Влад Савин
Алеет восток
© Влад Савин, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
Благодарю за помощь:
Толстого Владислава Игоревича – позволившего мне использовать в тексте переработанные отрывки из его романов с Самиздата.
Сухорукова Андрея – за очень ценные консультации по истории авиации.
Шопина Василия.
Товарища Н. Ш. – он знает, за что.
А также читателей форума Самиздат под никами Old_Kaa, omikron, HeleneS, Библиотекарь и других – без советов которых, очень может быть, не было бы книги. И конечно же Бориса Александровича Царегородцева, задавшего основную идею сюжета и героев романа.
Также благодарю и посвящаю эту книгу своей жене Татьяне и дочери Наталье, которые не только терпимо относятся к моему занятию, но и приняли самое активное участие в создании образов Ани и Лючии.
Из сообщения ТАСС. 25 июня 1950 г.
В Китае продолжаются упорные бои за город Чжэн-джоу – важный опорный пункт на рубеже Особого Коммунистического района. Многочисленные попытки воинства Чан Кай Ши прорвать оборону Народно-освободительной армии Китая успеха не имели. Бойцы НОАК показывают в сражении высокое мужество и героизм, на поле боя остались груды трупов белокитайских бандитов и десятки сожжённых танков «шерман» – не помогло гоминьдановцам и американское оружие, которыми США щедро снабжают своих марионеток.
Валентин Кунцевич, он же «Скунс»
На перроне Ярославского вокзала навстречу попался офицерский патруль. Остановил, проверил документы. И надоевший уже вопрос:
– Товарищ подполковник, отчего вы не по форме одеты?
Валентин не спеша (время до отхода поезда еще есть) расстегнул кожаную куртку без знаков различия. Старший патруля, капитан, был опытен – увидев петлицы, подобрался, готовясь отдать честь. Но порядок есть порядок.
– Вот «жетон», смотри! Вообще-то, металлические пластины с выгравированным номером были у немцев – у нас же, удостоверение с фотографией, как положено, но вот название прилепилось.
Капитан тихо спросил:
– Не последует каких распоряжений?
– Да нет, просто еду по делам службы.
– Тогда – счастливого пути!
В купе уже сидели двое. Целый генерал-майор, танкист, с Золотой Звездой – и что любопытно, в его «иконостасе» среди прочих была черно-желтая ленточка «Нахимова» второй степени, это как сухопутчик флотскую награду умудрился получить? И подполковник-летчик, тоже со Звездой, и, судя по погонам, свой брат, из морской авиации. С попутчиками повезло – было бы хуже, если бы оказался вполне заслуженный профессор, страдающий недержанием речи, или офицер с молодой женой, везущий свою законную половинку к месту службы, и время от времени просящий: «Мужики, ну вы бы покурили пока в коридоре?» Или просто штафирка, перед которым язык не развязать, как перед своими, просто не поймет. Потерпеть, конечно, можно, мы привычные, уж на чем только не ездили, чего не видели в войну, – но медицина утверждает, что нервные клетки не восстанавливаются, так зачем излишне жечь «моторесурс» своего организма? И долго нам ехать вместе, в скором поезде Москва – Владивосток, уж такая наша страна большая – есть, конечно, вероятность, что попутчики сойдут раньше, а взамен подсадят других, но невелика. С учетом того, что творилось на Дальнем Востоке, пока, слава богу, по ту сторону границы – люди в погонах сейчас в подавляющем большинстве случаев едут до прифронтовой зоны, а не до тыловых округов. А уж моряку, пусть и летающему, тем более нечего делать ближе конечного пункта.
