bannerbannerbanner
полная версияПризрак Мастера

Владимир Алексеевич Колганов
Призрак Мастера

Полная версия

Глава 7. Чудодейственный напиток

– Ты что, совсем сдурел? Какие ещё гости?

Так Алина отреагировала на просьбу Глеба одеться и накрыть на стол. Пришлось объяснить, что приготовил для неё сюрприз, и это наконец подействовало. Ну какая женщина откажется от подарка, даже если придётся встать с постели среди ночи, сделать макияж и приготовить лёгкие закуски? Впрочем, часть этих забот Глеб, как водится, взял на себя.

И вот уже всё готово, а гостя нет – то ли заплутал в райских садах, собирая диковинные фрукты, то ли приготовление нектара занимает много времени. С момента пробуждения прошло полчаса, поэтому Алина не в состоянии сдерживать себя:

– Что за дурацкие шутки, Глеб? Если проголодался, мог бы обойтись и без меня, а не устраивать здесь представление. Даже в «закатном романе» такого не было, чтобы незваный гость являлся ночью.

– Ну как же не было? Вспомни содержание главы «Явление героя». Мастер стащил у Прасковьи Фёдоровны связку ключей от балконных решёток и получил возможность навещать своих соседей по дурдому. И вот как-то ночью зашёл к Бездомному…

Алина не сдаётся:

– В романе можно всё что угодно написать. Однако в реальной жизни такого не бывает, по крайней мере, среди людей нашего круга, в приличном обществе.

Тут вдруг послышался звук открываемой двери и вот уже на пороге гостиной возник небольшого роста человек в ливрее – так одевают обслуживающий персонал в дорогих отелях. В руках у него объёмистый баул, из которого один за другим появляются ананасы, папайя, манго и ещё много экзотических плодов, названия которых Глебу были неизвестны, – всё это посыльный положил на сервировочный столик, который приволок с собой. Наконец, достал два плотно закупоренных кувшина, а вслед за тем, не говоря ни слова, откланялся и был таков.

Глеб растерян, поскольку ничего подобного не ожидал, а вот Алина в полном восторге. Сразу побежала на кухню – нельзя же фрукты есть немытыми. И только тут Глеб заметил, что в углу комнаты сгустилась тьма, и через несколько секунд перед ним возник Булгаков, на этот раз без пальто и шляпы – вместо этого брючная тройка, белая сорочка, галстук-бабочка, ну и конечно же монокль в глазу:

– Ну как? Надеюсь, я Алине угодил?

– Ещё бы! Впрочем, ты напрасно полагаешь, что путь к сердцу женщины лежит через её желудок.

Гость только развёл руками, а затем пояснил:

– К сожалению, золото и драгоценные камни у нас под запретом, небесная таможня сразу изымает. Так что чем богаты…

Когда Алина вошла, Глеб уже потягивал чудесный напиток, не скрывая наслаждения:

– Попробуй! Ничего подобного я никогда не пил даже в те времена, когда ещё в магазинах продавали настоящую «Хванчкару», а не нынешнее пойло.

Арина поставила на стол поднос с фруктами, налила себе в бокал нектара и выпила:

– Умеют же люди! Это вино из Франции или из Аргентины?

– Если я скажу, откуда, ты мне не поверишь.

– И не надо! – отмахнулась Алина, откусывая кусочек плода ярко-жёлтого цвета. – О, да это гораздо вкуснее манго! Как называется?

– Мангостин, – подсказал Булгаков.

Алина никак не отреагировала, и только тут Глеб сообразил: «Да ведь она его не видит и не слышит! Похоже, мне придётся исполнять роль переводчика, но плодотворного разговора всё равно не будет». Так бы и сидел, растерянно поглядывая на Булгакова и пережёвывая что-то похожее на сливу, однако Алина попросила открыть второй кувшин. Попробовали – оказалось, вкусно… Вот после этого всё и началось.

