Влад Савин
Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы
Полет не обошелся без приключений. Уже над Норвежским морем у самолета с бортовым номером 6 возник пожар в мотогондоле четвертого двигателя, возгорание удалось потушить, но было принято решение посадить этот бомбардировщик на русской базе Банак, не имеющей полосы достаточного качества и размера, в результате при посадке самолет был значительно поврежден – к счастью, все бывшие на борту люди остались живы. Остальные самолеты без помех достигли русского аэродрома Ягодник, как было предусмотрено планом. Предполагалось, что нашим воздушным эскортом на пути до Ленинграда станут палубные истребители с «Уоспа», по согласованию с русскими – но отец не захотел ждать полутора суток, когда наш флот прибудет в Полярное. К нашему приятному удивлению, у русских оказалась полностью готова как раз на этот случай целая авиагруппа (три эскадрильи) истребителей Ла-7, внешне похожих на наши «хеллкеты». Они и стали нашим сопровождением, больше для почета, чем для охраны – так как Финляндия стала русским сателлитом, разместившим у себя русские военные базы, а Эстляндия и Лифляндия были уже освобождены русскими от немцев, так что германские истребители появиться не могли даже теоретически.
Впрочем, русские умели нас удивлять. Так, парни с эскадры, с которым мне довелось встретиться уже в Ленинграде, рассказали, что были удивлены слабостью русского флота на севере, наше и английское корабельные соединения встречали всего пять русских эсминцев! Однако по пути от Рейкъявика до русской зоны ответственности, несмотря на то что кроме нашей эскадры были развернуты и привлечены для обеспечения дополнительные силы флота и авиации (еще четыре авианесущие корабельные группы, завеса подводных лодок, базовая патрульная авиация), были отражены четыре попытки немецких субмарин атаковать эскадру, причем в последний раз был потоплен британский эсминец и, к сожалению, две английские подлодки – «дружественным огнем». В русской же зоне, несмотря на видимую слабость русских морских сил и близость немецких баз в Норвегии, никаких инцидентов не произошло!
Мы приземлились на аэродроме, носящем имя «Шоссейная»[17]. Нам сказали, что еще прошлой зимой тут недалеко была линия фронта, но сейчас всё было восстановлено, специально к нашему прилету. Машины и охрана были уже готовы, нас повезли по шоссе, идущему строго на север, по Пулковскому меридиану, от знаменитой обсерватории, сейчас полностью разрушенной – передний край проходил как раз по ее территории, по гребню высот. Запомнился по пути какой-то громадный дом посреди заснеженного пустыря – нам сказали, что это Дом Советов, до войны предполагалось перенести сюда центр города, пока же тут еще недавно был штаб Ленинградского фронта, и это здание было среди предложенных для нашего размещения и переговоров – однако же было решено от него отказаться, «на случай, если наши гости захотят посмотреть Ленинград». Действительно, дворец, стоящий на пустом месте, никак не ассоциировался с бывшей русской столицей – с таким же успехом он мог быть расположен хоть в Сибири.
Помню огромную площадь и столь же величественный собор, куполом напомнивший мне Капитолий. Напротив него располагался дворец, в котором и должны были происходить переговоры, нас разместили частью в самом дворце, частью в отеле «Англетер» рядом с собором. Всё вокруг было оцеплено солдатами НКВД. Помню памятник посреди, конная статуя – как нам сказали, единственная в мире, стоящая на двух ногах (я удивился, вспомнив памятник Эндрю Джексону перед Белым Домом). «Кто это?» – «Император Николай». – «Тот, которого свергли?» – «Нет, его прадед, подавивший восстание декабристов». – «Какое восстание?» – «Это когда гвардейские офицеры при его коронации потребовали вольностей». Так это обычное «пронунсиамиенто», причем неудавшееся – если в каком-нибудь Уругвае или Гаити ставить монументы каждому правителю, устроившему или подавившему подобное, не хватило бы площадей! Русские странный народ – даже свергнув монархию, не могут забыть своих царей, очевидно, не умея жить без сильной власти – человеку подлинно свободного мира их не понять! Но сейчас они нужны нам, чтобы победить еще более страшную тиранию!
