мама!
– Кровь не всегда преграда для убийцы, – с горячностью возразил Вальтер и выставил перед собой ладонь, как бы запрещая Карлу перебивать ход и без того путанной мысли. – Вспомни, разве не убивали наследные принцы друг друга, лишь бы самому взойти на трон? Разве не в дикой алчности, в погоне за властью Ромул убил своего младшего брата? Убил лишь за то, что Рем переступил черту на земле, которой старший брат обозначил свои владения… Ты помнишь, что он крикнул в лицо умирающего брата? «Так будет с каждым, кто осмелится переступить стены моего города!» И у нас с тобой одно наследство после отца… и ты старший из нас двоих…
– Ну так что же? Отец оставит его нам… – Карл недоумевал, всматривался в глаза Вальтера, стараясь понять, почему тот завел такой глупый разговор о дележе, о братоубийстве…
– А если я возьму свою долю и выйду из общего производства? Как поступишь ты тогда?
– Ты что? Зачем? – Карл ни в голосе, ни во взгляде не смог скрыть явного испуга. – Ты не сделаешь этого, брат! Тогда нашему заводу не устоять! Янки приберут все в загребущие лапы!
Вальтер опустил глаза, вздохнул, как будто и не ожидал иного ответа, левой рукой потянул и ослабил галстук на шее, будто он душил его и не давал возможности жить…
– Вот видишь, какова судьба младшего в семье сына? Любить он не имеет права, на наследство не имеет права… Отец восхищается бессмертным Гераклом, а ведь Геракл убил троих своих сынов от первой жены Мегары. Понятно, что богиня Гера из ненависти наслала на него безумие… Но мой отец не в состоянии безумия, а по трезвому расчету тоже убил если не нас обоих, то меня одного… Я чувствую, что жить мне осталось не дольше, чем осенней мухе… Помолчи, брат, не спорь! – Вальтер вторично сделал протестующий жест рукой, видя, что побледневший Карл пытается что-то возразить. – Ты обо всем этом узнаешь и очень скоро. Узнаешь, поймешь и, быть может, простишь меня за все. В том числе и за этот неприятный для тебя разговор… Отцу я больше не верю! И Богу не верю, если Он позволил такому свершиться! Не верю! Если Он и вправду всемогущ, почему же на земле властвует Сатана? – Лицо Вальтера исказилось такой гримасой ужаса, словно это было лицо израненного и упавшего на песок арены гладиатора при виде над собой львиной пасти с окровавленными клыками…
Карл положил вздрагивающую ладонь на руку брата и поразился, какая она холодная, словно Вальтера только что вытащили из ледяной купели где-то в центре самой Антарктики.
– Ну убей меня Бог на этом месте, если я хоть что-то понимаю из твоих рассуждений! – воскликнул Карл, ударив кулаком по левой ладони и яростно припечатав там его на несколько секунд. – В чем ты все время обвиняешь отца? Мне кажется, ты очень преувеличиваешь степень совей печали, есть такая категория людей, которые любят ковырять собственные болячки… Ну разлучили тебя с Амритой на два-три месяца, велика ли беда? Наш отец по полгода бывал в отлучке, и мать не сходила с ума, хотя и молилась каждый вечер, чтобы Господь сохранил ему жизнь. Молись и ты, может, легче будет на душе. А когда возвратишься домой, все устроится к лучшему. Вот увидишь, поженитесь вы с Амритой и будете счастливы. Ведь отец пообещал тебе это, не так ли? И я со своей стороны буду просить, а если надо, то и настаивать на этом. Только не выходи из общей доли, иначе нам завода и рудников не удержать!
Вальтер медленно поднял глаза. У Карла снова волосы зашевелились на затылке – живой человек такими глазами не смотрит!
– Не надо мне теперь никакого наследства, брат. Скажи только честно: ты и вправду ничего не знаешь? Про то, что сделал со мною отец? Поклянись памятью мамы, что ты не заодно с отцом?
