Влад Савин
Красный тайфун: Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир
Затем была Окинава. Как сказал Барнетт, а ему сообщили из штаба, у японцев там оказались «фокке-вульфы», в воздухе идут жестокие бои, палубники несут потери – так что, поможем водоплавающим! Надо, значит, надо – причем была идея добираться по воздуху, расчеты показали, что на пределе, но должно дальности хватить, если взять подвесные баки. Но все же штаб не разрешил, посчитав, что есть все же риск нарваться на «фоккеров» в конце перелета, имея горючего в обрез, крейсерская скорость Р-80 не превосходила максимальную для поршневых самолетов, а прибавив газ, были все шансы упасть в море, не дотянув до полосы. Однако же, как оказалось, в штабе про эту идею и расчеты не забыли.
Ну а пока – добирались на палубе эскортного авианосца «Блок Айленд». Погода портилась, еще не тайфун, но приятного мало. Приплыли, разгрузились – к этому времени работы в воздухе уже не нашлось, русские говорят, что самое лучшее ПВО это свои танки на вражеском аэродроме, ну а здесь оказалось, что несколько сотен бомбардировщиков над аэродромом (включая «сверхкрепости» с Иводзимы) будут ничем не хуже. Но и для Р-80 нашлась работа, один раз они летали с бомбами, второй – Джош сбил японский скоростной разведчик «Дина», Ки-46, прилетевший с северо-востока. А вот Ральфу не повезло – при посадке на его истребителе не сработала гидравлика, закрылки вышли несимметрично, и самолет свалился на крыло, чиркнул по земле и закрутился «блинчиком» на брюхе, просто чудо, что не скапотировал и не загорелся. И Ральф, компанейский веселый парень двадцати шести лет, остался жив, но сломал себе позвоночник – и как сказали в госпитале, жить будет, но только в коляске, как наш президент.
– Это тоже война, сынки, – сказал полковник Барнетт, – мы тут не только ради сбитых нами япошек. А прежде всего, чтобы конструкторы фирмы «Локхид» узнали слабые места этого великолепного самолета и сумели сделать его лучше. Мы рискуем – ради тех, кто будет летать на нем после нас. Чтобы никто не мог бросить Америке вызов!
Вечером дождь усилился, небеса разверзлись так, словно начался Великий Потоп, исключив возможность передвигаться даже по земле, не то что по воздуху. Джимми и Джош сидели в баре (а как вы думаете, чтобы воинская часть США и подобного заведения не было?), вместе с летчиками из морской пехоты.
– …вы еще на «корсарах» не летали, – говорил кто-то, – я еще самые первые их модели застал. Вот это действительно был цирковой номер – на посадке прямо перед собой и вниз вообще ничего не видно. А потому глиссада была на вираже, чтобы полосу видеть сбоку, – надо было еще рассчитать, чтобы по курсу вписаться. А еще эта сволочь на уменьшенной скорости по-страшному валилась на крыло, потому что реактивный момент от винта был очень мощный, и так сделали, чтобы в полете все было в равновесии, а на посадке кренит, не удержать. Ну и вдобавок садиться надо было очень аккуратно, шасси слабовато для такого веса. Ох и намучились мы с ним, сколько ребят побилось! Зато на высоте «корсар» разгонялся до четырехсот тридцати миль, а в бум-зуме ему равных не было, в бою мы были спокойны, что любого сделаем, или удерем. А на посадке – да, было страшно! Это уже с конца сорок третьего улучшенная модель пошла, кабину подняли, шасси усилили, крыло улучшили, что валиться перестал, – с тем, что раньше было, как день и ночь! И из ваших птичек, думаю, настоящие орлы вырастут. Кстати, интересно, а они с палубы взлететь могут? Если однажды В-25 смогли?
