Влад Савин
Война или мир
Так и тут – Райан успел ознакомиться лишь с самой предварительной информацией, но у него возникло стойкое убеждение, что Синьчжун подставляли русским, объектом их мести, как пробку в электрической цепи. Чем еще объяснить срочный переброс в Китай практически небоеспособной эскадрильи, предсерийных машин – как выяснилось, у них даже размер бомбоотсеков не соответствовал принятым на вооружение бомбам! Однако Советам давались намеки, и «утечкой», и явные, что В-47 готовы нанести удар по целям в Сибири, и что они неуязвимы для русской ПВО! А гарнизон базы, ее оборона и материальное обеспечение были ниже предусмотренных по штату – подобно тому, как для Гаваны выбрали уже старый «Мэн» с экипажем из матросов-ниггеров, а все офицеры корабля благоразумно оказались на берегу. Никто не ждал от русских такой наглости… и подлости! Статья в «Правде», с охотой перепечатанная множеством европейских газет – кто такой этот Ли Юншен, командир китайского партизанского отряда, нет на него никаких данных. Но в Париже злорадствуют, американскую армию уже и китайцы бьют, не одним же нам от вьетнамцев терпеть! А британский «Милитари Обсервер» осмелился даже подвергнуть сомнению американскую военную мощь! Нравится это кому-то в Вашингтоне или нет, но факт очевидный: европейцы в большинстве воевать с СССР категорически не желают (за исключением очень немногих, как норвежский король, одержимый манией вернуть Нарвик и Шпицберген, как в свое время французы Эльзас и Лотарингию). И если завтра начнется война – Советскую армию (и Красный вермахт ГДР) в Европе остановить будет нечем, так что итогом первого раунда боевых действий станет отступление, с потерей союзников и капитала. Одновременно Советы выдвинутся и в Китае, и на Ближнем Востоке, так что когда Америка будет готова вернуться, года через два-три, воевать придется со всей Евразией, прошедшей коммунизацию (кто сомневается, пусть взглянет на Рейх 1944 года и ГДР 1950-го) – и это еще без учета фактора Двери!
Но были и соображения «против» мира. Эти сообщения русского радио, и весь СССР как большая стройка – в то время как в США закрываются заводы, построенные во время войны, из-за недозагрузки мощностей, товар некуда сбыть! Сейчас русские уступают Америке в промышленной мощи в разы, но они идут вперед гораздо быстрее, у них не было Депрессии – и при их строе никогда не будет! Не говоря уже о рынках в Северном Китае и Восточной Европе, помимо своего собственного – куда они категорически отказываются пускать иностранных игроков, наплевав на святая святых, «свободу торговли»! Да, мы используем время для лучшей подготовки к войне – но ведь и они тоже уйдут вперед, и в 1955 году чего достигнут? Не окажемся ли мы в положении Англии 1914 года?
Паровозы надо давить, пока они еще чайники. Эти слова Райан слышал от кого-то в Москве, еще в прошлый свой приезд. Так не окажется ли, что еще через пять лет русский «паровоз» наберет скорость, и встать на его пути будет смертельно опасно? Не выйдет ли, что прав окажется Макартур, кричавший, что если коммунизм не остановить сейчас, то после будет уже поздно? Очень многих в Штатах успокаивает, что Сталин будто бы отказался от «мировой коммунистической революции». А если он решил, что превратить весь мир в свой «задний двор», как Штаты сделали это с теми, кто южнее Рио-Гранде – столь же результативно, зато дешевле и безопаснее?
И снова был фактор неопределенности – Дверь. Безвозмездной помощи не бывает. Если потомки (да хоть марсиане или черти с рогами) в игре на стороне Сталина – то чего они хотят для себя? И в какой мере СССР здесь свободен в своих решениях?
