Владимир Анин
Екатерининский парк
Екатерина Андреевна как раз наливала в чашку свежезаваренный чай, когда на кухню вошёл Чайкин.
– Чай будешь? – спросила она.
– Буду, – отозвался внучатый племянник.
Екатерина Андреевна подала ему чашку и наполнила вторую.
– Да-а, ну и денёк сегодня выдался, – потянувшись, проговорил Чайкин. – Представляешь? Жанна призналась, что это она утопила Нателлу. Тогда, год назад.
– Я догадывалась.
– Выманила её из дома под предлогом устроить сюрприз Вениамину Аркадьевичу, привела в парк, оглушила и сбросила в пруд.
– Да, я так всё примерно и представляла, – сказала Екатерина Андреевна, вставая из-за стола.
– Всё-таки здорово ты её…
– На понт взяла, – сказала Екатерина Андреевна.
– Тёть Кать, что за выражение!
– Нормальное выражение!
И Екатерина Андреевна залилась звонким заразительным хохотом. Через некоторое время Чайкин не выдержал и тоже принялся гоготать, взвизгивая и хлопая себя по ляжкам. Так они и смеялись вдвоём, тыкая друг в друга пальцами, то стихая, а то вдруг разражаясь новой порцией истерического хохота.
– Кстати, что ты решила с институтом? – едва успокоившись, спросил Чайкин, вытирая слёзы рукавом рубашки.
– Нет, в институт я не вернусь, – покачав головой, ответила Екатерина Андреевна. – И репетиторствовать тоже больше не хочу.
– Вот это правильно! – облегчённо выдохнул Чайкин. – Значит, заслуженный отдых?
– Расследование преступлений! – объявила Екатерина Андреевна. – Вот моё призвание!
– Нет! Только не это! – взмолился Чайкин. – Лучше я по всему городу твои объявления буду расклеивать!
На старенькой радиоле крутилась виниловая пластинка. Из желтоватого тряпичного динамика негромко лилась щемящая душу песня Юрия Визбора «О, моя дорогая, моя несравненная леди».
Екатерина Андреевна сидела в кресле, держа на коленях большой фотоальбом в бордовом бархатном переплёте. С фотографий на неё смотрели: юная пара с маленьким мальчиком на руках – внучатый племянник Андрей Чайкин со своими безвременно ушедшими родителями; молодая особа в вечернем платье под руку с элегантной дамой – Катя Романова со своей сестрой Дашей;
Екатерина Андреевна аккуратно потянула за толстый, будто фанера, серый лист и отделила его от альбома. Лист оказался двойным. Екатерина Андреевна, осторожно подцепив ногтем, раскрыла его, как бы выворачивая наизнанку, и её взору предстали ещё несколько старых фотографий. На первой была изображена всё та же молодая особа под руку с Юрием Владимировичем Андроповым, на другой она обворожительно улыбалась, стоя рядом с Маргарет Тэтчер, на третьей – с Джоном Кеннеди, затем с Эрнесто Че Геварой, с Джоном Ленноном, с принцессой Дианой. И, наконец, в обнимку с Юрием Визбором.
Екатерина Андреевна погладила эту последнюю фотографию пальцем. Губы её слегка дрогнули, она улыбнулась и, сложив потайную страницу, вставила её обратно в альбом.
Журнал «Искатель» (Москва) 2016, № 1
Молодёжный журнал «Странник» (Саранск) 2016, № 3
Практическая химия
«Бз-з-з! Дон-н-н!» – раздалось из рюкзачка, брошенного на дно лодки.
– Твой телефон, – сказала девушка.
– Пусть, – ответил молодой человек, продолжая плавно погружать весла в воду.
«Бз-з-з! Дон-н-н!» – снова донеслось из рюкзачка.
– Может, посмотришь? – спросила девушка.
– Потом, – отмахнулся молодой человек.
«Бз-з-з! Дон-н-н!»
– Опять!
– Ерунда! Не обращай внимания.
«Бз-з-з! Дон-н-н!»
– А вдруг что-то важное?
– Ну, посмотри сама, если хочешь.
Девушка потянулась к рюкзачку и извлекла из него чёрный кирпичик мобильника.
«Бз-з-з! Дон-н-н!»
Она едва не выронила телефон.
– Да что же это такое!
Пальцы резво заскользили по сенсорному экрану.
– Ну, что там? – спросил молодой человек и застыл, видя, как побелело лицо девушки.