Эскадрильи Корпуса морской пехоты, формально числясь за флотом и имея ту же технику, теоретически должны были, по необходимости, работать и с авианосцев. И даже проходили в Штатах соответствующую подготовку, но в практике реальных боевых действий обычно к такому не привлекались. Да и не уступили бы летчики палубной авиации свою привилегию, включающую повышенную оплату, ускоренную выслугу в чине и, конечно, почет. Это лишь у англичан одни и те же эскадрильи могли действовать в равной мере и с палубы, и с берега – ну так у кузенов и настоящих авианосцев мало. Зато в морской пехоте служить было весело: это ведь не просто род войск, а те, кого президент может послать в бой своим единоличным решением, без санкции Конгресса и формального объявления войны. Так мы ведь и не воюем, а наводим порядок – именно благодаря нам все, что южнее Флориды, считается «наш задний двор», как еще Тедди Рузвельт сказал, и попробуй там против Америки кто-то что-то хоть пикни, мы придем и вразумим!
– Ну а поскольку серьезного врага в мире больше не остается, не с русскими же воевать, зато вон сколько в мире бесхозного образовалось, ведь и Британия не та уже. То мы еще набегаемся повсюду, как пожарная команда – защищать интересы Штатов. Будет ведь теперь в мире век спокойствия, как был уже от Наполеона до прошлой Великой войны. Войнушки в колониях, – а кому почет и ордена: нам, героям!
– И зачем вам тогда реактивные с палуб, – спросил Джош, – ниггеров в джунглях можно с чего угодно бомбить. Ох, Джим, прости, это я исключительно про тех, кто там в Африке или какой-нибудь Малайе. Парни, знайте, за нашего Джима я кому угодно морду расшибу! Он у нас не кто-то, а звезда эстрады, пластинка уже есть, и по радио с самим оркестром Миллера выступал!
Как водится, в угоду тем, кто не слышал – нашлась гитара, и героя уговорили на выступление. Джимми не нашел причин отказываться – нельзя сказать, что он был в ударе, но парням понравилось. Лишь спросили после, что за непонятные слова и целые фразы он вставляет? Хотя что-то похожее мы по радио слышали, русские песни, так ты по-русски говоришь? Джимми честно ответил, что русского не знает, но есть у него друг (не по чину, конечно, пилоту механика за ровню считать – плевать, сам он кто?), который понимал и переводил. Ну а он, Джимми, помня о чем, уже досочинял по смыслу. Нет, вдвоем против восьмерых он сам не дрался, а вот вдесятером против двадцати было, под Гавром. Ну а «я – истребитель» это прямо про нас сочинили, и «по пять вылетов в сутки» у нас тоже однажды случалось, ведь «черную» эскадрилью пихали в любую дыру. И что «самолет необъезженный» это круче любого родео, только не поднимешься после, если упадешь. И вообще, если в бою не терпеть, зубы стиснув, а орать ругательства или песню, то легче, уж привык так. С русскими говорить не приходилось, – но вот какие-то фразы запомнил.
Японцев добивали. Еще рассказывали о фанатичном сопротивлении, снайперах-смертниках и сумасшедших, бросающихся под гусеницы танков, но в воздухе уже не встречались их самолеты, может, что-то и было припрятано, но не осталось уже ни бензина, ни бомб, ни обученного персонала; если же кто-то и появлялся, то это было сродни одинокому голубю в стае голодных ястребов, так много было над Окинавой американских самолетов, и все желали увеличить боевой счет. К общему удивлению, русские, морскую мощь которых тут, на Тихом океане, никто не принимал всерьез, устроили японскому флоту две бойни подряд, а до того стерли в порошок миллионную Квантунскую армию, всего за пару недель – никто не ждал, что макаки выстоят на суше против победителей Рейха, но чтобы так быстро? Советские войска входили в Китай, и Джимми слышал, что кто-то из высоких чинов вроде обеспокоен, как будем после делить трофеи, «надеемся, по справедливости, а не так, как в Европе»? Но простые парни с погонами полегче, истинные труженики войны, предпочитали в большинстве о том не думать – мы же союзники, окей, как-нибудь договоримся? Да и не войну же нам объявлять Сталину из-за какого-то Чан Кай Ши? Что из того, что у красных есть Мао, ну будет после привычное дело, в туземной стране мы поддерживаем одну макаку, они другую – если бы в каждом таком случае белые люди объявляли войну друг другу, то жить стало бы очень неуютно? Да и прав тот парень из морской пехоты, сейчас по всей планете будет достаточно бесхозных территорий, чтобы державы поделили сферы влияния, не наступая на чужие мозоли!
Микадо заявил о капитуляции, уже второй раз. А здесь, на Окинаве, стреляли! Американской была южная, относительно ровная часть острова, вместе с городами Наха и Сюри – когда-то бывшей столицей здешних королей[27]. Хотя замок, построенный в тринадцатом веке, как сказал Барнетт (Джош удивился – так эти желтомордые дикари имеют столь же давнюю историю, как англичане?), после бомбежки и штурма представлял весьма жалкое зрелище. А все местные жители, кому повезло уцелеть, были согнаны в лагерь на южной оконечности острова, во избежание диверсий и шпионажа. Еще не сдавшиеся японцы засели на северной половине, в горах, и быстро выдавить их оттуда никак не получалось. В лесу, смоченном дождем, даже напалм не давал должного эффекта, хотя его сбросили на этих упрямых мартышек в общей сумме не меньше, чем на Токио в том славном деле два месяца назад. Отчего вы воюете, вам же приказано сдаться? Немногочисленные пленные отвечали, что они сдадутся, когда будет общая капитуляция, и никак не раньше. В итоге генерал Бакнер, командующий 10-й армией, заявил, что ему надоели бессмысленные потери, и он прекратит общее наступление, тем более что погода не благоприятствует. Надо было начинать раньше, а не 9 мая, в годовщину завершения боев в Европе, после серии жестоких морских сражений в окружающих водах, именно там японцы массово применили пилотов-смертников – камикадзе. А в конце мая начались муссонные дожди, когда даже дороги становятся болотом, непроходимым для техники, а воздушная поддержка крайне затруднительна. Утешало лишь, что японцам в джунглях еще хуже, ну а все города и деревни на севере были давно разрушены бомбежками. Интересно, что там эти желтомордые едят – считая, что с ними еще масса гражданских? Скорее бы уж их император объявил третью и уже последнюю капитуляцию – и нам всем домой!
4 июля, в День Независимости Америки, было объявлено, что наконец японцы сдаются – их представители сами прилетали к Макартуру и предложили мир. А русские взяли Порт-Артур, где желтомордые точно так же отказывались капитулировать – и ходили слухи, что Макартур после выразил свое неудовольствие Бакнеру, отчего Окинава еще не взята? Однако это было большой политикой – простые же американские парни с нетерпением ждали возвращения в Штаты. А 16 июля Джимми и Джоша вызвал к себе Барнетт, еще присутствовали мистер Хатчисон, глава прикомандированных к эскадрилье инженеров от фирмы «Локхид», и какой-то моряк.
– Для вас две новости, парни, одна хорошая, вторая плохая, с какой начать? – спросил полковник. – Ладно, для поднятия духа начну с хорошей. Вам выпала высокая честь поучаствовать в процедуре подписания японской капитуляции в Токио – для демонстрации американской воздушной мощи, показать лучшие в мире истребители. И конкретно для вас, Америка этого не забудет, так что повышение в звании и самые лучшие перспективы для карьеры Армия США вам гарантирует. Теперь новость плохая: вам предстоит для этого взлететь с авианосца «Хенкок». Спокойно, парни, я не собираюсь отправлять вас на гибель! Я знаю, что вам требуется для взлета минимум тысяча двести футов, а палуба всего восемьсот тридцать. Но есть и факторы, которые вам помогут. Катапульта разгонит вас до девяноста миль, полный ход авианосца добавит еще тридцать четыре[28], встречный ветер по прогнозу добавит еще двадцать. Если дать полный газ на стоянке, вернее, на стопоре катапульты, это также позволит сократить обычную дистанцию в сравнении с взлетом с полосы. Мистер Хатчисон обещает, что его люди переберут двигатели ваших машин, чтобы выжать всю возможную тягу. Наконец, самолеты будут предельно облегчены, снято все лишнее, например, вооружение – воздушного противника вы точно не встретите! Предварительный расчет показывает, что в этом случае взлет с палубы вполне реален, по крайней мере, не меньше, чем В-25 три года назад. Подумайте, парни, – вы станете первыми пилотами, кто сумели на реактивных взлететь с авианосца! Сей факт окажет весьма благоприятное влияние на военные программы, финансирование – и наконец, на безопасность США: отныне любой наш вероятный противник должен будет принять во внимание, что с любой нашей палубы могут работать «шутинг стары»! Конечно, дело сугубо добровольное, и вы можете отказаться… но неофициально – я бы очень вам этого не советовал!
