–Как звать тебя, – спросила я у охранника.
– Артёмка, – ответил радостно спаситель. Вокруг творился бедлам. Кассирша заорала во всю глотку, а обе продавщицы, примчавшиеся видимо на звук падающего тела, пытались поднять полубессознательную директоршу.
– Спасибо тебе, Артёмка, – сказала я. -А скажи-ка, камеры работают у вас?
– У нас нет камер, – ответствовал Артёмка.
– А, ну и славненько.
Артём развернулся и хищно глянул на не оставляющих попытки поднять тело директора продавщиц, потом всёк по голове одной, второй, те рухнули на пол. Он нанёс ещё несколько ударов им по головам, потом добавил директорше, потом с разбегу пнул вопящего кассира, от чего та пролетела несколько метров, громко гремя разлетающимся за её спиной товаром, совершила кульбит в виде обратного сальто и затихла где-то в отделе сухариков. Я повернулась к своей обвинительнице. Та лежала жопой к верху возле всё того же стула, где до этого хлебала валериану.
–Это ты её? – с обвинением в голосе спросила я довольного Артёмку.
–Не-не, это не я, – немного растягивая слова проговорил он. – Я думаю у неё от увиденного сердечко отказало.
– Ну и ладненько, – сказала я. – Артём, достань денюжки из кассы.
Артём поклонился и покорно прошуршал сандаликами к искомому предмету, сильно пыхтя он начал курочить бедный аппарат. Тут двери, про которые я и забыла, совсем распахнулись, и к нам присоединился ещё один персонаж. Выглядел мужик лет пятидесяти немного странно, но при этом очень стильно: смуглый, с короткой бородкой, глаза почти не видны, узкий почти безгубый рот, кожаный плащ, откинутый назад, а под ним белоснежный костюм. Завершали необычный образ кожаные чёрные туфли, шляпа и угольно чёрная трость. А ещё из-под шляпы спускались длинные почти по плечи волосы, тоже тёмные, видимо красит.
– Ну и чего ты тут натворила? -спросил спокойным голосом мужик.
– А ты кто такой? – спросила я и почувствовала, что, наверное, зря, но остановиться уже не могла. – Шёл бы ты отсюда, мужчина, а то Артёмка и тебе наваляет.
В этот момент Артёмка со всего маха швырнул в мужика кассу, но тот неуловимым движением прервал её полёт тростью. Та шваркнулась об стенку, и из неё разлетелись купюры, опускаясь красивым дождиком. Артёмка радостно рыкнул и, перепрыгнув столик, начал собирать купюры, ползая почти на пузе.
–Кто ты такой? – переспросила я и почувствовала, что больше не могу дышать.
–А ты-то кто такая? – прозвучал вопрос в ответ. – Погань ты мерзкая, ты посмотри, чего тут натворила, бесяка. Твой придурок их всех покалечил. Эта жируха вон вообще душу дъяволу отдала. Откуда ты такая на мою голову.
Горло резко отпустило, и я жадно начала хватать воздух. Невольным моим спасителем снова оказался Артёмка. Он встал между мной и злобной нечестью и, продолжая улыбаться, вложил мне в руки деньги, которые я тут же сунула в карман. Рефлекс, наверное.
Мужик злобно сплюнул и оттолкнул его в сторону.
– Аккуратнее, – зарычала я на него. -Не покалечь Тёму, у нас, кажется, любовь, а ты его поломаешь. Мужик скривил губы в подобие злобной ухмылки.
– Шутим?
Я, яростно растирая горло, прохрипела, что не в коем случае, и что у нас всё идёт к свадьбе.
– Да, Артёмке-то твоему капец бесповоротный, ты сама-то не видишь, что ли?
Я пригляделась. Тёма и правда как-то подсдал. Пол лица у него висело, как оплывшая свечка, да и правая рука свисала плетью вдоль тела. А также он дико заваливался на ногу.