Сначала Глеб увидел, как из его спальни вышли Коровьев под ручкой с Геллой, а с ними Бегемот, державший в руке огромный свиной окорок, и все вместе отправились на кухню – видимо, для того чтобы приготовить себе пару-другую бутербродов. Но стоило им покинуть комнату, как Алина вдруг воскликнула:

– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! Вы какими судьбами оказались здесь?

– Да вот Глеб Василич пригласил на посиделки, – отвечал Булгаков.

– Ах, как я рада! Без вас здесь скучно, надоела эта вечная толкотня в театре, киносъёмки с утра и до полуночи. Хочется отдохнуть, однако на Бали и на Сейшелах всё те же лица из московской тусовки, видеть их не могу!

– Алина, мы для того и собрались, чтобы найти решение этой проблемы. Я уже предлагал Глебу отличный вариант, и он вроде бы не возражает.

– И что же это? – спросила Алина, поднося к губам бокал с нектаром.

В этот момент в голове Глеба словно бы что-то стукнуло – он понял, что все эти видения с Бегемотом, Геллой и свиным окороком возникли в результате действия отравы, которая содержалась во втором кувшине:

– Не пей!

Одной рукой Глеб выбил из руки Алины бокал, расплескав отраву, а другой сбросил кувшин со стола. Осколки стекла разлетелись по полу, а желтоватая жидкость залила ковёр.

– Ты с ума сошёл! – вскричала Алина.

– Так оно и будет! Мы оба спятим, если будем пить отраву.

Была ли это случайная догадка или внутренний голос подсказал, но Глеб наполнил стоявший на столе пустой бокал нектаром из уцелевшего кувшина и заставил Алину выпить. Она отбивалась, царапала Глеба острыми ногтями, но процедура удалась, хотя половина этого напитка вылилась на платье…

И случилось чудо: Алина успокоилась, а потом растерянно глядя на Глеба спросила:

– Глеб! Что это было?

Вместо ответа Глеб тоже сделал несколько глотков из кувшина и посмотрел по сторонам. Нет ни Булгакова, ни членов «шайки Воланда» – это стало ясно после того, как Глеб сходил на кухню. Но как объяснить все эти превращения Алине, он и сам не знал, только сказал:

– Тебе приснился страшный сон. Иди-ка прими душ и ложись спать, а я всё здесь приберу. Утро вечера мудренее.

Алина была до того измотана случившимся, что подчинилась.

Глава 8. Прощены!

Всё это требовало объяснения, однако без помощи Булгакова никак не обойтись. Но вот вопрос: кем был на самом деле тот ночной гость и почему он так неожиданно исчез? Возможно, тут вмешалась Тофана, но как же Булгаков – почему это допустил? Впрочем, и сам Глеб чуть не скатился до шантажа, что по большому счёту совсем не удивительно – когда речь идёт о личном счастье, любые средства хороши. Глебу неприятно было признавать, что и Булгаков, и он способны на такое, однако роль Булгакова в этом деле ещё не совсем понятна.

Но вот уже прибрал в гостиной, до рассвета ещё час, можно и поспать. И тут опять знакомый голос:

– Прости! Я не хотел, чтобы всё так произошло.

Булгаков развалился на диване, всё тот же галстук-бабочка и монокль… Ну можно ли на такого рассердиться?

– Забудь! Ничего страшного не случилось.

– Ты понимаешь, Глеб, фея меня надоумила, сказала, что будете посговорчивее после этого вина.

– Так во втором кувшине был вовсе не нектар?

– Чтобы набрать его на два кувшина, нужно переработать целую плантацию цветов, поэтому первый кувшин взял из старых запасов, ну а второй фея мне подсунула. Феи у нас вместо психоаналитиков, спасают от депрессии.

– Разве бывает депрессия в раю?

– Ещё как бывает! Иногда до чёртиков всё надоедает, все эти райские сады, заботливые феи, готовые исполнить каждое желание…

– Так это они переправили тебя в реальный мир?