Русский министр иностранных дел Молотов был полным аналогом Кирка – упрямый «господин Нет». Удалось лишь через него передать Сталину предварительные условия договора. Прекращение огня в Китае (хотя бы между войсками СССР и США), отвод сил, обмен пленными (звучало как издевательство – у русских было четыре тысячи американцев, взятых в одном лишь Циндао, у нас единицы, в основном из числа их летчиков). Придется пойти на уступки – очевидно, что русские, заняв территорию до Хуанхэ, а местами и за ней, оттуда уже не уйдут, и Гоминьдану не отдадут – так что в ближайшей перспективе возникнет какой-нибудь «Народный Северный Китай», как еще недавно две Италии было. Также подвисает в воздухе вопрос с Синьцзян-Уйгурией – где все идет к тому, что там еще одна просоветская «маньчжурия» образуется. И вопрос в ООН, который Советы поднимали уже не раз: а по какому, собственно, праву Китайская Республика является Постоянным Членом Совета Безопасности ООН, наравне с СССР, США, Великобританией? По праву причисления к державам-победительницам во Второй мировой войне? Тогда на каком основании вы применяете к ней Атлантическую хартию, которая, как известно, открывает свободный доступ державам на рынки одних лишь колоний? А ведь еще вопросы по Европе возникнут и по мировой торговле. Например, по срокам выплаты ГДР репараций США и Англии (о французах дипломатично промолчим).
Наконец, удалось добиться встречи с самим Сталиным. Хотя это было неуважением с его стороны, назначать срок на столь поздний час – подобно тому, как в НКВД здесь практикуют ночные допросы, чтоб сломить волю подследственных. Райан знал, что русский Вождь любит сидеть допоздна и даже собирать совещания своих министров, но иностранные посланники от такого прежде были избавлены! Но выбирать не приходилось – тем более это позволяло получить в посольстве последние инструкции по спецсвязи. Когда в Москве полночь, в Вашингтоне еще четыре часа пополудни – ну а в Пекине, наоборот, уже восемь утра!
Райан был один. От русских, кроме Вождя, еще переводчик и секретарь. Говорят, что на совещаниях Сталин любит ходить по кабинету вокруг сидящих остальных. Здесь же он сидел во главе стола, покрытого зеленым сукном, его помощники стояли от него слева и справа – а Райану указали место за противоположным концом стола. И переговоры начались.
Народам нужен мир. После совсем недавно закончившейся разрушительной войны, в которой погибло едва ли не больше людей, чем во всех предшествующих войнах, вместе взятых. Какой будет Третья мировая – и нужна ли она, не проще ли договориться мирно? Слова, составленные лучшими сочинителями речей – а впрочем, Райан и сам имел хорошо подвешенный язык, без этого в политике нечего делать, даже если ты не публичная фигура, а аналитик, ведь изложить предмет своему боссу, коротко и ясно, бывает еще важнее, чем толпе! Это было вступление, дальше должна была последовать конкретика. Конечно, не спрашивать Сталина про Дверь – не ответит. Но, может, укажет намеком, даст какую-то информацию для размышления?
– Мир – это хорошо, – ответил русский Вождь, – мир нужен всем. И нашему народу, в минувшей войне потерявшему шестнадцать миллионов, это очень хорошо известно. Но разве мы начали эту войну? Разве мы сбросили атомную бомбу на беззащитный Сиань, убив двести тысяч даже не солдат, а гражданских лиц? А кто пытался сделать то же с нашим Порт-Артуром? Благодарите наше ПВО за отличную работу, иначе бы вы одним Шанхаем не отделались! Кто, без объявления войны, атаковал наши корабли в международных водах, в Корейском проливе? А погромы советских представительств и консульств на территории США – у нас здесь вы видели что-то подобное по отношению к американцам? Так кто разжигает войну – или вы хотите сказать, что ваш Макартур и вверенные ему войска, имея атомное оружие, уже и вашему президенту не подчиняются, и ваша верховная власть за его слова и поступки не отвечает?
Райан искренне удивился – поскольку достоверно было установлено, ни один самолет Бомбардировочного Командования приказа на атомный удар по Порт-Артуру не получал, боевых вылетов не совершал и не был там потерян. Вождь усмехнулся очень нехорошо, протянул руку – куда секретарь тотчас вложил конверт. Кинул через стол Райану – смотрите, читайте. Этого – не было?