– Что с тобой, Тёма? – спросила я. Но Тёма ничего не ответил и всё стой же незабвенной улыбкой упал на колени, преданно глядя мне в глаза. Потом его веки сомкнулись, и он рухнул на спину.
Мужик сделал несколько шагов к телу парня и равнодушно вперился в него бездонными чёрными глазами без белков.
–Ты довела его до инсульта. Научись пользоваться своими новыми силами размеренно.
– Какими силами? – попыталась влезть с расспросами я. Он перевёл свой взгляд с тела на меня.
– Новыми, – коротко ответил он, потом положил руку на парня и продолжил: – Запоминай, дура, твои сила пока для тебя и для всех загадка, ибо ты древнее зло.
– Ну уж не такое и древнее, мне 25 ле…
Я снова почуяла неведомую силу, сжимающую моё многострадальное горло. Злобный дядя снова повернулся ко мне:
– Как жаль, что я не могу убивать, а лишь…
Он снова отвернулся от меня.
–В общем слушай. Если хочешь пробыть тут ещё хотя бы немного, запомни, сильно не святись, ибо у каждой силы есть противосила. Знай, что у зла не бывает друзей, при чём в обе стороны. Зло не бывает добром, добро не бывает злом. Определись наконец, кто ты, ибо мы все в недоумении, и ты жива только потому, что многим интересно, что же ты такое, ибо до этого таким способом созданий подобных тебе никто не делал, потому что это отчасти невозможно. Я подняла пальчик и пропищала:
– Вопросик!
Но давление усилилось, и я заткнулась, вникая в поток бреда от джентльмена.
–Тот медальон, что весит на твоей шее, ты по глупости своей схватила после смерти, идиотка, зачем? Тогда там, на площади, когда тебя сбили, ты же сдохла, но браслет, он каким- то образом дал тебе вернуться, и более того, ты жива и здорова, да ещё и… Эх, как же мне хочется тебя убить, но ты, как лабораторная мышка, интересна им. Он приблизился к моему лицу очень близко, от чего его лицо пошло рябью. Он не был телесным, он как будто состоял из газа, а я уже почти теряла сознание от его крепкой ментальной хватки. Он говорил, и из его рта вылетали маленькие облачка чёрного тумана.
– Мелкая, ничтожная, сметливая дура, – прошептал он мне прямо в лицо. Я приоткрыла нижнюю губку и несильно плюнула в наглую туманную рожу, попав в глаз. Демон взвился, с горла спала хватка, и я на корячках поползла к выходу. Мерзкий гад взревел и сильно пнул меня в мой красивый, но так вовремя попавшийся скотине зад. Я проехала на пузе несколько метров и оказалась прямо возле тела директорши. Сущность рванулась ко мне и замахнулась тростью с воплем, что ему плевать, что ему будет за моё уничтожение, нанёс удар, но я откатилась в сторону. И вовремя тело директорши от удара разорвало на части. Адское жжение в моей руке заставило меня истошно заорать. Тварь подтянула меня за ногу, кость хрустнула, добавив ощущений. Он сжимал стопу как механический пресс. Хруст дробящихся костей был громче моего вопля, рука моя загорелась белым огнём. Демон замахнулся и, разинув пасть в победном рыке, сощерился от удовольствия. Я из последних сил рванулась к нему на встречу и, засунув ему в рот руку почти по локоть, разжала руку, выдернув её назад и оставляя свой подарочек внутри ублюдка. Рука монстра тут же отпустила мою ногу. Он бросил дубинку, и глаза его увеличились до размера блюдца. Он начал хвататься за глотку, потом за живот и дико вопить.