Она резко встала, чуть не перевернув лодку, взгляд, полный ярости, едва не прожёг его насквозь.
– Высади меня!
– Что случилось?
В следующую секунду телефон, глухо булькнув, нырнул в бездну.
– Ты что творишь? – вскричал молодой человек.
– Я сказала, высади меня!
– Ты можешь объяснить? – Он вскочил и схватил её за руку.
– Отвали!
Девушка с силой отдёрнула руку и, не удержавшись на ногах, полетела за борт. От неожиданности она даже пикнуть не успела. Только оказавшись под водой, отчаянно закричала, пуская пузыри, и рванулась к поверхности. Едва голова её показалась над растревоженной гладью пруда, окрестности огласил душераздирающий вопль.
– Света! – крикнул молодой человек, перегнувшись через борт и протягивая руку.
Но девушка оказалась слишком далеко от лодки. Она продолжала голосить, судорожно лупя руками по воде и отплёвываясь. Внезапно вода вокруг неё забурлила, словно в кипящем котле, что-то сверкнуло, и оглушительный взрыв потряс округу…
Часы в комнате пробили двенадцать. Чайкин сидел за обеденным столом и отчаянно зевал.
– Гляди, ворону проглотишь, – послышалось над самым ухом.
– Ну тёть Кать! Всё удовольствие перебила.
– Перебить можно аппетит, а не удовольствие. А ты так всю жизнь прозеваешь, – заметила Екатерина Андреевна, ставя перед внучатым племянником тарелку с дымящейся овсянкой.
– М-м-м! – недовольно промычал Чайкин.
– Даже не начинай!
Екатерина Андреевна положила рядом с тарелкой мельхиоровую ложку.
– Тёть Кать!
– В чем дело? Мюсли тебе не нравятся, овсянка не нравится. Чем прикажешь тебя потчевать? Яичницей с колбасой?
– А можно?
– Нет! – отрезала Екатерина Андреевна. – Я не позволю тебе пичкать себя канцерогенами и холестерином. Вот помру – будешь есть, что захочешь… И не надейся, что это случится скоро.
– Я и не надеюсь, – со вздохом произнёс Чайкин. – Скорее уж я сам… от всего этого, – добавил он, когда Екатерина Андреевна вышла из комнаты за чаем.
Он взял в рот ложку овсянки и сморщился так, что на лице его отобразилась вся вселенская скорбь. Взгляд его затуманился, брови съехались и застыли в форме интеграла, а разум, рванувшись, покинул тело и отправился за тридевять земель искать ответ на вопрос о том, как эти странные англичане умудряются жрать каждый день такую гадость, под названием овсянка, и при этом оставаться вполне себе счастливыми людьми.
Внезапный звонок телефона заставил его подпрыгнуть от неожиданности.
– Пока не поешь, никаких разговоров! – донеслось с кухни.
– А если это по работе? – спросил Чайкин, с трудом проглотив кашу.
– Какая работа? У тебя выходной! – заметила Екатерина Андреевна, показавшись в дверях с чайником в руке.
– Ну ты же знаешь, где я работаю! – возразил Чайкин, потянувшись к лежавшему на столе мобильнику.
– Вот именно! – Екатерина Андреевна поставила перед ним перламутровую чашечку с ангелочками и наполнила её чаем. – Твой Завадский подождёт… Какой настойчивый! Просто до неприличия!.. Ладно, ответь. Лопнешь ведь сейчас от любопытства.
– Алле! – прокричал в трубку Чайкин.
Через мгновение глаза его округлились, губы скривились с застывшим на них вопросом.
– Понял! Уже выдвигаюсь!
Чайкин отключил телефон и несколько секунд пялился на него. И вдруг подскочил как ошпаренный.
– Срочный вызов! Чэ Пэ!
– Похоже, твоя подружка-актриса тебя всё же кое-чему научила. Сыграл талантливо, – произнесла Екатерина Андреевна, встав в дверях и сложив руки.
– Ты о чем?
– Я об этом избитом трюке с вызовом. По-моему, ты с ним уже прокалывался.
– Тёть Кать, да ты что!
– Понятно! Решил, как вы там выражаетесь, свалить, чтобы отлынуть от уборки. А мы, между прочим, ещё неделю назад договорились.
– Как ты могла такое подумать! – Чайкин чуть не задохнулся от нахлынувшего возмущения и обиды, у него даже слезы на глаза навернулись. – Там… там взрыв! Жертвы! В парке!
Лицо Екатерины Андреевны сразу приняло озабоченное выражение.