Странно, что попутчики повели себя нарочито официально. Фронтовики же – у которых однозначно в подобной ситуации без чинов! Или они меня за кого-то приняли… черт, так танкист же на перроне был, когда я с патрулем разбирался, вспомнил его! Эх, капитан, а ведь прав ты оказался – ну что стоило обычный мундир надеть, с общевойсковыми погонами, нет, пофорсить решил, как на полевой форме все еще петлицы положены, с «пилой», кубарями, шпалами (ромбов и звезд нет – генералы в атаку не ходят), ну просто не видно погон под разгрузкой или саперным бронником – так у фронтовиков шиком считается и на повседневную форму петлицы вместо погон, в гарнизонах на это сквозь пальцы смотрят, а в Москве извините! Но написано в документе, который я вторым показывал, «имеет право предъявить удостоверение на любое имя, носить любую форму одежды, владеть любым личным оружием», то есть я мог бы сюда хоть с пулеметом MG-42 заявиться, и это было бы законно, патруль так же под козырек брал – или пулемет уже бы личным оружием не считался? Осназ же всегда был как «фронтовики среди фронтовиков», вот и нацепил гимнастерку со «шпалами», сверху летчицкий кожан, все равно не видно, но танкист, видать, уже сталкивался с нашей Конторой и о наших правах знает, и хватило ума сложить два и два, раз патруль, увидев такое нарушение порядка, передо мной едва не тянулся.
– Товарищ подполковник, разрешите вопрос, – произнес танкист, – я думал, вашему ведомству воздушным путем положено, так оно быстрее?
Валентин полностью расстегнул «молнию» кожанки, показав свой иконостас, и две Золотые Звезды поверх. Летчик уважительно присвистнул. Танкист промолчал.
– Вношу ясность, – сказал Валентин, – все это получено за дело. Ни одной «парадной» нет. Работал исключительно по врагу внешнему. Начинал в «песцах», продолжил в «бойцовых котах», а в сорок пятом и позже был «бобром иркутским». Если вам, товарищи офицеры, охота до Владика разыгрывать сцену царских времен «армейцы в компании голубого мундира», ради бога. Только вот ты, подполковник, подумай – кто тебя с той стороны вытаскивать будет, если не дай бог, собьют?
– Я тебя точно где-то видел, – ответил летчик. – А, вспомнил! Петропавловск, май сорок пятого, перед самым началом. Два «дугласа», в одном комфлота летел, а в другом ваша гоп-компания, ты старший. Разгружались, сами все оружием увешаны, и еще какие-то тюки. А наша эскадрилья вас сопровождала. Было?
– Было, – сказал Валентин, – это мы, «бобры», тогда на Камчатку и прибыли. Осназ Тихоокеанского флота, были приданы куниковской бригаде, Второй Гвардейской, вместе с ней ходили на Курилы.
– Две ленточки у вас интересные, – заметил летчик. – Италия? Я же черноморец, Шестой гвардейский истребительный, мы над Специей дрались второго апреля сорок четвертого. Ну а после – вся Средиземноморская эскадра наслышана была, кого в Риме награждали и за что. «Песцы» – осназ Северного флота. Это что ж, выходит – вы бесноватого тогда живым притащили? Которого целый полк эсэс охранял.
– Мы, – кивнул Валентин, – только там еще и итальянские товарищи были, и даже немецкие поучаствовали, ну просто интернационал.
– И сам Смоленцев командиром? – спросил летчик. – Тогда уважаю! Да и на Дальнем Востоке, выходит, мы рядом были – в сорок пятом с Сахалина летали, но над Итурупом, Урупом и Кунаширом работали плотно. Жарко там было – успел Гитлер самураям «фоки» поставить, в воздухе гораздо сильнее, чем «зеро» и прочие японцы.
– И я со Смоленцевым встречался, – сказал танкист, – перед Берлином, на командирских сборах, он нам основы противодиверсионной обороны читал. Ждали, что в фашистской столице, из каждой подворотни и из каждого канализационного люка «вервольфы» полезут, про наших партизан и подполье мы были наслышаны – думали, что и у немцев так же будет, тем более что Геббельс грозил. А вот не помню такого!