Я читал о страшных бедах, пережитых этим городом в немецкую Блокаду. Однако же сейчас Ленинград выглядел не хуже, чем Лондон. Сохранялось затемнение, и на многих домах были видны следы обстрелов и бомбежек, как и надписи на стенах, указывающие что «эта сторона при обстреле наиболее опасна». Но велась и очень большая стройка, почти на каждом поврежденном здании были строительные леса, и возводились новые, не дома, а целые кварталы – понятно, отец и сэр Уинстон не покидали предоставленного нам дворца по соображения безопасности – однако люди из нашей свиты, в том числе журналисты, имели гораздо большую свободу перемещений, и рассказывали и мне, и отцу всё, что видели, да и сам я не раз выезжал в город. Работали заводы и учреждения, и театры, ходили трамваи и автобусы, и повсюду поддерживался идеальный порядок – казалось, русские превзошли немцев даже в этом. И очень много было пленных немецких солдат, которых русские называли пренебрежительным словом «гастарбайтеры» – они представляли здесь наиболее неприятное зрелище: физически здоровые и не старые, но какие-то неопрятные, опустившиеся, многие без зубов – если они не перемещались куда-то строем и под конвоем, то непременно были заняты, работали на стройках, или убирали с улиц снег. Глядя на эту толпу, я был удивлен – неужели это те самые непобедимые легионы Гитлера, что за год прошли всю Европу, не зная поражений?
Относительно мер безопасности. Все знают кадры, когда сэр Уинстон на улице Лондона, вместе с толпой, осматривает разрушения от немецкой бомбежки. Я слышал, что до войны и Сталин, случалось, ходил по улицам совсем без охраны, не прячась и не боясь. Не знаю, насколько это соответствует истине – но могу сказать, что неправы те, кто называет Россию полицейским государством, лично я и другие из делегации вообще не видели на улицах полицейских, кроме тех, кто регулировали уличное движение, хотя часто встречались военные патрули, причем вооруженные автоматами. Также было оцепление вокруг площади и дворца – но на вид, не слишком густое, лишь чтобы заворачивать заблудившихся прохожих, никаких танков рядом, как позже писали иные газеты, мы не видели, как и бетонных дотов. Ленинград на время нашего визита вовсе не был превращен в крепость, откуда были выселены все жители. Вообще недоверчивость и подозрительность русских сильно преувеличена – так, когда я дважды выезжал на нашей машине с американским шофером, сзади так и не появилось автомобиля с агентами, ведущими слежку, более того, у нас и документы не проверили ни разу! Но простим русским эту беспечность, поскольку наше пребывание в Ленинграде не было омрачено ни одним неприятным инцидентом.
Ленинград, это же время, разговоры по радио
– Центр, я 14-й! Объект проследовал мимо, свернул на Невский. Двадцать первому и Двадцать второму, принять!
– Центр, я 22-й, Объект движется к Гостиному двору.
– Центр, я 27-й. Стою у Дворца пионеров, заглох, не могу завестись! Если что – я не мобилен!
– Мля! 34-й, я Центр, срочно выдвинуться на замену Двадцать седьмому!
– Центр, я 25-й, интерес к Объекту, мужчина в полушубке, с мешком. 252-й, видишь? Пешим группам, приготовиться!
– Я 252-й, цель вижу, готов работать!
– Центр, я 25-й, Объект проследовал мимо, порядок. 252-й, оптикой не блести, тебя видно!
– Центр, я 34-й, Объект проследовал мимо.
– Центр, я 25-й, документы у подозрительного проверили, пустышка. Машиной заинтересовался, «паккард» больно приметный. Надо было Объекту «эмку» дать.
– Зато нам проще. И прекратить посторонние разговоры в эфире!
– Центр, я 29-й, Объект поворачивает на Литейный.
– 58-й, я Центр, доложитесь!
– Центр, я 58-й, стоим перед Литейным мостом.
– Центр, я 54-й, Объект проследовал мимо, прямо.
– Я Центр, колонне «сотых», готовность к выезду, развернуть сеть на Выборгской, по плану. 58-й, если Объект появится раньше, притормози его.
– Центр, я 56-й, Объект свернул на Пестеля. 71-й, прими!
– Я Центр, «сотым» на выезд, по набережной, готовиться перекрыть Кировский мост.
– Центр, я 71-й, подозрительная активность, «газон», номер…
– Вижу, я 72-й! Сейчас остановим.
– Центр, я 74-й, Объект проехал Летний сад, свернул на Садовую, к Неве.
– 90-му Центр, готовиться тормознуть Объект у моста. Пока «сотые» не подойдут.