– Что, подавился? – с искренним сочувствием проговорила я. – Крестик поперёк горла встал, да? Я шагнула к нему и злобно прошипела, тоща за собой измочаленную ногу. – Будешь знать, как меня в жопу пинать, сученок. Вот, что крест животворящий делает, – сказала я, поднимая обожжённую ладонь. – На шее у директорши весел, то-то. Мне от неё так хреновасто было, так она ещё и перепугалась, давай молитвы читать, я аж чуть ласты понезнанке не склеила. Ну, думаю, раз мне больно, то, наверное, и ты оценишь, и сунула тебе по самые не балуйся. Демон всё это время извивался, как уж на сковородке, а потом упал на колени и взвыл, раздирая себе когтями живот. Вдруг из его глаз и рта ударили светящиеся лучи, и он, завыв дурным голосом, упал вперёд. Я подошла к его телу. Мне было адски больно, но триумф должен быть закреплён. Я снова плюнула на дымящиеся останки и проговорила в слух для не существующих зрителей: – Ничтожная, глупая баба- один, злобный, старый хрен- ноль. И с силой пнула его сломанной конечностью, совсем про неё позабыв. Звёздочки посыпались из глаз, и я с криком завалилась на поверженного противника. Пора было отсюда убираться, пока ещё кто-нибудь не пришёл, и я решила, что надо хотя бы ползком, но уходить. Но тут же наклюнулся вариант поинтереснее. Рядом валялась трость этого упыря. Я схватила её и медленно поднялась. Наверное, с тем своим старым телом я бы даже шевельнуться не смогла от боли, но теперь я была как-то морально сильнее, и поэтому мне удалось кое-как доковылять до, спасибо тебе боженька, автоматических дверей. И вот, когда уже до спасительного выхода оставался метр, к магазину приблизились покупатели. Я резко развернулась и поковыляла назад, потом поняла, что прятаться вообще не вариант. Что же тогда делать? О, тележка, я перевалилась через ручку телеги и, отталкиваясь тростью, кое-как покатилась между рядами. И вот когда я свернула к тем воротам, из которых обычно появлялись продавцы, сзади послышался вопль ужаса, и пришлось ускоряться. Потом сзади, кроме воплей, добавилось какое-то бормотание и звук падения тела. Дальше я не слушала, а просто потянула за какой- то пластиковый шнурок, и рольставни поехали вверх. Я оттолкнулась в своей импровизированной инвалидной коляске и въехала в обширный склад. Фарт был на моей стороне, ибо впереди виднелись ещё одни ворота в такой же рольставней. Я быстро подгребла к ним и дёрнула шнурок. Путь был свободен, вот только ни лестницы, ничего другого там не было, а высота до земли была больше метра. Я наклонилась вперёд в надежде увидеть там хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Тележка со скрежетом накренилась, и я выпала на улицу, впечатавшись лицом в асфальт. Наконец-то я потеряла сознание. Не знаю, сколько я там провалялась, но очнулась от того, что кто-то с мощным перегаром тряс меня за плечи. «Людка, Людка», – услышала я сквозь возвращающееся сознание. «Людка, утро, а ты так напилась. Давай вставай уже».
Я открыла один глаз, так как второй заплыл нафиг. Перед лицом был тот самый алкаш, который с утра покупал портвейн.
– Мужик, ты охерел, какая я тебе Людка, – я попыталась оттолкнуть новоявленного ухажера, но тот обиделся и врезал мне звонкую пощёчину, от чего в голове что-то взорвалось. Я со всей дури нырнула головой вперёд в ненавистную рожу алкаша, отомстив за себя, а потом и второй раз, добавив ему ещё и за Людку. Мужик забулькал кровавыми соплями и завалился набок, вопя от обиды и, наверное, боли тоже. А я, кое-как нащупав свой новый костыль, поднялась и поковыляла в так удачно расположенный неподалёку от задней стенки магазина лесок. Послышались полицейские серены. «Вот этого мне точно не было нужно». И я, дико хромая и несколько раз нехило навернувшись, добралась до густого подлеска и прыгнула туда рыбкой, но в полёте приложилась ногой об какое-то дерево и снова вырубилась … Видимо день всё-таки был не мой. Очнулась я, судя по темноте вокруг, только ночью. Глаза открылись оба, это уже радовало, а вот нога даже на ощупь явно была не в порядке, сильно опухшая и с комьями прилипшей грязи. Я попыталась встать. Боль в ноге была, но уже не такая сногсшибательная, хоть и не менее чувствительная. Лицо тоже болело, да и рука, а ещё отчаянно хотелось жрать. В общем, подняв костыль, я похромала домой. Слава богу, мне встречалось очень мало народу, да и никому не было дела до грязной бомжихи с костылём. И такая бесчувственность людей к чужому горю не могла не радовать. С трудом поднявшись к лифту, я заехала на свой девятый этаж и наконец-то вошла в квартиру. Альфик с радостным мяуконьем выбежал мне на встречу. Я закрыла дверь и включила свет, кот резко дал по тормозам и с дикими воплями скрылся где-то в зале, а я направилась в ванную, дабы у бедного животного не случился инфаркт от моего вида. Упав в душевую, я снова поливала своё тело струйками воды, подвывая от боли. Потом посмотрела на свою ногу, представляющую из себя синее месиво, и снова завыла. Кости явно срастались и при том быстро, но от этого не становилось легче. В больницу мне теперь точно нельзя, посадят сто процентов, а вот подруженька может выручить. Я набрала Маринке и попросила прийти, посетив перед этим аптеку, чтобы купить обезболивающих, да по мощней. Маринка прибежала через час и, увидев меня, побледнела. Я поспешила её успокоить и, видя, что утешальщик я так себе, затащила её в квартиру. Потом усадила её перед собой и, вспомнив предостережение мерзкого ублюдка, стараясь не смотреть в глаза подруги, начала свой рассказ, упуская кровавые детали, а рассказав с момента про алкаша. Вроде бы мне поверили, но скорую помощь всё-таки посоветовали. Я всё-таки подняла свои глаза на подругу и, увидев полные искренней боли глаза подруги, проговорила:
–Нельзя мне в больницу, подруга. По- хорошему и к тебе приближаться нельзя, но больше мне не к кому обратиться, постарайся понять.
И тут я увидела нечто. Это было не что-то материальное, я увидела настрой подруги, её боль, её переживание за меня. Я попробовала влиться в её настроение, и это получилось само собой, как-то естественно, как будто я делала это тысячу раз. Сильно влиять не получилось, но мне удалось как бы погладить её по струнам души, успокаивая и умиротворяя её сознание. Так вот, что значит новая сил. Интересно, а почему так получилось с Артёмкой, надо будет разобраться. Марина успокоилась и даже чересчур. Я мысленно немного послала ей радости, и тонкая улыбка промелькнула на её губах. Я хлопнула в ладоши, и подруга вздрогнула и расхохоталась:
–Итак, давай тебя обезболим.
Марина решительно распаковала шприц, отломила от бутылька с лекарством верхушку и, не переставая улыбаться, вогнала мне шприц в подставленную задницу.
– Ого, какой синяк, – сказала Марина и потыкала пальцем в многострадальное полупопие. -Это тебя так бомжара пнул, – поинтересовалась Маринка, продолжая тыкать пальцем в болящую задницу.
– Вообще-то, Ай, Марин, – не выдержала я. Марина отвлеклась от созерцание моей пнутой жопки и снова стала серьёзно.
–Прости, подруга, – сказала она и всадила мне второй укол. Я взвизгнула, а Маринка нравоучительно прокомментировала:
–Это тебе от воспаления антибиотик, а то не дай бог заражение от грязного сандаля по всей жопе начнётся.
–Спасибо, подруга- сказала я, натягивая штаны. – А теперь давай буханём, меня, кажется, отпустило. Там в раковине креветки, и если Альф сожрал не всё, то сварим и с пивом слопаем. Ты да я заслужили праздничный ужин. Тебе- за лечение, мне- за выживание.