– Так немцы же, – ответил Валентин, – ну когда в истории у них партизаны были? У них орднунг – чтоб все было дозволено и приказано. Вот в каком государстве видано, чтобы одновременно имелось – считайте! – полиция обычная, как наши участковые или постовые. Сельская полиция, именуемая жандармерией. Военная полиция – фельджандармы. Дорожная полиция – исключительно по части охраны их автобанов, для регулировки дорожного движения и отлова нарушителей есть еще одна полиция, отдельная! Еще водная полиция, железнодорожная полиция, почтовая полиция, воздушная полиция, фабричная полиция, портовая полиция, лесная полиция (проверка соблюдения правил охоты, а также порядка сбора хвороста, дикорастущих плодов, грибов и ягод), радиополиция (пресечение незаконного слушания населением иностранных радиопередач). Это я перечислил, что у них до Гитлера было, без гестапо и СД. Ну и какая психология будет у народа, когда давно и накрепко усвоено, шаг в сторону без дозволения, и тебя тут же полицай за шкирятник? Кстати, японцы в этом отношении на них похожи.
– А китайцы? – спросил летчик.
– А у них наоборот, – усмехнулся Валентин, – хотя буча у них идет с 1911 года, воевать не умеют совершенно! Довелось мне однажды видеть в Уйгурии (не будем уточнять, как я туда попал) один такой гарнизон, где солдаты наследственные в четырех поколениях! Деды лет в семьдесят – сержанты и ефрейторы, или как это у китайцев называется. Их дети и внуки – рядовой состав. Ну а правнуки на побегушках и в услужении у господ офицеров. Когда казенное довольствие получали, не помнят уже, живут огородами, разведенными под боком. Вооружение, пушки времен нашей Шипки и Плевны, и ружья того же возраста, вроде берданок. Такое вот сонное царство было – пока мы с фрицами дрались, а самураи Китай кровью заливали. Гоминьдановское воинство от этой картины мало отличается, в плане организации и дисциплины. У Красной Армии Мао хоть боевой дух повыше – в общем, ситуация как у нас в Гражданскую, за трудовой народ сражаться, или неизвестно за что? А вот банд там, как блох на дворняге, и это тоже у них наследственное, в смуту, какие в Китае бывали часто, жить грабежом с большой дороги, а если таковая смута вызвана иноземным вторжением, то вовсе не разбирать своих и чужих. В Маньчжурии мы эту заразу повывели за пять лет, а в прочем Китае всяких там «зеленых», наверное, побольше, чем «красных» и «белых», вместе взятых, будет.
Прогудел паровоз. Валентин озабоченно взглянул на часы. За окном перрон медленно поплыл назад – и дверь купе открылась, впуская молодого старлея с солдатским «сидором».
– Ты когда армейскому порядку научишься, чудо в перьях? – сказал Валентин. – Где болтался, туды твою в качель? Понимаю, что вы люди творческие, товар особый, – но до дембеля потерпи, порядок нарушать? Сколько можно тебя из комендатуры вытаскивать? Ладно, располагайся. Товарищи, прошу любить и жаловать, переводчик с английского, японского, а теперь и китайского, и будущая звезда нашей литературы, старший лейтенант Аркадий Стругацкий. Несмотря на молодость, каковой недостаток относится к разряду быстропроходящих, успел зарекомендовать себя с лучшей стороны, удостоившись чести быть переводчиком нашей делегации при подписании капитуляции Японии. И вообще, я без него как без рук – по-немецки могу, по-английски, даже по-испански еще что-то помню, но вот китайская грамота для меня абсолютно темный лес. Как будет «хэнде хох», выучил, и по-японски, и по-кантонски, и по-мандарински, а вот что посложнее – не осилил. Про письменность и не говорю – иероглифы! Японцы для простоты придумали азбуку, даже две. Но они – те же иероглифы…. Сам Смоленцев, впрочем, тоже европейских четыре языка знает, но ни по-китайски, ни по-японски не умеет – и вот своего личного переводчика мне временно уступил, по службе.
И как я танкиста не узнал, подумал Валентин. Слышал ведь эту историю, от самого Адмирала – бой у Маоки, самоходно-артиллерийский полк против японского крейсера, за что командир, тогда еще подполковник Цветаев Максим Петрович, единственный в Советской Армии получил флотский орден, чего сухопутчики даже за десанты не удостаивались – так ведь по чести, за участие в морском бою! И с летчиком мог пересекаться, фамилия приметная, Гриб, имя Михаил, как у нашего Адмирала, а по отчеству, кажется, Иванович – слышал я ее, когда мы весной сорок четвертого в Специи стояли. Неужели память уже подводит – или просто столько лет прошло?
Целая пятилетка минула с Победы. Успешно восстанавливаем народное хозяйство, карточки отменили в сорок седьмом, цены на товары для народа снижают ежегодно, 1 апреля. И сидит в Кремле Сталин Иосиф Виссарионович, живее всех живых, и дай бог ему многие лета, подольше, чем до марта пятьдесят третьего. По крайней мере, не было у него инсульта, как там в сорок девятом, курить бросил, за здоровьем следит. А еще хорошо знает, к чему приведут СССР его наследники. История перевела стрелку… или все еще нет?
Там, в иной версии истории, в этот день началась Корейская война. Ну а здесь – вспомнилась фраза из фильма, который смотрел, кажется, уже бесконечно давно, «батюшка-царь, так Казань мы уже взяли!». Фильм, кстати, на экраны здесь так и не вышел – сочли, что после «Ивана Грозного» неудобно, пусть пару лет пройдет. Хотя по мне, лучше бы «Ивана Васильевича» сняли, чем эйзенштейновский шедевр, – вот прицепилось же к нашей службе прозвище «опричники», хотя формально мы к госбезопасности отношения не имеем (но их «корочками» для прикрытия пользуемся). Нет здесь двух Корей, мы ее всю освобождали, не деля ни с кем по 38-й параллели. И строит сейчас в ней социализм некий товарищ с русскими корнями, – а вот в Китае воюют до сих пор, и конца не видно. Хорошо, в этой истории из Маньчжурии мы так и не ушли, процесс замотав. К великому неудовольствию товарища Мао – и ведь к американцам тоже хотел переметнуться, сволочь, переговоры вел, знаем точно! Но не сложилось – слишком много США вложили в Чан Кай Ши. А вдвоем этим фигурам в отдельно взятом Китае не ужиться никак! Да и без масштабной советской помощи и маньчжурской промышленной базы Мао стал гораздо слабее, чем в той ветви истории. И возник соблазн у гоминьдановцев, зачем договариваться, если можно уничтожить? Чем и занимаются четыре года – война до последнего китайца.
За беседой не забывали и о насущном, расстелили на столике газету, стали доставать свои запасы. Рисунок на газетном листе – как в Гражданскую были «Окна РОСТА», так в эту войну и сейчас «Окна ТАСС». Это кто ж китайских товарищей в буденовках изобразил – с плакатно-мужественными лицами, отбиваются от лезущих со всех сторон мелких и раскосых тварей самого гнусного вида. Художник – еще реликт той эпохи, или хотел преемственность показать? Интересное сейчас время – когда живы еще романтики мировой революции, которые мечтали:
Нам снились папуасы на тачанках,
В буденовках зулусы и в кожанках.
А с другой стороны, вот будущая звезда советской литературы напротив сидит – кто напишет «Трудно быть богом», «Обитаемый остров» и еще много из того, чем зачитываться будут наши люди и в конце века. Под конец, правда, братцы сильно сдали и ударились в диссидентщину – последние их вещи с таким иносказанием и подтекстом, что можно голову свернуть, прежде чем поймешь. Так в той истории Аркадий Стругацкий о своей военной службе вспоминал как о «потерянных годах» у черта на куличках, сначала Канск, затем вообще Камчатка – здесь же ему, как попавшему в Особый список, жизнь устроили гораздо более насыщенную и интересную, одно лишь наше общество, людей из двадцать первого века (о чем Стругацкий, ясное дело, не догадывается), чего стоит! Так что очень надеюсь, станет его мировоззрение несколько иным, со всеми вытекающими отсюда последствиями для будущих книг!