– В чем – не заодно? – Карл почувствовал, что у него на щеках словно ледяная корочка образовалась. – Ну-у, мы иногда бываем единомышленниками в вопросах политики, но что сейчас имеешь в виду ты – не возьму в толк. Объяснись, ради всех святых.
– Спасибо, брат, хоть в этом мне повезло. – Вальтер натянуто улыбнулся, в очередной раз продолжительно вздохнул, будто это давалось ему с трудом, похлопал Карла по руке, и в этом дружеском жесте выразилось что-то такое важное, что у Карла сердце сжалось от тоски и жалости. «Проклятая война! – с раздражением подумал он, искренне жалея младшего брата. – Что она сделала с ним! Сколько ребятишек в Берлине, в других городах пережили ужасы бомбардировок, артобстрелов, голода, сколько смертей пришлось им увидеть и пережить! Хотя бы и смерть мамы. И вот результат – сломался ребенок!»
В каюте над дверью мелодично тренькнул звонок – сигнал из камбуза, что обед готов. Карл обрадовался возможности прервать мучительный разговор: право, сверх всякой меры блажит Вальтер, нагромождает в своем воображении неодолимые препятствия на пути к своей Амрите, а потом мысленно преодолевает эти завалы…
«Обязательно поговорю еще раз с отцом. Пусть он сам вторично пообещает не препятствовать браку с индианкой и тем успокоит Вальтера. А то он и в самом деле может рехнуться от переживаний. Надо же, прикидывает вариант выхода из общего имущества! Да янки меня вмиг проглотят и даже не поперхнутся!»
– Хватит хандрить, братишка! Бросай своего «Лженерона» и идем обедать! – Карл поднялся. Отгоняя тревожные мысли, принял беспечный вид, глаза его не выказывали больше никакого беспокойства, словно с этим сигналом из камбуза исчезли всякие проблемы и неурядицы. – И не старайся подражать глупой кукушке, которая прилетает по весне и улетает осенью в полном одиночестве. Зеленая тоска может съесть всю душу. Баронесса Марта несколько раз о тебе справлялась… Идем, отведаем китайской кухни. Что там нам приготовил сегодня любезный посланец Поднебесного царства?!
– Ты иди, а я приду чуть попозже… – Вальтер повернулся лицом к иллюминатору. – Надо же, солнце опять появилось! Как слепит глаза! Миллионы лет светило и еще пройдет миллионы лет… От нас и молекул не останется, наверное, наша планета может погибнуть в какой-нибудь термоядерной катастрофе, а солнце будет жить. Здешним людям или каким-то иным существам на других планетах, а будет светить все так же тепло и ласково…
Карл попытался сдержать при себе законное недоумение – нашел чему удивляться – солнышку! – еще раз напомнил про обед и пошел из каюты, но у ходовой рубки наткнулся на отца и боцмана. У них, похоже, недавно состоялся свой, не менее напряженный разговор…
Как только баронесса ушла в каюту, Отто Дункель подозвал к себе боцмана:
– Майкл, подойди на минутку, надо кое-что утрясти нам с тобой на будущее, – сказал так неопределенно, чтобы рулевой не навострил свои уши.
Майкл оставил рубку, где у штурвала заступил на вахту Клаус, подошел к хозяину яхты. А в том, что сенатор Дункель стал полновластным хозяином, он уже не сомневался – опуская анкерок в злополучную шлюпку китобоев, он наклонился над фальшбортом и заметил вместо привычной надписи «Изабелла» новое название из незнакомого слова «Хепру». И теперь Майкл был абсолютно уверен, что сенатор по какой-то причине не собирается возвращаться в Мельбурн, конечно, если не восстановит старого названия яхты. Потому так крепко и запечалился, размышляя над вопросом – что ждет команду, которая невольно оказалась неизвестно в каком положении? По-прежнему ли как экипаж яхты, или как обреченные на возможную смерть временные заложники?
Майкл подошел, заставляя себя улыбаться, запустив пальцы в густые бакенбарды и по привычке почесав правую скулу, что у него всегда было признаком глубокого раздумья. Потом чуть наклонился к сенатору, готовый выслушать все, что ему прикажут. Отто Дункель доверительно потянул боцмана за рукав, усадил около себя на свободный стульчик – легкая конструкция едва не хрупнула под могучим телом моряка, и чтобы не сломать вещь, боцман вынужден был часть собственного веса перенести на полусогнутые ноги.
– Ты, я вижу, по-прежнему в сомнениях, Майкл? – спросил сенатор бесстрастным голосом, который так поразил боцмана – оставили людей на гибель в океане, а сенатор о делах земных разговор ведет так преспокойно! – Напрасно. Подумай хорошенько, могли бы мы спать спокойно, достав со дна моря клад и имея у себя за спиной девять вооруженных винтовками и ножами нищих китобоев? Мне что-то не особенно в это верится! Китобои остались без гроша в кармане, сезон для них окончился более чем неудачно, даже жалованье не с кого потребовать! А тут – нате вам! Сокровища отыскались! За ножи, братья, и в бой за добычей!
Майкл не выдержал пристального взгляда сенатора, смутился и опустил взгляд на просмоленные доски палубы. «Дьявол его побери! – ругнулся про себя Майкл. – Он опять говорит про клад! Но чтобы его найти в океане, надо быть таким же упрямым и удачливым, как мореход Колумб, который искал свою Индию! У сенатора же, как мне кажется, слишком много самонадеянности…»
– Вижу, Майкл, что магнитная стрелка твоей души мечется, словно попала в магнитную бурю и не может никак определить, где север, а где юг. Отсюда и все твои сомнения. – Отто настойчиво смотрел в лицо боцмана, пытаясь проникнуть в его сумбурные мысли. – Вот и я засомневался. Наших пистолетов было ба маловато в такой драке над сокровищами. А этот сброд скандинавов и вас перестрелял бы, как лишних свидетелей… Мне искренне жаль, что я так грубо накричал на Роберта. Скажи ему, что я об этом весьма сожалею… Итак, мы продолжаем путь к намеченному месту, а морякам говори, что я побоялся взять чужих людей из-за баронессы. Им про сокровища пока говорить ничего не надо. Договорились?
Душа Майкла, словно пустая бутылка, брошенная в штормовом океане, все эти дни то взлетала вверх на волнах надежды, то снова проваливалась во тьму жуткой глубины. И вот в очередной раз взлет к сияющему солнцу надежды на богатство… Боцман с облегчением перекрестился – слова сенатора убедили его. А может, сам того не сознавая, он еще раз хотел получить подобное утешительное объяснение и, дождавшись таковое, охотно поверил тому, во что так хотелось верить. «В противном случае с нами может быть…» – дальше и думать почему-то не хотелось.
– Хорошо, господин сенатор, я постараюсь успокоить Роберта. Он, правда, человек настроения, но отходчив и не злобив. – С лица Майкла сошли последние тени недавних переживаний. Он снова решил пуститься на волю случая и… сенатора, который, по всему видно, парень не промах и если о чем-то надумал, то обязательно добьется. А с ним и у Майкла появляется надежда на счастливое окончание такого негаданного плавания, далеко не каждый турист, который фрахтует яхту, отправляется на ней в поиски сокровищ!
– А как остальные моряки? И особенно русский механик? Согласятся ли за приличное вознаграждение пойти со мной на поиск клада? – Отто решил выяснить все возможные противодействия невидимого пока противника, потому как та шахматная партия, которую он намеревался выиграть, имела слишком заманчивый призовой фонд.
