Владимир Александрович Андриенко
Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица
– Вот и отлично, гетман. Ты сам подсказал, как его убрать с дороги и на тот свет спровадить.
– Никита Иванович, я тебе сказал что ни Чекин, ни Власьев под твою дудку плясать не станут.
– А под мою и ненадобно, Кирилл Григорьевич. У Власьева и Чекина секретное предписание имеется. Знаешь про то? Еще покойная государыня Елизавета такой приказ отдала. Ежели узника кто освободить вознамериться, то Власьев и Чекин имеют тайную инструкцию узника живым не отдавать!
– И что с того? – спросил Петр Панин.
– Так мы такую ситуацию организуем и руками Чекина и Власьева узника Шлиссельбургского устраним, – произнес Никита Иванович.
– Но для сего надобно чтобы кто-то попробовал узника освободить. Разве кто уже собирается сие сделать после того как Хрущов и братья Гурьевы были арестованы?
– Вот именно, пока никто о таком даже и не мечтает, гетман. Но ты найдешь такого человека.
– Я? – удивился гетман. – Но отчего именно я?
– Подбери кого понеприметнее, – игнорировал его вопрос Никита Панин. – Такого чтобы умом не блистал. Лучше всего круглого дурака. Хотя где теперь найти круглого идиота? Редкость даже на святой Руси.
– И ты думаешь, Никита Иванович, что я сейчас побегу предлагать моим офицерам бывшего императора Ивана Антоновича из Шлиссельбурга освобождать? И сие сейчас, когда только заговор Хрущева и Гурьевых раскрыли. Да на меня завтра же донесут.
– Граф Кирилл, если такого человека сейчас не сыскать, то завтра на нас и так донести могут. И тогда раскопают такое, про что мы с тобой и вспоминать сейчас боимся. Али ты забыл, что императрица нынешняя никаких прав на троне сиживать не имеет? Али ты забыл что …
– Хватит, Никита Иванович! – прервал его гетман. – Я все хорошо помню. Но ты, однако, пойми, что не так просто сие сделать, про что ты молвил.
– Но неужели нет у тебя на примете бедного офицерика, что про карьеру мечтает? Такого быть не может.
Гетман задумался и вспомнил про поручика Мировича. Только вчера тот был у него и выклянчивал пособие. Молодой, недалекий, жадный. И сестер у него целый выводок, в бедности пребывающих.
– Есть такой офицер, – произнес он. – Дак ты его и сам знаешь, Никита Иванович. Он постоянно императрице-матушке прошения подает. А сии прошения через твои руки проходят, не так ли?
– Кто таков? – спросил Панин.
– Земляк мой. Малоросс. Поручик Мирович. При Петре Великом его предок вместе с Мазепой к Карлу шведскому предался. За то всех имений их и лишили. А наш Мирович говорит, что он за деда своего не ответчик и просит вернуть хоть половину того, что у их семьи взято было.
– Мирович? Как же помню. Императрица уже дважды возвращала его прошения «с надранием»42, иными словами просьбишку его без ответа оставила. И что он?
– И меня заступы и покровительства искал.
– Вот как? Отлично. Вот и подбрось ему идею. Он ведь про секретный приказ Чекину и Власьеву не знает. Вот и пойдет освобождать Иванушку, а те его и упокоят. Вишь, как все отлично складывается. Действуй, гетман, и не медли.
– А ты мне содействие обещаешь в деле сохранения гетманства на Украине? – Разумовский посмотрел на Никиту Панина.
– Честно тебе скажу, граф Кирилл Григорьевич. Императрица с сепаратизмом покончить решила. И мои слова на неё не подействуют.
– Но разве я не показал себя как её верный слуга? – возмутился гетман.
– Да дело не в тебе, гетман. Ей вообще гетманство на Украине не нужно. Малороссия станет обычной частью империи без всяких привилегий. С тем смирись. Это тебе надобно было с теми идти, кто конституции для России придумывает. Чего же ты против них пошел?
– Какие конституции, Никита Иванович? Кому они у нас надобны?
– Вот именно, гетман. Именно. А ежели что, то мою личную заступу я тебе гарантирую. Не пропадешь со мной, граф.
– Ладно, и на том спасибо, Никита Иванович. Пойду я.
Когда гетман Разумовский вышел и братья остались одни, Петр обратился к старшему:
– Думаешь, сделает?
– А куда ему сердешному деваться, брат? Сделает все как надобно. К врагам он переметнуться уже не может. Много в каких пакостях замешан гетман. И у меня много чего есть на него. И ежели те верх одержат, и меня прижмут, я и гетмана им с потрохами отдам. Он сие хорошо знает.
– В опасные ты игры играешь, Никита.
– И не только я. Императрица такоже в них играет, и как видишь успешно. Екатерина сама приказа убить своего муженька Петра III.
– То не правда, брат. Такого приказа она не отдавала.
– Прямо нет. Но мысль высказала, что де хорошо бы он умер. Это мол все наши проблемы бы разом решило. И Алешка Орлов с Федькой Барятинским его пришибли! И награды за то поимели немалые. И узник шлиссельбургский ей мешает. Ей в первую очередь. Ей, а не нам. Ибо ежели документы и манифесты относительно Ивана всплывут, то…
Панин не договорил, а лишь развел руками.
– А коли его не станет, то и опасность для нас снизится. Вот и рассуждай, брат. А ежели, они первыми удар нанесут? Завтра опубликуют Манифест и провозгласят волю императора покойного Петра Федоровича. И тогда восшествие на трон Екатерины будет незаконным не токмо для дворянства российского, но для монархов иностранных. И тогда никакой переворот будет ненадобен.
– Но Глебов, уже от должности генерал-прокурора отстранен, брат. Он больше ничего не может. Тайный секретарь Волков для нас мало опасен. Это при Петре он манифесты был мастак строчить. А Строганов Александр жидок для такого дела.
– А люди на Москве? Они такоже влияние имеют на дворянство тамошнее. А ежели сановная Москва слово скажет, то гром по всей империи пойдет. Они ведь Салтыкову в обиду сколь долго не давали? Подумай про то. И даже гражданская война с того может произойти в империи…
4
В доме, где квартировал в Москве сенатский секретарь Иван Иванцов.
Иван Иванович был удивлен приходом Веры утром. Он ждал её не ранее восьми вечера.
– Вера? Ты так рано?
– Да, Ваня. У меня к тебе дело наиважнейшее. И потому отложить я того просто не могла.
– Женщине про дела лучше не говорить…
– Помолчи, Иван. И послушай меня. У меня нет много времени на препирательства с тобой. В прошлом я тебе уже не раз оказывала услуги. Не так ли? И когда ты обратился ко мне в Петербурге с просьбой помочь тебе, то женщина тогда могла вмешиваться в дела?
– Ты права, Вера. Прости меня. Говори. Я слушаю.
– Вот что я нашла в кабинете моего мужа.
Женщина протянула Иванцову большую книгу.
– Что это? – не понял тот.
– Книга записей эконома госпожи Салтыковой. Мой муж давно нашел её в доме, но тебе почему-то не показал. И прятал её всегда. Спрашивается зачем? Если в ней ничего нет, то почему прятал?
– А с чего ты взяла, что он прятал её?
– Он нынче утром из кабинета вышел и все с чем работал обратно спрятал. Да ключи на своем столе позабыл. И я из женского любопытства в тот стол заглянула.
– И ты украла сию книгу? Но он может заметить её отсутствие.
– Не заметит. А ежели и заметит то не сразу. Я вместо неё ему иную положила.
– Ты смотрела что здесь? – Иванцов указал на книгу.
– Нет. С сими делами сам разбирайся. Я только помочь тебе хотела. Да и интересно узнать, почему муж её спрятал. Он ведь, Ваня, тебе помогать, но не мешать должен. А выходит, что он от тебя и от Соколова важное свидетельство скрыл.
– Думаешь, и ему взятку уже сунули?
– Как знать, Ваня, как знать. Мой муж сребролюбец каких поискать. Так что того отрицать я не могу.
– Стало быть, он мог переметнуться на сторону приятелей Салтыковой? К Хвощинскому и Молчанову?
Она пожала плечами…
5
В канцелярии Юстиц-коллегии.
Князь Цицианов просто возликовал, когда полистал книгу, принесенную Иванцовым.
– Да сие цены не имеет, Иван Иванович. Ежели со всем здесь разобраться, то мы от того много пользы поиметь сможем. Вот услужил нам господин Сабуров.
– Не Сабуров, князь, а жена его нам услужила, – поправил его Соколов. – И не нам, а лично Ивану Ивановичу. Ради него сия дама старается, а не ради нас с тобой.
Иванцов покраснел от тех слов.
–Да не важно, кто ради кого старается, Степан Елисеевич, а важно, что сия книга в наших руках. Марков, эконом салтыковский, столь скрупулезно все записывал. Все сведения за много лет здесь имеются.
–И нашего дела касаемые такоже имеются?
–Именно так, Степан, – отозвался князь. – Вот гляди! В 1760 году несколько раз посылались на Москву телеги с припасами. И вот кому они развозились. «Туша мясная говяжья – одна, туши свиные – три, масло, сыры…» и многое иное в дом Федора Хвощинского! А вот и в дом действительного статского советника Молчанова, почтенного начальника полицмейстерской канцелярии. И такие подарки делались регулярно, Степан. С чего это Салтыковой их так одаривать? Скажешь запросто по дружбе?
– Все может быть. Сама Салтыкова так и скажет.
– Хорошо. А вот записи о выделении господину Вельяминову-Зернову 500 рублей! А сие такоже подарочек? А отчего она простым помещикам таких подарков не дарит, а токмо полицейским и сыскным чинам? Нет, Степан! Сие прямое подтверждение подкупа Салтыковой полицейских Москвы. А они за сие закрывали глаза на её преступления.
– Да погоди ты, князь, с выводами. Погоди. Все нужно проверить и сопоставить.
– Проверим и сопоставим. В том не сомневайся, Степан. Делом пора заняться, а не думать про всяких, кто якобы на Салтыкову напраслину наговаривает. Вот сим и займемся.
Они составили список тех, кому часто передавались подарки и деньги от Салтыковой в период с 1759 по 1762 годы. И вот что получилось:
«Андрей Молчанов – начальник полицмейстерской части, действительный статский советник.
Федор Хвощинский – прокурор Сыскного приказа.
Лев Вельяминов-Зернов – чиновник VII класса, надворный советник, присутствующий Сыскного приказа.
Петр Михайловский – чиновник VII класса, надворный советник, присутствующий Сыскного приказа.
Иван Яров – чиновник VI класса, коллежский советник, секретарь Тайной конторы при ведомстве генерал-губернатора.
Иван Пафнутьев – чиновник IX класса, актуарис Сыскного приказа».
–И все сие взяточники московские! Здесь на каждого такое собрано, что вовек не отмоются! – вскричал князь. – А здесь и имя твоего начальника имеется, Степан.
– Все они и ранее нами были на подозрение взяты, Степан Елисеевич, – произнес Иванцов. – И все они нашему следствию как могли мешали и продолжают мешать. Разве не так?
Соколов задумался. Иванцов прав. Все так. Похоже, что взятки госпожа Салтыкова чиновникам московским раздавала весьма щедро. И делал она сие не из простой дружбы.
– И смотри, кто возил сие по домам чиновников, Степан! – палец Цицианова уперся в одну строчку. – Иван Михайлов, староста деревни Салаево. А сие такоже вотчина Салтыковой! Да с ним конюх Роман Иванов. Он, ко всему, в Москве сейчас живет в доме Салтыковой. То мне известно доподлинно.
–Это верно. В списках слуг я видел сего человека, но с ним не говорил. Но поговорить с ним стоит. И сделаю я сие сегодня не откладывая.
–Сие село Салаево тоже надобно бы проверить, господа, – предложил Иванцов. – У Салтыковой в собственности состоят не только Троицкое, где повальный обыск был учинен. Но и Салаево, и села Орлово и Семёновское. И там повальный обыск надобен.
– Обыск повальный дело непростое, Иван Иванович. Мы еще кипу бумаг не разгребли до конца после обысков в московском доме и в Троицком. А так мы вовсе под бумагами потонем.
– Готов взять сие на себя, Степан Елисеевич! – с готовностью предложил свои услуги князь Цицианов.
– Да погоди, ты, князь Дмитрий, с обыском. У нас и без того дел по горло. Ежели ты по селам поедешь, то не менее месяца на все обыски уйдет. А после сколь мы с бумагами разбираться станем? А ты надобен на Москве.
– Но Иван Иванович прав. Повальный обыск учинить стоит.
– Учиним, ежели в том будет необходимость, князь. И ежели надобно, вместе с тобой князь поедем и мы с Иваном Ивановичем. Но не сейчас. Для начала нам розыск по поводу сих взяточников учинить стоит.
– С них и начнем? – спросил Иванцов.
– А чего ждать? Проверим, и ежели все подтвердится, посмотрим как они запираться станут. Али побоимся высоких чиновников тронуть?
– Отчего же побоимся? Я готов, – решительно заявил князь Цицианов.
– Но ты князь видел фамилии из списка. А люди эти чиновные многие связи имеют и не только на Москве. Как дело повернется.
– На нашей стороне императрица, Степан Елисеевич.
– До императрицы далеко, князь.
– Ты никак пугаешь меня, Степан? Так меня сии имена знатные и богатые не шибко пугают. Я готов.
–А завтра поедешь ли ты, князь, к прокурору Хвощинскому?
– Поеду!
– А мы с Иваном Ивановичем к Молчанову.
Глава 16
На грани провала.
Август 1764 года.
1
В доме Салтыковой в Москве: допрос.
Степан Елисеевич Соколов прибыл в дом Салтыковой. Государственного управителя сенатора Сабурова там не застал. Посему он провел допрос сам, без уведомления высокого чиновника.
Романа Иванова привели к нему в кабинет барыни. Это был средних лет мужчина плотного сложения с круглым лицом и густой окладистой бородой.
– Я коллежский секретарь Соколов. По именному повелению провожу следствие по делу помещицы Салтыковой. Ты есть Роман Иванов?
– Так, ваше благородие. Я и есть Роман Иванов. Житель села Салаево. Крепостной барыни нашей Салтыковой Дарьи Николаевны.
– У меня к тебе есть несколько вопросов, Роман. И отвечать ты должен правдиво и все докладывать, что знаешь без утайки. Понял ли?
– Понял, ваше благородие. Все скажу ежели мне то известно. Брехать же не обучен.
Соколов раскрыл книгу эконома на нужной странице и прочитал для крестьянина:
– «Сего седьмого дня, Апреля, лета 1760-го. По приказу барыни нашей крепостной Ромка Иванов отвез полученные у старосты села Салаево три мясные туши, птицы битой два воза, да масла наилучшего, да три бочки пива, да десять бутылок мальвазии, из старых запасов еще покойным барином Глебом Алексеевичем сделанных, в дом господина Вельяминова-Зернова, что служит в канцелярии Сыскного приказа». Сие пишет эконом твоей барыни именем Савелий Марков. Знаешь ли такого человека?
– Савелия-то? А как не знать. Знамо дело знакомцы с ним мы, – ответил слуга.
– Значит, все что написано здесь правда?
– Дак кто упомнит, что я-то возил сему барину Вельяминову-Зернову в тот день. Много разов то было, что я, значит, возил к нему разное. В зиму возил мясо, овес для лошадок евоных, дак и в лето возил. И в осень. Иного разов бывало.
– В дом чиновника Сыскного приказа ты ездил часто? Я, верно тебя понял?
– Дак сколь барыня приказывали, столь и ездил.
– Ты на вопросы мои отвествуй. Часто или нет, ты был в доме Вельяминова-Зернова? Мне прибаутки твои слушать времени нет.
– Дак когда приказывала барыня тогда…
Соколов перебил крестьянина:
– Ответсвуй коротко без лишних слов! Часто ли ты был в доме господина Вельяминова-Зернова?
– Часто! – поспешно кивнул крестьянин.
– А сколько раз?
– Дак кто его знает. Сколь приказывали, столь и бывал. Наше дело подневольное…
– Я уже слышал, что ты выполнял приказы барыни. Про то больше говорить не стоит. Сколь раз ты был у него по приказанию барыни своей. Три раза, пять раз, десять раз? Я не требую точного числа посещений. Но примерно ты должен помнить.
– Разов пять бывал, али шесть.
Соколов сам вел запись допроса и тщательно все зафиксировал на бумаге.
– А куда ты возил свои возы? Где находится дом надворного советника Вельяминова-Зернова? – снова задал вопрос надворный советник.
– Дак на Ордынку возил, ваше благородие.
– Стало быть, в дом Вельяминова-Зернова на Ордынке ты пять раз возил из имения возы с припасами?
– Так, барин. Возил по приказу барыни.
– А еще куда ты возил припасы по приказу барыни своей?
– Дак не я един возил, барин. Наш староста и сам часто это делал без помочников. А чего мужик здоровущий. Он сейчас в селе проживает, где старостой, значит, состоит.
– Но ты сам еще куда возил продукты?
– Дак возил в дом его превосходительства господина Хвощинского. Того самого, что в прокурорах состоит.
– А когда сие было?
– Того не могу упомнить, барин. Да и к чему оно мне? Приказали – исполнил. А запоминать…
– А вот написано, что ты возил в дом Хвощинского три бочонка водки и пять бочек пива, да квасу малинового три бочки. И было сие в прошлом году в ноябре. Не упомнишь?
– Раз написано, то стал быть, так и было. Эконом врать не станет. Должность его такая значит. На Ордынку такоже я возил припасы.
– На Ордынку?
– Да, барин. Там, значит, дом ихний стоит.
– Но прокурор Хвощинский проживает не на Ордынке!
– Дак как там сказано, так оно и было, барин. Эконом все верно записывал. Ты в бумагу то погляди.
– В сей бумаге нет адресов, а указаны токмо фамилии. И ты возил на Ордынку в дом прокурора пиво, вино да квас. И на Ордынку же ты возил продовольствие Вельяминову-Зернову. А сей Вельяминов Зернов живет на улице Кузнецкая. А ты, орясина, пять разов там был и не запомнил? Так получается?
– Дак не могу я всего упомнить, барин. Москва мне знакома плохо. Я-то сам деревенский.
– Но тогда почему тебя направили продовольствие возить? Неужто нет на Москве холопов у Салтыковой, что знают город хорошо?
– Как нет, барин? Зачем нет. Есть такие. Мы значит, из села в дом нашей барыни возы гоним, а у ж опосля она сказывала куда ехать.
– Но почему послали тебя? Почему тебя ежели, ты Москвы не знаешь?
– Дак мое дело холопье. Что скажут, то и делаю. Барыня велела и я её волю сполнил.
Соколов понял, что от сего деревенского жителя большего не добьется и никаких разъяснений тот ему не даст.
– Ладно, Роман. Ступай отсель.
Крестьянин вышел и Соколов вызвал к себе эконома Савелия Макарова. Но того в доме не оказалось. Он еще вчера ушел и не вернулся до сих пор. Слуги сказали, что и ранее за ним такое замечали. Загулял мужик и все тут. Через день два объявится…
2
В Шлиссельбурге: убийство.
Гетман Разумовский сообщил Мировичу, что императрица совместно с графом Орловым отбыла в Ригу на короткое время.
– Государыни-матушки в столице нет, сударь. Вот так-то! А ты в караул сегодня братец заступаешь, не так ли? В Шлиссельбурге стало быть дежурить станешь.
– Да. Сегодня моя очередь дежурить в Шлиссельбурге. Но я к вам пришел в надежде на милость вашу. Как же мое прошение, ваша светлость?
– Прошение? – гетман сделал вид, что не понимает о чем его спрашивает Мирович.
– Дак я вам давеча говорил несколько раз ваше высокопревосходительство, про то, что прошение мною подано матушке-государыне. Чтобы, значит, имения дедовские мне вернули. Сколь лет как их в казну отписали.
– Ах, имения. То твое прошение государыня вернула с надранием43. Знаешь ли, что сие значит? Писать рекрипт отказный на прошении матушке государыне недосуг. Все одно ведь отказ. И она попросту на таких бумагах край отрывает. И значит сие – в просьбе Мировича, поручика, отказано!
– Да быть то мне как? Беден я ваше сиятельство. Беден как мышь церковная. А сестры у меня маются в бедности. Замуж выдавать – приданое надобно. А мне где взять ежели жалование копеечное получаю. Дак и того мне почасту не платят вовремя.
– Вон Орловы такоже бедны были. А ныне погляди на них. У Григория один кафтан с каменьями драгоценными больше 5 тысяч стоит! Умеют Орловы даму Фортуну за волосы схватить и себе служить заставить. Хваты! А ты, как видно, до старости в поручиках прозябать станешь. Ну, может до капитана выгребешь.
– Дак как же мне поймать Фортуну сию? Научи, граф. Что делать мне?
– Ежели кровь в тебе не пресная – то карьеру еще сделаешь! Служи, Мирович. Я вот в день восстания против Петра Федорыча свой полк поднял и к матушке привел!
После сего гетман повернулся спиной к Мировичу и пошел к своей карете. Несчастный поручик крутил в руках свою старенькую треуголку и смотрел вслед Разумовскому.
«Фанфарон напыщенный! Не желает помогать. А ведь я земляк ему. Что ему стоит у матушки попросить вернуть мне именишки мои. Свое ведь прошу. Свое не чужое. Токмо то, что нашим предкам принадлежало. А сам то из состояния подлого поднялся и все у него есть! Хотя, что бишь, он мне сказал только что?»
Молодой офицер задумался. Государыни в Петербурге нет. Она в Ригу катила с полюбовником со своим Орловым Гришкой. А гетман сказал, что не побоялся и свой полк привел куда надобно! А если и он сейчас свою роту в Шлиссельбурге куда надобно приведет?
Испарина покрыла его лоб. Он вытерся рукавом мундира.
«А чего бояться? Освободим Иванушку и во дворец его к присяге. И многие присягнут ему как императору. Не все ведь довольны Екатериной. Многим она ничего не дала. И многие у Орловых все подаренное норовят отнять!»
Больше Мирович не колебался. Он отправился принимать караул крепости Шлиссельбургской. Сегодня была его очередь…
***
– Семеныч! – позвал он старого унтера, с которым не раз болтал про жизнь в долгие ночные часы дежурств.
– Здеся я, вашбродь. Чаю принесть? Сейчас хорошо чайком побаловаться.
Унтер вошел в караулку.
– Нет, Семеныч. Прикажи всех солдат поднять как по тревоге, токмо без шума лишнего!
– Всех? Да, на что оно? Али снова начальство припожалует?
– Поднимай всю роту!
– Как прикажете.
Во дворе быстро построились 50 человек и Мирович вышел к ним в застегнутом мундире и при шпаге и шарфе44.
– Солдаты! Забить в ружья пули и быть готовы к пальбе!
– А чего сталось, вашбродь? – спросил в недоумении Семеныч.
– Историю творить станем, Семеныч. Историю государства Российского!
– Чегой? – не понял унтер-офицер.
– Тогой! – передразнил его Мирович. – Сие ты как таракан просидел в кордегардии до седых волос и больше унтера не выслужил. Фортуна в твое окно и не заглядывала, старик.
– Что за Фортуна? Баба что ли? Дак и у меня своя баба имеется. На кой мне еще и Фортуна занадобилась? Бабы они дорого нашему брату обходятся. Мне и моей хватит.
– Она, старик, Фортуна-то, всем надобна. И ежели улыбкой подарит, то человек навек счастлив станет. Понял ли? – спросил Мирович и сам же ответил на свой вопрос. – Да где тебе понять! Ты только приказы мои сполняй и ни про что не думай.
– Дак говори чего надобно, ваше благородие! Ты офицер – тебе командовать!
– Нале-во! Строем шагом, марш!
Строй повернулся, и рота двинулась за своим командиром творить историю.
Поручик Мирович повел своих солдат к каземату номер 1. Именно там содержался тайный узник. Он знал, что доступ ему туда закрыт, но рассчитывал на внезапность.
«Сейчас, когда близко подойдем, часовые внутренние всполошатся. Как все пройдет здесь так и будет».
– Стой! Кто идет?– окликнул его солдат часовой.
– Поручик Мирович! – честно ответил офицер. – По государеву делу!
– Для какой надобности? Сюда хода нет. Слыш, поручик? Я стрелять должон!
– Я же сказал тебе, по делу государеву!
– Дак у нас теперя не государь, но государыня Екатерина Алексеевна! Стой, говорю! Не то стрельну!
Мирович выхватил пистолет и первым послал пулю в солдата. Свинец поразил его в самое сердце, и он упал. Первая кровь пролилась.
– Ты что? – вскричал Семеныч. – Ты что белены объелся, ваше благородие? Ты что наделал? За что служивого порешил?
– Али не поняли, братушки, куда идем? – спросил Мирович своих солдат. – Царя нашего идем спасать из узилища. А завтра все вы уже офицерами будете и в дворяне выйдете.
Он отбросил от себя разряженный пистолет и выхватил шпагу.
–Кто желает славы и денег, за мной!
Все последовали за ним. Никто в сей момент не мог даже осознать на что они пошли. Сработал инстинкт подчинения, и поручик правильно все рассчитал, посвятив солдат в свой план в последнюю секунду.
Но в каземат его не допустили. Другие охранники стали палить в них и два его солдата упали.
– Измена! – заорал кто-то.
– Открывай ворота, мерзавец! – орал Мирович. – Мы за царем пришли! У нас приказ! Царя нашего освободить!
– Чей приказ? – спросили из-за стены.
– Правительствующего Сената! – соврал Мирович. – Открывай! И веди к царю Ивану!
Но открыть ему не спешили. Наоборот двери забаррикадировали изнутри мебелью.
– Пушку! – обернулся к солдатам Мирович. – Нужно вышибить двери! Семеныч, пушку!
Унтер бросился исполнять приказ своего офицера. И через минут десять солдаты прикатили небольшое устаревшее орудие и наскоро его зарядили. Мирович поднял шпагу и скомандовал:
– Огонь!
Двери разлетелись в щепки, и поручик первым ворвался внутрь. На его пути стал солдат, и он ткнул его живот шпагой.
– За мной! Освободим царя нашего!
Солдаты бросились за ним. Мирович подумал – как легко все получается. Сейчас он будет в камере Ивана Антоновича, и они вместе отправятся в Зимний дворец. Вот там и начнется самое главное….
***
Чекин услышал шум и посмотрел на Власьева.
– Началось, кажись! Вот то самое про что нас с тобой и предупреждали.
Власьев перекрестился и потрогал рукой эфес свой шпаги.
– Думаешь, за Иваном пришли?
– Дак ты крики с улицы послушай и пальбу. Чего спрашивать. Идем в камеру узника нашего.
Чекин схватил треуголку и одел на голову.
– Убить императора? – остановил его Власьев. – Не больно то мне сие мило.
– Но у нас приказ! Ты что ополоумел?
– Дак матушки Елизаветы уже и на свете то нет. Какой приказ?
– Мы нового не получали, а сие значит, что старый приказ для нас с тобой закон! – вскричал Чекин. – Слышь? Они уже пушку тянут и вскоре здесь окажутся.
– А ежели нам в сие дело попросту не вмешиваться? – предложил Власьев. – Мало ли что там у них получится.
– Ты говоришь недозволенное. Сие измена!
– Измена, измена! – проворчал Власьев. – Но и свои руки марать не охота.
– Ты давал присягу и приказ сполнить доложон!
– Идем!
Они быстро достигли камеры, где содержался Иван Антонович. В этот момент на дворе ударила пушка. Атакующие прокладывали себе ход. Они шли спасти свергнутого более 20 лет назад императора.
Сухо щелкнул ключ в замке и двери отворились. Чекин и Власьев вошли внутрь. Худой и высокий молодой человек сидел на кровати и с удивлением смотрел на своих тюремщиков.
– Что там за шум, господа? – спросил узник.
– Новый мятеж в нашем государстве, – проговорил Чекин и обнажил клинок. – И на сей раз цель заговорщиков – ты, Иван.
– Я? – не понял Иван Антонович. – Что значит я? И зачем ты обнажил шпагу?
Власьев также достал свой клинок и его шпага с легким свистом вылетела на свободу.
– Вы что? Вы что хотите сделать?
– Выполнить приказ! – ответил Чекин.
Снаружи послышались шаги. Заговорщики приближались к цели. Чекин более ждать не стал и сделал выпад. Его клинок поразил узника в грудь, прямо в сердце и вылетел обратно. Следом тоже самое сделал и Власьев. Его клинок оставил отметину рядом с отметиной Чекина…
***
Мирович шел к цели, и все у него получалось легко. Вот сейчас он освободит императора из заточения. Камера была открыта. Двери нараспашку.
В камере Мирович увидел двух офицеров и мертвое тело молодого бледного человека. На его теле зияли кровавые раны. И ноги его подергивались в конвульсиях. Офицеры Чекин и Власьев точно исполнили тайный приказ живым узника никому не отдавать…
3
В канцелярии полицмейстерской части в Москве:
Допрос действительного статского советника Молчанова.
Соколов выложил действительному статскому советнику Молчанову все, что у него было и потребовал объяснений именем государыни императрицы.
– Вы весьма дотошный человек, господин Соколов, – спокойно ответил Молчанов. – И меня бы не удивляла ваша дотошность, если бы вы старались ради прибыли или ради карьеры. Но вы ведь бессребреник. Не так ли?
– Вы не ответили на мой вопрос, ваше превосходительство. О моих хороших и дурных качества мы поговорим после. А сейчас у нас официальный допрос.
– Вам нужен ответ? Все сие ложь. Я никаких взяток с госпожи Салтыковой не брал. А сия книга – грубый подлог. Придумайте что-нибудь получше.
– Значит, все записанное экономом Салтыковой вы не признаете? Я верно понял ваши слова?
– Истинно так, господин коллежский секретарь юстиц-коллегии. Вы мне предъявили целый список, того чего не было. У вас сказано, что ко мне домой в сии числа было доставлено пять возов из имений госпожи Салтыковой. 17-го числа, месяца апреля, года 1760-го. 1-го числа, месяца июля, года 1761-го. 27-го числа, месяца августа, года 1760-го. 10-го числа, месяца января, года 1761-го. И так далее.
–Сии сведения имеются в книге расходной эконома госпожи Салтыковой. А сей эконом, человек хоть и холопского звания, но весьма скрупулезный человек.
–Но и у меня есть такая книга, где мой собственный управляющий ведет записи о приходах и расходах. Сейчас я при вас, господин Соколов, отправлю чиновника в мой дом, и он принесет сию книгу и вы все проверите. Ежели такие поступления от госпожи Салтыковой были, то и записи о них там имеются. Желаете проверки?
–Не желаю! Какай в том смысл? И так следствие утонуло в кипах бумаг, а вы еще добавить желаете. А ведь подлог могли совершить и вы, ваше превосходительство. Вы могли заранее приказать не вести записи о полученных приношениях. Разве не так? И здравый смысл подсказал бы вам именно такое решение.
–Мог. Но и сия книга, что у вас в руках такоже может быть подложной. Нужны более весомые доказательства, чем простые записи о подношениях. А они у вас есть? – Молчанов ухмыльнулся.
–Помимо записей про продукты и напитки, проверить наличие коих невозможно, есть и записи о подаренных крестьянах. А это уже в нотариальной части зафиксировано, ваше превосходительство. Вот, например, господину актуарису сыскного приказа Пафнутьеву был подарен госпожой Салтыковой крепостной Гаврила Андреев. И ежели, его не «съели» как припасы, то проверить наличие человека или акта о его смерти можно. Не так ли, ваше превосходительство? А господину Вельяминову-Зернову были подарены «Две девки грудастые и собою пригожие. Белье шьют, гладят и крахмалят. Такоже стряпать великие мастерицы». Такие за 1000 рублев пошли бы ежели продать на сторону. Имена им Дарья и Глафира Алексины. Что скажете на сие?
–А то же что и ранее говорил, господин Соколов. Проверки сие, требует тщательной. Вы сами оную проводить станете?
–Естественно, ваше превосходительство. Такое я никому не доверю. Вашей помощи в сем деле не спрошу.
Молчанов спокойно улыбнулся и развел руками. Вольному воля.
–А может еще получиться у нас разговор, господин Молчанов? Может, вы скажете мне, что за делом Салтыковой стоит?
–Что значит что стоит? Вы это о чем, господин Соколов? Неужели вы сомневаетесь в виновности Дарьи Николаевны?
–Много странностей в сем деле. И я не враг госпоже Салтыковой. Я только правды ищу.
– Вы бы, господин Соколов, не совали свой нос куда не следует.
– Так я понял, что помогать мне вы не станете, ваше превосходительство?
– Не стану, господин коллежский секретарь! Ибо меня понять вы все равно не сумеете. Вам сие не дано.
– Отчего так? В дураках не хожу.
– В дураках не ходите. То верно. Да токмо под чужую дудочку пляшете. Неужели вы и правда думаете, что кому-то есть дело до умерших крепостных?