– А простите, това… Валентин, если не секрет, ваша первая звездочка за что? – спрашивает Цветаев, – Не с Ленфронта случайно. Невский пятачок, Восьмая ГРЭС? У меня знакомый один в сорок пятом был в «бронегрызах», 10-я ШИСБр, а в сорок втором со Смоленцевым начинал – рассказывал, как Мгу брали.
Ну да, было, плыли мы тогда через Неву. Подводный спецназ, боевые пловцы, до нас уже были, – но работать могли лишь у уреза воды, а мы умели, на берег вышли, и как полноценная диверсгруппа. В тот раз мы дорогу расчищали десанту, как и позже на Днепре. Но Звезда – не за это. А за что – ты уж извини, я подписку давал.
«И не расскажу я о том никому и никогда, – подумал Валентин, – про ночной абордаж в Атлантике, как девятеро нас, пришельцев из двадцать первого века, и двадцать осназовцев из этих времен, брали уран для “Манхеттена”, попавший в итоге к Курчатову на “Второй Арсенал”. Операция “Полынь-3”, с грифом “хранить тайну вечно”. Тогда все свалили на немцев, и штатовцы поверили – сейчас вроде начинают что-то подозревать, но подозрения к делу не пришьешь, а точно знать они не будут никогда. За то дело дали Героя, всем участникам. И нашему отцу-командиру, который сейчас в Наркомате ВМФ сидит, высоко взлетел!»
– Понятненько, – усмехнулся танкист, – усё понимаем. Армейский телеграф, как с ним ни борись, все знает. Что у нас с союзничками уже тогда не все гладко было – мир, водка, ленд-лиз. Не против же фрицев – какие тут секреты сейчас?
А если понимаешь, так молчи! Тут даже не обязательно вражьи уши рядом – выйдет, как у Пушкина, «не сказала никому, кроме как попадье – и через неделю все уже всё знали». Удивляюсь я, как такими манером про нашу главную тайну не выплыло еще – про то, что случилось восемь лет назад по здешнему времени, 3 июля 1942 года. Когда неведомый науке закон природы, или «зеленые человечки», или наши потомки из далеких времен, или хоть сам господь бог, если он есть, решили стрелку истории перевести на другой путь.
Девятеро нас было, группа подводного спецназа СФ из 2012 года. Семеро остались – Андрюха Каменцев под Берлином погиб, а второй Андрей, Кулыгин, в Маньчжурии в сорок пятом. В этой истории война с Гитлером завершилась в сорок четвертом – и Германия наша вся, встреча с союзниками не на Эльбе, а на Рейне была. И еще народная Италия тоже в числе соцстран, и Австрия, и Греция. Рассказывать о том, как изменилась история, можно долго[1], меня же лично больше занимает вопрос – а Главную Стрелку в истории мы перевели? Или все так по-старому и пойдет?
Читал я еще в той, прошлой жизни «альтернативную фантастику», Анисимов, «Вариант Бис». Мир вымышленный, а похож на тот, что здесь получился – тоже конец войны в сорок четвертом, и Германия вся под нами; морские сражения показаны очень эпично, что было бы, сумей СССР построить Большой Флот? Вот только в конце то же самое – развал Союза, и те же проклятые девяностые, и разгул демократии с капитализмом, и «рюски оккупант», – так за что боролись, черт возьми? Плевать мне по большому счету, что там в Китае или еще где – важно, для моей страны и народа, чтобы лучше было в этот раз, чем в той попытке! Войну мы выиграли, с лучшим итогом – так надо его конвертировать в лучший мир, чтобы я, если до девяносто первого тут доживу (а отчего бы нет – на здоровье пока не жалуюсь, если только не убьют), увидел СССР живой и процветающий.