– Ваш риск будет оплачен по повышенной ставке пилотов-испытателей, – добавил Хатчисон, – то есть за один полет вы получите почти годовое теперешнее жалованье. И в дальнейшем, в случае вашего увольнения из Армии, фирма «Локхид» обещает помочь с трудоустройством – нам нужны хорошие летчики. И, конечно, о вашем подвиге узнает вся Америка! Еще вопросы есть?
Сборы были недолгими. Буквально через пару часов оба самолета были погружены на «Хенкок», который немедленно снялся с якоря. В ангаре, оборудованном под мастерскую, целая толпа инженеров и техников возилась вокруг машин. А Джимми с Дошем сидели в корабельном баре.
– Только бы не как Ральф, – сказал Джошуа, – я ведь жениться хотел, как только вернусь. Но Клэр не будет ухаживать за калекой всю жизнь, я ведь не наследник миллионов. Господи, за что мне это? Одно хорошо, если это и случится, то быстро, я даже не успею ничего понять. А ты боишься, Джим?
Джимми пожал плечами. Он привык драться за свою жизнь еще в мальчишеских бандах с окраин Чикаго. И одно из правил, усвоенных им тогда, гласило: не думай о том, что завтра тебя убьют. Потому что это лишает тебя сил – и увеличивает шанс, что ты и в самом деле умрешь. А Стив сказал, что и у русских есть такое – «чему быть, того не миновать».
– Я говорил с полковником, уже после, – продолжил Джош, – он сказал, что уверенности нет. Он солгал нам про расчеты, вернее, они есть, но там все на грани, может, выйдет, может, нет. И как раз еще и потому важен эксперимент – удастся – получим какие-то политические очки перед союзниками и уверенность в новых возможностях палубной авиации, за такое не жалко и облагодетельствовать двух героев. А не удастся – потеряем всего лишь двух неудачников и два самолета «нолевой» серии, уже почти выработавшие ресурс. Взлет будет вне видимости берега, чтобы при провале никто не узнал – нас просто вычеркнут из списка, забудут, и только! Все в руках божьих, как в русской рулетке – и неизвестно, сколько в барабане пустых гнезд, и есть ли они там вообще!
Джимми промолчал. А разве не в этом вся суть американского образа жизни? Постоянно принимать «челлендж», вызов судьбы – выиграешь – и ты на коне, проиграешь – тебя похоронят под забором, как собаку. Главное было – не ошибиться с размером ставки, ну и конечно, если решился, не подвести самому. И если Джошу, белому парню из хорошей семьи, было что терять, – то у него, Джимми, это был уникальный шанс вернуться в Штаты, наплевав на того говнюка Уокера: мир любит героев, и в этом его справедливость. Ну а если не повезет, что ж, он сделал все, что мог. Но если господь до сих пор помогал ему, то отчего же он не выручит и в этот раз?
– Я после нашел и этого фирмача, – говорил Джош, – и потребовал деньги вперед. Чтоб если я и погибну, получили мои старики и сестра Мэри. И Клэр узнает, что я умер за Америку, героем. Хатчисон, крыса, пытался спорить, что плата лишь после, за сделанную работу. А я ответил, что пусть тогда он тут, на «Хенкоке», найдет другого, кто завтра сел бы в кабину. И что я буду рисковать не деньгами, а головой. Ему нечем был крыть, и он выписал чек. Я тут же пошел к корабельному финансисту и договорился о переводе в Штаты. Советую и тебе сделать так, Джим, – мы ведь сейчас диктуем условия, ну где «Локхид» или кто-то там наверху найдет двух других дураков, вместо нас?
Джимми печально усмехнулся. Ему некуда и некому было посылать – отец умер еще в Депрессию, мать пятью годами позже, после был приют, приработок где попало и чем попало (который вполне мог кончиться тюрьмой, будь полиция расторопнее), и наконец работа подручным на заводе – авиационном заводе, был тридцать девятый год, в Европе уже пахло войной, и ожидались выгодные заказы. И так вышло, что на смышленого чернокожего паренька обратил внимание один хороший человек, ищущий курсантов в летную школу Таксиги. А завтра будет еще одна ступенька к тому, чтобы к тебе обращались «мистер», а не «эй, ниггер». Или же – Джимми вспомнил еще одну поговорку Стива – «или грудь в крестах, или голова в кустах». На Медаль Конгресса рассчитывать смешно, но, может, хоть Летный крест повесят!
Напиваться не хотелось, и Джимми пошел в ангар, застал там техников, заканчивающих счищать краску с его птички. Попробовал возмутиться, и получил в ответ лекцию о порче аэродинамики шероховатостью поверхности при кустарной окраске.
– Слушай, по уму надо было твою красотку лаком покрыть и отполировать, если тебе нужна ее летучесть до последней крохи.
– А опознавательные знаки, вижу, вы оставляете?
– А тебе нужно, чтобы тебя по ошибке сбили наши же?
– Я всего лишь думаю, что если они не портят вашу аэродинамику, то не испортит и моя счастливая эмблема!
Краска нашлась. И Джимми старательно выводил на киле и под кабиной свой фирменный знак, русскую пятиконечную звезду. А чтобы не спутали с японским кругом, нарисовал лучи подлинней, а центр поменьше. Удовлетворенный работой, пошел спать.
Следующий день запомнился лишь тем, что к вечеру выглянуло солнце. Авианосец шел на север полным ходом, за кормой осталась серая стена муссонных туч. По палубе было трудно перемещаться из-за слишком сильного встречного ветра, и Джимми спустился в «ready room», помещение для отдыха дежурных экипажей (и по общему мнению, самое комфортное место на авианосце). Там скучали с десяток пилотов из штатной авиагруппы «Хенкока», при виде Джимми они оживились.
– Коллеги, кто разъяснит мне небольшую логическую задачу? – громко сказал один. – Если принять исходным постулатом, что небелые это такие же люди, как мы. Поскольку Америка это свободная страна, то любой ее достойный гражданин способен баллотироваться на сколь угодно высокий пост. Следовательно, негр может быть судьей, губернатором и даже, теоретически, президентом Соединенных Штатов. Что есть абсурд. Следовательно – исходный постулат неверен.
– Причина в том, что как утверждают ученые, люди черной расы могут быть храбры, сильны, ловки, но в их духовном мире в сравнении с нашим гораздо больше доля бессознательного и меньше сознательного, – ответил второй, – таким образом, животные инстинкты в их поведении играют намного большую роль. То есть они вполне способны выполнять работу низших общественных классов, но непригодны там, где требуется высшая интеллектуальная и духовная деятельность.
– Однако же и в этом качестве они могут быть полезны людям, – заметил третий, – как в том комиксе про полет на Луну, как сначала пускали ракету с обезьянами. Что неразумно: выгоднее запустить существо, которое по возвращении (если вернется) может внятно рассказать, что видело. Чтобы людям после было меньше риска. И кажется, это мы сейчас и наблюдаем – первым взлетит лабораторный объект, и если удачно, то можно попробовать и человеку.
Джимми усмехнулся. Он уже успел отвыкнуть от такого отношения, но Флот всегда был намного консервативнее Армии, а палубная авиация считалась элитой среди флотских. И эти белые очень хотели бы, в лучших традициях драки в баре, вышвырнуть его вон, намяв бока, – но ведь он, Джимми, был не просто прикомандированным, а важным участником завтрашнего дела, ради которого авианосец и совершает этот поход, а потому, если потасовку начнут они, то взыскания виновным последуют обязательно. А вот если он первым вспылит, оскорбит кого-то или ударит, то десяток свидетелей с чистой совестью будут говорить, что всего лишь усмиряли обнаглевшего ниггера. Но спускать обиду молча тоже было никак нельзя!
– Простите, господин майор, – разглядев погоны, Джимми обратился к тому, кто заговорил первым, очевидно, заводиле компании, – а сколько у вас воздушных побед над японцами?
– Одиннадцать, – гордо сказал тот, – я более чем дважды ас, черный. Одиннадцать раз я смотрел в лицо смерти, но так выходило, что они все отправлялись в ад, а я пока что живой.
– А у меня двадцать, – ответил Джимми, – полковник соврать не даст, спросите у него. Шестнадцать – джерри, четверо – японцы. И еще неизвестно, кто хуже – у джерри самолеты сильнее, зато дух слабже, как получат по зубам, так из боя выходят, даже если их больше нас. Я в Португалии был, на суше, как раз тогда, когда немцы на нас напирали, вас, водоплавающих, ждали на помощь. Там счет свой и открыл – целая эскадрилья нас была, таких же, как я. И только четверо нас из Португалии вернулись.
Его слушали внимательно. Палубные пилоты были элитой, с предельным самомнением и спесью. Но боевое мастерство они уважали.
– Пополнение получили – и во Францию, – рассказывал Джимми, – мы первыми на том берегу Канала приземлились, оттуда и работали, не из Англии. Фронт от нас рядом совсем был, наш аэродром даже артиллерия регулярно обстреливала.
– Врешь, – неуверенно сказал кто-то, – как тогда летать? Или вы для самолетов окопы рыли?
– Капониры строили, – ответил Джимми, – такая земляная подкова, сверху балками, рельсами перекрыта, железными листами и землей для маскировки. Прямое попадание не выдержит, но осколки и близкий разрыв держит хорошо. Нам говорили, русские так делают на фронтовых аэродромах. Газ можно прямо в капонире дать, быстро выскочить на полосу, и на взлет, до того как гунны огонь откроют. А при посадке – быстро к своему месту подрулить, тут же наши из наземной команды трос за хвост цепляют и внутрь затаскивают – когда снаряды прилетают, мы уже в укрытии сидим. Месяц так и летали, затем фронт вперед пошел. Мы – «черная эскадрилья», нас особенно не жалели, совали первыми в любую дыру. Зато и гуннов над нами летало, как ворон над помойкой – искать не надо, лишь взлетаешь, сразу в драку.
– А как ты сюда попал?
– Я в эскадрилье был за командира, – сказал Джимми, – формально командовал нами белый, мы звали его мистер Стальной Шлем, но он никогда в воздух не поднимался. И когда после понадобился пилот на новое дело, испытывать на войне эти «трубы», взяли меня. Потому что я был лучшим пилотом эскадрильи – когда командир на земле оставался, я всегда ребят в бой вел.
Он подумал – знают ли эти парни про историю с Уокером, ведь вроде было, что и в газетах писали? А господь запрещает врать, но разве то, что я был лучшим, это неправда? И разве я не обязан теперь выжить, пробиться – и за себя, и за них?
Майор протянул руку:
– Я – Кен Шорт из Джорджии, будем знакомы.
Затем так же подошли остальные. Разговор плавно перетек на обсуждение воздушных боев над Европой, авианосники больше спрашивали, Джимми отвечал. И напоследок лишь кто-то спросил:
– А все-таки ты первый завтра пойдешь?
– Нет, – ответил Джимми, – полковник решил, что первым будет Джош. Ну а я пойду у него ведомым.
Их разбудили до рассвета. Авианосец выходил в назначенную точку старта, в ста милях к юго-юго-востоку от Токийской бухты.
– В тридцати милях к северу, возле японского берега занял позицию в радиолокационном дозоре эсминец «Чарльз Сперри», он будет следить и даст команду на изменение курса, если отклонимся. Дальше полет над сушей, через полуостров, над ним вас уже подхватят радары кораблей эскадры – и уже залив. Вот частоты для радиосвязи, таблица позывных – запомните, что главное для вас – оказаться на месте минута в минуту, ни раньше, ни позже! С корабля, на котором находится Самая Большая шишка с гостями, ради которых собственно все и устроили, дадут сигнал, ракетой с дымом, заметно даже днем. Покажи им пилотаж, чтобы было хорошо видно, затем сбрось газ и пролет мимо на малой высоте. После чего свободен, посадка на аэродром, по карте вот здесь, от Токио всего ничего, там вас примут. Удачи, парни!
Истребитель Джоша уже был закреплен на катапульте. Как изощрялись инженеры «Локхида», чтобы обеспечить процесс, совершенно противопоказанный для конструкции Р-80! Решили, что один запуск самолет должен выдержать, без поломок и деформаций, ну а после все равно машину спишем. Команда выпускающего, взвыл двигатель, выбросил факел из сопла, выходя на максимально возможный режим, и «шутинг стар» устремился вперед. Вот он скрылся за срезом палубы, задрав нос… и исчез! В шуме волн и встречного ветра ничего не было слышно. Но самолет не появился в небе. В динамике раздался голос наблюдателя, сидящего в самом носу, ниже палубы, на передней батарее зениток:
– Ему чуть не хватило! Казалось, выйдет уже! Но волну задел, и всё!
И некого было спасать, и ничего не найти. Жалко Джоша, хороший парень был, хотя и белый, из образованных.
– Теперь твоя очередь, сынок, – сказал Барнетт, – или ты отказываешься?
А рядом смотрят – майор Шорт и остальные, с кем вчера разговаривал. И если он, Джимми, откажется, то не скажут уже: «я знал одного чернокожего, которого стоило уважать». Да и вдруг все же повезет, поймает свою удачу? Ведь презираемым неудачником незачем и жить!
– Удачи тебе!
Джимми еще успел пожалеть о своем решении, когда самолет несся вперед после пинка катапульты. Вот срез палубы мелькнул под крылом – и Джимми тотчас же рванул кран гидросистемы уборки шасси, улучшить аэродинамику, выиграть скорость! И, в отличие от Джоша, не стал тянуть ручку на себя, задирая нос и скорость теряя, а даже напротив, чуть-чуть отдал вперед, небольшой запас высоты был, палуба над водой в двадцати метрах. Конечно, риск огромный, но Джимми уже достаточно успел изучить поведение своей «стервочки», она не любила рывков и туго реагировала на изменение газа, но ее ответ на плавное отклонение ручки был вполне нормальным. Еще немного… пора! Ручку чуть на себя, в горизонталь – господи, вода, кажется, не дальше чем в десяти футах! Теперь осторожно вверх, скорость уже за двести миль и продолжает расти, и волны уходят вниз, он летит! Ему удалось! Впереди еще полет, пилотаж и посадка, но это такая мелочь в сравнении с тем «челленджем», что он принял и выиграл сейчас!
– Браво, 017-й, – голос Барнетта в наушниках, – теперь ложись на курс 351. Еще раз удачи, и встретимся уже в Токио!
Полет не представлял ничего интересного. Погода была хорошей, видимость нормальной, да еще и с земли корректировали курс. Вот и залив, и корабли внизу, как их много! С одного – условленный сигнал, надо запомнить место. И голос по радио – отлично, 017-й, покажи, на что ты способен.
Программа пилотажа тоже была заранее утверждена полковником. И в завершение – эффектный выход из пике чуть в стороне от зрителей, и пролет мимо, и дальше на север. Вот только «сучка» вдруг заупрямилась, не захотела выходить.
– 017-й, что случилось, – надрывалась земля, – ответьте!
Это будет несправедливо – разбиться вот так, на виду у всех. Опозорив тем всю Америку, как сказал Барнетт. Черт побери, что с управлением, – нос как будто налился свинцом? И тогда Джимми сделал то, что категорически запрещал инструктор – резко сбросил газ. Просто подумав, если «стервочке» не нравится слишком большая скорость, значит, надо уменьшить? И случилось чудо – истребитель подчинился его воле! Правда, начал болтаться, опасно теряя скорость, – но это уже знакомое, можем бороться. Я тебя укрощу, стервочка, suka blyad uroy! Ich vosem – nas dvoe, rasklad pered boem ne nash – no mu budem igrat! Russkie ne sdautsya, svolotchi, vseh uroy!
Сражаясь с непослушным самолетом, Джимми не замечал, что орет уже вслух, в радио. Слова, которые он запомнил от Стива и которые помогали ему максимально собраться в воздушном бою. Вверх, вниз, качели, совсем как в тот первый раз, когда он эту chertovy suku оседлал и чуть не разбился, но теперь он знает, как ее одолеть! И это получалось – размах колебаний снижался, вот истребитель уже нормально летит. А зрители, похоже, остались уже позади?
– 017-й, следуйте на базу, – голос по радио с непонятно холодным тоном. И после добавил: – Готовь вазелин, подонок, он тебе скоро понадобится.
Джимми не понял, что могло не понравиться начальству, ведь он сделал все, что предписано, да еще чудом спас самолет. И на время выбросил из головы – топлива осталось (с учетом неполной заправки, для облегчения веса) не так уж много. А посадка на строптивой сволочи то еще удовольствие, особенно на незнакомом аэродроме!
Долетел и сел нормально. На аэродроме еще стояли на краю самолеты с красным солнцем на крыльях. Но встречала его своя, американская аэродромная команда – завели на стоянку и первым делом укрыли самолет брезентом. А Джимми сказали, ждать – судя по всему, они были не в курсе, что произошло над заливом, а просто выполняли приказ.
Через полчаса приехал патруль военной полиции – белые каски, дубинки, повязки на рукаве с буквами МР. И сразу к Джимми.
– Вы такой-то? Арестовать!
Руки скрутили, как преступнику, наручники надели и кинули в джип. И еще дубинками огрели пару раз, непонятно за что!
– Приказ генерала Макартура!
Лазарев Михаил Петрович.
Токийский залив, на борту линкора «Энсон» Роял Нэви.
18 июля 1945 года
Ну вот и вошел я в историю. Наравне со всеми, чьи подписи стоят под Договором о безоговорочной капитуляции Японии – завершении Второй мировой войны.
В той реальности, где война кончилась 2 сентября 1945 года, от нас был единственный представитель-подписант, генерал Деревянко. В этой, где уже создана ООН, и Советский Союз, как подобает, имеет место Постоянного члена Совбеза, подписантов от таковых стран было по двое. От нас – маршал Василевский, как представитель СССР – члена ООН, и я – от Вооруженных Сил. Аналогично у американцев Макартур и Нимиц, у англичан Маунтбеттен и Фрейзер. Также, в отличие от иной истории, за Францию подписал генерал Тассиньи, а за Китай сам Чан Кай Ши, вот не помню точно, но вроде бы в списке 2 сентября значились другие фамилии?[29]
И журналистов столько набежало! От советской стороны был Виктор Темин, личность легендарная. В свое время снимал челюскинцев, экспедицию Папанина на Северный полюс, побывал на Хасане, Халхин-Голе, финской войне – и конечно Отечественная, и знамя Победы над Рейхстагом, снимки в «Правде» – тоже его работа. Фотоаппарат «лейку» ему подарил сам Максим Горький[30]. А тут ему самым хамским образом объясняют, что лучшие места для съемки распроданы за деньги мировым информагентствам – и кто попробует влезть на чужой участок, того просто выкинут за борт, ну просто мафия! Ладно, акулы пера – сами напросились. А вы, Виктор Антонович, за мной!
Момент удобный – как раз было представление советской делегации хозяевам, то есть Маунтбеттену. Говорю:
