bannerbannerbanner
Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Винсент Бевинс
Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Полная версия

2
Независимая Индонезия

Новая жизнь Франциски

В 1951 г. Франциска вернулась на родину. Двадцатичетырехлетняя женщина, только что вышедшая замуж, обосновалась с супругом в гараже на аэродроме ВВС в 16 км от центра города. Условия были намного суровее тех, к которым она привыкла, но двоюродный брат посоветовал им это место, и они решили здесь поселиться. Ежедневно она вставала в шесть утра, ехала на велосипеде до ближайшей остановки, садилась в автобус, затем запрыгивала в кузов маленького шестиместного автомобиля с мотоциклетным двигателем и ехала на работу. Дорожное движение в те дни было совсем слабым и мусульманки в хиджабах были наперечет, но при высокой влажности и температуре за 30 ˚C, считай, круглый год, чтобы добраться куда-нибудь в Джакарте, приходилось попотеть как следует.

Все это, однако же, нисколько ее не тяготило. Как и многих других индонезийцев, Франциску переполнял энтузиазм. После столетий эксплуатации и рабства у нее была своя страна, пусть всего только в год возрастом.

Совершая свой ежедневный путь по городу, Франциска не думала о комфортной жизни, от которой отказалась. Единственное, что для нее было важно, – она строит Индонезию из ничего. «Мы должны жить в полную силу, делать все, что можем, – размышляла она. – Когда трудишься ради подобной цели, настолько большей, чем ты сам, это вообще не воспринимается как работа»{76}.

Франциска Паттипилохи родилась в 1926 г. и формально принадлежала к аристократии. Индонезия часто делилась на многочисленные мелкие королевства (и некоторое количество крупных), и ее семья относилась к высшему классу Амбона – тихого и уютного островка, обрамленного белым песком в окружении ярко-синего океана, в 2400 км от Джакарты. Голландские колониальные структуры предоставляли местной знати особые привилегии, но ее отец предпочел от них отказаться и работал архитектором, живя в столице, которая в те времена называлась Батавией. Более крупный остров Ява – один из самых плотно населенных участков земли в мире: здесь ошеломляющее скопление городов, многим из которых тысячи лет. Но Батавия никогда не считалась особо важной ни для одного из здешних королевств, это был форпост крупного порта Бантен, через который шла торговля перцем, когда Голландская Ост-Индская компания, одна из важнейших организаций в истории как мирового капитализма, так и колониализма, захватила его в 1619 г.{77} Гигантский город, существующий сегодня, был построен по большей части голландцами, и его отличие от остальной Явы ощущается по сей день.

Отец Франциски был преуспевающим архитектором и мог себе позволить чудесный дом в городе. Дела его шли настолько хорошо, что Франциска имела возможность посещать колониальную школу вместе с голландскими детьми. Дома ей нравилось проводить время в отцовской библиотеке за чтением детских книг, которые он ей покупал. Она была единственным ребенком в семье, поэтому много времени проводила дома в одиночестве. Почти все издания для детей тогда были на голландском и рассказывали о белых детях, живших в Голландии или Германии. Франциска так глубоко погрузилась в сказки братьев Гримм, книги о ковбоях и индейцах и в сказки Ханса Кристиана Андерсена, что искренне поверила, будто они имеют отношение к ее родине. До подросткового возраста она считала, что Рейн течет где-то в Индонезии. Однако Франциска ничего не читала об остальных индонезийцах. Дома она разговаривала как на колониальном языке, голландском, так и на наречии, привезенном ее семьей с Амбона. Ее семья исповедовала протестантизм, как и множество индонезийцев на «внешних островах», и она училась в частной христианской школе по соседству. Франциска была чрезвычайно сообразительной и невероятно любопытной. Когда она говорила о том, как весело узнавать что-то новое, ее голос всегда звенел от восторга.