– Ты не шутишь?
– Да какие шутки!
– Что, прямо взрыв? – встревоженно переспросила Екатерина Андреевна. – А что взорвалось?
– Пока неясно, – ответил Чайкин, натягивая кроссовки.
– Погоди! – решительно произнесла Екатерина Андреевна и, сняв передник, повесила его на вешалку. – Я с тобой!
Екатерининский парк… Как всегда, прекрасен. Особенно в мае. Воздух, насыщенный ароматом сирени, кружит голову и вызывает в памяти самые романтические эпизоды молодости. Погода стояла безветренная, поверхность пруда казалась застывшим желе, лишь утки, рассекая грудью тёмную воду, оставляли позади себя некое подобие ряби. Щебет бесчисленных птах радовал слух. И всё было бы замечательно, если бы посреди всей этой красоты не было того, кто всё это портил одним только своим присутствием, – человека. Точнее, людей. Шумных, суетливых, разбрасывающих мусор на каждом шагу. Если бы их не было, это был бы просто райский сад…
Первое, что бросалось в глаза, – толпа зевак. Людям всегда не терпится поглазеть на что-нибудь необычное, особенно если это место трагедии. Территория, прилегающая к пруду со стороны лодочной станции, была оцеплена. Над толпой возвышались мигалки «скорой помощи», чуть в стороне скромно припарковалась полицейская «Лада».
По огороженному лентой участку шныряли полтора десятка полицейских, в форме и без. Чайкин, забыв про тётю, сразу бросился к ним. Екатерина Андреевна огляделась и увидела капитана Завадского, старшего коллегу и напарника Чайкина, которого она упорно называла его начальником. Он стоял возле открытой машины «скорой помощи» и беседовал с сидящим в ней молодым человеком лет двадцати восьми, в мокрой одежде и с перебинтованной головой.
– Значит, вы утверждаете, что никакой ссоры между вами не было?
– Нет, конечно! – с жаром отвечал молодой человек. – Ну… только она за что-то на меня рассердилась.
– Подробнее.
– Как же я могу подробнее, если я понятия не имею, что на неё нашло?
– И вы понятия не имеете, что там, в воде, взорвалось?
Молодой человек пожал плечами.
– У неё ничего в руках не было. Мой телефон она за минуту до этого в воду бросила…
– Что за телефон?
– Обыкновенный… Взяла и швырнула в воду. А потом сама… Она была такая злая! Я даже испугался.
– Но не хотите же вы сказать, что ваша девушка от злости сама взорвалась, как бомба?
– Митя! – донеслось их толпы.
Не обращая внимания на пытающихся задержать её полицейских, к машине «скорой помощи» рвалась высокая брюнетка в красном кожаном пиджаке, короткой чёрной юбке и красных туфлях на высоком каблуке.
– Лена? – удивлённо воскликнул молодой человек.
– Вы кто такая? – проворчал Завадский, повернувшись к девушке.
– Заболоцкая Елена Ивановна.
– Очень приятно, Елена Ивановна! – буркнул Завадский, всем своим видом показывая, насколько ему это неприятно. – Что вам нужно?
– Я хочу знать, что здесь происходит!
– Я, кстати, тоже.
– И по какому праву вы допрашиваете Митю… Дмитрия Фёдоровича.
– А вы ему, собственно, кто?
– Я ему, собственно, невеста.
– М-да, любопытно! А погибшая девушка, с которой Дмитрий Фёдорович катался на лодке, и от которой теперь осталось только… Она ему кем приходится?
Завадский посмотрел на молодого человека.
– Какая девушка? – воскликнула Заболоцкая. – Кто погиб? Митя! Митенька!
Она бросилась к молодому человеку и принялась его с жаром обнимать. Сам молодой человек выглядел совершенно растерянным и, похоже, даже не знал, как реагировать.
– Немедленно отпустите его! – потребовала Заболоцкая, повернувшись к Завадскому. – Он ранен!
– Пустяки! – отмахнулся Завадский. – Царапины.
– Он мокрый!
– Высохнет.
– Да как вы можете!
Она бросилась на Завадского с кулаками.
– Ну всё, довольно! – рявкнул Завадский и, схватив Заболоцкую, передал её с рук на руки подоспевшим патрульным.
– Отпустите! – вопила, брыкаясь, Заболоцкая пока полицейские оттаскивали её за линию оцепления.