А за окном убегает назад мирный среднерусский пейзаж под стук колес. Скорость привычна уже, – а поначалу, как в это время попали, медленной казалась. В двадцать первом веке поезд от Москвы до Владивостока шесть с чем-то суток шел – здесь же пятнадцать дней. Правда, нам с Аркадием раньше сойти надо, в Харбине. Да и Максиму Петровичу тоже, ну а Михаил Иванович до Владика едет. У летчика в столице по службе были дела, а Цветаев из отпуска возвращается, через Москву (лишь отсюда идут поезда до Владивостока), причем успел и у себя дома, на Тамбовщине побывать, и в Питере, где у него то ли дальняя родня жила, то ли хорошие знакомые… ну мы все понимаем, сам не женат пока! А ведь пора бы, тридцатник разменял уже. Но война не отпускает, не каждый день, но каждый год здесь живу как последний – в смысле, совершенно не планируя, что будет через больший срок.
Что было тут уже после Победы? Год сорок шестой – Иранский конфликт. Началось с мятежа Насыр-хана, когда кашкайские племена (родственные туркам) атаковали советские гарнизоны (при том, что наш контингент в Иране был уже сильно сокращен). Одновременно часть курдских племен с турецкой территории напали на «наших» курдов вождя Барзани, при активной помощи регулярной турецкой армии – причем и в рядах кашкайцев тоже обнаружились турецкие советники и «добровольцы». А после турки влезли в войну открыто и внаглую – президент Иненю, он же Исмет-паша, дураком не был, но, видать, сильно прижали его собственные экстремисты «вернем Проливы и Армению», в этой реальности отторгнутые у Турции по итогам войны. И поверил Иненю в то, во что хотел поверить, в гарантии от США и Англии оказания немедленной помощи в случае «советского вторжения», – но джентльмен всегда хозяин своего слова, и после «немедленная помощь» трансформировалась в «немедленное решительное осуждение действий СССР». Ну осуждайте, коль охота, – а Турцию от расправы спасла лишь ее быстрая капитуляция, всего семь дней длилась та война, в основном сведшаяся к избиению турецкого экспедиционного корпуса в Иране, – ну и Советский Союз тоже не был заинтересован влезать в «афган» с занятием территории, лови потом моджахедов по горам, а ресурсов существенно меньше, чем в восьмидесятых. Причем англичане (с участием и американцев) умудрились и тут отметиться в «наведении порядка» в своей зоне, то есть в геноциде злосчастных кашкайцев… а ведь если бы мы не справились так быстро, то вполне могли бывшие союзнички и вторгнуться на север! И в Китае полыхнуло сразу после того – ждали, что мы в Иране и Турции увязнем?
«Мы ждали, что это будет, как Корея там, – подумал Валентин, – или как у нас Гражданская: “красные”, которые наши, “белые”, враги и американские марионетки, линия фронта, героизм бойцов на передовой и тружеников в тылу, советская интернациональная помощь, противостоящая мировому империализму. Но Корея все же была единым государством, когда там все началось – и относительно небольшим. А у нас даже в восемнадцатом народ еще не успел окончательно озвереть, и экономика развалиться, да и общий культурно-образовательный уровень был повыше. В Китае же – вы можете представить страну с полумиллиардом населения, где война – и с внешним врагом, и гражданская, и грызня правителей провинций, и банальный бандитизм, разросшийся до размеров полномасштабной вой ны – идет, то угасая, то разгораясь вновь, уже сорок лет!»
А наши люди, читая газеты, верят, что там, как у нас в «боевой восемнадцатый год», ведь те, кто помнят его вживую, еще не совсем стары, а кто-то и в строю, как Буденный с Ворошиловым. И кажется нам, что Мао это как товарищ Ленин или Сталин, только узкоглазый и черноволосый, китайская Красная Армия это Красная Армия и есть, ну а Чан Кай Ши это китайский Колчак или Деникин, за которым американские интервенты. А раз мы победили тогда, то конечно, «наши» победят и сейчас, ведь мы же поможем – как же можно не помочь своим братьям, тем более что трехмиллионное воинство Чан Кай Ши до зубов вооружено американским оружием и техникой, одних лишь танков ему подарили несколько тысяч (цифра называлась от двух до десяти). И против этой бронированной орды наши товарищи китайские коммунисты, с одними винтовками, и то не у всех!
Положим, уже у всех – что бы в газетах ни писали. Это сорок пятом, в самом начале было, идет батальон НОАК, и у половины бамбуковые палки, в ожидании, что когда убьют товарища, взять его винтовку и патроны. Теперь мы им подкинули, из японских трофеев, в сорок пятом нам «арисак» досталось, деть некуда, а еще с царских времен лежат, тоже в Китай ушли[2]. Но вот давать что-то более сложное тем, кто за свою жизнь не видел механизма сложнее мотыги – это напрасно переводить материал. Как и на той стороне – десять тысяч танков «шерман» в гоминьдановской армии, ну-ну, если бы американцы были такими дураками! Это полсотни танковых дивизий – сформировать их за пару лет с ноля даже немцам было бы непосильной задачей! Но для пропаганды – в самый раз!
А Стругацкий уже освоился! С жаром объясняет что-то старшим по званию. Впрочем, несмотря на погоны и шесть лет службы, интеллигентом он был и остался. Ну и не надо ему другое – вот закончится эта война, уйдет на дембель, а все ж интересно, какие романы он здесь напишет, если послужить ему пришлось не канцеляристом в тыловом отделе, а сначала при нашем Адмирале, а затем обслуживать «иркутских бобров».
Отчего бобры иркутские? А поинтересуйтесь историей герба этого славного города, средоточия сибирской культуры (без кавычек). Бабр это тигр по-тюркски. Вот только царские чиновники этого не знали и утвердили в геральдическом указе «бобра, держащего в зубах червленого соболя». Представляю, как материли столичных иркутские, – но поскольку государев указ надо было исполнять, то на гербе возник диковинный зверь, телом и мордой как тигр, но угольно-черный, с бобровым хвостом и перепончатыми лапами. Как заметил Адмирал, идеальная амфибийная боевая единица, подплывающая ночью и нападающая из воды – сказал в шутку, а метко; так и появилось у тихоокеанского подводного спецназа неофициальное имя (как «песцы» у североморцев и «бойцовые коты» у черноморцев) и собственный тотем. Организовали в сорок пятом, перед самым началом японской войны, и уже успели натворить немало славных дел и во время оной, и после, но это история отдельная. Так о чем там Стругацкий вещует?
– Чем китайцы от нас отличаются, да и вообще от других наций? Ну вот у нас, при всем уважении к труженикам тыла, военные в большем почете, тем более во время войны.
– А как иначе? – удивился летчик. – Защитники Отечества в любой нормальной стране должны быть уважаемы! Иначе – это, кажется, Наполеон сказал, не хочешь добровольно кормить свою армию, будешь против воли кормить чужую?
Эх, Герой Советского Союза, подполковник Гриб Михаил Иванович, не жил ты в иное, поганое время! В котором, я помню, какая-то морда в телеящике, Касьянов, Каспаров, Немцов или еще какой-то «демократ» с придыханием призывал «сократить армию и военные расходы до минимально необходимых – чем кормить ораву вооруженных дармоедов, гораздо эффективнее будет включиться в международную договорную систему обеспечения безопасности, как весь цивилизованный мир». То есть, если перевести на русский, пусть за безопасность нашей страны отвечает чужая вооруженная сила по какому-то договору – поскольку без силового подкрепления никакой договор и бумажки не стоит, на которой написан. Слава богу, в 2012 году начали что-то исправлять, – а как там дальше пошло?
– А в Китае не так! – отвечает Стругацкий. – Там было принято, что чиновник выше военного. Слышали, наверное, их правило, «из хорошего железа не делают гвоздей, из достойных людей солдат». Для внутрикитайских войнушек хватало, а единственным серьезным внешним врагом Китая были степные кочевники – хунны, тюрки, манджуры, монголы. И чтобы с ними воевать, китайцы не придумали ничего лучше, чем в своих традициях, брать на службу степняков же, целыми племенами и народностями, пограничной конной армией, ну как у нас казаки были. А чтобы этих чужаков в свою, китайскую власть не пустить, придумали такой порядок. В Китае ведь формально никакого дворянства не было – чиновником мог стать кто угодно, если экзамен сдаст. Трех степеней – первый, можешь занимать место в уезде, второй, в губернии, ну а третий, в столице при дворе. Вот только для этого надо было как минимум грамотным быть – так что простонародье сразу отсеивалось. Конечно, в Китае и крестьянин вполне мог уметь читать и писать, но тут требовалось очень хорошо знать литературу. И одних иероглифов выучить, наверное, несколько тысяч.
