Виталий Захаренко
Нелли исправляет ошибки судьбы
Нелли исправляет ошибки судьбы
– Володя! Где твоя совесть! – Коля стоял в полной растерянности. – Мы же к Ане собирались ехать!
– Я не в том состоянии, – еле открывая рот, выдавил из себя Володя.
– Да вижу, в каком ты состоянии, – Коля покачал головой, – ни стыда, ни совести, ни здравого размышления.
Володя оторвал голову от стола, на котором лежал, нашел мутным взглядом говорившего Колю, сделал вдох и начал кричать:
– Да я виноват! Ну, так убейте меня! Посадите в тюрьму! Отдайте людям на растерзание! Что я сейчас могу уже сделать?
Коля подошел к столу и врезал по столешнице кулаком. Надо бы по этой пьяной морде.
– Что ты можешь сделать? – Коля тоже перешел на крик. – Да хотя бы не заливаться каждый день! Виноват ты или не виноват, это следствие будет устанавливать, а от тебя сейчас требуется беседовать с врачами и думать, чем ты можешь помочь жене и сыну!
– Чем я могу помочь, – Володя начал плакать, – меня же к ним даже не пускают.
– Ну, ты тугой, – Коля навис над приятелем. – Они в реанимации и без сознания. Что ты рядом с ними собираешься делать? Выть? С этим ты и дома неплохо справляешься! К врачу ехать надо. Может купить что-то нужно? Лекарства какие-нибудь. А ты тут…
Коля не договорил, потому что Володя свалился на пол.
– Вставай сам, – брезгливо сказал Коля, – я тебя поднимать не буду.
– Оставьте меня тут, – ныл Володя, барахтаясь на полу в куче мусора, – я не хочу так жить!
– Да, бес с тобой! – Коля в сердцах сплюнул на пол.
Единственное, что он сделал перед уходом – он открыл большое окно в комнате и снял раму с петель.
«Хорошо, что рама деревянная, а не пластиковая, – подумал он, ставя раму у стены, – пластик так легко не снимешь».
А по поводу хозяина квартиры он рассудил так:
– На улице не настолько холодно, чтобы Володя замерз, но достаточно, чтобы протрезвел. А если и замерзнет, то и бог с ним!
***
В больницу Коля поехал сам, без близкого родственника. Рассудил, что врачи тоже люди, войдут в положение, расскажут, что и как.
– Анна, скорее всего, выкарабкается, – говорил врач с грустными глазами, – хотя положение тяжелое, а мальчик – вряд ли. Мы, конечно, будем бороться. Но сами должны понять, такая страшная авария, а ему всего-то два года.
– Доктор, а что мы с нашей стороны можем сделать? – спросил Коля, опуская в карман врача заготовленный конверт.
– Мы делаем все возможное, – ответил врач, как бы, не заметив, действие посетителя, – только время покажет, как оно будет.
– Тогда, – Коля достал визитку, – если что-то будет нужно, звоните мне. Муж Анны в несколько неадекватном состоянии. Он же только парой синяков отделался. Винит себя.
– Все под богом ходим, – проговорил врач и скрылся в ординаторской.
***
– Вова, не надо! – с этим криком Анна пришла в сознание после двух недель забытья.
Произошло это ночью, поэтому сразу вызвали дежурную бригаду. А та, ничего лучшего не придумала, как отправить ее в сон до утра, когда можно будет собрать консилиум.
– Сейчас возьмите все анализы и в лабораторию с пометкой сверхсрочно, – дежурный врач давал указания медсестре, когда Анна уснула, – чтобы утром можно было разговаривать предметно. Еще психологов вызовите. Сын у нее не выжил. Надо будет сообщить. И родственникам дозвонитесь, чтобы к обеду приехали.
– В деле нет телефонов родственников, – сказала медсестра, – только друг семьи Николай.
– Значит, его вызовите, – врач почесал подбородок, – пациентка при памяти, так что вызовите и полицию. Пусть они уточнят причины аварии.
***
Надежды Коли не оправдались. Володя не замерз к чертовой матери, но и в себя до конца не пришел. Находился в пограничном состоянии между явью и небытием. То есть, проблески здравых рассуждений сменялись ступором.
А в больницу он так и не поехал.
Пока за жизнь его сына боролись врачи, его шатало меж двух миров. Да и сам он заливался, пока у него не закончились деньги. А когда ему Коля сообщил, что Сашки не стало, Володя чуть в петлю не полез. Причем сразу, как только узнал.
Коля его стукнул пару раз для порядка, а потом, связав, для пущей уверенности спросил:
– Что это за сюрпризы ты отмачиваешь? У тебя жена в реанимации, сын умер, а ты как сявка дворовая, решил Аню еще и без мужа оставить?
– Все равно меня посадят! – кричал Володя. – Я виноват в аварии! Что так, что эдак, все равно меня с ней не будет. А так я хоть с сыном уйду!
– Ты бы тут дурака не валял, а хотя бы поинтересовался, на каком свете живешь! Никто против тебя обвинения выдвигать не будет, – кричал в ответ Коля. – Я со следователем говорил, по результатам экспертизы виноват дефект дорожного покрытия!
– Кто виноват? – не понял Володя.
– Яма была на дороге, – снизив тон, продолжил Коля, – ты при перестроении в нее колесом попал, вот машина в «бочку» и вошла.
– Так я не виноват? – глупо моргал ресницами Володя. – Меня не посадят?
– Дураков не сажают, – буркнул Коля, распуская узлы.
***
По поводу причины аварии Анна полиции ничего не сказала, хотя могла.
« – Вова, не надо! – просила она с заднего сиденья, удерживая Сашу от падения.
– Нет, ты посмотри, какую я машину купил! Так мягонько дорога под колеса ложится! И шины новенькие, и амортизаторы! Как по стеклу, честное слово!
Они ехали практически по пустой трассе, а Володя, красуясь, перестраивался из ряда в ряд.
– Да на ней можно трюки крутить! Хочешь, сделаю управляемый занос?
– Не хочу, – ответила Анна, – и не мог бы ты ехать чуть медленнее?
– Я могу еще быстрее! – рассмеялся Володя.
– Вова, я прошу тебя, не надо!
– Смотри, как я тот грузовичок сейчас обгоню! Как стоящий!
– Вова, не надо! – закричала Анна.
А потом машина на повороте, как о стену ударилась и полетела кувырком…»
– Плохо, что у нас не принято пристегиваться на задних сиденьях, – покачал головой полицейский, – ни закона такого нет, ни привычки. Простите, гражданка, что побеспокоили, – полицейский козырнул. – Выздоравливайте!
***
– Анна, что ж вы все в окно смотрите? – всплеснула руками Галя. – Так и с ума сойти недолго! Книжку бы взяли почитать. Или, вон, телевизор бы посмотрели! Такой хороший телевизор вам благотворители подарили!
– Не хочу, – сухо ответила Анна.
– А покушать вам, что сделать? Макарошки или картошечку?
– Без разницы, – произнесла Анна.
– Нет, если вы другого чего хотите, так скажите, я приготовлю!
Анна отъехала от окна в своем инвалидном кресле, сложила руки на коленях:
– Галя, скажите честно, зачем вам все это надо? Что вы передо мной выслуживаетесь? Если надо характеристику подписать, я и так подпишу. А в акте выполненных работ вообще можете писать все, что угодно.
– Анна, вы простите, если обидела чем, – Галя сглотнула комок, – но это моя работа. И я делаю ее хорошо. А делать плохо, мне совесть не позволяет! Вот!
Анна грустно улыбнулась:
– Хорошая вы, Галя, но не надо для меня так стараться. Я, если можно так сказать, доживаю. Это не жизнь, – Анна опустила руки на колеса, – это колодки, от которых уже не избавиться.
– А не скажите, – ответила Галя с наивной улыбкой на губах, – вы пока обвыкнетесь, да приноровитесь, а потом хоть в олимпийскую сборную!
– Точно, – Анна улыбнулась наивности Гали, – только в сборной меня и не хватает.
– А еще есть бальные танцы на колясках, – поддерживая разговор, сказала Галя, – я видела, очень красиво!
– Может там еще и партнеров выдают? – спросила Анна.
– Наверное, – Галя пожала плечами и приступила к уборке, а Анна вернулась к окну.
***
Про партнеров она не просто так заговорила. Одна ведь она осталась. Володя ее из больницы забрал. Первое время даже ухаживать пытался. Но не потянул.
Анна думала, что не потянул, а знакомые иначе решили:
– Сбежал, как есть сбежал! – говорили они.
Хотя, так и было. Сказал, что сходит в магазин за молоком, но так и не вернулся. А разводились уже дистанционно.
Если с Володей можно было попробовать жить дальше, то после его ухода жизнь пришлось менять полностью.
В первую очередь – квартира. Старую, на четвертом этаже, пришлось менять на другую, но на первом. Лифты для инвалидов даже не во всех новых домах бывают. Плюс пандус, плюс стоки в ванной.
Но Анне повезло хотя бы в том, что ее просто перевезли из одной квартиры в другую. Да и о каком тут можно говорить о везении? С месяц после переезда ее еще худо-бедно навещали знакомые, а потом благополучно забыли.
Да Анне и не хотелось никого видеть. Вообще ничего не хотелось. Просто ждала, когда наконец-то закончится этот театр абсурда под названием жизнь.
И единственная, кто вносил дисбаланс в ее беспросветное существование, была Галя. Она и болтала без умолку, так еще и Анну провоцировала на ответы.
***
– Ох, ты ж, господи! Что ж делать-то? – вскрикнув, запричитала Галя.
Анна подумала, что Галя опять ее провоцирует, но решила все-таки спросить:
– И что там случилось?
– Я дверь открыла, мусор выставить на площадку, а оттуда животина какая-то прямо в квартиру забежала!
– Какая животина? – с глубоким вздохом спросила Анна.
– А я и не рассмотрела, – Галя вошла в комнату к Анне, – то ли кошка, то ли собака. Мелкая такая! Как молния! Шмыг! И вот не вижу даже, где затаилась!
Галя Начала заглядывать по укромным местам, вооружившись веником.
– Галя, оставьте «животину» в покое, – попросила Анна, – как забежала, так и выбежит. Откройте только форточку на кухне. Если кот, сам уйдет, а если собака, тогда вас в следующий раз дождется. Ну, или я сама выпущу.
– Так нагадит же, – растерялась Галя, – антисанитария!
– Тогда еще в ванной оставьте дверь приоткрытой, – сказала Анна, – и еще воды в какую-нибудь мисочку налейте.
***
После ухода Гали, Анна вернулась к созерцанию вида из окна. Она не рассматривала там что-то конкретное, и не наблюдала за чем-то определенным. Просто смотрела, не концентрируясь ни на чем.
Люди знающие скажут:
– Это же медитация!
Но Анна была не в курсе этих тонкостей. Просто прожигала оставшееся время.
– Ну и чего ты расселась? – в высшей степени бестактный вопрос вырвал Анну из полудремы.
– Чего? – спросила Анна, открыв глаза.
Перед ней на небольшом пуфике сидела, откровенно, малюсенькая собачка и с выражением крайней озабоченности смотрела на Анну.
– Ты что-то сказала? – поинтересовалась Анна.
Собачка завела глаза к потолку, притопнула передней лапкой, а потом спрыгнула на пол и куда-то сбежала.
– Все нормально, – проговорила Анна, – экспресс на дурдом отправляется с первой платформы. Я уже с собаками разговариваю!
Она вырулила на середину комнаты и позвала:
– Собачка! Где ты там? Пошли еще поговорим!
Из-за угла кухни высунулся кончик носа, дернулся пару раз, принюхиваясь, и исчез из поля зрения.
– Я за тобой бегать не собираюсь, – проговорила Анна, и снова повернулась к окну.
***
– Слышь, ты, на колесной тяге! Не вздумай просыпаться! Отвечать мне нужно мысленно!
– Ты кто? – мысленно спросила Анна.
– Знакомиться, значит, будем? Ладно, – согласился голос, – я – Нелли. Во сне я выгляжу, как хочу, а в реальности, как маленькая, беленькая и обворожительно-прекрасная собачка!
– Это ты ко мне в квартиру забежала? – спросила Анна.
– Нет, птеродактиль мутант! – съязвил голос. – Конечно, это была я!
– Очень приятно познакомиться, – выдала Анна стандартную форму знакомства.
– А мне неприятно, – голос сформировался в такую же собачку, которую Анна видела на пуфике, – ты вообще в курсе, что собачек принято кормить? За воду, конечно, спасибо, а еще за возможность сходить в туалет. Но как бы и покушать было бы неплохо!
– А ты по делу пришла или просто так?
– Просто так я даже чихать не буду. Дело у меня есть. Хотя – нет. Это у тебя есть дело, только ты пока о нем не знаешь. Но это потом. Сначала ты меня кормишь! Потом мы с тобой будем развлекаться, а вот уже потом дело!
– Я ничего не поняла, – проговорила Анна.
– И почему я не удивлена? – ответила Нелли. – Все, можешь просыпаться, я изголодалась до кончика хвоста!
***
Накормить Нелли – оказалось самым простым из того, что было потом. Нелли с удовольствием уплетала и паровые котлеты, что готовила Галя, и магазинные сосиски, состав которых оставался на совести производителей. А вот объемы?
– Нелли, а тебе плохо не будет? – спросила Анна, скармливая собачке пятую сосиску.
Удивленный взгляд был ответом. Вне сна Нелли не разговаривала. А еще во взгляде читалось:
– Тебе что, жалко?
До Анны с трудом доходил тот факт, что Нелли не просто собака, а нечто большее. Но сознание бастовало.
– И как это в такую крохотную собачку, – рассуждала Анна, – которая больше двух килограммов не весит, уместилось семьсот граммов сосисок?
Есть подозрение, что уместилось бы и больше, просто у Анны в холодильнике сосиски закончились.
Первой сложностью было объяснение с Галей. Та с трудом приняла, что собачку ловить и выгонять не нужно. Но сошлись, что в качестве оправдания для вышестоящего проверяющего наличие домашнего животного благоприятно скажется на психологическом состоянии инвалида.
Формулировку Нелли подсказала.
А второй сложностью стало обучение Анны погружаться в измененное состояние сознания по потребности, в котором она могла общаться с Нелли и готовиться к развлечениям. Что за развлечения, Нелли не говорила, только загадочно закатывала глаза.
– Вдох на три счета, выдох на три счета и повторить, – учила Нелли.
– Я сбиваюсь, – говорила Анна, – мысли всякие лезут.
– Ты или считать не умеешь, или я даже не знаю, – Нелли вытирала воображаемый пот со лба, – ты ж как раз и считаешь, чтобы мысли не помещались! Просыпайся и начинай заново.
***
Уже пару недель Анна общалась с Нелли только во сне. И только сейчас у нее начало получаться проваливаться в полубессознательное состояние, которого добивалась Нелли. Пять минут размеренного дыхания, и Нелли встречала Анну язвительным:
– Ну, наконец-то!
А дальше – больше.
– Чего расселась? Вставай! – потребовала Нелли.
– Я не могу, я же инвалид, – ответила Анна.
– Это там ты инвалид, а тут ленивая эта, на которой сидят! Тут тебе ничего не мешает встать, ходить и даже летать!
– Где это тут? – не поняла Анна.
– Ну, если исключить, что у тебя галлюцинации, и ты окончательно не двинулась по фазе, то уже больше двух недель ты заходишь в тонкий мир. Реальность над реальностью.
– Куда я захожу? – удивилась Анна.
– Это про тебя шутили, что ты прочитала в жизни три книжки: Букварь, вторую и синюю?
– Я как-то не очень любила читать, – проговорила Анна.
– Оно и видно, – Нелли была беспощадна, но снизошла до некоторых объяснений. – Теорию мироздания я тебе рассказывать не буду, все равно не поймешь. Но, что касается непосредственно тебя, скажу так: ты инвалид в материальном мире, а есть еще мир энергий. Ты сейчас в мире энергий, но с видом мира материального.
– То есть, на самом деле все выглядит не так? – спросила Анна.
– Хвала сахарной косточке! До нее хоть что-то доходить стало! – Нелли воздела передние лапки вверх.
– У меня не получается, – проговорила Анна после нескольких попыток, когда упиралась руками в подлокотники.
– Так ты не руками вставай или ногами, – рявкала Нелли, – ты головой вставай! Представь себя облачком и воспари!
– Да, не понимаю я! – Анна чуть не расплакалась.
– А откуда электричество в розетке понимаешь? – спросила Нелли, выходя из себя.
– Нет.
– Но ты же им пользуешься!
– Да.
– Тут, то же самое! Ты ничего не знаешь, но ты веришь, если нажмешь выключатель, лампочка загорится!
– Мне нужно поверить, что я могу встать с кресла? – ошарашено спросила Анна.
– Нет, блин! Поверь в меня! Святую Нелли! – Нелли перешла в нижний регистр и продолжила говорить утробным голосом: – Встань и иди!
Анна перепугалась перемены голоса, что сама не заметила, как вскочила с кресла и отбежала в сторону.
– Знала бы раньше, – устало проговорила Нелли нормальным голосом, – давно бы тебя на испуг взяла.
***
Когда Анна более-менее освоилась в тонком мире, Нелли устроила ей встречу с сыном.
После нее Анна пролежала пластом с неделю, потому что старая боль вцепилась бульдожьей хваткой. Но были и, если можно так выразиться, положительные моменты.
Сашенька, маленький сыночек не помнил ни самой аварии, ни боли, которая была после этого. А душа его оставила тело еще там в машине.
– Без кармической боли его душа ушла, – объясняла и успокаивала Анну Нелли.
Анна просила еще о встречах.
– Так все уже, – Нелли развела лапки в стороны, как человек, – ушла душа на круг. Но ты не волнуйся, там ему будет очень хорошо. Главные знают толк в компенсации.
Нелли не объясняла, кто такие «главные», а Анна поняла, что начальство.
– Во-во, – подтвердила Нелли, – «Великое страшное начальство!»
А потом пришла пора развлечений!
***
– То, что твой сбежавший благоверный виноват во всем, ты спорить, надеюсь, не будешь? – спросила как-то Нелли.
– Наверное, не буду, – Анна еще не до конца вышла из ступора после свидания с сыном.
– А то, что он ушел без наказания, тоже понимаешь?
– Понимаю, наверное.
– И ты считаешь, что это нормально? – Нелли явно намекала на изощренную месть.
– Но ведь уже ничего не исправить, – растерянно проговорила Анна.
– А собственное удовлетворение у нас уже ничего не значит?
– Так его твое начальство покарает, – ответила Анна.
– На начальство надейся, а зубы держи острыми! – и Нелли продемонстрировала хищную улыбку.
Неизвестно, где находился Володя, но каждую ночь ему начал сниться один и тот же сон:
«Трасса, машина делает кульбит за кульбитом. Сам он выбирается из машины после остановки. А потом на него идет переломанное тельце сына с протянутыми ручками и кричит:
– Папочка, за что? Папочка, помоги! Папочка, мне больно!»
Анна сначала ужаснулась этой картине, но потом согласилась, что он это заслужил.
– А долго это ему будет сниться? – спросила Анна.
– А вечность – это сколько? – загадочно спросила Нелли, клацнув острыми зубками.
***
Развлечением это назвать было сложно, но Анне стало значительно легче.
– А вот теперь приступаем к делу! – строго сказала Нелли. – У тебя имеется неизрасходованный материнский ресурс. А у меня есть один гражданин, которому этот ресурс необходим.
– Его можно передать? – спросила Анна.
– Ага, только вместе с носителем, – кивнула Нелли.
– Я в кресле, какая из меня мать? – возмутилась Анна.
– Помнишь, тебе Галя про танцы на колясках говорила? Так вот, коляска – не приговор. Сноровка, работа, упорство. И у тебя в кармане огромный плюс: везде носишься, а ноги не болят!
– И что мне, на танцы записаться? – не поняла Анна.
– Ага, на БАМ запишись! А еще кандидатом в полет на Марс! – Нелли постукала лапкой по голове Анны. – Тренируйся, качай мышцы, учись обслуживать себя сама. Придумывай приспособления для всех на свете дел. Я пока товарищем заниматься буду, так что время у тебя есть. Работай, страус колесный, работай!
Нелли исчезла, как и появилась. Внезапно и совершенно незаметно. Но Анне скучать и грустить было некогда.
***
– Игорь, ты сам видишь в каком он сейчас состоянии, – Марина кивнула в сторону соседней комнаты, – его нельзя оставлять одного.
– Это, конечно, здорово, но ты тут уже просидела три дня, – канючил Игорь, – сколько еще планируешь сидеть – не понятно, а там я и дети!
– Ты по мне соскучился, так вот она я, любуйся, – Марина демонстративно развела руки в стороны, – или ты с собственными детьми справиться не можешь?
– Нет, я справляюсь, – Игорь отвел взгляд, – только детям мать нужна.
– Если ты хочешь знать, отец им тоже нужен, – Марина начала заводиться, – только до этого момента они его видели или спящим, или возле телевизора. Был бы ты хоть на десять процентов таким внимательным, как Гриша, я бы слова не сказала.
– Так я же работаю, семью обеспечиваю, – проговорил под нос обиженный Игорь, – и ты мне четверых родила, и сама жива, и дети здоровы.
Звонкая пощечина отразилась эхом от стен.
– У Леночки здоровье было слабое, – процедила сквозь зубы Марина, – и ребенком она была поздним. Она младше меня на двенадцать лет была, а меня мать в ее двадцать шесть родила.
– Ладно, – сказал Игорь, потирая горящую щеку.
– Нет, не ладно! Ты на своем заводе гайки крутишь и не видел, как Гриша за Леночкой нежно ухаживал! И сапожки застегнет, и пальто на плечи накинет, и завтрак в постель, и дверь откроет, и ручку подаст. А ты?
– А я деньги зарабатываю, мне миндальничать некогда, – проворчал Игорь.
– Какие слова, оказывается, знаешь, в кроссворде, небось, вычитал! Так вот, покажи какой ты отец! Возьми на себя детей и дом, пока тут все хоть как-нибудь не разрешится.
– А он тебя не?.. – неопределенно спросил Игорь, подразумевая возможное насилие.
– Меня точно – «не», а вот себя – может, – грустно ответила Марина, – сам же его видел. Восковая кукла.
– Ну, тогда я поеду, а ты звони, если там помощь какая понадобиться, ну и вообще.
***
Утро четыре дня назад началось с паники. У Лены заболел живот, постоянно кружилась голова и ее тошнило. Гриша не стал разбираться, нужно так или нет, и сразу вызвал скорую.
До планируемой даты родов оставалось еще шесть недель, поэтому ни экстренного чемоданчика, ни хоть минимальной готовности не было.
Паника и страх.
В больнице Гриша может и имел шанс успокоиться, но на лицах врачей и медсестер он видел те же чувства.
– Рожать будем, – проговорил врач, пробегая мимо Гриши.
– Как? Рано же еще? – паника набирала обороты.
– Сидите тут, – врач не стал отвечать конкретно, – к вам потом выйдут.
К вечеру Гриша извелся в фойе так, что собирался идти к персоналу за информацией. Нет, он обращался и раньше, но его просто, раз за разом просили подождать.
– Григорий, – подошла молоденькая медсестра, – вас там заведующий отделения зовет.
Уже тогда Грише стало нехорошо. А новости он слушал в предобморочном состоянии.
Дочка родилась недоношенной, положили в бокс под круглосуточное наблюдение. Для своего срока развита была нормально. Два, максимум три месяца в боксе и сможете ее забрать домой. А роды раньше времени вызваны открывшейся патологией в организме матери. Ее спасти не удалось.
Грише называли диагнозы, перечисляли результаты анализов, даже пытались объяснять, какие действия были предприняты. Но Гриша ничегошеньки не понимал. Даже если бы в медицине разбирался, все равно бы ничего не понял.
Голоса врачей не пробивались сквозь пелену горя, которое на него свалилось.
Гриша впал в ступор. Его отвели в ординаторскую, усадили на диван и посадили недалеко интерна помассивней, на случай, если Гриша начнет буянить. А молоденькая медсестра, что приглашала Гришу к заведующему, вынула у него из кармана телефон и нашла контакт: «сестра жены».
Марина приехала с Игорем, и вдвоем они смогли Гришу увезти домой.
***
Приехав домой, Гриша начал плакать. Да, женщины не любят, когда мужчины проявляют слабость, но Марина его прекрасно понимала. Да и сама ревела с ним на пару. Но ее как-то отпустило, смогла сдерживаться, с трудом, через боль. А Гриша переставал только на какое-то время и то, только потому, что впадал в некое подобие забытья.
Первые три дня Гриша не ел совсем. А поила его Марина насильно. Она засовывала трубочку ему между губ и кричала: «Пей!» Тогда он пил. А без окрика даже не реагировал ни на что.
На четвертый день с окриками, она накормила его яблочным пюре.
Поминок не было. На кладбище его не пустили. А тело Лены увезли для захоронения прямо из больничного морга.
Марина очень боялась, что Гриша сорвется. Слишком сильно он ее любил. Он растворялся в ней. Всего себя отдавал любимой жене.
Что бы там не говорили про «белую» и «черную» зависть, мол, одна – хорошо, вторая – плохо. Но зависть она зависть и есть, в какой цвет ее не раскрашивай. А Марина сестре завидовала.
Ее Игорь таким не был.
Когда Марина была первым беременна, Игорь еще как-то отвечал на ее капризы. Правда, больше из-под палки, да с сопровождением крепким словцом.
А Гриша, как только узнал, что Лена беременна, ни разу ей «нет» не сказал. Даже когда Лена предложила вести видеодневник. Гриша приволок профессиональную камеру, несколько софитов. И они вместе каждый вечер записывали ролик.
Для кого, для чего?
А содержание – вообще смех!
Сколько мамочка набрала граммов, что кушала, чем занималась, что чувствовала, что ощущала. Какой фильм посмотрела, какую книжку читала, какая погода за окном.
Гриша снимал, монтировал и сохранял на дисках, на флешках, отдельно в компьютере и еще в хранилищах в интернете.
***
Каждый раз, проходя мимо стойки с дисками, Марина всхлипывала.
«Чувствовала Леночка, наверное, – думала Марина, – что не суждено ей с доченькой быть. Вот и оставила такие вот милые сообщения. Свое лицо, свой голос, свое счастье в ожидании доченьки».
А родилась именно доченька. Когда узи показало, что будет девочка, с выбором имени даже вопрос не встал. Назвать решили в честь Лениной и Марининой мамы.
– Ох, Катенька, – вздыхала Марина, – как же теперь быть?
А вопрос простым не был. Через пару месяцев Катеньку выпишут из роддома, и нужно будет, чтобы кто-то занимался ее воспитанием.
Гриша пока адекватностью не отличался, а к себе ее Марина брать не хотела бы. У нее и своих четверо. Но, если альтернативой станет детский дом, то, конечно же, возьмет. Правда, оставалась надежда, что Гриша сможет взять себя в руки.
***
Прошедшие две недели с момента трагедии, ощутимого прогресса не дали. Гриша по-прежнему прибывал в пограничном состоянии. Марина его поила, кормила, заставляла ложиться спать и подниматься. Но это больше походило на управление глупым роботом, если не считать тех моментов, когда Гришу накрывала истерика.
Игорь, во время одного из визитов, предложил:
– Марина, а может его специалистам доверить? Видно же, что у мужика чердак потек! Таблеток ему вкусных дадут, умные люди ему мозги на место поставят.
– Умница, – ответила Марина с сарказмом, – а потом ему ребенка ни одна служба опеки не доверит. А в детский дом я племянницу не отдам. Вывод?
– Какой вывод? – не понял Игорь.
– Тот самый вывод – значит, мы ее заберем к себе!
– А куда к нам? У нас и так все друг у друга по головам ходят!
– Поэтому я тут и сижу, – сказала Марина. – Авось достучусь.
– А-а, тогда ладно, – Игорь попытался улыбнуться, но понял, насколько это неуместно.
***
– Гриша! Гриша! – Марина сидела напротив мужчины, который раскачивался в такт собственному сердцебиению, и кричала ему прямо в лицо. – Гриша!
– Что? – ответил он, среагировав на свое имя.
– В магазин надо сходить! – продолжала кричать Марина, чтобы не упустить тоненькую ниточку внимания. – Памперсы для дочки купить, питание детское, присыпки, салфетки!
– Для дочки? – спросил он.
– У тебя дочка родилась! Катенька! Ее из роддома скоро надо будет забирать! Надо все подготовить!
– Леночка, – прошептал Гриша.
Марина не удержалась и отвесила звонкую оплеуху.
– Дочь! Катя! Магазин! Ты – отец!
Болезненный удар и короткие слова доходили до сознания лучше, чем увещевания и протяжный крик.
– Да. Я должен. Что нужно купить?
– Слава тебе, Господи, – проговорила Марина, – знала бы, раньше бы бить начала. До вас, мужиков, так, наверное, и доходит.
Она вручила ему список, банковскую карту и сказала, что магазин напротив подъезда. Это был не лучший вариант торговой точки. Дорого и выбор скудный. Но посылать его куда-то дальше – слишком рискованно. А так, она в окошко проследит.
– Сумку возьми побольше, – сказала Марина, – там много надо купить.
Гриша взял самую большую сумку, которая оказалась в доме. Их еще коммерсантскими называют.
С сумкой в одной руке и со списком в другой Гриша пошел в магазин. Марина даже удивилась немного. Со стороны походил на нормального.
Когда Гриша скрылся за дверями магазина, она позвонила своим детям домой.
– Мамочка, а ты скоро вернешься? – спросила Валерия.
На правах старшей, она взяла трубку.
– А что-то случилось, доченька? Папа не справляется с вами?
– Ну, пельмени мы уже ненавидим, яичница – это отрава. Макароны под разными соусами мы еще едим, но нас надолго не хватит. А еще мы все чешемся!
– Господи, а чешетесь чего?
– Папа кладет в машинку слишком много порошка, а лишний раз полоскание поставить отказывается. Говорит, что и так нормально стирает.
– Наш папа в своем репертуаре, – проговорила Марина, – Лерочка, вы там продержитесь немножко, я постараюсь заскочить сегодня ненадолго, и надеюсь, что скоро совсем вернусь.
– Мама, мы тебя очень любим! Папу мы тоже любим, но уже не так.
Марина только улыбнулась в ответ, но разговор пришлось прервать, потому что в дверях магазина появился Гриша. Сумку ему нагрузили основательно, но видно было, что места в ней еще хватает.
До квартиры он не дошел, присел на лавочку у подъезда. Сумку поставил сбоку, а сам будто замер. Марина пошла навстречу.
– Гриша, ты как? – спросила она нормальным голосом, не будет же на улице кричать.
– Тяжело, Марина, – ответил он, – очень тяжело.
– Я понимаю, Гришенька, но жить-то как-то надо, – она присела рядом.
– Надо, – согласился он, – непонятно пока как, но надо.
– Гриша, пошли в квартиру, – предложила Марина.
– А можно я тут немного посижу? Подышать воздухом что-то захотелось, – он повернул к ней голову, – я потом сам дойду. Сумку надо будет разобрать, по местам все разложить. Но я посижу немного.
– Гриша, так может, я домой съезжу? – спросила Марина.
– Конечно, – кивнул Гриша. – Меня еще штормит, но понимаю, что надо выкарабкиваться.
– Ты не волнуйся, я завтра с утра приеду, – заверила его Марина.
***
Прокушенный палец Гриша рефлекторно засунул в рот, при этом с удивлением смотря в глубину сумки, которую распаковывал. На большой упаковке подгузников сидела маленькая собачка и облизывалась с самодовольным видом.
– Я тебя что, тоже в магазине купил? – спросил у собачки Гриша.
Ну, да, так ему и ответили. Он снова протянул руку к собачке, склоняясь к тому, что это галлюцинация. И даже прокушенный палец не мог в его состоянии служить доказательством реальности происходящего.
Когда он вошел в квартиру, его опять накрыло. Он с сумкой в руке простоял с полчаса. Понимание, что его тут не ждет любимая жена, пригвоздило к полу. И не отпускало, потому что Леночка больше никогда не скажет ему:
– Здравствуй, милый! Как прошел день?
По коридору еле прошел, потому что каждый шаг как-то был связан с прошлой жизнью. Замирал. Зависал. Умирал.
Дошел-таки до кухни, вообще не понимая, явь это или он так и продолжает стоять у порога.
Однократный секундный рык и щелчок мелких, и не менее опасных зубов в сантиметре от ладони, пустило по венам адреналин. Реальность подтверждена, а рука отдернулась сама.
– У-у, ты собака злобная!
Сумка завалилась набок, а когда Гриша ее поднял, собаки там не было.
Опять возникли предположения о галлюцинациях, но прокушенный палец кровоточил и дергал болью по нервам.
Сумку Гриша разобрал, и по местам все разложить сумел. Даже лег, правда, не раздеваясь. А потом снова были слезы, которые закончились полнейшей апатией. Стемнело.