– Чайкин! – позвал Завадский, увидев напарника. – Поехали. Тут без нас разберутся. А вам, гражданин Морозов, – обратился он к молодому человеку, – придётся проехать с нами. Пройдёмте!
– Я так и не понял, что тут произошло, – признался Чайкин, сев в машину.
– А никто не понял, – ответил Завадский. – Даже сам участник происшествия. Да, Морозов?
Он обернулся к сидящему на заднем сидении молодому человеку. Тот молчал.
– И спросить не у кого, – продолжал Завадский, – потому что гражданка Ионова Эс Вэ сейчас находится по дороге в морг. С оторванной головой. А оторванная голова, как известно, хранит молчание. Да, Морозов?
– Ну, что вы всё время… – не выдержал Морозов и заплакал.
– Вот, Чайкин, классическая реакция человека, осознавшего, что совершил убийство, – раскаяние. Только гражданке Ионовой это уже не поможет.
– Сан Саныч, а вы уверены? – тихо спросил Чайкин.
– Ты сомневаешься? – отозвался Завадский, вырулив, наконец, на улицу и вдавив педаль газа в пол. – Или у твоей тёти есть другие версии?.. Что смотришь? Можно подумать, я не заметил, как она шныряла в толпе. Ты зачем опять притащил её на место происшествия?
– Я не тащил, – смутился Чайкин. – Она сама.
– Что значит «сама»? Откуда она узнала? В новостях передавали?
– Я потом объясню.
Тем временем Екатерина Андреевна уже обошла всю толпу и со свойственной ей интеллигентной прямотой расспросила зевак о случившемся. Поняв, что больше от них ничего не узнать, Екатерина Андреевна огляделась и приметила маячившие поодаль две фигуры в оранжевых жилетах.
– Ага! Вас-то мне и надо! – воскликнула Екатерина Андреевна и направилась к стоявшим в обнимку с мётлами старому таджику Сархату и его молодому земляку Анзуру.
– Сан Саныч, допросная занята, – сказал Чайкин, заглянув в кабинет.
– Ладно, веди его сюда, – отозвался Завадский, сидя за столом, заваленным бесконечными бумагами. – Кто-нибудь когда-нибудь наведёт тут порядок?
– Антонов, веди сюда! – крикнул Чайкин в коридор.
Через несколько секунд помощник дежурного завёл в кабинет Морозова.
– Садитесь, – сказал Завадский, кивая на свободный стул.
– Спасибо, – пробормотал Морозов, глядя под ноги, и присел.
– Итак, гражданин Морозов Дмитрий Фёдорович, – сказал Завадский, сгребая в кучу документы со стола и передавая их Чайкину, – я вижу, вы уже немного обсохли. А то ваша невеста, или кем она вам приходится, так о вас беспокоилась, что не дала нам с вами спокойно поговорить.
– Она мне не невеста, – буркнул Морозов.
– Ну, со своими бабами вы сами будете разбираться, кто вам невеста, а кто просто так, на лодке покататься…
– Мы со Светой собирались пожениться! – вскричал Морозов, вскочив, и тут же снова опустился на стул под пристальным взглядом Завадского.
– Давайте-ка без эмоций. Факт гибели гражданки Ионовой Светланы… – Завадский заглянул в протокол, который извлёк из своей потрёпанной кожаной папки. – Владимировны вы, я полагаю, отрицать не будете?
Морозов молчал.
– Хорошо. И то, что смерть наступила при весьма необычных обстоятельствах – при взрыве, – вы тоже отрицать не станете, так? Остаётся выяснить, что послужило причиной взрыва и кто этот взрыв устроил. Полагать, что его устроила сама гражданка Ионова, как минимум, нелогично. Остаются те, кто был поблизости. А это, гражданин Морозов, вы.
– Но я же…
– Да, да, я знаю, вы мне уже всё рассказали. – Завадский похлопал ладонью по лежащему на столе протоколу. – Или не всё?
– Всё, – выдохнул Морозов
– У вас есть последний шанс чистосердечно во всем признаться.
– Но мне не в чем…
– Хорошо, так и запишем. Чайкин, – позвал он, но, не получив ответа, рявкнул: – Чайкин!
Задумавшийся на мгновение Чайкин подпрыгнул от неожиданности.
– Я!
– Иди узнай, привезли свидетелей?
– Ага.
Чайкин выбежал в коридор и нос к носу столкнулся с Екатериной Андреевной.
– Ты?
– А разве не похоже? – сострила Екатерина Андреевна.