Отрывок из доклада командующего русской военно-морской базой Порт-Артур: «2 сентября сего года самолет В-29 с опознавательными знаками ВВС США сбросил над городом предмет на парашюте, схожий с атомной бомбой. Зенитным огнем предмет был сбит и упал в море, поиски ведутся. Бомбардировщик был атакован парой истребителей МиГ-15, сбит, упал в море, парашютов экипажа не замечено».
Еще документ: «Обломки упавшего самолета обнаружены в точке с координатами… на глубине 35 метров. Аварийно-спасательной службой ТОФ проведена операция по их подъему и доставке на берег. Обследование показало, что данный экземпляр В-29, бортовой номер… безусловно, является носителем ядерного оружия. По признакам: люк в переборке из кабины экипажа в бомбоотсек – отсутствует на серийных машинах, но наличествует на «атомоносцах», где бомбардир окончательно снаряжает бомбу уже в полете. Облегченное вооружение – кроме хвостовой установки, имеются лишь две оборонительные турели вместо четырех, также характерно для носителей атомных бомб».
И четкие фотографии – плавучий кран извлекает из воды фюзеляж В-29. Те же обломки, уже на берегу, в окружении русских офицеров и матросов, хорошо различимы опознавательные знаки и бортовой номер. Отдельно и крупно – вышеупомянутые отличия «атомного» бомбардировщика. Останки экипажа в кабинах – вид ужасный, но форму пилотов США опознать можно. Они же – уже извлеченные, разложенные на земле. Фотографии документов, обнаруженных в карманах, – пострадали от морской воды, но фамилии и звания вписаны очень прочной тушью, сохранились вполне читаемо.
– У вас принято возводить ложь в принцип: что не доказано, того не было, – сказал Сталин, – так вот доказательства вашей неспровоцированной агрессии против нашей страны, которые будут предъявлены в ООН и опубликованы в газетах. Как мы можем верить тем, кто постоянно лжет? Ваши индейцы помнят, чем это всегда кончалось. Да, мы хотим мира. Но считаем, что одни лишь слова тех, кого схватили за руку на самой наглой лжи, стоят очень дешево. Мы поверим лишь конкретным делам. А пока же – вправе ждать от вас самого худшего и быть к этому готовыми.
Чертов Макартур! Райан захотел взвыть. Неужели он сумел сговориться за спиной Комитета начальников штабов, напрямую с плохими парнями из ВВС? А Бомба тогда у него откуда? Хотя до сих пор не удалось достоверно установить, была ли Бомба в том пропавшем рейсе, отправленном на базу Синьчжун! Или на бумаге и Бомбы учитываются не там, где они фактически есть? И мы сейчас в положении какого-то Парагвая, где иной полковник мнит себя самостоятельной фигурой? Но черт возьми, тогда война может начаться совершенно против нашей воли, сама по себе… хорошо это для Америки или плохо? Может, предоставить еще раз решать все судьбе, вступить Штатам в бой ради торжества «свободного мира», или проявить благоразумие? Как минимум карьера будет кончена, если против инструкций пойду – плевать, судьба моей страны на кону!
На столе зазвонил телефон. Сталин поднял трубку и, как показалось, удивился. Затем сказал коротко: «Да». Вошел офицер, положил на стол бумаги. Сталин прочел – и посмотрел на Райана так, что тому стало страшно.
– Несколько часов назад вы сбросили атомную бомбу на Синьчжун[7], – сказал Сталин абсолютно спокойным, даже равнодушным тоном, – и насколько я понимаю, такие операции санкционируются и планируются заранее, следовательно, вы знали о том, когда шли сюда говорить красивые фразы? Если вы действительно представляете высшую государственную власть США. Еще не навоевались? А ваши сухопутные войска в Европе, во Франции приведены в полную боеготовность и получили приказ выдвигаться к границе. Это что – война?
Райан не понимал решительно ничего. Может быть, там, в Штатах, победил заговор, президент Баркли объявил братьев Даллесов преступниками, ну а они его… случалось ведь, что убивали и президентов! Но при победе «партии войны» бомбили бы не Синьчжун, а как минимум Харбин или Владивосток! А десятка американских дивизий в Европе явно недостаточно для блицкрига по-паттоновски, это было понятно любому недоумку, заговорщики не идиоты же? Или тут ведется какая-то игра… надо срочно спешить в посольство и запрашивать Вашингтон, что там происходит!
– Заговорщики? – переспросил Сталин. – Но отчего вы говорите это нам, не мы же обязаны ловить и вешать ваших преступников? Или, как у вас принято, сажать на электрический стул. Со своими мерзавцами разбирайтесь сами. Мы же хотим в течение двадцати четырех часов не только получить от вас самые исчерпывающие разъяснения по поводу происходящего, но и увидеть ваши действительные шаги по стремлению к миру. К коим относятся, в первую очередь, отмена боевой готовности войск Атлантического союза, прекращение полетов вашей авиации вблизи наших границ и интернирование вашего экспедиционного корпуса в Китае. В противном случае мы оставляем за собой право нанести еще один удар по одному из военных объектов США, таким же боеприпасом, как в Шанхае. А через сутки, если не получим ответа – еще один. Нам не нужна война – но мы ее и не боимся. Будет ли она – теперь вам решать. Так и передайте своему президенту.
Союз нерушимый республик свободных…
Это была обыкновенная московская коммунальная квартира, населенная самым разным народом.
Шесть комнат и бесконечно длинный коридор, хоть на велосипеде катайся. В конце кухня, рядом ванная и туалет. В кухне была еще одна дверь, на черную лестницу, но ею почти не пользовались – черный ход вел в колодец внутреннего двора, откуда попасть на улицу можно было лишь через лабиринт подворотен. Для того чтобы прислуга не беспокоила «чистую публику» – при царе здесь жили чины уровня статского советника (что-то возле полковника, если перевести на армейский). После революции квартира стала коммунальной – до двадцать третьего года, когда сюда вселился один ответственный товарищ с семьей; в тридцать седьмом жилье снова сделали «коммуной».
Жили здесь самые разные, обычные советские люди. В целом дружно, хотя иногда бранились, особенно по утрам, собираясь на работу и сталкиваясь возле кухни, в конце коридора. Но все понимали, что им вместе жить и дальше, а эта квартира была далеко не самым худшим вариантом, в сравнении с бараками на окраинах, где комнатки маленькие, как вагонные купе, лишь нары и столик умещаются, потолки рукой можно достать, а «удобства» одни на двадцать комнат, и еще хорошо, если в конце коридора, а не будкой во дворе, и за водой надо на угол к колонке бежать с ведром. А самый худой мир все же лучше ссоры – так что давайте все жить дружно, мы ж не какие-нибудь фашисты-капиталисты, чтобы друг с другом конкурировать, мы и слова-то такого не знали.
Тем более жить действительно стало лучше. И веселее. Война кончилась, все живы-здоровы, одеты, обуты, не голодают. И цены снижают, уже каждый год после Победы, 1 апреля. А зарплаты растут, хоть и немного – вон, Петр Иванович новые ботинки купил, от чешского «Бати», а Марья Степановна в «Риме» разоделась, как картинка журнальная, Катя с Людочкой тот каталог смотрели и ахали завистливо. А после скооперировались: удачно, что в журнале выкройки были – Петр Иванович со студентом Сеней рассчитывали, чтоб по меркам поправки внести, и на миллиметровке чертили, затем перенесли на ватман, а юбки солнце-клеш-миди просто куском мела на нитке, как циркулем, круги обвели прямо на ткани, сначала сметали наживую, примерили – а затем с Марьей Степановной, как хозяйкой единственной в квартире швейной машинки, договорились по-добрососедски, она по-быстрому прострочила – и платья вышли ну просто чудо, как у киногероинь! Материал – самый дешевый ситчик, зато фасон совершенно как в журнале, издали так и не отличить!