Франциска очень быстро усвоила, что значит быть коричневой девочкой в колонии, управляемой белыми людьми. В ее классе было всего пять «коренных» учащихся, и социальная иерархия была очевидна, но во всей полноте жестокая реальность ее положения проявилась вне школы. Был особенно жаркий воскресный день. Франциска пошла со школьной подружкой и ее голландской семьей в бассейн, чтобы провести день в воде. Они протянули билеты мужчине на входе, и тот ее остановил: индонезийцам вход воспрещен. Принадлежность к относительно зажиточному слою не имела значения, как и возмущение остальных девочек. Она была аборигенкой.

В 1942 г., когда Франциске было шестнадцать лет, пришли японцы. При императоре Хирохито Япония стала агрессивной империалистической державой, вступившей в союз с нацистами, и подчинила себе большую часть Юго-Восточной Азии, установив оккупационную власть. Сначала некоторые индонезийцы приветствовали японцев, в том числе лидеры небольшого национального движения за независимость, которое побулькивало себе уже в течение нескольких десятилетий. Японцы хотя бы азиаты, рассуждали они. Их победа доказала, что белые не являются непобедимыми, и они, возможно, будут лучше обращаться с местными жителями, чем голландцы. На следующий день после вторжения японцев отец Франциски, придя домой, объявил семье: «Они наши освободители»{78}.

Однако юная Франциска раньше большей части населения страны поняла, что это иллюзия. Всего через несколько дней семья прогуливалась в своем тихом зеленом квартале Ментенг, как вдруг стоявший неподалеку японский караульный стал что-то кричать ее отцу. Тот, разумеется, не знал японского языка и не понял, что должен поклониться. И не поклонился. Караульный подошел и сильно ударил его в лицо на глазах всей семьи. «После этого мы возненавидели японцев, – скажет позднее Франциска. – Мы знали, в чем состоит их истинная цель».

Другим понимание досталось гораздо тяжелее. Индонезиек тысячами обращали в сексуальное рабство, заставляя работать «женщинами для утешения», которыми пользовались японские оккупанты. Голландцев поместили в концентрационные лагеря. Франциску перевели в другую школу.

Новая школа ее поразила, и на то было две причины. Во-первых, ее считали равной остальным учащимся. Во-вторых, она научилась разговаривать на бахаса индонезия, что значит «индонезийский язык», – варианте малайского, являющемся сегодня государственным языком Индонезии{79}. Франциска всегда имела блестящие способности к языкам, но теперь ей пришлось начинать с нуля. Впрочем, не только ей. Лишь для небольшого меньшинства индонезийцев это был основной язык. Он какое-то время использовался как язык межнационального общения в портах и в торговле, но большинство людей, рассеянных по 13 000 резко отличающихся друг от друга островов страны, его не знали{80}.

Вскоре после ухода японцев, в 1945 г., человек по имени Сукарно провозгласил независимость страны в непосредственной близости от дома Франциски{81}. Он долго не мог на это решиться, поэтому три молодых лидера движения за независимость, устав ждать, похитили его вместе с соратником и одним из лидеров борьбы за независимость Хаттой (в то время это считалось грубым, но общепринятым способом принуждения) и держали в неволе, пока Сукарно не пообещал объявить о создании независимой Индонезии.

 

Возможно, он тревожился не зря. Вскоре после той речи возглавляемое Сукарно движение за независимость столкнулось с проблемой. Как и французы в Индокитае, голландцы вернулись, чтобы попытаться восстановить колониальное правление. Нидерланды назвали попытку повторного завоевания «полицейскими действиями», ухитрившись соединить в этом обозначении высокомерие с эвфемистичностью, и действовали жестко. Подобно японцам, голландцы прибегли к массовому насилию, чтобы подавить сторонников новой республики. Лидеры борьбы за независимость – неоднородная группа националистов, левых и исламистов – рассеялись по архипелагу, заключая альянсы с местными королевствами и организовывая сопротивление{82}.

В разгар этих событий, в 1947 г., Франциска уехала в Голландию учиться в маленьком университетском городе Лейдене. Она посещала Королевский институт стран Востока, созданный для изучения европейских колониальных владений. Франциска сразу же вступила в организацию студентов-индонезийцев, как почти все ее соотечественники. И сразу же познакомилась с мужчиной по имени Зайн, который был на пять лет старше нее.

Сначала он не понравился Франциске. Она с юных лет считала себя «кем-то вроде феминистки» и никогда не собиралась выходить замуж. Франциска видела, что даже умнейшие и самые образованные женщины в Голландской Ост-Индии если выходили замуж, то никогда больше не использовали замечательные знания, которые получили. Она хотела работать. Зайн, конечно, был красив и даже галантен, но, пожалуй, несколько самоуверен, да и держался слишком покровительственно, когда предлагал ей стать казначеем студенческой организации. Франциска не могла позволить Зайну подумать, что неравнодушна к нему, как многие другие девушки. Итак, сначала она – чуточку притворно – отвергла его ухаживания.

Затем Франциска узнала Зайна получше. Они часами разговаривали – об истории, о борьбе с колониализмом, о несправедливостях, с которыми она столкнулась в детстве, омраченном господством европейцев. О том, как они могли бы бороться за справедливость. Это было восхитительно. И он сам был восхитителен, и Франциска была готова это признать. Они начали без устали трудиться вместе, объединенные общей целью. И конечно, этой целью была независимость.

По иронии судьбы для разжигания революционного движения в третьем мире всегда оказывался важен прямой контакт с Европой. Начало индонезийского движения за независимость было положено в Голландии, а Хо Ши Мин получил политическое образование в Париже. Во время обучения или работы в столицах империй люди из колоний часто соприкасались с идеями, которым не дозволялось достичь их родины. В значительной мере колониализм опирался на логику «делай, как я говорю, а не так, как я делаю», что на практике означало «делай, как говорит белый, но не как делает белый». Поэтому, хотя европейцы распространяли образование на все население своего континента, и их интеллектуалы спорили о достоинствах социализма или марксизма, в колониях многое из этого было запрещено: туземцы могли проникнуться идеями. Например, в Конго, которым жестоко управляли бельгийцы, начиная с короля Леопольда II, создавшего в 1885 г. Свободное государство Конго (и Соединенные Штаты поспешили признать эту колонию первыми из всех государств мира), власти запретили издания левого толка и либеральные популярные журналы, которые свободно распространялись в Европе, и боялись даже компактного проживания темнокожих рабочих в городской местности. Не приведет ли это к подрывной деятельности или, хуже того, к большевизму? Школьники в Конго изучали бельгийскую королевскую семью, а не движение за гражданские права в Америке, а о Французской революции им рассказывали очень осторожно, чтобы в учебниках, предназначенных для африканцев, эти события не выглядели слишком привлекательными.

Европейские власти в Конго обосновывали это примерно так: «Все в нашей колонии единодушно считают, что темнокожие еще дети – как в интеллектуальном, так и в нравственном отношении»{83}.

Для Франциски и Зайна, начавших всерьез встречаться в конце 1940-х гг., борьба за независимость от колониальной власти была теснейшим образом связана с левой политикой. Поэтому Франциска, всей душой поддерживая идею свободы Индонезии, легко влилась в круги социалистов: эти два направления борьбы находились в давнем союзе. В 1930–1940-х гг. практически никто из европейцев не поддерживал идею независимости колоний, кроме левых. Коммунистическая партия Индонезии (КПИ) была основана при содействии голландских левых в 1914 г. в качестве Индонезийской социал-демократической ассоциации, работала в 1920-х гг. параллельно с Сукарно и выступавшими за независимость страны мусульманскими группами, а затем занималась активной антифашистской деятельностью во время японской оккупации{84}.