– Но мы же договаривались, что ты не будешь сюда приходить!
– Послушай, Андрюша, я обещала, что не буду мешать тебе в работе, но я не говорила, что не буду помогать.
– Помогать? Тёть Кать, да чем ты можешь тут помочь? Всё же и так ясно! Парень повздорил со своей девушкой и сбросил её в воду…
– С бомбой на шее?
– Ну… это ещё пока не ясно. Но мы над этим работаем.
– Работаете? – усмехнувшись, переспросила Екатерина Андреевна. – Ну-ну! Я бы на вашем месте обратила внимание на эту странную девицу в красном пиджаке, которая заявила, что она его невеста.
– А при чем здесь…
– Вот это и надо выяснить. Уж очень неожиданно она появилась.
– Ладно, тёть Кать, я тебя понял. Подумаем. Ты извини, мне надо за свидетелями сходить. А ты пока…
– Я подожду здесь.
– Слушай, может, не надо? Если Завадский тебя увидит…
– Я подожду здесь, – настойчиво повторила Екатерина Андреевна.
Завадский нетерпеливо крутил в руках карандаш, искоса поглядывая на молчаливого, растерянного и якобы ничего не понимающего Морозова. Однако старый сыскарь и не таких артистов встречал на своём веку. Стоит предъявить ему парочку свидетелей да ещё каких-нибудь улик, как он сразу сломается и всё расскажет. Только на явку с повинной он уже может не рассчитывать. Получит по полной программе.
Завадский кашлянул и, поднявшись из-за стола, подошёл к окну. Карандаш в его руке затрепетал и хрустнул пополам. И в это мгновение дверь кабинета отворилась.
– Где тебя черти носят? – воскликнул Завадский, но тут же взял себя в руки, увидев вошедших следом за Чайкиным свидетелей.
Это была пожилая пара: мужчина в поношенном костюме, с пугливым взглядом, и дородная дама, тоже в костюме, только новом, на голове её сидела совершенно неподходящая к костюму шляпка, из-под которой сквозь толстые очки зыркали два пристальных, как оптический прицел, глаза.
– Прошу садиться, – сказал Завадский.
– Ну, что там? – спросила Екатерина Андреевна выскочившего из кабинета Чайкина.
– Свидетели дают показания, – ответил тот. – Говорят, что видели, как парень с девушкой на лодке дрались.
– Оба говорят?
– Нет, говорит только тётка. Мужик лишь поддакивает.
– А разве свидетелей не по отдельности надо опрашивать?
– Ой, тёть Кать, не в этом случае. Короче, похоже, парень влип по полной программе. Он виновен, это бесспорно.
– Андрей, я тебе уже не раз говорила: никогда не делай поспешных выводов.
– Да, да, я помню. И ещё ты говорила про ту брюнетку в красном пиджаке…
– А вот и она, – шепнула Екатерина Андреевна. – Легка на помине.
Чайкин резко обернулся. По коридору, слегка покачивая бёдрами, плыла та самая брюнетка. Вернее, Чайкину очень хотелось, чтобы она плыла – это было бы действительно красивое зрелище. Но всё обстояло иначе. Заболоцкая налетела на него словно ураган.
– Где он?
– Кто? – машинально спросил Чайкин, хотя и так было ясно, о ком спрашивает Заболоцкая.
– Вы за кого меня принимаете?
– Послушайте, – взяв себя в руки, проговорил Чайкин, – вы…
– Нет, это вы послушайте! – перебила его Заболоцкая. – Думаете, это сойдёт вам с рук? Хватаете невинного человека, сажаете в тюрьму…
– Его ещё никто никуда не сажал.
– Тогда где он?
– Его сейчас допрашивают.
– Допрашивают? – Заболоцкая всплеснула руками. – Как какого-то преступника! Бедный Митенька!.. А ну, ведите меня к нему, немедленно!
На шум в противоположном конце коридора уже собралось несколько полицейских, с интересом наблюдавших за этой сценой.
– Послушайте, милочка, – вмешалась Екатерина Андреевна, – право, не стоит так горячиться. Этим вы Митеньке никак не поможете.
– Вы знаете Митю? – резко обернувшись, спросила Заболоцкая. – Вы кто?
– Я его не знаю. Вы сами только что произнесли его имя. Кстати, а как его полное имя?
– Дмитрий Фёдорович Морозов.
– Отлично!
– Что значит «отлично»? Вы свидетель?
– Нет, увы, я даже не свидетель. Но я могу вам помочь.