Мы осмотрели креветки. Альф там, конечно, не хило покопался, но осталось ещё много, и мы решили за ним доест. Маринка побежала выгулять засранца, насилующего когтями дверь, а я взялась за варку вкусняшек. К триумфальному возвращению парочки моих любимцев всё было готово. Пивко дымило из горлышка газом, креветки, вкусно дымясь на огромном блюде, попахивали лаврушкой и укропчиком. Мы накинулись на еду, как голодные звери. Ладно, Альф, ему актуально, а мы видимо от стресса составили ему нехилую такую конкуренцию. После всего съеденного и выпитого мы ушли в зал, и все втроём, не раздеваясь, вырубились на кровати. Утром я проснулась как огурчик, но не зелёная и в пупырышке, а бодренькая и крепенькая. Нога почти зажила, лицо снова было как с обложки. Подруга тоже проснулась, но чувствовала себя похуже, так что миссия с кофе была возложена на меня. Я, прихрамывая, потопала на кухню и начала готовить кофе. Когда снова в голову пришло осознание, я ломанулась к пакету с приготовленной к выбросу ворохом окровавленной одежды и достала из кармана пачку денег. Это капец, ещё пятьдесят тысяч упёрла. Нормально так сходила деньги вернуть, сорок без малого, теперь тут полтинник с хвостиком. На плите засвистел чайник. Я сложила деньги в кухонный стол и принялась наполнять две чашки водой, сахаром и кофе. Итог, девяносто тысяч и несколько трупов. Капец, меня точно посадят. Ну, если найдут, конечно же. И ведь там, наверное, полно моих отпечатков, хотя на кассе и на орудии преступления нет, а то что меня там при тётках корчило- это неважно, да им ещё и выжить надо, прежде чем с ментами поделиться своими заключениями. Мои то шансы на выживание… Какие, интересно знать, а то может не о том беспокоюсь. Найдёт очередной чёрт и грохнет меня за здорово живёшь, ведь я маленькая и слабенькая, ну может только немного хитренькая и могу немножко людям голову задурить, хотя действует моё внушение только на тупорезов, вроде Артёмки, а директорша меня вон вообще чуть случайно не уработала своими песнопеньями, крыса. Так, ну что, решено! Разбираюсь, что за дар, что за медальон, и куда я вообще влезла, а потом уже менты и всё остальное. Ну и надо перестать грабить людей, а то точно влечу где-нибудь, и вообще, чего это меня так клинет моментами, и ещё надо понять, с чем мне там надо определиться.
Я вошла в комнату с двумя дымящимися кружками. Подруга жадно присосалась к кипятку, а потом, посмотрев на меня глазами, наполнившимися разумом и счастьем, спросила:
– А Ты давно татуху набила?
– Какую ещё татуху?
Я недоуменно взирала на подругу.
– Ну я не знаю какую, но у тебя на спине, я, когда укол ставила, видела какие-то лапы из-под футболки торчали.
– Я завертелась, пытаясь как жираф разглядеть свою спину, потом поняла тщетность попыток и ломанулась к зеркалу. Не стесняясь, скинула футболку и замерла от шока. В зеркале отражалась огромная птица на моей многострадальной спине. Она была матово чёрной с какими-то руническими знаками вместо зрачков, и на лапах тоже красовались какие-то руны. «Блин, откуда я знаю, что это руны», – подумалось мне. Но мысль тут же была вытеснена другой.
–Ну и что это за ворона у меня на спине? – спросила я у подруги. Та с восхищением разглядывала моё пернатое приобретение и даже потрогала ладонью.
– Какой красивый, – прошептала она. – Так, не боись, сейчас выясним.
Маринка полезла за своим телефоном и начала кому-то звонить на ватсап по видеосвязи. На том конце ответили практически сразу.
– Да, Ариночка, – проскрежетал старческий голос.
– Сергей Викторович, здравствуйте, подскажите, а в птичках разбираетесь, – спросила Маринка
– Ну, немного, хотя я профессор совсем не орнитологии, а религиоведения.
– Ну посмотрите, может опознаете, – не унималась Маринка.
–Ну давайте посмотрим вашу птичку, но хотя я вам уже сказал чт…
В этот момент Маринка навела на мою услужлива подставленную спину свой айфон и профессор остановился на полу слове. Пауза затягивалась, и Маринка не выдержала:
– Это же не ворона, – спросила она у профессора.