– Я в нем, как Лючия Смоленцева! – восклицала Катя, вертясь перед зеркалом. – Но теперь к нему шляпка нужна, широкополая и с вуалеткой! Петенька, ну после всего мы можем себе позволить приодеться, хорошо наконец пожить?
Скромный советский инженер Петр Иванович молчал. Возможно, он вспоминал «Двенадцать стульев», как там одна особа так же вздумала состязаться с мисс Вандербильт. У Петра Ивановича же мечта была другая. И момент для разговора с женой удобный – только что из кино пришли, с последнего сеанса, новый фильм не про войну и подвиги смотрели (навидались, наслушались, даже те, кто сам не участвовал), а лирическую комедию, «К Черному морю», про то, как молодая пара едет на собственной машине в Крым, через всю страну, попадая по пути в разные забавные ситуации. С этого лета впервые бензин стали отпускать не по «фондам» через учреждения, а в свободной продаже – и частные автомобили как-то сразу перестали быть редкостью. Конечно, «Победу», как у героев фильма, купить почти за двадцать тысяч мог далеко не каждый – но «Москвич» (в девичестве «Опель-кадет») и «Пионер» (в иной истории «Фольксваген-жук», сходящий с конвейера до 1980-х) вполне мог себе позволить инженер, ученый или даже передовик производства.
– Кать, а давай машину купим? – решился наконец Петр Иванович. – Девять тысяч, если с моей зарплаты половину откладывать, как раз к следующему лету накопим! И на природу в выходной сможем выбраться – а в отпуск на юг, в Ялту?
– Лучше на поезде, – ответила жена, – я пальто хочу, как в журнале, «летящее», без рукавов. И шляпку обязательно! У нас в отделе все девочки в шляпках ходят, одна я в беретике, немодно так совсем. Осень уже – а мне надеть нечего!
– В «разлетайке», ветер дунет, улететь можно! – сказала Люда. – Полы все на голове, и хорошо, если не вместе с подолом. И при этом еще и в шляпке – вот будет зрелище!
– Все носят, и ничего! – ответила Катя. – А что развевается, так это даже красиво, как в кино, та сцена объяснения на морском берегу. Петенька, – тут Катя сложила губки, – мне пальто сейчас нужно! А на машину откладывать… вдруг снова бензин сделают только «прикрепленным», и выйдет как у товарища майора, – Катя посмотрела на мужа Марьи Степановны, – «Опель-капитан» из Германии привез, а ездить не получалось.
– С бензином были временные трудности, потому что все силы страны были брошены на восстановление народного хозяйства. Но добыча нефти с каждым годом растет, читали, надеюсь, в «Правде» про «Поволжское Баку», – авторитетно сказал майор Колосков, – так что не беспокойтесь, теперь бензина всем хватит! И в следующем году снова цены снизят весной – так что вам, Петр Иванович, денег и на «Москвич» хватит, и супруге на пальто. Только простите, вы на югах купаться-загорать желаете? Так ближе место есть – на Рижском взморье, там вода теплая и такие пляжи! Хотя там с осторожностью надо – с шоссе не съезжать, особенно в лесах. Не пугайтесь, банд там нет уже – но особый режим сохраняется. А значит – посты, патрули, документы проверяют часто, туда нельзя, сюда нельзя. Где территория к Ленобласти или к Белоруссии отошла, население успело в большинстве смениться, там порядок и законность, как под Москвой. А вот там, где бывшие три республики, сейчас в одну объединенные, иногда такой бардак встречается, хоть в «Крокодил» пиши! Можете, например, в село въехать…
– И не выехать? – охнула Катя. – Бандиты убьют, ограбят, и не узнает никто?