– Ну да! Однако это право надо заслужить каторжным трудом, пока ещё не расстался с жизнью. Да и то, не всякая фея возьмёт на себя ответственность.

– Выходит, тебе повезло, добрая попалась…

– Добрая-то добрая, но, если бы не поддался на её уговоры, можно было избежать скандала.

– Да я не в обиде.

– Ты вовремя среагировал. А как догадался?

– Видимо, тоже фея подсказала, – усмехнулся Глеб.

– Напрасно улыбаешься. Талантливому человеку всегда кто-нибудь благоволит. Если в реальной жизни не свезло, тогда уже в раю.

– Честно говоря, мне без разницы, что будет после смерти.

– Напрасно! У нас там тоже в некотором роде жизнь, совсем не то, что мучиться в аду на раскалённой сковородке. Если бы ещё Алина была рядом…

«Опять он за своё! Похоже, пора раз и навсегда закрыть наболевшую проблему»:

– Михаил, так что же с Алиной? Жребий будем бросать?

Булгаков даже лицом побагровел от злости:

– Как только тебе в голову могла прийти такая мысль?

– Шуток не понимаешь? – попытался оправдаться Глеб.

– Так нельзя шутить! Алина – человек, а не какой-нибудь бездушный предмет или, не дай бог, скаковая лошадь из тех, на которых делают ставки в тотализаторе. Ещё не хватало, чтобы таким способом решали, кто победит, – потом, немного успокоившись, посмотрел на Глеба уже не с укоризной, а сочувственно: – Судя по всему, отрава ещё не выветрилась из твоих мозгов.

– Да нет, я в полном порядке.

А Булгаков всё не отводил взгляда, словно бы пытался черепную коробку просветить насквозь и на этом основании сделать выводы:

– Вот не пойму, за что она полюбила такого недотёпу?

Подобным образом его никогда никто не обзывал, поэтому поначалу Глеб обиделся. Хотел было сказать: «сам такой!», но это может быть понято двояко – если оба одинаковые, тогда Алина и Булгакова вроде должна бы полюбить… Но в самом деле, за что? За то, что предложил ей роль в пьесе «После оттепели»? Так она и до этого не жаловалась на внимание столичной публики. Впрочем, «танец целомудрия» имел такой успех, что все другие её роли как бы потускнели, потеряли прежний блеск. Ну а воплотить в фильме образ Маргариты – об этом можно лишь мечтать, и только Глеб сделал эту мечту явью… Так что же тогда – переиначить монолог из трагедии Шекспира и дать такой ответ Булгакову: «она меня за роли полюбила»?

К счастью, Алина не слышит, о чём они тут говорят. А если бы услышала, ему несдобровать – послала бы куда подальше! Единственное, что Глеба извиняет, так это бессонная ночь в сочетании с остатками отравы. В такой ситуации лучше помолчать, предоставив Булгакову высказать свои предположения. Так оно и получилось:

 

– Ты знаешь, Глеб, в юности я нравился женщинам – симпатичный, остроумный, мог любую заговорить так, что готова тут же броситься на шею. По вот прошло время, и во мне стали ценить уже другие качества – к примеру, всех изумляло, как никому не известный автор смог написать пьесу «Дни Турбиных», кое-кто даже сравнивал меня с Шекспиром. А потом успех этой постановки во МХАТе стал как бы неотъемлемой частью моего существа, отодвинув на задний план внешнюю привлекательность и прочее, словно бы я ходячая театральная афиша. Примерно так и у тебя.

На это трудно возразить, поскольку Булгаков словно бы читает мысли Глеба. Но почему бы не попробовать?

– Я готов согласиться, что после публикации «закатного романа» вся прекрасная половина человечества могла бы оказаться у твоих ног, за исключением тех, что грамоты не знают. Этого не случилось по независящим от тебя причинам, и все же позволь мне усомниться в том, что даже такой замечательный роман может обеспечить человеку прижизненную славу.