– Девушка, вы сами приняли решение набить это на своей спине, – сказал профессор менторским тоном. Я почувствовала, как мурашки побежали по моему телу:
– Нет, профессор, – ответила я. – Я вообще не знаю, откуда это на мне.
–Девушка, это не ворона, это чёрный дрозд, и если вы ещё не совсем сошли с ума, то сведите это со своей спины, чего бы ВАМ это не стоило.
– Профессор, но я не понимаю, что ….
– Ты не слышишь меня?
Сталь в голосе профессора бросала в дрожь.
– Избавься от этой скверны немедленно, не гневи господа до конца.
Я обернулась к телефону лицом, взяла у онемевшей подруги айфон и произнесла прямо в камеру:
– А что мне твой господь? А? Ты, божий раб.
– Ах ты мерзость, ах ты отродье, – заорал профессор. – Провались ты пропадом.
Холод заполнял меня изнутри. Я зарычала в ненавистную рожу профессора.
– Я вырву твоё сердце, – прошипела я в камеру, понимая, что сделать это теперь моя цель. Но тут же получила звонкую пощёчину от Маринки. Я повернулась и взглянула в наполненное ужасом лицо подруги. Она держалась за руку, с которой капала кровь.
– Отрезвляюще, – сказала я и снова уставилась на телефон. -Помолитесь за меня, профессор, – проговорила я ему. Он икнул и отшатнулся от экрана, связь прервалась. Помолчав с минуту, я отбросила телефон в сторону и легла. Марина тихо собралась и, попрощавшись, ушла, придерживая повреждённую руку и не задавая никаких вопросов. Видно было, что она сильно напугана.
Это был сон. Я чувствовала это, потому что только что находилась в своей кровати, а теперь стояла в поле. Разнотравье скрывало мои ноги почти по бёдра. Где-то вдалеке виднелись горы, перед ними раскинулся водоём, а по сторонам было бесконечное поле. Я пошла вперёд к этому озеру, трава цеплялась за моё тело и не давала мне нормально двигаться. Через какое- то время я остановилась, так как растения оплели меня уже по самую голову. Я начала отдирать их от рук и ног, но их становилось только больше. Я плюнула на это бесполезное занятие и завалилась на спину. Гибкие вьюны оплели голову. Я решила, что, наверное, сейчас умру и наверное нужно что-то делать, создав образ пламени в своей голове. Я почувствовала его зарождение в районе живота. Жар быстро заполнил меня всю, и я, перестав его сдерживать, выпустила его наружу. Пламя выжгло всё вокруг меня в пепел за секунду. Пепел забил нос и глаза. Я, отплёвываясь, встала и начала отряхиваться. Одежда на мне сгорела дотла, но тело очищалось от пепла с легкостью тополиного пуха. Внезапно в десяти метрах от меня возникла фигура. Сначала расплывчатая, но буквально через десять секунд на меня взирала вполне реальная смуглая брюнетка. Глаза её смотрели не на меня, а куда-то мне во внутрь. Я это ощущала во всём теле, я сейчас была не собой, а всего лишь негативом себя. Мне это не нравилось, и я прикрылась руками, как будто от этого был толк, но хотя бы основные места были спрятаны ладонями. Тип нахально продолжал глядеть. Но вот почему- то ему совсем не хотелось грубить. Пауза затянулась, и я решила разрядить обстановку, один фиг, сон, чего он мне сделает-то.
– Здравствуйте! Немного странное вышло у нас знакомство, не правда ли? А вы не могли бы на меня смотреть менее пронзительно, а то жутко становится.
Ответом мне была тишина. Он начинал меня немножко бесить. Выглядел он, кстати, не очень мерзко, староват, правда, и с бородкой, да и в балахоне. Ну так, в общем, прикольный дед, такой, ничего особенного. Только вот лицо, глаза никак не удавалось понять. Эмоции, которые они выражали, как будто бы ничего и всё сразу.
– Хватит смотреть, старый извра…
Фразу закончить я не смогла, голову наполнили мурашки, а тело вытянулось в стрелку. Нет, мне не было больно, мне было странно. Я могла двигаться, но просто не делала этого, а потом я всё-таки встретилась с дедом глазами. Тело наполнил ужас, я провалилась в них. Они заполнили всё моё сознание. Я хотела кричать, но ни звука не вырывалось из моего рта, а он не отводил своих глаз. Меня разнесло на атомы. Я была везде на этой поляне. Ужас, страх, перемешанный с эйфорией смерти и жизни, адская боль раздираемого тела, боль и благо смерти менялись местами тысячу раз в секунду. Я отвернулась и побежала от него, на встречу к нему, потом рассыпалась в куски, потом до размера горошин, потом в пепел, и снова бежала, но не сдвинулась и на метр. Он приблизился на столько, что нас разделяло всего несколько сантиметров. Я видела его лицо у своего. Он коснулся рукой моего затылка, его глаза, насмешливые и бесконечные, смотрели на мою обнаженную душу. Он коснулся лбом моего лба, притянув рукой мою голову, и моё сердце разорвалось от любви к нему, к этому древнему старику. Я любила его искренне и навсегда, как мать может любить не рождённое ещё дитя, как любят, зная, что на чувство есть лишь секунда. Я обняла его и положила свой лоб к нему на плечо. Я зарыдала обо всём: о смерти родителей, о своей смерти и обо всём, что случалось в жизни плохого, но он обнял меня в ответ, и слёзы полились ручьями, но теперь от того, что всё это были лишь этапы жизни, этапы неизбежности её течения, и от осознания и принятия мне захотелось рассказать этому старику, как было хорошо, и сколько всего доброго я видела в жизни. Я раскрыла рот, но он отстранился от меня. Его насмешливый взгляд никуда не исчез. Он приложил указательный палец к моему рту, а потом к своему, и я поняла, что он знает всё. Он вытер мои слёзы и погладил меня по голове, потом развернулся и пошёл, а я стояла и глядела ему в след.
Я проснулась из-за орущего будильника. Громче электронного гада орал только шерстяной гад, который хотел в туалет и пожрать. Будильник был установлен с понедельника по пятницу и сегодня был как раз понедельник. Альфик таких перерывов не дел. Он и кушал, и какал ежедневно и жил хоть и вынужденно, но по моему графику. Я встала и поняла, что абсолютно здорова, но на работу решила пока не выходить, так как не понятно, есть ли в моей работе дальнейший смысл и не пора ли мне сушить сухари и привыкать к кичу. Короче, погуляв с засранцем и накормив его остатками креветок, я засела за ноутбук почитать про дела свои скорбные. Итак, в первую очередь я набрала в поисковике авария возле кафе по такому-то адресу, и тут же вылезли несколько ссылок. Я перешла на одну из них, и тут вроде было всё шито- крыто. Упоминалось, что грузовик вёз экспонаты в музей, но по неизвестным причинам водитель со слов пострадавшего сопровождающего, прижав его рукой к сиденью, начал разгоняться и не давал ему хвататься за руль и рычаги. По итогу скорость была где-то сотню километров, когда они, собрав в кашу несколько автомобилей, перевернулись, и лишь чудом сопровождающему груз парню работнику местного музея удалось выжить, получив кучу переломов. Дальше пояснялось, что выставка была посвящена древностям из каких- то некрополей, найденных где-то в Сибири, и что большая часть уникальных артефактов на многие миллионы долларов теперь уничтожены. Ну и дальше перечислялись пострадавшие двадцать семь человек и жертвы в количестве семи штук поименно. Все они приняли мучительную смерть от осколков и самого грузовика, за что музей и извинялся. Про то, что меня захерачили скорой, да и про медальон не было ни слова, да и фиг с ним, так даже лучше.