– Года четыре назад так и было бы, – серьезно ответил майор, – но мы там кулачье и бывших помещиков, которые больше всех мутили, кого в расход, кому «четвертной» по лагерям. Так что год уже как бандитизм в Латгалии не чаще, чем, прости господи, в Москве. Если что и случается, то это ЧП на весь район, тут и прокуратура слетается, и ОМОН, и мы. И всегда виновных находили, и наказывали сурово! Но вот по мелочи запросто могут, что вы к ним по-русски, а они «не понимают», и так во всей деревне! Дорогу укажут неправильно, тайно шины проколют, еще чем навредят – а когда вы покупать что-то будете, так вас обсчитают, что Рокфеллер от зависти удавится. Особенно те, кого с отделяемых территорий депортировали – они злобу на нас затаили большую. Но я бы все же вам на Рижское взморье советовал: западное побережье, где Лиепая и острова, это погранзона, там до сих пор иногда засланных шпионов и диверсантов ловят. А Рига сейчас это уже как русский город, столько народа туда со всего СССР приехало, заводы восстанавливать и строить. И рядом Юрмала, место очень хорошее в плане отдохнуть – может, и мы с Машей сами следующим летом в отпуск поедем, и Саньку возьмем! Хотите, скооперируемся? Я там все и всех знаю, и товарищей из местных комендатур, и меня там помнят хорошо!
– Тогда уж «Победа» нужна, – заметил Петр Иванович, – в «Москвиче» неудобно впятером.
– Санек наш маленький, – сказала Марья Степановна, – он с нами на заднем сиденье поместится. Что сейчас спорить – ближе к тому лету решим!
Санька, шести лет от роду, сын Марьи Степановны и майора, вертелся тут же на кухне. Ему давно полагалось спать, но ведь здесь так интересно! К тому же, когда еще недавно папа с какими-то «лесными» воевал, а мама у тети Ани и тети Люси работала, за их детьми присматривая, и за Саньком тоже, куда ж его оставить – там ложились очень поздно. Особенно когда дядя Юра приходил и занимался «тренировкой подрастающего поколения», как говорил сам. Или же иногда по вечерам смотрели живое радио, на телевизоре КВН-49[8]. Точно такой телевизор стоит в кабинете у самого Сталина, на известной фотографии в газете! И Сеня с Людой мечтали КВН купить, а Санька к телевизору относился без восторга – уж больно плохо было видно на черно-белом экране размером с книгу, то ли дело кино, цветное, а иногда даже широкоформатное!
Отзвучал по радио гимн – и все жильцы, собравшиеся на кухне у «тарелки» репродуктора, чтобы прослушать новости, стали расходиться. И тут снова зазвучала музыка. Да какая!
«Вставай, страна огромная». Которой – и все это помнили – в недавнее военное время предваряли самые важные новости или речи самого Вождя!
Но голос был не товарища Сталина, а Левитана. Последние сведения из Китая – американские империалисты совершили новое преступление, сбросив еще одну, после Сианя, атомную бомбу. На этот раз – на Синьчжун.
Это название было во всех советских газетах не далее как вчера. Рассказ о подвиге китайских партизан (конечно же, в такой войне и у них должны быть такие, как наш Ковпак!), захвативших американскую авиабазу, с которой Макартур хотел бомбить Особый Коммунистический район, а возможно, и советскую территорию! Большое фото командира Ли Юншена, с биографией – все как у нас, из бедняков, подвергался угнетению, с юности участвовал в борьбе, имел твердые коммунистические убеждения, организовал партизанский отряд. Отчего китайские товарищи, захватив аэродром, не ушли, как следовало бы партизанам, а сидели в осаде? Так чтобы американцы оттуда взлететь не могли, с атомными бомбами уже на Владивосток или Иркутск! Теперь этого товарища Ли Юншена, наверное, уже нет в живых – выходит, он и те, кто были с ним, погибли за нас, за то, чтобы бомбы на наши города не упали? Значит, это истинно «свои» товарищи – и прощать их смерть было никак нельзя!
С минуту в кухне было молчание.
– Завтра с самого утра соли и спичек куплю, – произнесла наконец Вера Матвеевна, старейшая из жильцов, помнившая еще революцию пятого года, – и еще крупы. Кому сколько, говорите – возьму и на вас, если сумею дотащить.