– Центр, я 90-й, объект проехал по Халтурина, на мост не пошел. Опять, наверное, даст круг и назад.
– Я Центр, 42-му и 43-му, готовьтесь принять, как только на Мойку свернет!
И снова Элиот Рузвельт. Из воспоминаний
В зале переговоров кроме Большой Тройки (и де Голля) присутствовали лишь переводчики: я, как доверенное лицо и адъютант отца, и секретарь-референт Сталина, молчаливый молодой человек в штатском, который не произнес ни слова, лишь стоял позади своего босса с папой в руке, и когда русскому Вождю был нужен какой-то документ, то он тотчас оказывался в его руке. Вопреки моему ожиданию, Сталин был без трубки, в простом генеральском мундире с золотыми погонами, без единой награды. После обычного обмена приветствиями и общих слов, Сталин взял инициативу в свои руки, заявив:
– У нас, русских, есть поговорка: «Не делите шкуру неубитого медведя». Я предлагаю главной темой нашей встречи принять координацию наших действий по разгрому Еврорейха. А политические реалии послевоенного мира будем обсуждать после победы, на особой конференции – вы ведь это предлагали, мистер Черчилль?
Это было так. Сэр Уинстон в разговорах с отцом раньше неоднократно выражал свое опасение, что «русские захватят всю Европу». Действительно, положение их выглядело необычайно выигрышным – после Днепра, и Висла (за которой у них уже были захвачены плацдармы), и Одер, и даже Рейн вовсе не казались неодолимыми. И ясно было, что с выходом русских армий на Рейн и занятием всей собственно германской территории, Францию Гитлеру не удержать, а Италия и Испания вовсе не выглядели сильными противниками, и вся Европа была готова упасть в руки СССР как спелый плод, по праву победителя. В этих условиях, с точки зрения геополитики, открытие нашего фронта в Европе было больше нужно британцам, русские вполне могли обойтись и без него. Сталин продолжил:
– Первым вопросом я предлагаю обсудить, что мы должны поставить за цель этой войны. Безоговорочная капитуляция Германии – с категорическим недопущением сепаратного мира ни с кем из нас. Вы что-то хотите сказать, мистер Черчилль?
Сэр Уинстон напомнил Сталину его же слова, что «гитлеры приходят и уходят, а германский народ остается». Следует ли отнести предложение о безоговорочной капитуляции и запрете на сепаратный мир к демократическому германскому правительству, если таковое придет к власти?
Сталин ответил:
– А можете ли вы, мистер Черчилль, назвать хотя бы одного авторитетного германского политика-демократа, не связанного с гитлеровским режимом? И если, допустим, в Германии завтра случится успешное покушение на Гитлера и к власти придут Гиммлер или Геббельс, или кто-то из генералов, будете ли вы их считать демократическим правительством, независимо от лозунгов, которые они при этом провозгласят? За что сражались и умирали советские солдаты под Сталинградом, американские в Лиссабоне, английские в Каире и Гибралтаре? Виновные в разжигании агрессивной войны должны будут понести суровое наказание! Только и исключительно безоговорочная капитуляция Германии перед СССР, США, Британией – а дальше уже будем совместно решать вопрос о демократичности германского правительства.
Тут заговорил де Голль.
– Франция – это формально член Еврорейха, однако должна ли она нести ответственность за Гитлера, втянувшего французов в войну на своей стороне? Знаете ли вы, что происходит во Франции сейчас? В южной ее части установлен самый жестокий оккупационный режим, и назначенный генерал-губернатором Достлер, тот самый «лиссабонский палач», творит там неслыханные зверства! Число расстрелянных уже достигло многих тысяч, людей арестовывают по малейшему подозрению или доносу, даже за нахождение вдали от места жительства без причины, уважительной для германских властей! Уже не хватает тюрем – и схваченных французских патриотов держат, как скотину, под открытым небом за колючей проволокой, в городах для этого часто используют стадионы. Широко практикуется взятие заложников, причем в их число часто попадают даже семьи тех, кто числится на службе у оккупантов. В городах практически повсеместно введен комендантский час, идут обыски и облавы, запрещено собираться группами больше трех, забастовки и любые иные формы протеста подавляются с предельной жестокостью, организаторам и активным участникам расстрел, прочим же концлагерь. Причем больше всего зверствуют ваши бывшие подданные, маршал Сталин – головорезы из «варшавского корпуса», а также «вспомогательная полиция» из мусульман. Так неужели Франция, понеся такие жертвы, еще и будет считаться перед вами врагом?
Сталин ответил:
– Мы скорбим, конечно, о безвинных жертвах французского народа. Вот только как быть с без малого миллионом французских солдат, которых Петен отправил на Восточный фронт? С военной продукцией, идущей в вермахт с французских заводов? Вы говорите о нескольких тысячах расстрелянных, а сколько до того было казнено немцами участников французского Сопротивления – десять, двадцать тысяч, и это с начала войны? А на Восточном фронте погибло в боях против Красной Армии полмиллиона – причем в это число входят сто тысяч французских добровольцев ваффен СС! И все они – подданные Французской Республики, в отличие от бандитов корпуса Каминского, которые, попади они в наши руки, будут поголовно повешены за свои гнусные преступления против мирных жителей на оккупированной советской, польской, а теперь и французской территориях. Что до мусульманских легионов, то СССР не имеет к ним никакого отношения, все претензии к президенту Иненю, впрочем, если там действительно есть какое-то количество предателей из нашей страны – чеченцев, калмыков, крымских татар – то это именно изменники Родины, заочно приговоренные к смерти. Да и французы, арестованные «за нелояльность», часто направляются не в концлагеря, а в штрафные батальоны на Восточный Фронт, искупать вину, у нас уже есть пленные и перебежчики из этих частей – вам это известно? Так на какой стороне, исходя из сказанного, фактически воюет Франция, и как мы должны, в свете этого, к ней относиться?
Гордому французу нечего было ответить, и он промолчал. Тогда Сталин обратился с вопросом ко всем нам, ожидается ли Второй фронт в Европе в обозримом будущем. Отец ответил, что в Португалии сражались с немцами лучшие дивизии американской сухопутной армии, и, к сожалению, военная удача там была не на нашей стороне. На что Сталин возразил, что дело не в удаче, а в малости сил – всего десяток дивизий, любой из советских фронтов, хоть Второй Прибалтийский, хоть Четвертый Украинский, имеет больше.
– И каковы, кстати, военные перспективы португальского театра? Сколько времени вы собираетесь идти от Порту хотя бы до Мадрида, про Париж уже не спрашиваю? Отчего освобождение Европы от фашистского ига должно быть оплачено исключительно русской кровью? Нет, если надо, мы дойдем до Гибралтара – но хотелось бы, чтобы и наши союзники что-то сделали, со своей стороны!
При стратегической выгоде для СССР закончить войну исключительно своими силами, и я, и отец поняли беспокойство Сталина так, что он не надеется удержать всё захваченное, и больше думает о том, чтобы завершить войну в кратчайшие сроки. Прикрываясь словами о сбережении жизней своих подданных – что в устах тотального диктатора выглядело лицемерием, известна русская поговорка: «Бабы еще нарожают», подобно английской: «У короля много». Странно, что многоопытнейший сэр Уинстон этого не понял, восприняв слова Сталина как изощренный азиатский сарказм, насмешку лично над собой и «успехами» британского оружия. В оправдание можно сказать, что положение Британской империи на тот момент было не просто плохим, а очень плохим. «Жемчужина империи», Индия, была охвачена японской оккупацией и гражданской войной – единственным светлым пятном был анклав в Пенджабе и вдоль долины Инда, где вице-королю лорду Маунтбеттену удалось сохранить поддержку воинственных раджпутов и сингхов, удержать территорию и мобилизовать промышленность, успешно отражая атаки японцев и нападения банд. Гонконг, Малайя, Сингапур, Бирма, а также Мальта, Гибралтар, Египет, Судан, большая часть Кении, кроме узкой прибрежной полосы с портом Момбаса, – были утрачены. Канада и Австралия в значительной части переориентировались на наш, американский рынок, сильно ослабив связь с метрополией. Казалось весьма вероятным, что послевоенная Британия будет низведена до роли какой-нибудь Швеции, развитой, но сугубо европейской страны. И можно представить, какую боль при взгляде на всё это испытывал сэр Уинстон, без преувеличения – один из создателей великой империи, «над которой никогда не заходит солнце»!
Тогда же Черчилль стал весьма возбужденно доказывать, что дела Британии не столь плохи. В битве у деревни (или оазиса?) Кокамунга (где-то на границе Кении и Танганьики), британские войска нанесли решительное поражение итальянцам, «подобно тому, как вы под Сталинградом», и теперь начнется изгнание подлого агрессора из британских пределов, «и уж вы должны помнить, как всего год назад немцы были на Волге, и положение казалось катастрофой». На что Сталин ответил:
– Это прекрасно, что Кокамунга войдет в анналы славных побед британского оружия, однако как это повлияет на положение в Европе? Особенно если учесть, что там с обоих сторон сражались, как нам известно, всего по нескольку рот, причем в значительной части, а со сторон итальянцев больше чем наполовину, туземных – которые сами разбежались, поголовно дезертировав, еще в начале сражения. Потери собственно британской армии составили: один офицер, трое сержантов и полтора десятка рядовых. А заявленные многотысячные потери итальянцев – это в подавляющем большинстве взятые в плен негры-носильщики, правда с итальянским военным имуществом, что тоже неплохо. Хотя итальянцы, посчитав потерю этого пункта опасным, отступили – но вы это называете своим Сталинградом? Так я вам напомню, что в Сталинградской битве, от Волги до Днепра, не итальянцы, а немцы потеряли два миллиона своих лучших солдат! И сколько же вам, мистер Черчилль, еще потребуется таких побед, пока не закончатся итальянцы?
Сэр Уинстон ответил:
– И вы, русские, не сразу научились воевать, вспомните свой сорок первый. Так и британская армия постепенно повышает свое мастерство.
Сталин ответил:
– Вы воюете дольше нас, с сорокового года пора бы и научиться.
Сэр Уинстон процедил сквозь зубы, что по причинам чисто географическим – Англия отделена от континента водами океана – британские войска не в состоянии вступить с немцами в бой, современное же состояние военного дела таково, что стратегический десант против укрепившегося на берегу противника заведомо обречен на неудачу, что показали как Галлиполи прошлой войны, так и Дьепп и Нарвик войны этой. На что Сталин возразил, что Советская Армия успешно высаживала десанты – в Печенге, на Моонзундские острова, на Тамань – да и форсирование Днепра имело все черты десантной операции, и вся советская морская пехота готовится одинаково, быть силами «первого броска» на вражеский берег, что реки, что моря. Черчилль ответил:
– Вероятно, вам не жалко своих солдат, а я несу ответственность за пролитую кровь британских подданных.
Тут Сталин удивился:
– Неужели затягивание войны уменьшает людские потери? И помните, мы собрались здесь, чтобы совместно выработать план военных действий против общего врага. Так я хочу услышать, что конкретно вы собираетесь делать – и собираетесь ли вообще? В последнем случае мне неясен смысл нашей встречи.
Тут слово взял отец. Он сказал, что американские вооруженные силы взяли на себя задачу стратегических бомбардировок Германии, должных привести к полному разрушению ее промышленности и параличу немецкого тыла.
– Десять дней назад полностью уничтожен город Нюрнберг, позавчера – Регенсбург. Мы намерены и дальше разрушать по городу в неделю, вбомбив Германию в каменный век, если понадобится. Сколько потребуется для того, чтобы принудить немцев к капитуляции – два, три месяца, полгода? Современная война носит иной характер, чем прошлая – повинуясь строго научному подходу, решающему обычную транспортную задачу доставки боеприпасов на головы врагов. Кровавые мясорубки Вердена или Сталинграда уходят в прошлое, бомбам всё равно, падать на головы трусов или героев, обученных или новобранцев. И как Наполеон говорил, побеждают «большие батальоны», так и сейчас – сильнее тот, кто может поднять в воздух больше бомбардировщиков. Вы, мистер Сталин, можете видеть, на каких самолетах мы прилетели, равных им в мире нет, с Британских островов они долетают до вашего Урала, и абсолютно неуязвимы для средств ПВО. И через год мы будем иметь в строю тысячи таких машин!
Сталин был не напуган этой завуалированной угрозой, а скорее удивлен. Он сказал:
– Взгляните в окно. Этот город был в осаде полтора года, и в самую страшную зиму, холод и тьму, в нем не было продовольствия, тепла, света и воды, зато во множестве падали немецкие снаряды и бомбы. Немцы делали всё, чтобы вбомбить Ленинград в каменный век, как вы сказали, но это лишь заставляло нас драться насмерть, даже не думая о сдаче, зато желая отомстить. Вы считаете, что тот, у кого ваша бомба убьет семью, поспешит перед вами капитулировать? Не надо недооценивать врага, считая его малодушным! Единственное, чего вы добьетесь, массово истребляя гражданское население, это ненависть к вам. Или в цивилизованной Европе уже не так? Впрочем, – сказал Сталин, не дожидаясь ответа, – мы обсуждаем сейчас не гипотетическую войну между СССР и вашими странами. Но я прошу у вас ответа на вопрос, что вы намерены предпринять для разгрома немецкого фашизма? Я не требую конкретных мер и сроков – а всего лишь желаю знать, какую часть общей работы придется делать нам, и что берете на себя вы. Это необходимо для планирования военных действий со стороны СССР и вашей.
Черчилль хотел что-то сказать, но отец его опередил:
– Мы готовы начать вторжение во Францию не позднее весны этого года. После общефранцузского восстания, в результате которого будет захвачен один из крупных портов, куда высадятся войска – поскольку, как верно замечено, десант на необорудованный берег, активно защищаемый противником, по нашему опыту, равнозначен самоубийству. Высаженные силы надо как-то снабжать, а сделать это при отсутствии портовых сооружений сложно, если только вообще возможно – и причина успешности ваших десантов, мистер Сталин, в том, что они были сравнительно невелики, и снабжение можно было подвозить на малых плавсредствах, но что делать с армией, а не с парой полков? Наше УСС совместно с англичанами уже провело необходимую подготовку, снабдив французских повстанцев оружием, боеприпасами, средствами связи и послав достаточное количество инструкторов. У нас готовы для высадки больше двадцати дивизий, включая две парашютно-десантные, это без учета британских частей. Мы имеем достаточные воздушные силы, развернутые на английских аэродромах – в час икс они будут полностью переключены на цели во Франции. Есть лишь некоторая проблема – во время битвы за Португалию наш флот понес значительные потери, и пока они не будут возмещены…
Я заметил, как Черчилль посмотрел на отца, его взгляд пылал ненавистью – на какое-то мгновение. Ничего личного, сэр Уинстон, это всего лишь бизнес – если Британской империи суждено пасть, то пусть это произойдет с пользой для более удачливого, кто займет в мире ее место. Если ты был автором плана «Евробритания», то это не значит, что у тебя есть на него исключительный патент. Этот план должен быть реализован нами, с дополнениями и улучшениями. Без всяких контрибуций – ну зачем нам нагло грабить того, кого можно долго и методично стричь?
Сталин возразил, что судя по тому, на чем мы пришли в Мурманск, флота у нас достаточно. Отец ответил, что, при всей мощи ВМС США, его совершенно не достаточно, чтобы контролировать весь Мировой океан ввиду насущной задачи разгрома Японии. На что Сталин ответил:
– В данном случае речь идет не об океане, а о проливе Ла-Манш. И советскому флоту, притом что он в сумме меньше одной вашей эскадры в Мурманске, вполне хватило сил, чтобы навести порядок во всех прилегающих к советской территории европейских морях – Норвежском, Балтийском, Черном – в чем тогда проблема у вас?
Отец ответил, что не хватает определенных классов кораблей. Например, требуемый десантный тоннаж, с учетом необходимости в нем еще и на Тихом океане, никак не может быть обеспечен раньше февраля. Это касается и особого типа штурмовых десантных транспортов, и десантных кораблей-доков, в дополнение к очень удачной серии «Эшланд», улучшенных «Каса-Гранде» – девять тысяч тонн, трюм-доккамера, откуда выплывают десантные катера с полной загрузкой, включая танки, «что позволяет за самое короткое время высаживать на вражеский берег танковую дивизию со средствами усиления». Но согласно разведданным, немцы построили на французском побережье достаточно мощные укрепления, и потому высаживать там войска, когда у Гитлера еще остались резервы, не связанные на Восточном фронте, это всё равно, что бросить в мясорубку! В общем, мы будем готовы – но начните вы, а мы подключимся, ударим гуннов в затылок, когда они обернутся к вам.
Сталин выслушал, задал несколько уточняющих вопросов. Затем обратился к сэру Уинстону, сидевшему, как мне показалось, с оскорбленным видом.
– Британия обеспокоена затянувшейся африканской кампанией и желает при этом сберечь жизни своих солдат? Желание похвальное, но вот методы его решения никуда не годятся. Чем возиться где-то на периферии, лучше ударить по центру вашей проблемы. Нам известно, что в Италии, даже среди верхов – королевского двора, армейского командования и даже верхушки фашистской партии – растет недовольство фигурой дуче и его политическим курсом. А если главы трех воюющих держав сделают совместное заявление, потребовав от королевского правительства Италии отстранения Муссолини от власти и как минимум объявления нейтралитета? Сказав, что в противном случае Италия получит на своей территории полновесную сухопутную войну, после которой Сталинград им покажется раем – советские войска уже стоят на итальянской границе по линии Любляна – Триест, и готовы к наступлению. Вы полагаете, потомки легионеров покажут подлинно римский дух – или предпочтут капитулировать? Нет, СССР может обратиться к Риму и в одиночку – но согласитесь, что требование, исходящее не от одной стороны, а от трех, куда более весомо. И ровно в три раза больше вероятность, что к нему прислушаются, и британцы перестанут погибать в Африке, поскольку африканский фронт исчезнет. Также имеет смысл в подобном заявлении в адрес Турции, а то непорядок, когда какая-то страна поддерживает наших врагов, нападает на наших союзников, и в то же время считается нейтральной! В Анкаре должны наконец определиться, сделать выбор, с кем они, на чьей стороне.
– Поддерживаю! – сказал отец. – Пора, наконец, прекратить этот нелепый конфликт, я про Африку и Ближний Восток говорю. Италия колониальная держава – это, простите, смешно! Ну, а Турции следует указать, что в случае ее несогласия на послевоенной мирной конференции вопрос о ее границах и даже самом существовании независимого турецкого государства будет решаться без ее участия. К тому же мы обеспокоены сведениями о дикой резне мирного арабского населения в Аравии, Йемене и Омане, равно как и осквернением христианских святынь в Сирии и Палестине. Турецкие солдаты в арабских поселениях ведут себя как зондеркоманды СС – но сейчас, слава богу, не шестнадцатый век, и никто не потерпит новую Османскую империю! Я полагаю, сэр Уинстон, что это заявление будет более действенным шагом, чем посредничество, с просьбой о котором турки успели уже надоесть и вам, и мне? Сразу решатся все проблемы Британской империи к западу от Инда – ну а с японцами придется повозиться подольше. Вы что-то хотите сказать?
На Черчилля было жалко смотреть. Я-то знал, что посредничество, о котором просил турецкий посол, касалось занятых русскими Проливов – и ради требования к русским от нас и англичан турки даже соглашались немедленно вернуть Британии часть захваченных ими территорий. И просьба к Сталину от одних англичан в этом вопросе звучала бы просто смешно – из-за очевидного ответа: «А как насчет посредничества СССР, к туркам же, по иракской проблеме?» – и потому сэр Уинстон настаивал, что инициатива должна исходить от отца, а Британия лишь присоединится. И вот, отец недвусмысленно дал понять, что в этой игре англичане могут рассчитывать лишь на себя.
Легко было также понять ход мыслей сэра Уинстона. Отказаться от столь выгодного предложения – избиратели категорически не поймут, на политической карьере можно ставить жирный крест. Но принять – значит отдать в русскую «зону влияния» Италию точно, а Турцию весьма вероятно, хватит ли войск в британском Пенджабе, чтобы быстро занять арабские территории, прежде русских?
А отец был спокоен. Поскольку истинный хозяин территории – не тот, чьи войска и администрация там находятся, а тот, кто управляет товарно-денежными потоками и получает с этого прибыль. И в этом смысле Соединенным Штатам будет принадлежать и Европа, и Аравия, и Африка, и даже сами Британия и Россия. Лишь бы держатель территории обеспечивал порядок, способствующий сбыту американских товаров. И все конфликты критичны лишь в той мере, поскольку они мешают выгодной торговле. Эта политика безупречно работала уже сто лет в Латинской Америке. Доктрина Монро нужна была тогда, поскольку в Европе была целая команда более сильных игроков – теперь же, когда они все повыбиты, и Соединенные Штаты решительно выходят в высшую лигу, те же принципы могут быть распространены и на Азию, Африку… а отчего бы не на Европу, чем Россия в принципе отличается от Бразилии?
А что до сэра Уинстона – то его время ушло. Вместе с когда-то великой империей, над которой никогда не заходило солнце – и от которой сейчас не осталось почти ничего.
Север против Юга, джентльмены! Рабовладение экономически неэффективно. А когда оно мешает прибыли других, то уже не имеет права жить.