Потом я начала искать информацию по ограблению, но и тут к моему величайшему удивлению все мои шалости не были замечены, а все шишки получил Артёмка, которого подозревали в соучастии в ограблении. Писали, что он намеренно заранее вывел камеры из строя, а потом с подельниками неудачно ограбил магазин. Что- то пошло не так. По итогу всех поубивали, в том числе и Артёмку, отпечатки которого были повсюду, в том числе и на кассе, а след от ботинка отпечатался на обеих грудях кассирши, так что сомнений не возникало. И теперь все ждали, когда та очнётся больнице и даст разъяснения. Ну и хорошо, ну и ладненько, хотя стоп… Вот чёрт, она же меня могла запомнить, а это не хорошо. Надо бы её добить, наверное. Но сначала как бы узнать, где она лежит, а так вот же написано «Городская больница № 1. Отделение реанимации». Блин, а чего номер палаты-то не написали. Ладушки, сама найду. Так, теперь про кулон. Итак, в поисковик я вводила и клёвый кулон с козлом и охренительно старый кругляш со звёздочкой и мордой козла, и моя прелесть, но ничего вразумительного поиск не выдавал. Были похожие медальоны, но кроме отношения к оккультизму и чёрной магии никто ничего конкретно не писал. Данные сильно рознились. Кто-то писал, что это хрень и бред, а помешанные писали о бесконечной нереализованной силе этих самых кулонов. В общем, только больше меня запутывали. Мне нужен был спец, решила попозже поискать их в каком-нибудь чате оккультистов, но надо как-то без сильного шухера это провернуть, а то кулончик-то не сильно то и мой, да ещё и в нескольких кровавых историях побывал. В общем, палевная цацка, палевная. Так, ну всё, пью ещё стакан кофе и иду мочить кассиршу.
Выпив кофе и положив в пакет костюм развратной мед сестры с Хэллоуина, уж извините, другого наряда докторэссы у меня нет, я пошла к своему грязнючему авто. Там насколько получилось оттёрла его мокрым полотенцем. Да, я его притащила с собой, и обработав всё, что можно, антибактериальными салфетками, я забила в телефоне в карты адрес больнички и двинула в путь. До больницы доехала без проблем, потом переоделась прям в машине в костюмчик, мелькая голыми титьками на пол улицы, потом повесила на шею фонендоскоп и сумку с крестом на бок. Образ был завершен, хотя чулки были низковаты, ну или юбка коротковата, но зато смотрелось прямо-таки эпично. Волосы мои, ставшие непонятно с чего огненно рыжими, придавали мне вид очень сексуальной цыпы, и делу это было наверняка на пользу. Пора выдвигаться. Я вышла из машины и пошагала на своих красных шпильках к входу! Голую задницу холодил лёгкий летний ветерок. Моя неплохая упругая грудь второго размера слегка просвечивала через халатик на ярком летнем солнышке, а рыжие немного кудрящиеся локоны лились по моим плечам как ручейки, спускаясь почти до пояса. Удивительный факт изменений моего тела меня уже не удивлял, я приняла его как компенсацию за смерть, и пока я не выясню, во что превращаюсь, буду ими наслаждаться и пользоваться, ну и возможно в связи с наступающей семимильными шагами на меня социопатии замочу пару своих бывших, но потом. Сейчас нужно избавиться от одной довольно живучей девушки, иначе меня могут опознать. Парень с тележкой выехал из-за поворота. В телеге были нагружены какие-то интересные штуки для уборки территории. Одна из штук была похожа на тяпку. Я резко остановилась и посмотрела молодому человечку в глаза.
– Привет, – сказала я ему. Он резко затормозил и от этого, не рассчитав шаг, рухнул лицом в свою телегу, ободрав там обо что-то щёку. Но тут же вскочил и приветливо помахал мне ободранной ладошкой.
– Это тяпка? – спросила я. Он утвердительно закивал как китайский болванчик.
– Острая? Он снова кивнул:
– Да! Сам точил. Она тогда траву как бритва режет.
Я потёрла ладошки друг о друга.
– Ой, да у тебя щека разодрана.
Я заботливо стёрла с окровавленной щеки кровь рукой. Парень поморщился от боли, но голову убрать не посмел.