Франциска кое-что слышала о социализме на студенческих собраниях, и то, что она слышала, ей нравилось, но в изощренные идеологические битвы она не вникала. Она не участвовала в дебатах по поводу так называемого Мадиунского мятежа и столкновений между коммунистами и республиканскими силами Сукарно в рамках революционного движения. Было намного проще выбрать для себя сторону в момент, когда Нидерланды предприняли вторую попытку завоевать индонезийцев. В ходе протестов все студенты, получавшие голландские стипендии, отказались от них, и Франциска присоединилась к ним, бросив свой курс. В том же году она ухватилась за возможность посетить Второй международный фестиваль молодежи и студентов в Будапеште. Он был организован Всемирной федерацией демократической молодежи (World Federation of thе Democratic Youth). Франциска, конечно, знала, что в этом словосочетании слово «демократическая» фактически означает «социалистическая» и что Венгрия являлась союзницей Советского Союза, но ничто из этого не умаляло прелести этой поездки.

Не все студенты-индонезийцы могли позволить себе посетить это мероприятие, но у Франциски были деньги на билет, и она просто вскочила в поезд и пересекла то, что сегодня американцы называют «железным занавесом». Никакого занавеса она не увидела. Для нее эта поездка стала чудом, и она всматривалась в послевоенную Германию, затем Австрию и Венгрию, проносящиеся за окном. Европа лежала в руинах, и тем не менее Будапешт завораживал. Кроме того, здесь никто не обращался с ней как с гражданкой второго сорта, как в ее родной стране. Однако ничто не могло подготовить ее к самому фестивалю молодежи. Франциска познакомилась с придерживавшимися левых убеждений студентами со всего мира, из стран со всей Азии, из Африки и даже из Соединенных Штатов! Это стало для нее настоящим потрясением – американцев она до сих пор видела только в кино. Франциска стала общаться со студентами из США и была еще сильнее потрясена, когда увидела темнокожего мужчину в паре с белой женщиной. Она почти ничего не знала о международной политике, зато знала все о расизме в Соединенных Штатах, так что спросила их: «Как так вышло, что вы приехали сюда вдвоем? Это не составляет для вас трудностей? Вас не принуждают держаться порознь?»

Они усмехнулись и кивнули. «Ну да, но мы выкручиваемся», – ответила американка.

Затем Франциска познакомилась со студентами из Кореи и Конго. Среди конголезской делегации, клянется она, ей повстречался очаровательный молодой человек по имени Лумумба, но в то время она больше ничего о нем не знала{85}. Студенты устраивали танцы и представления народов мира. Это была демонстрация международного единства, а также гордости, которую испытывала каждая нация. Когда Франциска впоследствии описывала это событие, ее голос становился таким высоким, что почти превращался в трель.

В 1950 г. они с Зайном сбежали. Им пришлось улизнуть в Прагу, чтобы пожениться, потому что голландские власти потребовали бы от нее получить разрешение отца, которое он до сих пор не дал по какой-то причине – они не слишком интересовались, почему именно. Поездка стала еще одним небольшим приключением, и им пришлось применить свое знание языков, поскольку скромная церемония их бракосочетания должна была пройти на немецком. К тому времени Зайн знал английский, индонезийский, голландский и батак (родной язык его семьи, происходящей с острова Суматра), а Франциска свободно говорила на немецком, французском, индонезийском, голландском и английском, помимо некоторого владения бахаса амбон.

Отец Франциски довольно скоро сошелся с ее новообретенным мужем и дал им свое благословение. Более важным для Франциски и Зайна оказалось то, что оба быстро утвердились в качестве продуктивных членов совершенно нового общества. После возвращения в новую независимую Индонезию Франциска начала работать библиотекарем – то была работа ее мечты, потому что теперь ее снова окружали книги. Франциске было нетрудно получить эту должность. Новой республике катастрофически не хватало квалифицированных работников и приходилось по-прежнему использовать труд голландских библиотекарей. Народ Индонезии оказался сильно обделен образованием – в результате намеренно проводившейся голландцами политики. К моменту ухода голландцев лишь около 5 % из 65-миллионного населения Индонезии умели читать и писать{86}.