– Только зажили хорошо! – бросила Людочка. – Да что за время такое?
– Вот вам и снижение цен, – сказал Сеня (который, уйдя с завода в институт на дневной, постоянно «стрелял» рубли до стипендии, стыдясь, что Люда получает больше него).
– Да, теперь бензина для населения долго не будет, – сказал Петр Иванович, – хотя, может, там, наверху еще договорятся?
– Не договорятся, – решительно заявил майор Колосков, – помните же, что от нас Макартур требовал, грозил: чтоб мы из Китая, а они туда? И будут американские танки на нашей границе стоять. Погано, конечно, но уступать нельзя. Тут как в драке: если началось, то или ты, или тебя! Эх, Маруся, опять не удастся нам вместе в отпуск!
И майор тяжело вздохнул.
– Я тоже в военкомат, – сказала Марья Степановна, – медработники ведь на фронте тоже нужны?
– А Саньку куда? В детдом не позволю!
– Как можно? Я еще давно с Анной Петровной и с Люсей договорилась. Чтобы, если что, наших детей вместе растить, чтоб не пропали. И Санек с ними рос, привык уже. Так что в люди его выведут, если мы не вернемся.
Сашка помнил – большую светлую квартиру у метро «Сокол», где жила «тетя Аня Лазарева, которая в самом ЦК работает и со Сталиным встречается»! Квартира была почти такого же размера, как эта – на одну всего семью! – но казалась тесной. Там были, кроме самой тети Ани, красивой и доброй, совсем не строгой – еще дядя Миша, военный в очень большом чине, и тетя Люся с дядей Юрой, они вообще-то жили этажом выше, но часто тетя Люся даже ночевать оставалась здесь, «коммуной хозяйство вести». И приходили какие-то военные, и были еще тетя Паша и тетя Даша, домработницы, они убирали, готовили, стирали. И были Владик, Петя и Анечка – «А ты, Санек, над ними старший, за них отвечаешь, когда вы вместе и взрослых нет», – но обычно по утрам приходила воспитательница из детского сада, который был в этом же доме, и забирала всех четверых; был еще маленький Илюша, который в садик не ходил. Мама, когда оставалась, то спала в одной комнате с тетей Дашей, ну а Санек с другими детьми. А еще там была целая комната без мебели, лишь с мягким ковром и даже чем-то вроде матраца на полу, на который совсем не больно было падать, когда дядя Юра учил: «Будь как ванька-встанька, падаешь вперед, вбок, назад – уходи в кувырок и вставай на ноги». Или надо было уворачиваться от бросаемых шариков для настольного тенниса – «учитесь перемещениям и дистанции», или кидать те же шарики в стену, и ловить или отбивать – «развивайте скорость реакции». А когда не было дяди Юры, его заменяла тетя Люся, или, реже, сама тетя Аня. Однажды Санька видел, как тетя Аня и тетя Люся, обе в штанах, в той комнате дрались друг с другом, не по-настоящему, конечно, но как в кино, махали руками и ногами, и деревяшками как ножами – увидев, что Санька и Владик смотрят, тут же прекратили и сказали, это наша игра, взрослая, вам пока рано. Или же играли на скорость, в «цап-царап, отдерни руку», или на внимательность, на короткое время показать картинку или разложенные предметы – после описать рисунок или заметить изменения на столе, были и другие подобные игры – или просто читали вслух. А еще тетя Аня и тетя Люся иногда разговаривали между собой на чужом языке – «итальянском», через полгода Санька запомнил довольно много слов. Жить там было интересно, но год назад папу наконец перевели в Москву, и мама теперь бывала в доме на Ленинградке лишь изредка. Тетя Аня и тетя Люся тоже бывали здесь, на Чистых Прудах, у мамы в гостях. После чего соседка Катя и стала подражать «самой Смоленцевой» – такое же платье, прическу, теперь пальто и шляпку хочу!
– Так не объявили же пока, – сказала Катя, – нет еще войны.
– И не объявят, – ответил майор, – американцы это такие сволочи, если нападут, то как Гитлер, без всякого объявления. Сначала атомную бомбу бросят, а после – сдавайся, кто живой! Но не дождутся – фрицев одолели, и этих тоже. А ведь в союзниках ходили – ну до чего подлый народ!
Санька еще не мог найти Америку на карте. Но в детском саду уже разучивал, вместе со всеми – «Покоя нет земле Китая под иностранным сапогом». Если взрослые говорят, что в Америке живут плохие люди – значит, так и есть?
– А Степка из двадцать третьей квартиры сегодня во дворе говорил, что его папа его маме сказал вчера: «Американцы наконец хуйлу усатому мозги вправят».
И в кухне все замолчали. Слышно был лишь, как хрипит не выключенный репродуктор и муха бьется о стекло.
– И кто у нас такой в двадцать третьей? – сурово спросил майор. – Хотя в жилконторе узнаем.
– Саня! – сказала Мария Степановна. – Никогда больше не говори такие слова. Те, кому надо, разберутся – а ты молчи!
И все разошлись по своим комнатам. Готовиться к уже наступившему трудовому, пока еще мирному, дню. 15 сентября 1950 года, пятница.
На следующий вечер
(монолог следователя ГБ)
Мой приятель из МУРа как-то сказал – как на пенсию выйдет, будет детективы писать. И мне присоветовал тем же заняться. А я ответил, а зачем нашим советским людям знать, что рядом с ними такие экземпляры обитали когда-то?
Муровцу еще можно, с чисто историческими целями, ведь, наверное, уже дети наши не будут знать, что такое уголовная преступность? Как новый УК ввели, резко ужесточающий наказание как раз самым злостным, закоренелым рецидивистам. Чтоб никаких «воров в законе», «авторитетов», в принципе на воле существовать не могло – да и в лагере они были не авторитетами, а самыми последними париями. А вот по нашему ведомству куда сложнее – пока всемирный коммунизм не победит, так и будут капиталисты и своих шпионов к нам засылать и всяких там морально разложившихся соблазнять. Как этого вот… Спать уже охота, рабочий день-то у нас ненормированный. Ничего – я зато после домой пойду, а этот в камеру, хе-хе!
И отчего эти так любят дневники писать? Ладно бы еще переписка – но в личный дневник заносить такое, что готовая доказательная база для 58-й статьи? Приятель мой из угро высшее образование имеет, так он объяснял про какой-то синдром, медицинские термины – я, человек простой, понял лишь, что психика наша так устроена, что в себе удержать никак нельзя, ни с кем не поделившись. Ну, нам же легче!
Нет, ну что пишет, сволочь! И себя мнит единственным и неповторимым – хе-хе, сколько лишь передо мной таких прошло, вот позавчера похожего допрашивал. Я, конечно, философии не изучал, но здравым умом завсегда скажу, ну не может быть абсолютной свободы, коль ты среди людей живешь, а не каким-то робинзоном, как в детской книжке. Ну а если считаешь, что никому ты ничем не обязан, а сам, значит, от общества потребляешь и пользуешься – так и мы, то есть общество, с тобой по-доброму совершенно не должны!
…в мире есть лишь свободные, демократические страны, где власть лишь обеспечивает мне условия проживания, к коим относится и охрана меня от внешних врагов и преступности – и не лезет в мои дела. В идеале, пока я не нарушаю закон, я вообще не должен такую власть видеть. И есть диктатуры, где власть указывает всем, имеющим несчастье оказаться под ее рукой, как им надо жить. К сожалению, меня угораздило родиться не в той стране.
Ну-ну, это что ж выходит – как война, снова какой-нибудь Гитлер напал, а ты хочешь, чтоб другие за тебя на фронт? Как какой-то Хармс: «Я в военкомат не пойду и повестку разорву» – в Ленинграде, в сорок первом! Так ему и Победа наша не в радость – что пишет, скотина.