Майкл оглянулся на разговор за спиной – из камбуза поднялись Степан Чагрин, Роберт, негр Джим. Они встали у правого борта, закурили, о чем-то негромко переговариваясь. Механик то и дело указывал рукой в северную сторону. «Не иначе как о брошенных китобоях толкуют! – с раздражением подумал Отто, но вмешиваться в их беседу не имел никакого желания. – Еще почувствуют, что я начал нервничать, и сами насторожатся, примут предостерегающие меры…» – И не додумал этой опасной для себя мысли – Майкл прервал ее.
– Я с каждым уже говорил на эту тему. Правда, пока в общих чертах. На предмет того, не будут ли они возражать, если наше плавание несколько затянется и поплывем мы не к привычным теплым островам…
– Ну и как они отреагировали? – живо полюбопытствовал Отто, искоса продолжая наблюдать за моряками у борта.
– Роберт сказал, что Кельтман особо не оговаривал срока плавания с нами, то есть, с экипажем, а только с вами, когда заключал договор. И не их дело, куда и на сколько дней зафрахтована яхта. Он, как будущий жених знатной дамы, – Майкл не сдержал скептической улыбки при этих словах, – готов весь год с вами путешествовать, лишь бы получить немного денег и поступить в морской колледж учиться на судоводителя.
– Обещай ему не меньше тысячи фунтов! И пусть учится на капитана. Выучится – сможет посвататься хоть и к генерал-губернаторской племяннице! А как ведет себя Русский Медведь? И прочая черно-желтая братия?
Боцман счел возможным при этой шутке сенатора улыбнуться, большим пальцем правой руки показал, что и здесь все о’кей!
– Штефан как-то проговорился, что мечтает поднакопить деньжат и съездить в Россию повидаться с родителями, если они еще живы. Желтолицые братья спят и видят себя хозяевами лавочек со всяким мелким барахлом. Негр Джим – этот вообще без сомнений в душе, живет одним днем и делает все, что я прикажу. Ну а про Клауса вы, наверное, и сами знаете – у него звездная мечта – открыть собственную боксерскую школу и брать деньги за обучение жестокому мужскому искусству бить по морде… Но и для этого нужны немалые денежки.
Отто Дункель неторопливо поднялся, посмотрел на волны. Бескрайними изогнутыми валами они равнодушно катились с запада, вскидывали легкую яхту себе на спину и, шутя, будто сытый кот с мышонком играючи, сбрасывали к подножию следующей волны.
С облегчением выпрямив затекшие полусогнутые ноги, рядом встал боцман, понимая, что в эту минуту сенатор решает что-то важное, а потому и не посмел заговорить первым.
– Скажи им, что как только яхта возвратится в Новую Зеландию, у них будет все, о чем мечтается. Я не факир, конечно, и не арабский джинн из тысячелетней лампы Аладдина, но смогу сдержать свое обещание и одарить в меру разумной необходимости, в знак благодарности за помощь в таком трудном деле. – Говоря это, Отто искренне полагал, что так оно и будет. – Ну, иди к морякам. Поговори еще раз с каждым в отдельности… Дались им эти чертовы китобои, – добавил чуть слышно Дункель, скорее для себя, чем для боцмана, который действительно не разобрал, что именно прошептал сенатор.
– Слушаюсь, хозяин. – Майкл поклонился, сверкнул глазами из-под густых бровей, пытаясь по выражению лица разгадать, можно ли тому верить, или припасти и для себя запасную, как у хитрой лисицы, лазейку? Но легче, похоже, было прочитать последние мысли на маске египетского фараона в пирамиде, чем у живого Дункеля, когда тот напускал на себя завесу непроницаемости. Майкл еще раз чуть приметно кивнул лохматой головой и поспешил в кубрик за моряками…
Карл дождался конца их беседы и подошел к отцу.
– Ишь, Горилла волосатая, – проворчал Отто и недовольно поджал губы, что было признаком подступающего раздражения. – Воображает себя великим знатоком человеческих душ! Ну ничего, только бы добраться до своего Клондайка и под заветной скалой отыскать наследство, завещанное дедом Генрихом…
Не успел он закончить фразу, как рулевой Клаус, приставив к глазам бинокль, через открытое лобовое стекло рубки неожиданно вытянул вперед руку и прокричал то самое заветное слово, которое в подобных случаях вырывается у любого моряка после долгого и изнурительного плавания:
– Земля! Прямо по курсу вижу землю!
В одну минуту экипаж и пассажиры были на верхней палубе, как если бы именно они и были потерпевшими кораблекрушение и стояли одной ногой на краю гибели…
На горизонте, еле приметный за расстоянием, наконец-то из безбрежного океанского простора высунулся острый зубец горной вершины недалекого уже Оклендского архипелага.
Голова закружилась от тошнотворной слабости, и Вальтер с отвращением в душе отложил книгу – сцена мучительной смерти распятого на кресте горшечника Теренция – Лженерона потрясла его. Он сознавал, что за всякое преступление, в том числе и за присвоение себе чужого, тем более венценосного имени, надо платить, но такая ужасная казнь…
Крик рулевого достиг каюты, но Вальтер знал, что это не имеет уже никакого отношения к нему лично: все время, с той минуты, когда он от Вилли Тюрмахера узнал истинную правду об отцовском приказе Цандеру, он жил в таком состоянии; будто чья-то безжалостная – да не чья-то, а именно отцовская рука острым ножом рассекла ему сердце. Клочок казенной бумаги жег грудь, как жег тело Геракла ядовитой кровью натертый плащ, подарок любимой жены Деяниры… Вальтер непроизвольно тянулся рукой к левому карману пиджака, словно намеревался вынуть и выбросить в иллюминатор измятый листок со словами смертного приговора Амрите.
«Господи, что же мне теперь делать? Кому и как отомстить за жену и за себя?… И смогу ли я вообще отомстить? Поднять руку с ножом на отца? Стать таким же, как и они все? Как эти человеконенавистники цандеры, кугели, кельтманы и дункели… Не-ет, фашистом я не смогу стать, иначе там мне никогда не встретиться с моим ангелом, с Амритой…» – Вальтер откинулся спиной на диванную подушку, со стоном стиснул разгоряченную голову ладонями и замер на несколько минут. Потом поднялся, собираясь выйти из каюты на свежий воздух, но тут же вновь опустился – палуба уходила из-под ног, как уходила совсем еще недавно из-под Вальтера земля, когда он впервые осмелился обнять воздушно-легкую Амриту и кроме горячих губ девушки ничего больше не осознавал во всем огромном и прекрасном мире…
Он страдал не только от того, что кровоточило сердце… Мучительные сомнения терзали душу – за кем идти теперь? За отцом? Но он заодно с фашистами, которые повинны в смерти матери! За матерью? Но она уже там! Там теперь и Амрита, рядом со своим отцом Али. А он, Вальтер, словно замер на берегу подземкой реки Ахеронт… между тем и этим миром… Обещал Амрите, что пойдет за ней и в темное царство Аида, не устрашится. И он пойдет… Надо сделать только один шаг, и они вновь будут вместе. И ничто их уже не разлучит. Какая странная, будто черное стекло, вода этой реки во владениях подземного царя… От того берега отплывает уже черная лодка с безмолвным перевозчиком Хароном. О Господи, у перевозчика такое знакомое лицо! Ну да! Ведь это он, Вилли! Их бывший дворник Вилли Тюрмахер! И он узнал Вальтера, на желтом лице скользнула чуть приметная и жутко-загадочная улыбка, шевельнулись губы, что-то произнесли, правда, Вальтер слов этих не разобрал. Но трудно ли догадаться?! – Этот новый Харон звал его в свою страшную посудину, чтобы увезти навсегда…
От громкого стука двери Вальтер вздрогнул и очнулся от кошмарного полусна. Через порожек, заваливаясь боком из-за качки, шагнул сияющий Карл и радостным голосом объявил:
– Показались Оклендские острова! Идем быстрее на палубу. Слышишь? Мы уже у самой цели, куда привел нас отец!