Франциска сказала: «Я считаю это одним из самых больших преступлений колониализма. После трех с половиной веков голландской оккупации мы были оставлены в состоянии почти полного неведения о собственном народе и культуре».

Тем временем Зайн занялся журналистикой и устроился в газету Harian Rakyat – «Народную ежедневную газету». Ее издавала Коммунистическая партия Индонезии. Для Зайна это была великолепная работа, и Франциска была очень рада за него. В те годы не было ничего странного в том, чтобы работать в коммунистической газете, насколько она могла судить. Франциска знала, что Зайн тесно связан с коммунистической партией, возможно, состоит в ней, но это все не имело особого значения. После конфликта 1948 г. Коммунистическая партия Индонезии была реорганизована, интегрировалась в новое государство и являлась одной из составляющих многопартийной патриотической революции – частью новой Индонезии Сукарно.

 

Благодаря знанию языков Зайну поручили чрезвычайно интересный раздел газеты. Он стал писать о международных делах и переводил репортажи из-за границы для местной аудитории. Для человека, интересующегося освобождением третьего мира и «борьбой с империализмом» – как принято было писать в газетах того времени, – начало 1950-х гг. стало чрезвычайно интересной эпохой{87}.

Американские войска находились в Корее и вели войну, которую мало кто мог предсказать. После ухода японцев с Корейского полуострова, где их оккупация была даже более жестокой, чем в Индонезии, страна оказалась разделена на две части. Во время японского правления остатки Коммунистической партии Кореи (Сталин уничтожил большую часть ее верхушки в конце 1930-х гг.) вели яростную партизанскую войну в Корее и Маньчжурии, пока их не вынудили бежать в Сибирь. Один из этих коммунистов, Ким Ир Сен, в 1945 г. пришел к власти на севере страны{88}. На юге оккупационные силы США поставили лидером Ли Сын Мана, христианина и антикоммуниста, несколько десятилетий прожившего в США. Его авторитарное правительство охотилось на левых и, используя в качестве оправдания угрозу коммунизма, уничтожило десятки тысяч человек на острове Чеджу, который с начала войны находился под контролем независимых «народных комитетов»{89}. В 1950 г. на линии раздела разразилась война. Войска коммунистов Севера скоро дошли до Сеула, и США срочно потребовали в ООН собрать силы для контратаки. По неясным причинам Сталин, вместо того чтобы протестовать, поручил своему послу допустить голосование в ООН, и США легко выиграли его. Объединенные войска США и ООН вынудили Северную Корею вернуться в свои первоначальные границы, но затем пошли дальше на север, пытаясь захватить уже всю страну. Советы оказали небольшую помощь, но, к удивлению Вашингтона, вымотанная и сильно потрепанная в боях Красная армия Мао мобилизовалась для оказания помощи корейским коммунистам – главным образом потому, что китайцы считали себя в долгу перед корейцами за помощь повстанцев Кима в борьбе с японцами в Маньчжурии. Началась война, продлившаяся три года, в течение которых США сбросили на Корею больше 600 000 тонн бомб (больше, чем использовали на всем Тихоокеанском театре военных действий в годы Второй мировой войны) и вылили на ее территорию 30 000 тонн напалма. Было уничтожено свыше 80 % зданий в Корее, число гражданских жертв бомбардировок оценивается в 1 млн человек{90}.

В Корее парни из ЦРУ также опробовали часть инструментов, которые впервые применили в Восточной Европе. Тысячи агентов, набранных из числа корейцев и китайцев, были десантированы на Север во время войны. И снова попытка просочиться с тыла закончилась полным провалом. Позднее в секретных документах ЦРУ был сделан вывод, что операции «были не только неэффективными, но, по всей видимости, аморальными, учитывая количество потерянных жизней»{91}. Лишь позднее ЦРУ узнало, что вся секретная информация, которую оно собрало во время войны, была сфабрикована службами безопасности Северной Кореи и Китая. Щедро финансируемые тайные операции ЦРУ снова оказались бессильны против реальных солдат-коммунистов, закаленных в боях и готовых на все ради победы. В Иране, однако, где такого контингента не было, молодое ЦРУ одержало первую крупную победу.

