Владимир Алеников
Земля гигантских муравьев
Светлой памяти моего отца, замечательного учёного, биофизика Михаила Владимировича Волькенштейна
Художник Е. Володькина
© Алеников В. М., 2017
© Володькина Е. М., иллюстрации, 2017
© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017
© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021
Несколько слов от автора
Дорогой мой читатель!
Если ты читал книги или смотрел фильмы о приключениях Петрова и Васечкина, обыкновенных и невероятных, а также об их каникулах, столь же обыкновенных и невероятных, на что я очень надеюсь, то тебя нисколько не удивит то, что случилось с этой неразлучной парой на этот раз. Потому что, если вообще подобное могло произойти, то, конечно, только с ними, с кем же ещё!
Ну и, само собой разумеется, с предметом их общего поклонения – красавицей, спортсменкой и отличницей Машей Старцевой. Понятно, что без неё ни одна весёлая история Петрова с Васечкиным просто никогда бы не состоялась! И хотя оба друга ни за что бы в этом не признались, именно Маша всегда являлась главным стимулом во всех авантюрах и приключениях, которые выпали на их долю.
Напомню, что в повести «Рыцарь», которая вошла в книгу и в фильм об их невероятных каникулах, все подвиги совершались друзьями как раз во имя Маши. Точно также как когда-то Дон Кихот, которым загорелся стать Васечкин, совершал свои подвиги во имя красавицы Дульсинеи. Поэтому ясно, что без Маши и в этой истории было не обойтись.
Другое дело, что ни Петров, ни Васечкин даже близко не представляли себе, какие испытания выпадут на их долю. Впрочем, не будем забегать вперёд, расскажем всё по порядку.
Замечу только – мне почему-то кажется, что это далеко не последняя история, которая с ними произошла. Так что, может быть, ещё будет повод поведать тебе и об их дальнейших приключениях. Ведь без приключений они просто не могут существовать. Уж такие они – эти Петров и Васечкин. Помните, их песню:
Приключения, приключения!
Где дуэли и где погони?
Ах, как хочется приключений!
Как назло, их всё нет как нет.
Что за жизнь без приключений?
Только правила и законы.
Разве можно смириться с этим,
Если стукнуло десять лет!
Приключения, приключения!..
Песни ветра, толчки штурвала.
В сердце музыкой отзовутся
Звон кольчуги и стук копыт.
Ах, как хочется приключений!
Отчего их совсем не стало?
Жизнь проходит, и мне не спится,
Даже если весь город спит.
Приключения, приключения!..
Львы спускаются к водопою.
Что-то снова запахло штормом…
Шпаги наголо, господа!
Ах, как хочется приключений!
– Ты бледнеешь, да что с тобою?
– Пустяки, это старая рана!
Ах, как быстро летят года!
Правда, пели они эту песню давным-давно, когда им было по десять лет. С тех пор прошла масса времени, и всё, что с ними случилось в этой книге, произошло, когда всем троим уже стукнуло одиннадцать. Согласись, это уже совсем другой возраст, куда более серьёзный! Но и события, которые происходят в этой книге, куда более значимые, чем все, что эти герои переживали раньше.
Впрочем, не буду больше тебя задерживать. Оставляю тебя с Петровым и Васечкиным в надежде, что всё, случившееся с ними на этот раз, доставит тебе не меньшее удовольствие, чем и предыдущие их приключения, обыкновенные и невероятные.
Твой Владимир Алеников
Пролог
Пингвин спешил. Обычный туман сгустился ещё сильнее, вот-вот должен подняться сильный ветер. Пингвину непременно надо успеть завернуть за скалу, в долину, туда, где можно укрыться. Ветер мог серьёзно помешать ему вернуться к своим, где его давно и с нетерпением ждали. Из-за того, что торопился, пингвин ещё больше, чем обычно, раскачивался на ходу. Походка выглядела неуклюже, но он шёл всё же довольно быстро. Ему было нелегко ещё и потому, что он нёс в зобу несколько небольших рыбок-серебрянок, пойманных им в солёном озере. Он должен был накормить свою подругу, которая высиживала птенцов, пока он добывал пищу. Этой еды им хватит на неделю, затем придётся снова совершить марш-бросок к озеру.
Пингвин повернул за угол, и начинающий задувать ветер сразу стих. Вдоль дороги без малейшего видимого движения стояли странные фигуры, вроде как стражники. Над парой тонких, но крепких ножек расположилось продолговатое тёмное брюшко, затем тонкая талия перетекала в среднюю короткую часть тела, защищённую острыми шипами и также снабжённую парой ножек, висевших сейчас неподвижно. После начиналась мощная грудь ещё с одной парой неподвижных ножек, увенчанную круглой головой, над которой возвышались два длинных усика, напоминавших антенны.
Стражников было восемь. За их спинами, недалеко от дороги, на высоком постаменте располагалась статуя. Она казалась намного больше, чем сами стражники, и пропорции тела у неё были несколько иные. Более короткое брюшко, более длинная грудь, а вверху, повитая уже туманом, угадывалась голова – очень большая и очень широкая. Статуя стояла спиной к дороге, на четырёх ножках, подняв верхнюю часть тела, смотрела куда-то вдаль. Она была сделана из какого-то чёрного материала, блестящего, как антрацит.
Пингвин, не обращая ни малейшего внимания на неподвижных стражников, ещё больше ускорил шаг. Его раскачивающаяся походка выглядела теперь совсем нелепо. Вскоре статуя осталась далеко позади. Пингвин из последних сил обогнул гору и, наконец, смог перевести дух.
Здесь пока не было никаких признаков ветра. Колония из нескольких тысяч его сородичей расположилась в укромном месте, надёжно укрытом горами со всех сторон. Пингвин удовлетворённо оглядел шумную толпу и поспешил к своим, издавая гортанные призывные звуки и прислушиваясь, не раздастся ли ответный возглас. Его подруга вскоре отозвалась, вышла из толпы ему навстречу. Они радостно потёрлись клювами, и пингвин выложил перед ней на снег свою добычу.
Внезапно потемнело, и раздался громкий крик, предупреждающий об опасности. Пингвины повернулись спиной к поднимающемуся ветру, тесно прижались друг к другу, спрятали головы и стали ждать. Никакая, даже самая сильная буря не сможет нанести им серьёзный вред. Через какое-то время, когда стоящие с краю сильно замёрзнут, произойдёт ротация. Их пропустят внутрь толпы, где они согреются, а их места займут другие.
К счастью, на этот раз ветер бушевал недолго, пару часов. Когда он закончился, пингвины ожили и начали радостно расходиться. Сгустившийся над дорогой туман слегка развеялся, и оказалось, что восемь странных тонконогих существ так же неподвижно, как камни, стоят вдоль обочины, на страже чёрной статуи. Ровный белый свет, падающий сверху, освещал их, замерших в полном безмолвии. Не раздавалось ни звука – ни скрипа, ни шороха. Может, они и сами были статуями?
Но вдруг антенны одного из стражников вздрогнули и шевельнулись. Сразу же брюшко его судорожно прижалось к земле и тут же приподнялось вновь, оставив маленькую тёмную каплю. Остальные семь стражников также ожили, повернулись. Произошло перестроение – опустившись на шесть ножек, стражники теперь растянулись по обе стороны дороги. Затем они вновь выпрямились и опять застыли. Четыре неподвижных фигуры с каждой стороны.
Прошло совсем немного времени, и тишина нарушилась. Раздался шорох, и из тумана на дороге появилось какое-то новое, совсем иное существо. Оно бежало стремительно, на шести быстрых ножках. На изгибе дороги существо не удержалось, соскользнуло в кювет, но ловко выбралось обратно и продолжило путь. Теперь было видно, что это крупное насекомое, серого цвета и с мягким телом. Оно походило на бескрылую бабочку.
Насекомое мчалось в смертельном ужасе. Его преследовали. Из тумана появилась погоня – два бойца, во всём походивших на застывших стражников. Походившее на бескрылую бабочку существо ускорило движение, и в это время где-то над ним, вверху, раздался шум крыльев. И когда мягкое насекомое поравнялось с первой парой стражников, из тумана резко спикировал вниз ещё один боец. Его красные перепончатые крылья резко вибрировали. Зависнув в воздухе над спиной жертвы, боец вонзил в неё острое зазубренное жало, выскочившее из его брюшка как на пружине. И тут же отдёрнул его обратно. Ножки несчастного существа подогнулись, усики задрожали, и всё было кончено. Летун взвился вверх, в туман, и исчез.
Двое стражников и два подбежавших бойца немедленно принялись за работу. Тело мягкого насекомого быстро расчленили на несколько частей. Четверо бойцов схватили оторванные куски и, встав на оставшиеся две пары ножек, двинулись назад. Шесть других стражников по-прежнему не шевелились. Через некоторое время по дороге из тумана пришли ещё двое – может быть, новые, а, может, те, что стояли здесь раньше – и присоединились к страже. Вновь восемь стражников выстроились с одной стороны дороги, и опять на долгие часы установились тишина и неподвижность.
Но вот какой-то странный звук родился где-то далеко за облаками. Сначала это было просто тихое жужжание, потом звук стал приближаться, обрёл басовый тон, на ровной ноте раздался рокот. Он становился всё громче, ещё ближе, ещё. И вот уже страшный рёв и грохот разразился над дорогой в невидимом за облаками небе. Пройдя через максимум, как обрушивающаяся на берег волна, звук стал ослабевать. Опять перешёл в ровный рокот, затем в жужжание, переходящее в еле слышные вибрации и, наконец, всё стихло.
Неподвижные стражники тем временем вновь ожили, их явно озаботило всё, что происходило. Один из них повторил прежний манёвр – выделил капельку жидкости из брюшка. Другой пошевелил усиками, повернулся, опустился на все шесть ножек и убежал по дороге назад – явно с донесением. Вскоре его сменил новый боец. И опять всё замерло.
Долго потом не случалось никаких событий. Иногда мимо проходили пингвины, не обращавшие ни малейшего внимания на стражников.
Шли дни. Но не ночи. Свет не сменялся тьмой, ничего похожего на яркие краски заката или восхода солнца не возникало в белом тумане. Стража была неподвижна, она не сменялась, бойцы не ели и не пили, их тела ничего не выделяли. Громадная голова чёрной статуи смотрела сквозь туман, казалось, она чего-то ждала, как и её стража.
Однажды стражники снова очнулись. Сработала прежняя сигнализация, и опять было произведено перестроение – по четверо с каждой стороны. Дорога ожила. Сначала на ней появился передовой отряд бойцов, двигавшихся ровным строем. Они шли долго, их было несколько сот. Многие несли какие-то серые комочки величиной с куриное яйцо. Миновав неподвижную стражу, они подошли к постаменту и расположились треугольником, острый угол которого смотрел вперёд, а основание опиралось о подножие статуи.
Простояв так около часа, они двинулись в неведомое пространство, в бездорожье, в белый туман. Над ними шелестели невидимые крылья – летающие бойцы также отправились в путь. Прежде, чем уйти, замыкающие это движение оставили несколько капель жидкости на камнях возле статуи.
К этому времени новое существо появилось на дороге. Его несли четыре бойца, двигавшиеся так плотно, что их скорлупчатые спины образовали единую поверхность. На ней и стояло существо всё в той же привычной позе – на четырёх ножках, с поднятой верхней частью тела. Оно отличалось от бойцов несколько иными пропорциями, более светлой окраской и большой головой с очень длинными усиками. При виде его все восемь стражников, как по команде, прикоснулись брюшками к земле и выпустили капли жидкости. Бойцы со своей ношей прошли мимо и также остановились у подножия статуи.
Следующая группа носильщиков, сопровождаемая новым отрядом бойцов, несла уже не живое насекомое, а его точную копию в полный рост, по сути такую же статую, как и ту, что охраняли стражники – гигантскую, чёрную и блестящую, скрывавшуюся головой в тумане. Только эта копия была сильно уменьшена по сравнению с оригиналом.
Неожиданно один из носильщиков пошатнулся, оступившись. Мгновенно, с большой ловкостью была произведена замена – на его место тут же встал другой, а оступившийся отошёл назад и вправо, к краю дороги. Здесь он остановился, стыдливо пригнув голову к земле. К нему быстро подскочили четыре бойца, один из них перекусил его шею острыми жвалами, остальные разорвали тело на части. Между тем носильщики со статуей уже скрылись впереди, последовав за первым отрядом.
Ещё несколько сот, а может быть и тысяч бойцов прошло по дороге, и новые невидимые отряды крылатых прошумели над ними. Затем двинулись вперёд и скрылись в тумане носильщики с головастым насекомым. И, наконец, проследовал последний отряд – замыкающий. Всё войско исчезло, поглощённое туманом, затих шум крыльев, опустела дорога. Стража вновь перестроилась, восьмёрка приняла исходное положение и замерла. Вновь на долгое время воцарилось безмолвие.
Не сгущается и не тает туман. В холодном белом свете блестит дорога, отливают красным тела стражников, неподвижно лежат серые, желтоватые, покрытые нетающим снегом камни. И упираясь раздутой головой в облака, возвышается огромная чёрная статуя, смотрит большими фасеточными глазами вперёд, куда-то вдаль.
1. Приглашение
Наконец, наступили долгожданные зимние каникулы. Прошёл Новый год, и неразлучная троица из пятого «Б» – Петя Васечкин, Вася Петров и Маша Старцева – отправилась на лыжную прогулку. Инициатором, разумеется, выступил Васечкин.
Он сказал:
– Слышь, Петров! Айда в лес, на лыжах кататься! Воздухом подышим. Там знаешь, как классно? Зимняя сказка. Я тебе покажу, как коньковым ходом бегают.
– А ты умеешь? – засомневался Петров.
– А то нет! Ясно, что умею, – уверенно заявил Васечкин, на самом деле имевший весьма отдалённое представление о коньковом ходе на лыжах.
Петрова, однако, эта уверенность, как всегда, убедила.
– Ладно, – согласился он. – Пойдём. Мне как раз лыжи новые купили на Новый год. А Маша?
– Что Маша? – нахмурился Васечкин.
– Машу возьмём с собой?
Васечкин задумался. Вопрос был непростой. Пришлось и затылок почесать, и вздохнуть глубоко.
Петров терпеливо ждал.
– Она же девчонка! – в конце концов, объявил Васечкин.
Так, как будто он только что сделал это удивительное открытие.
– Ну и что? – пожал плечами Петров.
– Как это «ну и что»? Ты себе представляешь девчонку на лыжах? Она же сразу разноется, разнюнится! Ей то холодно, то голодно, возись с ней всю дорогу. Всё удовольствие испортит! Нет, Петров, лыжи – это дело мужское. Поедем сами.
– Маша не разноется, – весомо возразил Петров. – Сам прекрасно знаешь, какая она. Любому парню фору даст. А не хочешь её брать ты только потому, что она тебе на последней контрольной списать не дала!
– А чего ей жалко было? – взъерепенился Васечкин.
На самом деле он был совсем не против Машиной компании, но сдаваться просто так не хотел.
– А тебе что, жалко, что она поедет? – наседал на него Петров. – Жадина-говядина, пустая шоколадина!
– Сам ты шоколадина! – возмутился Васечкин. – Ничего мне не жалко, пускай едет, мне-то что. Сам будешь с ней возиться!
– Ну и буду! – заявил обрадованный Петров.
Он совсем не ожидал, что Васечкин уступит так быстро. И тут же достал телефон и набрал Машин номер.
– Привет, Маша! – солидным голосом сказал он. – Мы с Васечкиным приглашаем тебя в лес на лыжную прогулку.
Васечкин, стоявший рядом, энергично закивал. Как будто это он предложил пригласить Машу. И как будто Маша могла эти его кивки видеть.
Петров долго слушал ответный Машин монолог. Потом сказал:
– Хорошо!
И положил трубку.
– Ну что она сказала? – нетерпеливо поинтересовался Васечкин.
Петров вздохнул.
– Сказала, что согласна, – наконец произнёс он. – Поедет.
– А чего она так долго говорила?
Петров опять вздохнул. Ещё глубже.
– Рассказывала, какой она новый лыжный костюм оденет.
Васечкин развёл руками.
Этот жест означал – ну вот видишь! А я что говорил!
Но дело было уже сделано.
2. Страшная тайна
Вот так и случилось, что все трое в прекрасный солнечный зимний день оказались в лесу. Они пересекли неглубокий овраг, пройдя по целине, потом ёлочкой поднялись на склон – не слишком, впрочем, крутой, – и углубились в чащу.
Низко стоявшее солнце то пряталось, то вновь вспыхивало, и тогда всё загоралось – снег, голые ветки, зелёная хвоя. Зима была полна красок – стволы осин зеленовато-жёлтые, верба – тёмно-красная, а тени на снегу – синие.
– Смотрите, опять заячьи следы! – заорал Васечкин.
– Да видели уже, – ответил, останавливаясь, Петров.
Заячьих следов и правда было много, они встречались часто и уже не слишком привлекали внимание. Куда интересней было увидеть красногрудых снегирей на сияющей снежной полянке, или синиц, или, на худой конец, помёт лося.
Друзей нагнала чуть отставшая Маша. Она улыбалась.
– Здорово всё-таки! Мы уже почти три часа на лыжах, а я нисколько не устала.
Васечкин промолчал. Решил, что лучше это заявление никак не комментировать.
– А Васечкин коньковым ходом умеет бегать, – совершенно некстати сказал Петров. – Покажешь, Васечкин? Ты обещал!
– Неохота сейчас, – мотнул головой Васечкин.
Дело в том, что он так и не успел выяснить перед прогулкой, что означает этот коньковый ход.
– И потом здесь лыжня не подходящая! – добавил он.
– Это как? – удивился Петров.
– Слишком узкая, – пояснил Васечкин. – И не накатанная. Я скажу, когда будет подходящая.
И он взмахнул палками, намереваясь оттолкнуться и покатить вперёд.
– Постой, Васечкин! – остановила его Маша. – Ну чего ты всё дуешься? Я же вижу. Подумаешь, не дала списать! Мы же договорились, что каждый сам. Или ты забыл?
– Ничего я не забыл! – оправдывался припёртый к стенке Васечкин. – И ничего я не дуюсь. Просто я… – он выдержал паузу, подыскивая правильное слово, – озабочен, вот! Знаешь, какие дела творятся?
– Какие? – заинтересовалась Маша.
Васечкин со значением посмотрел на друзей.
– Ладно, – наконец, сказал он. – Я вам скажу. Только это страшная тайна. Государственная! Больше никому, ясно?
Петров и Маша переглянулись.
– Ясно! – сказали они. – Никому.
Но Васечкину этого было мало.
– Ешьте снег! – приказал он. – Чтобы закрепить слово.
Петров и Маша закрепили слово, поели снег.
Васечкин наблюдал за процедурой.
– Ну всё, – сказал Петров, вытирая рот. – Теперь рассказывай.
– Ладно, – смягчился Васечкин. – Слушайте.
Он понизил голос и произнёс таинственным шёпотом:
– Папа вчера радиограмму получил. От нашей экспедиции в Антарктиде.
Всем от этого Васечкинского шёпота почему-то стало не по себе. Васечкин старший был известным учёным-геофизиком.
– Ну и что? – тоже шёпотом спросил Петров. – И чего там сказано, в этой радиограмме?
– А то и сказано, – продолжал шептать Васечкин, – что партия Рябова нашла в пещере в горах – ну там ещё широта и долгота указаны, папа говорил какие, но я не запомнил, – начисто обглоданный скелет собаки. Представляете?
– А чего вы шепчетесь? – громко спросила Маша. – Очень ценная находка! И чего тут такого особенного?
– А то и особенное, – обиделся Васечкин. – Ничего ты не понимаешь, Старцева! Рябов со своей группой обследует совершенно неизученный район. Там нога человека не ступала. Не могла туда попасть собака. И некому было её съесть.
– Значит, могла попасть, и её всё-таки съели, – резонно возразил Петров.
– Именно, – подхватила Маша. – Не люди, так звери.
– Эх вы, умники! – победно усмехнулся Васечкин. – В Антарктиде нет зверей.
– Тем хуже для Антарктиды! – заявила Маша. – Всё это какая-то чушь, Васечкин. Уверена, что всё это скоро объяснится. И мне холодно.
Она ткнула палками в снег и покатила вперёд.
– У неё совершенно не научное мышление, – сказал Васечкин Петрову.
– Ну и что, – возразил Петров. – Зато она красивая!
И поехал вслед за Машей.
Васечкину ничего не оставалось, как последовать за ними.
3. Пищащие устрицы
Проехав немного, Маша вдруг остановилась и, повернувшись, прижала ладонь в варежке к губам, призывая к тишине. Схватила подкатившего Петрова за руку. Ещё через несколько секунд подъехал Васечкин.
За кустами стояла лосиха. Нечего было соблюдать тишину – ветки, которые откусывала лосиха, громко хрустели. Она была очень занята своей едой. Лосиха казалась совершенно нереальной. Никто из друзей ещё никогда не видел крупное дикое животное так близко.
Все трое стояли, затаив дыхание, и любовались.
Потом, осмелев, подошли поближе. Ноль внимания. Лосиха продолжала свой обед.
Тут Васечкин совсем обнаглел, подобрал шишку и бросил в неё.
– Ты дурак, Васечкин? – прошептала Маша.
Лосиха подняла голову, посмотрела на них своими тёмными глазами, потом снова занялась ветками.
– Здорово, что она нас не боится! – прошептал Петров.
Маша кивнула.
– Мы её тоже не боимся! – отважно заявил Васечкин.
Маша только покосилась на него неодобрительно, но ничего не сказала.
Минут через пять лосиха оставила кусты, повернулась с удивительной для такого большого животного лёгкостью и побежала в лес быстрым размашистым шагом, немного горбясь.
Они смотрели ей вслед.
– Ни одно домашнее животное так не бегает! – восторженно сказала Маша.
И оба друга согласно закивали.
Даже вечный спорщик Васечкин ничего не сказал.
Потом они вышли из леса. Кочки, мелкий кустарник. Летом – здесь болото. Дальше – снова лес. Тёмно-зелёные ёлки, чёрные стволы, голые ветки на белом фоне. Солнце скрылось, потянул резкий ветерок, завьюжило.
– Где мы вообще находимся? – немножко нервно спросила Маша.
– В Московской области, – ответил Васечкин. – И чего такого?
– Да ничего особенного. А ты, Васечкин, не думаешь, что мы заблудились?
– Конечно, заблудились! – саркастично сказал Васечкин.
На самом деле ему было не по себе. Он понял, что они заплутали, ещё полчаса назад.
– Знаешь, Маша, на лыжах всегда чувствуешь себя вроде как путешественником! – нарочито бодрым голосом провозгласил он. – Представь себе, что мы находимся в неизведанных краях. Вот пройдём через лес и выйдем к селению туземцев. Вперёд, за мной!
И Васечкин бодро покатил вперёд.
Маша и Петров молча катились за ним. Они прошли через лес и оказались на краю глубокого оврага. Сквозь снежок внизу поблескивал замёрзший ручей.
– Ну и где же твоё селение? – спросила Маша.
– Как, ты не видишь селения? – Васечкин широким жестом обвёл вокруг. – Вон перед нами хижины, сделанные из звериных шкур. В них живут эти… ну как их… питекантропы, вот! Если мы не пройдём мимо них с максимальной осторожностью – нам несдобровать. Они поймают нас и съедят. Сначала меня, потом тебя, а потом Петрова.
– А почему меня последним? – поинтересовался Петров.
– Ты из нас самый толстый, – объяснил Васечкин. – Сладкое всегда оставляют напоследок.
Петров насупился.
– А я не дамся! – сказала Маша. – Я буду визжать, они перепугаются и исчезнут.
– Ничего ты не понимаешь, – усмехнулся Васечкин. – Чем громче ты будешь визжать, тем для них вкуснее. Как устрицы.
– Почему как устрицы? – поинтересовался Петров.
– Потому что устрицы пищат, когда их глотают. Это всем известно.
– Ничего подобного, – возразила Маша. – Мой папа недавно был во Франции, они там ели эти устрицы. Сколько хочешь. И он говорит, что они, наоборот, очень даже серьёзные. И молчаливые. И никто не пищит!
– Они очень тихо пищат! – возразил не желавший уступать Васечкин. – Надо прислушиваться.
– Вы есть хотите? – прервал дискуссию Петров, у которого от этого разговора за-свербило в животе. – Я – хочу!
Он скинул с плеч рюкзак, извлёк оттуда заготовленные бутерброды.
Некоторое время все молча ели.
– Ну как переименованная булка? – спросил с набитым ртом Васечкин.
– Почему переименованная? – удивилась Маша.
– Потому что раньше, – важно пояснил Васечкин, – она называлась французской.
А теперь она называется городская. Борьба с преклонением перед иностранщиной.
– Откуда ты знаешь? – поразился Петров.
– Я много чего знаю, – скромно потупил глаза Васечкин.
– Да ничего подобного! – возмутилась Маша. – Что ты его слушаешь! На одном из папиных снимков, которые он в Париже делал, симпатичная француженка, мадемуазель такая, тащит батон длиной с лыжную палку. Это и есть французская булка. Да и у нас они во всех французских булочных продаются.
– А ещё у нас есть апельсины, – примирительно сказал Петров.