– Каким образом?
– Давайте присядем.
– С какой это стати?
– Поверьте моему большому жизненному опыту, – доверительным тоном произнесла Екатерина Андреевна. – Ещё Публилий Сир сказал, что разгневавшийся всегда считает, что может больше, чем может.
– Кто такой Публилий Сир?
– Древнегреческий поэт.
– Но… я только хочу справедливости, – понизив голос, сказала Заболоцкая и опустилась на стул.
– Очень хорошо, – ответила Екатерина Андреевна, усаживаясь рядом. – Только гнев не уживается со справедливостью, как ястреб с голубем.
– Это тоже… Публилий?
– Нет, это Болеслав Прус, – ответила Екатерина Андреевна, незаметно кивнув Чайкину, который поспешил скрыться в кабинете. – Польский писатель девятнадцатого века, – пояснила она в ответ на скривившуюся в вопросительной гримасе физиономию Заболоцкой.
Некоторое время сидели молча.
– Вас как зовут? – прервала молчание Екатерина Андреевна.
– Лена.
– Очень приятно! Екатерина Андреевна.
– И мне.
– Вы сказали, что вы его невеста.
– Да, – неохотно ответила Заболоцкая. – Бывшая. Мы с Митей встречались три года и уже собирались пожениться, пока не появилась эта…
– Значит, вы на неё были очень рассержены?
– Ещё бы! Свалилась как снег на голову со своим пуделем.
– Пуделем?
– Ну да! Митя, он же ветеринар. Мы с ним в лечебнице познакомились. У меня тогда кошка была, старенькая, совсем больная. В общем, я попросила её усыпить… Когда всё произошло, я не выдержала и расплакалась. Почувствовала себя такой одинокой… А Митя меня пожалел. Ну и…
– А почему расстались?
Заболоцкая пожала плечами.
– Я считаю, что это было ошибкой. И это была не моя инициатива.
– Может, ему чего-то не хватало?
– Всего ему хватало. Всё у нас было хорошо, пока… Он словно с цепи сорвался. Бросил всё и ушёл. К ней. Я думала, с ума сойду. Два месяца не могла прийти в себя. Только-только начала понемногу успокаиваться, а тут… Иду по парку, вижу его. А вокруг все шепчут: убил, убил. Да не мог он этого сделать, он же доктор! Хотя и ветеринар.
– Да, непохоже, – проговорила в задумчивости Екатерина Андреевна. – А вы кем работаете?
– Я? – Заболоцкая махнула рукой. – Пытаюсь внести вклад в возрождение отечественной науки. А вы?
– О! Я свой вклад уже внесла.
– А… что вы здесь…
– По семейным делам. Здесь работает мой племянник. Внучатый.
– Это тот молодой человек, с которым вы беседовали?
–Да.
– Он ведь занимается делом Мити?
– Ну, насколько я понимаю, никакого дела ещё нет…
– Как же я за него волнуюсь! – воскликнула Заболоцкая. – Ведь они запросто могут осудить невинного человека.
– Милочка, я вряд ли открою вам что-то новое, но человека осуждает суд. Полицейские просто ищут доказательства.
– Ну да, знаю я. Они любые доказательства найдут…
– Нет, нет, вы ошибаетесь, уверяю вас. А по телевизору, на который вы, вероятно, готовы сослаться, не всегда показывают вещи такими, какими они есть на самом деле. Особенно в кино. Поверьте мне, это честные, благородные люди, – сказала Екатерина Андреевна, кивая на кабинет Завадского.
– Если они такие благородные, почему они даже не дали мне поговорить с Митей?
– Всему своё время.
– А я не хочу ждать! Не могу! Мне нужно сейчас с ним поговорить, выяснить, что случилось. Может, ему моя помощь нужна?
Заболоцкая смолкла и потупилась. Глаза её заблестели, она прикусила нижнюю губу.
– Знаете что? – сказала Екатерина Андреевна, вставая. – Я постараюсь вам помочь. – Она улыбнулась, увидев, как засияло надеждой лицо Заболоцкой. – Обещать ничего не буду, ибо начальник моего племянника – сущий деспот, но во всяком случае попытаюсь.
Она решительно подошла к кабинету и распахнула дверь.
– И почему я не удивлён? – воскликнул Завадский.
– Тёть Кать! – зловеще прошептал Чайкин, подскочив к ней.
– Мне надо с вами поговорить, – заявила Екатерина Андреевна.
Мгновение Завадский смотрел на неё прямо в упор, словно прикидывая, пристрелить ли эту старуху прямо сейчас или отложить удовольствие на после обеда.
– Спасибо. Можете быть свободны, – обратился он к свидетелям, которые с интересом разглядывали Екатерину Андреевну. – Чайкин, проводи товарищей.
Пожилая пара поднялась и, оглядываясь, направилась к двери.
– До свидания! – нарочито ласково произнёс Завадский и зачем-то эксцентрично, по-чаплински, помахал рукой, когда свидетели, уже стоя в дверях, снова оглянулись.
Чайкин вышел вслед за ними. В комнате остались Екатерина Андреевна, Завадский и Морозов.
– Ну, и о чем вы хотели поговорить? – с трудом сдерживая негодование, процедил сквозь зубы Завадский.
– О нем. – Екатерина Андреевна кивнула на Морозова.
– Простите? – Завадский сунул в рот сигарету.
– Попрошу вас не курить в помещении! И почему вы до сих пор не предложили даме сесть?
– А вы так торопитесь сесть?
– Только не надо меня подкалывать вашими ментовскими штучками! – неожиданно выдала Екатерина Андреевна.
Завадский, опешив, зажевал сигарету и, почувствовав на языке горечь табака, принялся яростно отплёвываться.
– Ну, знаете ли… – только и произнёс он.
Таких жаргонизмов от интеллигентной старушки-переводчицы, бывшего сотрудника МИДа и ещё неизвестно чего, Завадский никак не ожидал. Даже Морозов будто встрепенулся и с любопытством уставился на Екатерину Андреевну.
– Присаживайтесь, – взяв себя в руки, прохрипел Завадский. – Слушаю вас.
– Так-то лучше. Благодарю. – Екатерина Андреевна опустилась на краешек стула. – Прежде всего, я полагаю, что обвинения, выдвинутые против Дмитрия Фёдоровича, поспешны и не обоснованы…
– Вы его знаете?
– Не имею чести. Но в коридоре сидит его девушка, по имени Елена, и я считаю, что вы обязаны позволить им поговорить. В особенности если вы намерены задержать его до утра.
– Вообще-то у нас есть сорок восемь часов.
– Тем более.
– Сан Саныч! – сказал Чайкин, заглядывая в кабинет. – Тут…
– Я знаю, – фыркнул Завадский. – Ну, хорошо. – Он повернулся к Екатерине Андреевне.
Ему вдруг пришло в голову, что, может, старуха, права, и Морозов, размякнув от свидания с этой девицей, кем бы она ни была, даст-таки признательные показания.
– Пригласи, – сказал он Чайкину. – Морозов, у вас будет ровно пять минут. И… общаться будете в нашем присутствии.
– Митя! – вскричала Заболоцкая, бросаясь к Морозову. – Митя, что они с тобой сделали?
– Да ничего…
– Ты ранен? Тебе больно?
– Нет, уже нет. Так…
– Говори скорее, что произошло? А то про тебя уже такое судачат! Я чуть с ума не сошла.
– Я… не знаю.
– Как же так, Митя? Все говорят о каком-то взрыве.
Завадский с Чайкиным, отойдя в сторону, с любопытством наблюдали за этой сценой. Екатерина Андреевна тоже не спускала глаз со странной парочки.
Её всё время мучил один вопрос и, не выдержав, она наконец спросила:
– Скажите, Лена, а что вы делали в парке?
– Я? – Заболоцкая обернулась и секунду смотрела на Екатерину Андреевну с недоумением. – Гуляла.
– Сколько с тобой живу, столько не могу понять: почему мы всегда завтракаем в комнате, а чай вечером пьём на кухне? – сказал Чайкин.
– Вот в этом твоя проблема, Андрюша, – ответила Екатерина Андреевна, подавая ему перламутровую чашку с дымящимся крепким чаем. – Ты никогда не задаёшь интересующие тебя вопросы вовремя. А это одна из важнейших черт настоящего сыщика.
– Я не сыщик, я полицейский.
– Хороший полицейский должен быть сыщиком.
– Ой, ладно, тёть Кать, я уже это слышал. Ты так и не ответила на мой вопрос.
– Про вечерний чай?
– Ну да.
Екатерина Андреевна пожала плечами.
– Привычка.
– Что значит «привычка»?
– Привычка – это сила, которая не даёт миру разлететься на тысячу мелких осколков, – процитировала Екатерина Андреевна.
– М-м, – с пониманием промычал Чайкин.