– Ты хочешь сказать, что, будь роман опубликован не полвека назад, а сейчас, никто бы не обратил на него внимания?

– Дело даже не в том, что в нынешние времена книги мало кто читает. Но важна ещё и биография автора, ореол страдальца…

– Глеб, ты не прав! Главное в романе это ершалаимские главы, взаимоотношения власти и творца, писателя, интеллектуала… Ну а биография автора тут ни при чём.

И тут из глубины спальни раздался женский голос:

– Оба вы не правы. Главное – это любовь!

Вслед за тем в гостиную вошла Алина и предвидя недоумение двух спорщиков сразу пояснила:

– После того, что здесь случилось, я так и не смогла заснуть, поэтому всё слышала.

Слава богу, догадалась надеть халат, но вот что Глеба удивило:

– Так ты что, опять видишь Михаила?

– Видеть не вижу, только слышу, но этого вполне достаточно, чтобы вмешаться в спор.

«Логика, по сути, женская, потому что, если спорят двое мужиков, женщинам встревать категорически нельзя». Но вслух Глеб этого не сказал, предоставив слово гостю, а тот растерянно молчит, поскольку много чего тут наговорил – и про недотёпу, и про скаковую лошадь.

Вполне логично, что Арина продолжила свой монолог:

– Так вот, мои милые, что я вам скажу. Если бы родилась на сто лет раньше, нет сомнений, что влюбилась бы в тебя, Михаил. Не стану объяснять почему, мне достаточно того, что ты был возлюбленным княгини Киры. Кстати, я видела её фотографию – красивая, с каким-то самобытным шармом, чем-то на меня похожа…

Глеб прервал её на полуслове:

– Постой, постой! Но Киру упоминал только Михаил в разговоре со мной… Ты и тогда всё слышала?

– Не всё! Поначалу мне показалось, что это сон, ну а на следующий день нашла в интернете книжку того блогера и прочитала.

– Ночь, когда тайное становится явным, – резюмировал Глеб.

Булгаков согласился:

– Лучше и не скажешь!

– В этом нет ничего удивительного, но вот что меня поражает, – Алина встала, что называется, руки в боки, глаза словно бы сверкают искрами, ну вылитая ведьма из «закатного романа». – Как двое взрослых мужиков могли за моей спиной судачить по поводу того, с кем я должна жить, кого любить?

– Извини, так получилось – промямлил Глеб.

– С тобой будет отдельный разговор, а сейчас я хочу спросить у Михаила… С какой стати ты вообразил, что я соглашусь отправиться в рай раньше уготованного мне срока?

Хорошо, что Алина не могла видеть его лица – Булгаков сначала густо покраснел, затем лицо покрыла мертвенная бледность, и он еле слышно прошептал:

– Прости! – и больше ни полслова.

Самое время подвести итог, но Булгаков потерял дар речи, да и у Глеба язык не поворачивается. Пришлось роль распорядителя взять на себя Алине:

– Ладно, оба прощены! Но если ещё хоть раз нечто подобное услышу, пеняйте на себя!

Алина отправилась в спальню досыпать, а Глеб, не желая заканчивать свидание с Булгаковым на такой печальной, даже унизительной для обоих ноте, обратился к Булгакову:

– Кстати, у меня возник вопрос: члены шайки Воланда здесь тоже бродят по ночам?

– Это не шайка, а вполне приличные люди, просто исполняют заданные роли. Примерно так же, как в твоём фильме. Если понадобятся их услуги, я это устрою.

– Надеюсь, до такого не дойдёт.

– Кто знает… В общем, если нужна будет моя помощь, постучи серебряной ложкой по тому стеклянному кувшину, тогда я появлюсь.

Тут где-то вдали запели петухи и призрак Булгакова исчез, словно бы растворился в воздухе.

Рейтинг@Mail.ru