– А литература тут при чем? – спросил танкист. – Или они в управленцы одних писателей брали? Чтобы доклады во двор стихами писать, как это, трехстишиями, у японцев?
– Нет, вы что! Просто в Китае «литературой» называлось не то, что у нас – не только художественная, а вообще все, что записано, включая науку и юриспруденцию. А экзамен сводился к тому, что бралась цитата из Конфуция или еще какого-то авторитета и надо было ее развить, применительно к чему-то. Причем в строго утвержденном числе иероглифов, ни одним больше и ни одним меньше. Это при том, что у китайцев каждый иероглиф – слово. Сосчитали, что в языке Пушкина или Шекспира порядка двадцати-тридцати тысяч слов, обычно же человек в повседневной жизни пользуется тремя-четырьмя тысячами. Вот и прикиньте, сколько надо было знатоку китайской грамоты заучить – и писать иероглифами много труднее, чем буквами. То, что у нас помарка – линия чуть длиннее или крючок не так изогнут, – у них радикально меняет смысл слова и всего предложения. Лев Толстой все европейские языки знал, но когда он в 1905-м пытался выучить японский, то тоже иероглифы не осилил.
– А ты как? – уважительно спросил танкист. – Я сам на гражданке учителем в школе был. И японский, и китайский – долго учил?
– Так иероглифы в основном одинаковы у всех, – ответил Стругацкий, – японцы и корейцы ведь у китайцев письмо переняли! Есть, конечно, дополнения, введенные в Японии уже после заимствования, но их мало. Произношение разнится сильно – а написание общее, ну у японцев еще хиракана с катаканой, слоговые азбуки, используются как самостоятельно, так и с иероглифами вместе, поскольку у китайцев в языке нет склонений, спряжений, падежей, даже времен и родов, а у японцев все это есть, тогда к корню-иероглифу приписывают азбукой суффикс или приставку. А в целом, как привыкнуть, то ничего сложного – вот вы, как артиллерист, в баллистике разбираетесь, а для меня это мучение было, уравнения решать.
– Уравнения это у гаубичников, – ответил Цветаев, – а у нас, самоходчиков, таблицы и линейная интерполяция, по-простому – устный счёт. Стрелять надо быстро и точно, это да. Боекомплект ограничен, пристрелка – роскошь, промедление, когда «тигр» на тебя башню поворачивает, это верная смерть. Другое дело, опытный наводчик считает, как ходит – не задумываясь…
Помолчали немного, налили водки, нарезали сало. Слышно было, как в соседнем купе, или дальше, кто-то терзает гитару, «я ехал в вагоне по самой прекрасной земле». Песня из будущего, прозвучавшая тут по радио в сорок пятом и ставшая очень популярной.
– Так вот, про китайцев, – продолжил Стругацкий, – у нас, так же как у европейцев и у самураев, считалось, раз ты «благородие», то мечом или шпагой владеть обязан. И первым в бой идти, где могут убить. Это сильно в тонусе держало. А у китайцев их правило выродилось, что высокопоставленный вообще ничего не делает сам – у него власти достаточно, чтобы кого-то послать, кому-то приказать. Даже сам их внешний вид – тучные, физически неразвитые, с длинными ногтями, одет в какую-то рясу, совершенно неподходящую для быстрых и ловких движений! И так несколько веков – ну и кто наверху оказался после такого отбора? Если считалось, что наверх пролезешь, и как в раю, ничего не делаешь, ни за что не отвечаешь, на все подчиненные есть?