– Даже не поинтересуешься, кто это сказал?
– Я всё равно не запомню.
– Уильям Сидней Портер.
– Точно не запомню.
– Более известный как О. Генри.
– Как тебе это удаётся?
– Что?
– Всё помнить.
– Я просто много читаю. И тебе советую – не только уголовные дела.
– Ну вот, опять твои нотации! – обиделся Чайкин и, залпом выпив чай, встал из-за стола и вышел из кухни. – Спасибо, – бросил он на ходу.
– Даже не поинтересуешься, откуда взялась такая привычка? – спросила вслед Екатерина Андреевна.
Чайкин помедлил и вернулся на кухню. Екатерина Андреевна наполнила его чашку чаем. Чайкин сел за стол и выжидающе уставился на тётю.
– Всё очень просто! – сказала она. – Если ты ещё не забыл, людям благовоспитанным пищу полагается принимать в столовой. Равно как и напитки. Но поскольку отдельной столовой у нас, к сожалению, нет, мы для этой цели приспособили гостиную, куда поставили обеденный стол, доставшийся ещё от моей бабушки. Утром, когда весь день впереди, можно заставить себя соблюсти этикет: накрыть на стол и позавтракать в комнате. А вечером… так неохота таскать туда-сюда посуду!
Екатерина Андреевна звонко рассмеялась. Чайкин не смог сдержать улыбки, потом фыркнул и неприлично громко расхохотался.
– Ладно, – сказала, успокоившись, Екатерина Андреевна, – расскажи мне лучше, чем у вас там всё закончилось с Морозовым?
– Да ничем, – ответил Чайкин. – Есть показания свидетелей, Морозов всё упорно отрицает, особенно после того, как поговорил с этой, с Заболоцкой. Зря мы пустили её к Морозову.
– Почему же?
– Потому что теперь он упёрся как бык: ничего не знаю, ничего не ведаю. Но ведь что-то там взорвалось?
– Правильно. Только надо сперва найти мотив, так? А у Морозова, насколько я понимаю, мотива не было. Может, они там и повздорили на лодке, но… На «Американскую трагедию» что-то непохоже. И насколько я поняла, им нечего было делить. В отличие от той страстной брюнетки, Заболоцкой.
Чайкин приподнял бровь.
– Ей пришлось делить с покойной своего мужчину, – пояснила Екатерина Андреевна. – Точнее, не делить, а уступить.
– Ну и что?
– Ты не представляешь, на что способна женщина в гневе. Особенно, если её лишают предмета обожания.
– Ну, это уже прямо какие-то средневековые страсти, – возразил Чайкин.
– Страсти во все времена одинаковые. Поверь мне, что-то есть в этой Заболоцкой. Мне кажется, она как-то причастна к трагедии в парке.
– Тёть Кать, вот тут я с тобой не соглашусь. Ты выдвигаешь совершенно необоснованные обвинения.
– Во-первых, это пока ещё не обвинения, а предположения. А во-вторых, почему же необоснованные? Мне так подсказывает моя интуиция.
– Интуиция – это не знание, и даже не догадка.
– Ещё Дюма сказал: предчувствовать – это больше, чем знать. А я чувствую, что она ещё та штучка, вредная и злобная. Под стать твоему начальнику, у них даже фамилии похожие. В общем, присмотрись к Заболоцкой.
– Сан Саныч!
Чайкин ворвался в кабинет будто ошпаренный.
– Что ещё?
У Завадского с самого утра было паршивое настроение, поэтому он не ожидал ничего хорошего. Точнее, это настроение у его было ещё со вчерашнего дня, когда ему так и не удалось расколоть строптивого Морозова, да ещё пришлось уступить под натиском этой… девицы, Заболоцкой. А всё из-за Чайкиной старухи, будь она неладна!
– Экспертиза Сан Саныч! – прокричал ему в самое ухо Чайкин.
– Какая экспертиза?
– По вчерашнему происшествию.
– Так быстро?
– Ну да, – гордо произнёс Чайкин, приосанившись. – Нашёл подход к экспертам, и вуаля! – Он помахал в воздухе бумажкой.
– Не томи душу!
– Э-э… – Чайкин заглянул в бумагу. – На теле жертвы обнаружены следы гидроксида натрия.
– Натрия? – переспросил Завадский.
– Натрия, – подтвердил Чайкин.
– Но это же… – Завадский задумался.
– Каустическая сода. Я, правда, не помню, чем она отличается от обычной…