Вскинув на брата глаза, Вальтер прежде чем ответить, скорее машинально, нежели сознательно, вытер вспотевшие виски, несвязно, находясь еще в плену недавнего видения, проговорил прерывисто:
– Да-да, у цели. Мы уже у цели… Что? У цели? А в чем она, эта цель? Ради призрачного счастья и богатства уже погибла… погибли Али, Набель, погибли все, кто увязался за вами на яхте «Виктория». Вами были обречены на мучительную смерть несчастные китобои… Кто еще в этом черном списке, брат? Скажи мне, кто будет следующим? Бог не простит всех этих преступлений, не простит, вот увидите… если он и в самом деле есть на небе и всевидящий… Не простит, попомни, брат, мои слова!
Карл даже растерялся, словно не родной брат, а папа римский предрекал ему кары небесные.
– Но почему ты во всем винишь нас с отцом? Али, Набель, «Виктория» – это звенья цепи роковых обстоятельств…
Вальтер нетерпеливым жестом прервал брата и почти выкрикнул, бледнея от негодования:
– А кто ковал эту роковую цепь? Неужто олимпийский бог-кузнец Гефест? Не-ет, братец, ее ковал отец со своим подручным-фашистом Цандером, а потом к ним и Кугель присоединился!
Карл счел за лучшее сделать вид, будто не соображает, о чем это говорит младший брат, напирал на своем:
– А китобоям мы дали хлеб и воду. С этими запасами они спокойно дойдут до земли.
– «Дали хлеб и воду!» – проговорил с сарказмом Вальтер и с насмешкой глянул Карлу в глаза. – И оставили девять невинных душ умирать страшной смертью от жажды и голода… Вы не спасли их, вы продлили мучительную агонию. И тем более мучительную, что раньше они хотя бы не видели нас, не питали иллюзий, а теперь, после того как яхта ушла… И вот бы снова у цели? Что вы задумали? – Вальтер резко поднялся с дивана. Его глаза казались раскаленными от нестерпимого внутреннего огня.
Карл не на шутку встревожился, даже отступил от брата. «Если он таким выйдет на палубу – быть беде! Взбаламутит весь экипаж, моряки могут взбунтоваться и повернуть назад, от сокровищ, которые уже рядом!» – Поспешил успокоить Вальтера как можно миролюбивыми словами:
– Ничего мы не задумали! С чего это ты взял, что мы что-то могли задумать? Поясни, ради бога, о чем твои слова? Право, обидно такие оскорбления выслушивать даже от родного брата!
Раскачиваясь вместе с палубой, братья словно стояли на разных чашах весов судьбы – кто кого перетянет?!
– Отец знает, где лежат сокровища, хочет их поднять и тем спасти нашу семью от полного разорения. Он хочет лишь одного – обеспечить наше с тобой благополучие…
Вальтер в большом сомнении покачал головой, посмотрел на маленькую икону Божией Матери с Младенцем на руках, обрамленную серебряным окладом, как-то неохотно, по привычке скорее, перекрестился – в минуту вечного расставания мать благословила его этой иконой на долгую и счастливую жизнь. «А получилось, мама, вот как!»
– Не надо мне благополучия на человеческой крови. Карл, я всегда восхищался тобой как старшим братом… Но и на тебе в последние годы все чаще просматривается коричневая униформа. Остановись, брат! Умоляю тебя во имя памяти нашей мамы – не забывай, по чьей вине она покинула нас совсем еще детьми. Если бы ты знал, как она проклинала Гитлера и фашистов там, в затопленном берлинском метро! Мне казалось, что после таких проклятий фашизм уже больше никогда не воскреснет. А он жив! И жив в нашей же семье! Можно ли такое снести?!
Высказавшись, Вальтер опустился на диван, упер локти в колени и сдавил голову руками до боли в черепе, чтобы притушить в себе очередной нервный приступ.
Находясь в изрядном смятении от правдивых слов брата, Карл поспешил налить в стакан минеральной воды, протянул Вальтеру:
– Выпей. И успокойся ради всего святого! Разве можно изводить себя так? Маме не поможешь и на белый свет ее не воротишь, говорю тебе в который раз. И китобои никуда не денутся, барометр надолго установился на «ясной» погоде. А за экипаж яхты не переживай. Добыв сокровища, отец наградит каждого по-царски, вот увидишь!
– Да-а? Ты говоришь, по-царски? – Вальтер расцепил пальцы, медленно поднял голову и глянул в глаза брата. Но Карл уже совладал с собой и спокойно выдержал этот испытующий взгляд.
«Я ни словом не заикнулся о нашем экипаже, – пронеслось в сознании Вальтера. – Ни словом… Значит, уже обсуждали эту тему! Был разговор, что делать с командой, какие награды им выдать! Не верю, чтобы отец и Кугель расстались хотя бы с частью этих сокровищ, за которыми, словно за призраком, погнались во тьму океана!»
Поняв, что убеждать и спорить со старшим братом уже бесполезно, Вальтер отчужденно и молча обошел Карла, поднялся по трапу. Широко ставя ноги, прошел на бак, где сидели отец, Фридрих и баронесса Марта. Все трое по очереди рассматривали в бинокль все возрастающие по размерам скалы – в лучах послеполуденного солнца они казались сине-розовыми.
– Майкл, прикажи убрать гафельный парус! – обернувшись к ходовой рубке, радостно и громко скомандовал Отто Дункель. Его глаза излучали такой свет надежды, как будто все трудности преодолены, сокровища лежат в трюме, а на горизонте родные берега Юго-Западной Африки.
– Есть, господин сенатор! – живо ответил боцман и засвистел в сверкающую серебром дудку. Моряки быстро отвязали шкоты, смотали туго парус, закрепили гафель вдоль оси яхты над рубкой.
– Нам нет резона теперь спешить. В темноте можем проскочить мимо нужного места, – пояснил Отто баронессе свои действия. – Ночью пойдем потихоньку под генуей, а с рассветом начнем поиск острова по знакомым приметам.
– А как мы найдем нужный нам островок? – поинтересовался Карл, остановившись рядом с молчаливым Вальтером. О тех резких разговорах, которые дважды уже произошли в каюте, он решил отцу не говорить, чтобы тот не вспылил, в гневе не сказал младшему сыну что-нибудь резкое и не выбил его вовсе из колеи.
«Увидит сокровища – и рассуждать будет совсем по-другому», – решил Карл, так и не сумев проникнуть в глубину переживаний брата.
– Найдем! – уверенно ответил Отто Дункель и подмигнул стоящему неподалеку боцману. – Я это место с закрытыми глазами вижу! К тому же дед Генрих видел там верную примету!
– Какую же? – снова поинтересовался Карл, не подумав, что вопрос этот, когда их слышит вся команда, просто наивен.
– Там на вершине скалы девяносто лет назад сидела старая ворона… – самым серьезным тоном ответил Отто, и полез в карман достать зажигалку.
Баронесса, Кугель, а за ними все моряки не сдержались и расхохотались. Еще бы! Более верной приметы для поиска сокровищ придумать невозможно! Даже Вальтер улыбнулся шутке отца, поднял глаза на западный небосклон – солнце садилось на чистый горизонт, давая надежду, что грядущий день будет безоблачным и спокойным.
«Кому как», – пронеслось непроизвольно в голове Вальтера, но он тут же отогнал от себя навязчивую мысль о том, что вечер этот может быть для него последним…