76История Франциски изложена на основе интервью, взятых у нее автором с 2018 по 2020 гг. в Амстердаме и по телефону.
77Anthony Reid, A History of Southeast Asia (Oxford: Wiley Blackwell, 2015), 70–73.
78О взаимосвязи националистического движения и японской оккупации см.: J. D. Legge, Sukarno: A Political Biography (New York: Praeger Publishers, 1972), chap. 7.
79Поэтому неправильно называть индонезийский язык только словом «бахаса». Существуют еще «бахаса ява» (яванский), «бахаса инггрис» (английский) и т. д. Правильно: «бахаса индонезия», «на индонезийском языке», или просто «индонезийский язык».
80Согласно переписи 1930 года малайский был родным языком всего лишь 2 % жителей Голландской Ост-Индии. К 1980 г. на индонезийском языке в семьях говорило в среднем 12 % населения, при этом 36 % горожан и значительная доля возрастных групп населения. На сегодняшний день почти все жители Индонезии в той или иной степени владеют бахаса индонезия, хотя в кругу семьи или в своем регионе могут разговаривать на других языках. См.: Reid, AHistory of Southeast Asia, 397.
81Примечание об именах жителей этой части мира. У одних индонезийцев два имени, у других только одно, но часто второе имя является «родовым», чем-то вроде фамилии, происходящей от имени отца. Сукарно – полное имя президента, верный способ его именования и практически единственный, использовавшийся когда-либо в самой Индонезии. Франциска, будучи уроженкой Молуккских островов, имеет полноценную фамилию, но, поскольку в Индонезии это не является общепринятым, человека очень часто зовут лишь по имени, что никоим образом не является «детским» сокращением. Поэтому я буду очень часто называть индонезийцев только по имени, подобно тому как людей Запада – только по фамилии.
82Tim Hannigan, A Brief History of Indonesia (Tokyo: Tuttle, 2015), chap. 8.
83David Van Reybrouck, Congo: The Epic History of a People (London: Fourth Estate, 2014), 168–70.
84Saskia Wieringa, Propaganda and Genocide in Indonesia: Imagined Evil (London and New York: Routledge, 2018), 61–65. В 1914 г. при участии Хенка Снеефлита была создана Индонезийская социал-демократическая ассоциация (Indische Sociaal-Democratische Vereeniging), название которой было в 1920 г. изменено на «Коммунистическая ассоциация». В 1924 г. был принят окончательный вариант – Коммунистическая партия Индонезии.
85Нам не удалось подтвердить, что в Венгрии в то время побывал тот самый Патрис Лумумба, поэтому это воспоминание может быть апокрифом, или же в том году ей встретился другой человек из Конго, которого звали точно так же. В любом случае, когда позднее Франциска стала читать о событиях в Конго, то сразу же связала их со своим знакомством с этим человеком в Венгрии.
86Washington P. Napitupulu, "Illiteracy Eradication Programme in Indonesia," представлено на практическом семинаре «Планирование и администрирование программ ликвидации неграмотности» (Аруша, Танзания, 27 ноября – 2 декабря 1980 г.).
87Архивы Harian Rakjat, Малайский университет, Куала-Лумпур.
88Westad, The Cold War, 161; Michael J. Seth, A Concise History of Modern Korea (Lanham, Maryland: Rowan & Littlefield, 2010), 88.
89Bruce Cumings, The Korean War: A History (New York: Modern Library, 2010), разделы «Мятеж в Чеджу» и «Восстание в Йосу» главы 5.
90Там же.
91Weiner, Legacy of Ashes, 54.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru