Эльвира Смелик
Зови меня Шинигами. Дикая охота
Глава 8. Ангел с пришитыми крыльями
Вит, как пообещал, вёл Киру в надёжное место. Что оно из себя представляет, не стал рассказывать, а Кира и не спрашивала. Прочно в ней засело внушённое правило, в ответ на любое требование подробностей и описаний она всё равно услышит: «Сама увидишь». Когда придёт время. Но где-то на полпути Вит озадачил неожиданным вопросом:
– Ты можешь, как Ши? Минимум слов, минимум эмоций.
Странное требование. Самые невероятные предположения сразу лезут в голову. Ещё и не оформились ясно, а уже тревожат.
– Почему?
– Там поймёшь. – И Вит туда же. Даже не удивительно и не смешно. – Просто – держи лицо. И язык за зубами. – Он вперил суровый оценивающий взгляд в Киру, а у самого физиономия выражает одно сплошное сомнение. По максимуму.
– Попробую, – не пообещала, просто сказала она, словно отмахнулась.
Надоели уже тайны и секреты. И глупая многозначительность. И предполагать больше ничего не хочется. А Вит завёл в какое-то подозрительное место: кусок чужого пространства, неизвестно откуда взявшийся посреди города, словно выкроенный из другой реальности, другого времени.
На газонах трава по пояс, асфальт в выбоинах и трещинах, не дома, а старые развалюхи. Иллюстрация к постапокалипсису.
Здесь и людей-то живых, наверное, не осталось. Или есть?
На натянутой между двух берёз верёвке сушилось бельё. Из открытой форточки на первом этаже ближайшего барака выпрыгнула кошка, без боязни, прямо вниз, на землю, в метровые заросли крапивы. Ничего такая, упитанная. Хозяйская. Неторопливо отправилась по своим делам, ни обратив внимания ни на Киру, ни на Вита. А они прошли к следующему дому.
Подъездная дверь распахнута. Скорее всего, специально. Иначе внутри ничего не увидишь. Темно, тесно, узко. Лестница деревянная. Кира никогда в жизни не попадались в подъездах деревянные лестницы. С площадки два коротких коридора в противоположные стороны, и по ним уже квартирные двери. Остановились возле одной.
Звонка не было, поэтому Вит постучал, ногой, хотя и аккуратно.
Через какое-то время щёлкнул замок, дверь начала открываться, и, не дожидаясь, когда она распахнётся во всю ширь, Вит заговорил:
– Это я. Опять. Но не один.
В проёме показалась девушка. Сначала продвинулась вперёд, но, услышав от Вита «не один» и заметив Киру, шагнула назад, развернулась боком, торопливо сдёрнула резинку с забранных в хвост волос. Они рассыпались, съехали на лицо, закрыв его почти до половины. Но Кира успела увидеть.
Наверное, ожог. Жуткий. Изувечивший левую щёку, покрывший её рубцами и фиолетово-багровыми пятнами, уродливо исказивший черты.
Потому Вит и требовал минимум слов и эмоций. Но и Кира не из тех, кто в подобной ситуации сразу принимается охать, ахать, ужасаться, жалеть и лезть с любопытными вопросами: «А как это случилось?»
Она приняла вид, самый незаинтересованный, нарочно рассматривала косяк, вроде как озадаченно искала намёки на существование дверного звонка. Но взгляд так и норовил переметнутся на девичье лицо, именно на ту часть – обожжённую, торопливо спрятанную от Киры.
Почему, почему так происходит? Чужая боль оказывается привлекательней чужого счастья. А уродство притягивает к себе сильнее, чем красота. Почему хочется рассмотреть внимательней и в деталях представить, как всё произошло, что испытывал человек? Во время и после. Погрузиться в чужое страдание, мысленно прикинуть на себя. Испытав удовлетворение именно от того, что только «мысленно» и только «прикинуть». Пережить, но понарошку. Неужели в этом есть какая-то сладость?
– Лина.
Чужое имя выдернуло из круговерти размышлений, вернуло в реальность. Вит представил хозяйку «надёжного места». Наверное, и Кирино имя назвал, только она прослушала.
– Проходи, – подтолкнул вперёд.
Кира сделала несколько шагов вглубь прихожей, остановилась, оглянулась. Куда дальше?
Лина стояла на месте, прижимаясь боком к стене, ссутулившись, немного наклонившись вперёд. Не двигалась, не хотела разворачиваться к Кире другой стороной. Но всё-таки повернула лицо, совсем чуть-чуть, указала рукой в нужную сторону.
– Вон туда. В комнату.
– Чего застыла? – критично высказал Вит. Кире.
В любом другом случает, та тоже высказала бы Виту, но сейчас боялась любого лишнего слова или действия.
– Иду, – Кира отодвинула тканевую занавеску, исполнявшую роль двери.
Опять непривычно. Позапрошлый век. Как в деревне, в избе. И внутри в том же духе. Вполне опрятно и уютно, но – как бы выразиться, чтобы не обидеть? – чересчур скромно. На грани с «убого».
В прихожей разговаривали. Совсем тихо. Не только слов не разобрать, но даже, кто говорит. Может, Вит, может, Лина. А может, оба. Кира не стала прислушиваться, подошла к столу.
Притянул царивший на нём беспорядок.
Не груды мусора и бесполезных вещей. Катушки разноцветных ниток, лоскутки ткани, выкройки. Словно снежные хлопья, комки белой воздушной набивки. Уже готовые, с тонкими, аккуратными, едва различимыми шовчиками, тряпочные ручки, ножки, туловища, которые скоро станут куклами. Худенькими, нежными Тильдами. Вздёрнутые носики, глазки – чёрные точки и обязательные розовые кружки румянца на щеках.
Кира протянула руку, чтобы потрогать, но раздались шаги из прихожей. Она испуганно отшатнулась от стола, хотя вроде не делала ничего предосудительного, торопливо развернулась.
Первым в комнату вошёл Вит, Лина следом. Она хромала, заметно. Припадала на одну ногу.
Что же с ней такое случилось? В аварию попала?
Она уже не стеснялась так сильно, как с самого начала, своей неправильной внешности. Наверное, смирилась просто. Раз Кира у неё останется, не вечно же прятаться. Или Вит что-то такое сказал. Но убирать волосы с лица Лина не торопилась.
Густая тёмно-медная прядь прикрывала обожжённую щёку. Но не целиком. И взгляд по-прежнему неосознанно стремился именно туда. Кира одёргивала себя, отводила глаза и понимала, что эти её метания выглядят неестественно и, наверное, обидно для Лины.
– Пойду, продуктов подкуплю, – заявил Вит. – Раз уж мы тут навязались.
Направился назад в прихожую, на ходу меняя облик. Чуть уменьшил рост, зато раздался в стороны. Волосы поседели и поредели. Этакий бодрячок-пенсионер с лёгкой походкой юноши.
Всё-таки удивительно, как у него легко получается превращаться.
Дверь хлопнула. И Кира осталась наедине с Линой, смущением и напряжённым молчанием.
– Ты одна живёшь?
И без вопросов понятно. Но надо же хоть что-то сказать.
– Одна, – кивнула Лина.
Дальше вроде как логично спросить – почему? Точнее, почему в такой дыре? Лина старше Киры, хоть и ненамного, поэтому неудивительно, что она съехала от родителей. Но, судя по всему, с деньгами у неё не очень. И никто не помогает. Может, она детдомовская? Или с семьёй что-то случилось. Или…
Бывает: даже если есть семья, от неё убегаешь, обрываешь связи, изо всех сил стараешься забыть. И лучше одна, даже впроголодь и в убожестве, чем с ними.
Этот ожог. И хромота.
Лина подошла, осторожно взяла за пальцы и приподняла Кирину руку.
– Болит? – указала взглядом на шрам, оставленный двуликим.
– Нет почти. Совсем чуть-чуть.
Если не вспоминать о нём, то вообще ничего не чувствуется. Только иногда хочется потереть запястье, будто соскоблить с него лёгкие, но назойливые зуд и жжение.
– Сейчас. У меня лекарство хорошее есть, – сообщила Лина, сходила куда-то, вернулась с небольшим стеклянным пузырьком и ватным тампоном.
Густая прозрачная жидкость приятно холодила, а Лина так осторожно промакивала ваткой шрам, что Кира почти не ощущала прикосновений.
– Ну вот. Так лучше. Скоро совсем болеть не будет. – Лина отложила тампон, но Кирину руку не отпускала, сжимала кончики пальцев, повторила тихо: – Совсем… не будет.
И посмотрела прямо в глаза, зацепила Киру взглядом, слишком крепко, не отвернуться. Ощущения странные. Будто что-то перетекает по руке, от неё к Лине. Будто сосуды соединились, и теперь у них кровоток общий, один на двоих.
Опять слишком проникающее касание. Почти как тогда, с двуликим. И опять удивление и страх. И реакция получилась та же. Кира попыталась отдёрнуть ладонь, но Лина сильнее сжала пальцы.
Надёжное место? Да Вит знал, куда её привёл? К кому.
Или он специально? Он тоже? С двуликим не получилось, так нашёл другой способ, другое создание. Настолько жалкое, что не вызывает никаких подозрений.
Злость вскипела. Кира ударит, не постесняется, если Лина немедленно не отпустит. И, кажется, та поняла, прочитала по лицу. Пальцы у неё дрогнули. И Кира посмотрела вниз, на руки.
След от ожога не её запястье медленно исчезал, будто растворялся или, скорее, впитывался вглубь, под кожу, тёк дальше под действием необычной силы. Прочь из Киры. И постепенно проявлялся на Линином запястье.
Кира и представить не могла, что существует такая способность. А она-то… подумала, что Лина… хочет…
– Перестань!
Стыдно-то как. И противно. От себя. И Кира опять попыталась освободить руку, резко дёрнула вниз. Лина не удержала, Кирина ладонь вырвалась из её пальцев, но след на запястье почти исчез, только едва заметная тёмная полоска осталась, словно кожа так странно загорела. Если не присматриваться, и не разглядишь.
– Ты зачем?
– Мне всё равно, – проговорила Лина спокойно, независимо дёрнула плечом, стала непривычной уверенной. – А тебе он не нужен. Ты красивая.
Лина тоже была бы красивой. Глаза золотисто-карие, с искрами. Волосы, брови и ресницы тёмно-медные, настолько насыщенные огненным цветом, что представляются горячими наощупь. И кожа – гладкая, бархатисто-матовая, в крупных бледных веснушках.
Там, где ожога нет.
– Я и с живота могу шрам убрать.
– Ну знаешь! – не сдержалась Кира, разозлилась даже. – Это уж совсем. Вообще не надо было этого делать. Я бы уж как-нибудь. Перебилась. Даже, если бы никогда не прошёл. Верни.
– Не могу, – Лина отодвинулась в сторону, даже руку завела чуть за спину, словно опасалась, что Кира набросится на неё и как обычный браслет сдёрнет шрам с запястья. Вот уж нашла драгоценность. – Только забирать.
И посмотрела с вызовом, за которым много чего пряталось: и вина, и обида, и отчаяние, и бесконечная боль. И надежда, непонятная надежда на то, что всё правильно и всё не зря.
– Так это чужие?
Линины шрамы. Те, что видны, и те, что спрятаны под одеждой. И, наверняка, были ещё такие, что зажили без следа.
– Нет, – Лина опустила глаза, но неосознанно вскинула руку, положила на изгиб между плечом и шеей, наверняка, тоже искорёженные ожогом. Недаром ведь даже летом носит свитер с высоким воротом и длинными рукавами. – Потому мне и без разницы. Одним меньше, одним больше. Всё равно уже ничего не изменит. Для меня. – И повторила убеждённо: – А тебе он не нужен.
А ей, значит, нужен. Зачем? Ещё один твёрдый штрих в без того ярко прорисованный крест. На самой себе. На судьбе, на желаниях. Да?
Когда вернулся Вит, Лина отправилась на кухню, готовить. Кира не решилась с ней идти. А делать больше нечего, только сидеть и думать. Даже не поговорить, потому что Вит молчал и не улыбался. Стоял рядом, слегка навалившись на стол, руки в карманах, а на лице такое выражение, будто очень хочет задать множество вопросов. Примерно таких: «Ну и как тебе здесь? Что думаешь? И как тебе Лина?» Но не задавал. Слишком переживал за ответы?
И Кира заговорила сама.
– Лина – это от Ангелины?
– Да, – коротко бросил Вит, без фирменного своего «считай, что».
– Понятно, – протянула Кира, и, похоже, слово прозвучало как-то слишком многозначительно. Вит усмехнулся.
– Ну и…
– Ты ведь знаешь про её способность?
– Угу, – произнёс он, не открывая рта. Снова чересчур коротко, без лишних объяснений и комментариев. Совсем на него не похоже.
Кира ещё раз обвела взглядом стол. Нашла лишь одну целиком готовую куколку. Та сидела на картонной коробке, прислонённая спиной к стене.
Имя Тильда ей совсем не подходило, ротому что это был мальчик. Кира подхватила его, чтобы рассмотреть получше.
Никаких наворотов и лишних деталек: одет в простые брюки и белую майку, взлохмаченная шевелюра из бежевых ниток. В руках – цветок. Не роза, а что-то совсем простенькое. Ромашка или маргаритка.
Кира посмотрела на Вита.
– На тебя похож.
Вит взял куклу, повертел в руках, хмыкнул.
– Да ну. У него крылья. А я же не ангел. Наоборот.
– Для кого как.
– Ни для кого и никак, – отрезал Вит сурово, сузив глаза. Усадил куклу на место, напоследок глянув на неё снисходительно.
Ничего особенного, обычный человечек. Если бы ни округлые кончики плотных белых крыльев, упрямо выглядывающих из-за спины. Но их не сразу замечаешь. А вот воспоминания легко выныривают из памяти. Даже когда не нужно.
Глава 9. «У нас у всех есть свои демоны»
Очередное дело, закончившееся неудачей. Можно сказать, тоже очередной. Не первой и точно не последней. Опять угодил в ловушку, чуть не потерял половину ноги. Не прочувствовал, не рассчитал, интуиция не подсказала. Случается. Вит уже давно понимал и принимал спокойно: обязательно будут и неприятности, и проблемы.
А чего это судьбе быть благосклонной к обманщику и вору? Типа, я же не виноват, что демон, мораль не для меня, и прочее? Против природы не попрёшь? Ну тогда и отгребай за эту природу по полной, не скули, не жалуйся. Как ты к жизни, так и она к тебе.
Он и отгребал. Не скулил. Почти.
Пока тащился, чтобы не сосредотачиваться целиком на боли, злился и думал о том, что свой редкий дар полиморфа сейчас, не задумываясь, променял бы на другой, доступный большому количеству демонов, но недоступный ему. Мгновенные перемещения. Раз, и очутился, где захотел. И неважно в каком ты виде, хоть с оторванной башкой. А тут, тут надо идти долго и упорно, и дорога будет выстлана не асфальтом, а бесконечными мучениями.
Сердце ёкает перед каждым новым шагом. Потому что прекрасно знаешь: обопрёшься об изуродованную ногу, пусть даже всего лишь на долю мгновения, и без того непроходящая боль пронзит с удесятерённой силой, вопьётся острыми клинками сразу во всё тело. И выбора нет. Не завалишься прямо тут же немножечко передохнуть, прийти в себя. Надо побыстрее убраться как можно дальше. Чтобы не нашли.
Это хорошо, что демоны крепче людей. И по части силы, и по части терпения. И адреналин ещё не весь вышел: несёт пока, и боль, скорее всего, притупляет.
Нет, если остановиться, сесть или лечь прямо на землю, потом уже точно не встать, не сдвинуться с места. А взрывы боли с каждым шагом всё сильнее, вышибают искры из глаз. Яркий фейерверк, а следом момент темноты, до нового фейерверка. И за всей этой праздничной иллюминацией не видишь, куда идёшь. Но чувствуешь, что всё медленнее, медленнее.
Шаг, боль взрывом. Оглушающим, ослепляющим. Так и провалился во тьму. А, может, и на самом деле куда-то провалился.
Очнулся Вит от того, что ничего не чувствовал. Совсем ничего. Умер что ли? Или нога отвалилась и осталась где-то позади. Вместе с болью. Совсем плохо было. Разодрано до кости, словно крокодил зажевал, или акула. Мышцы, связки – всё в кашу.
Зажило бы конечно, – демон ведь, не человек – наверное, и следов не осталось бы. Но не столь же быстро. Или Вит тут неделю без сознания провалялся? Или точно умер.
Вроде жив пока. И всё-таки чувствует: твёрдый асфальт под боком, холодок, пробирающийся по коже. Только боли нет.
Вит сел, уставился на ногу, ещё недавно напоминающую упаковку с мясным фаршем. Штанина разодрана в клочья, а всё остальное – совершенно целое.
Быть не может! Не приснилось же. Не бред. Не галлюцинация. Штанина вон в доказательство.
Чудо какое-то.
Хотел оглядеться по сторонам, но услышал шорох за спиной. Тихий совсем, словно лист с дерева упал. Развернулся.
А это кто? За компанию прилёг рядышком.
Прилегла.
Женщина или, скорее, девушка. Длинные волосы рассыпались по асфальту. Голова повёрнута в сторону, и Виту не видно лица. Только шею, только маленькое ухо и правую щеку. Такую неестественно белую на общем тёмном фоне: волос, асфальта и ночного пространства.
Она-то почему здесь лежит? Такая мертвенно бледная и неподвижная. Только пальцы шевелятся, сгибаются-разгибаются, будто пытаются расцарапать дорогу. Одна нога согнута, острая коленка указателем целится в небо. А вторая выпрямлена. Узкая штанина потемнела и промокла. Красный цвет едва различим ночью.
Кровь. На ноге. На той самой ноге.
Нет! Как раз не на той самой.
Чудо. Именно оно. Идиотское чудо. Вит-то знает, что подобное возможно.
Не вставая, он придвинулся к девушке.
– Это ты сама сделала? Мою рану… Зачем? Вот дурная.
Наклонился и попытался заглянуть в лицо. Увидел, как веко дрогнуло, как щека нервно дёрнулась, и девушка отвернулась ещё сильнее. Словно спряталась.
– А назад вернуть можешь?
Если честно, не очень-то хотелось, чтобы опять невыносимо рвало и жгло. Но одно дело, если бы просто исчезло, в никуда. И совсем другое, когда перешло к этой несчастной глупышке. Благодетельница хренова. Сама теперь еле дышит, лишний раз пошевельнуться не может.
– Я же демон. На мне быстро заживает. А ты?
Вит опять наклонился над девушкой, протянул руку, хотел повернуть к себе.
– Так можешь вернуть?
Стоило дотронуться, у неё сразу глаза распахнулись. Оба, наверное, но Вит только один видел. А взгляд бессмысленный, безумный какой-то, потусторонний. Как у слепой. И не слышит она Вита, ни одного его слова. Беззвучно открывает рот, словно выброшенная на берег рыба. Да так оно и есть.
– А-а-а-а! Что мне с тобой делать? – получилось, спрашивал сам у себя. Не у кого больше.
Девушка невменяемая. Вит прекрасно знал, что она сейчас испытывала, какая боль адская.
С такой уже не до чего. Ни мир не существует, ни остальное в этом мире. А она худенькая же, чуть ли не прозрачная, или призрачная. Кожа да кости. Где только силы берёт, чтобы терпеть? Молча. Не орать, не корчиться. Или у неё шок? И она почти в обмороке, хоть и глаза открыты.
– В больницу же, наверное, надо. Где тут у вас больница?
Опять Вит сам с собой разговаривает. Никто же не ответит. Ни ночь, ни месяц, ни ветерок. Перетянуть бы ногу, чтобы кровь остановить. А нечем. Хорошо, у неё брюки узкие, хоть немного сжимают, придерживают мышечное месиво.
Так и пришлось подхватить девушку на руки. Она застонала совсем тихонечко, потом закусила губу. Одна рука повисла безжизненно, вторая пыталась цепляться за Вита, бессмысленно шарилась по плечу, по боку, но пальцам сил не хватало держаться, распрямлялись, соскальзывали. Только щекотно делали. А Вит и без того не любитель физических нагрузок.
Демон он. Демон. До людей ему никакого дела. По фигу они ему. По фигу. Но жизнь из него всё филантропа пытается сделать. Упрямая.
Он пошёл на звук, на гул автомобильных моторов. Надеялся, что кто-нибудь остановится, подкинет до ближайшей больницы. Должны же знать. Но машины проносились мимо, не впечатлённые видом парня на обочине, держащего на руках безжизненное тело девушки.
Люди. Им тоже по фигу – все и всё.
Наконец нашёлся один сочувствующий, тормознул резко, выскочил из машины, рассыпая вопросы: что? Как? Куда? Сам распахнул заднюю дверцу машины, нашёл адрес ближайшей больницы, довёз. Даже узнал, где приёмный покой, проводил до нужного кабинета.
Девушку уложили на каталку, сразу воткнули капельницу, повезли. Вита тоже за собой потащили, по пути расспрашивали. Опять: что? Как? Где?
Ну и чего ему рассказывать? Как одна ненормальная, судя по всему, владеющая необычной способностью, пока он лежал в отключке, забрала его рану себе? А потом объяснить про ведьм и демонов? И та же машина с сердобольным водителем, или нет, спецмашина с решётками на окнах, доставит его в психушку.
«Нет, не муж я ей, не парень, не просто знакомый. Кто она? Без понятия. Ни фамилии не знаю, ни имени. До сегодняшнего дня не встречал. Да и тут случайно наткнулся. Увидел – лежит. Подошёл узнать, что случилось, заметил кровь. Ещё заметил, что ей и в целом совсем хреново».
Смесь вранья и чистой правды.
«Не знаю, я что с ней приключилось. Даже предположить не могу. Ничего подозрительного вокруг не видел. И никого. Спросите у неё, когда очнётся. Она ведь очнётся?»
«Конечно, очнётся. Только вот нога вряд ли полностью восстановится. Слишком велики и серьёзны повреждения. С подвижностью будут проблемы. Хромота останется. Сильная».
«А зачем вы мне об этом докладываете?»
Чтобы Вит по гроб жизни чувствовал себя в долгу у сумасшедшей девицы? Он же не просил. Она сама. Дура! И зачем только наткнулся на неё? То есть она на него наткнулась. Но всё равно – зачем? На фига вот ей надо было его спасать? Убогая!
Он кипел, возмущался. Про себя, правда. А перед мысленным взором рисовалось лицо девушки, будто составленное из некомплектных половинок.
Ещё в машине что-то царапнуло неприятно, но не обратил внимания, не до того было. И в больнице при свете сначала подумал, что это она кровью перемазалась. Хотя, какая кровь? Где нога, а где голова. И только когда девушку на каталке везли толком разглядел.
Так не измажешься. Багровые и фиолетовые рубцы и пятна. По всей щеке, наверх – к виску, зацепили внешний край глаза, исковеркав, обезобразив, и вниз – скорее всего, по шее. Может, и по плечу, по спине, по груди. Просто свитер с высоким плотно облегающим воротом хорошо закрывает.
Её сразу в операционную отправили, надеялись хоть что-то сшить, залатать, подправить. Только без магии у них толком ничего не получится, а Вит не может передать свои способности другому существу. И вообще, не обязан. Он её не заставлял, сама удумала. Значит, он абсолютно ни при чём. Не станет он сидеть и ждать, чем операция закончится.
Сидел и ждал. Как привязали к стулу. Уже не повторял для себя: «Демон он. Демон. По фигу ему люди. По фигу. Все. Без исключения». И дождался.
«Сделали всё, что могли. Но вряд ли нога окончательно восстановится».
Спасибо, слышал уже. И тоже напомнил, что он просто мимо проходил.
И на следующий день опять – просто мимо проходил. Хотя нет, нарочно попёрся. Чтобы потребовать назад свою ногу. Ну, точнее рану на ноге. Потому что не привык Вит с долговой петлёй на шее. Душит. А просто плюнуть, растереть и забыть никак не получалось. И не в совести дело – у демонов совести нет – в гордости и независимости.
Конечно, прямо сейчас обмениваться смысла нет. Только врачей пугать. Вот уж они головы поломают, как такое возможно. Забавно. Но не стоит забывать, что мир, к которому принадлежишь, называется скрытым. Поэтому нечего лишний раз магию засвечивать и необычные способности афишировать.
Пусть эта ненормальная пораньше из больницы отпросится. У неё же всё равно сразу заживёт. И у Вита заживёт, быстро и бесследно. Он-то уж точно без лечения обойдётся.
Вошёл в палату, девушка подскочила в кровати. Насколько возможно подскочить с неподвижно зафиксированной ногой. И такое чувство, что убежала бы или хотя бы под кровать залезла. Если б могла.
Но никуда не деться. Сиди. И отворачиваться тоже не стоит, скрывая изуродованную сторону.
– Да не прячься ты, – хмыкнул Вит снисходительно. – Я уже видел. И мне всё равно.
Демонов не волнует красота, ни внешняя, ни внутренняя. Им даже привычней: багровый оттенок кожи, рубцы, наросты, чешуя, рога.
Близко подходить Вит не стал, сложил на груди руки.
– Я для чего пришёл-то? Чтобы ты мне моё вернула. Можешь?
Но договорить не успел, а уже понял, каким будет ответ. По выражению лица и глаз.
Не сказала, замотала головой. Не может. Потом наклонилась, уставилась на одеяло. Раскаивается, виноватая.
Ещё как виноватая!
Подсунула Виту долговое обязательство. На всю оставшуюся жизнь. А он его подписал, пока был в нетрезвом уме и вообще без памяти. Вот и не сдержался, высказал всё, что мгновенно в душе накипело.
– Ты, вообще, думаешь, прежде чем что-то сделать? Спасаешь первого попавшегося. А если ему без надобности. Или он этого не заслуживает. Совсем. Ты же не знаешь, может, я гад какой. И так мне и надо. Плата за содеянное. А если бы я тебя там бросил и убежал? А если бы сотворил с тобой ещё чего, похуже? Я, между прочим, демон. Понимаешь?
И чтобы у этой благодетельницы сомнений не возникло, будто он нарочно придумывает, Вит продемонстрировал свои способности. Превратился. В неё. Может, даже перестарался, что-то там гиперболизировал слегка. Со зла.
Девушка вскрикнула, дёрнулась, так что кровать скрипнула. Впечатлилась. Но, скорее всего, не способностью Вита, а своим внешним видом, взглядом со стороны. Пальцы на руках судорожно сжались, комкая простынь. Девушка наклонилась ещё сильнее, почти пополам сложилась. Но Виту начхать, что губы у неё трясутся, а из глаз каплет. Только ещё сильнее раздражает. Вернул свой прежний вид и продолжил:
– Демон. Ни правила, ни мораль для меня не существуют. И заживает на мне быстрее чем на кошке. Так что мне твоя самоотверженность…
Вот чего он распыляется? Ей-то хуже, а ему – совсем никак. И ничего не изменишь. Если только эта девица вдруг слишком чувствительной окажется, не переживёт его слов, из окна выбросится или на бинтах повесится. Тогда с Вита долг автоматически спишется.
Да сейчас! Проглотит, переварит, слезами горючими запьёт. Ещё и удовольствие получит от страдания. Таких сразу видно.
– Дура юродивая! – вырвалось вслух уже на повороте к двери.
Вит выскочил из палаты, но далеко не ушёл, наткнулся на какую-то бабульку белохалатную. То ли медсестра, то ли санитарка.
Сам он, если по годам считать, её, конечно, раза в три старше. Но ведь главное, как выглядишь и сколько сам себе определяешь.
– Иди-ка сюда, – рукой поманила, голосок проникновенный, сочувственный, и Вит послушался, подошёл. Уважил старость.
– Ну чего ещё?
Бабулька словно и не услышала, ни слов, ни презрительных недовольных интонаций, завела:
– Жалко девочку. Одна совсем. Никто к ней не приходит. А у неё ведь даже щётки зубной нет. И принести некому.
У Вита так и рвалось с языка: «Я-то при чём?» А для верности ещё про демона добавить. Но сдержал порыв, мысленно плюнул, стиснул зубы, развернулся. Так ничего и не сказав. Пока вновь не оказался в палате.
Лина, которая от «Ангелины». Чтоб её…
Она опять дёрнулась, мгновенно убрала руки от лица. Глаза из-за стоявших в них слёз, словно под лупой, увеличились в два раза. Огроменные. А эмоции в них – раз в десять.
– Говори, тебе чего сюда принести?
Из больницы Вит вышел с ключом в кармане. От квартиры. Где деньгами даже и не пахло. Уныло-то как!
Но, с другой стороны, удобно, есть где пожить, пока. Дело-то не доделано. А Вит этого так не оставит. В лепёшку расшибётся, а заказ выполнит, принципиально. Особенно после того, как лоханулся по всем фронтам.
Давненько это случилось.
– Часто сюда приезжаешь? – поинтересовалась Кира.
– Иногда, – безучастно сообщил Вит.
– А-а-а, – интонации такие душевные, и взгляд жутко проницательный, понимающий.
– Что «а»?
Лучше бы о приятеле своём, крутом белоголовом, вспомнила. За него бы и попереживала.
Убираться надо отсюда, иначе доконают Вита эти девицы. Их и по одиночке не так просто вытерпеть, а уж двоих сразу…
К тому же, скорее всего, Киру в покое не оставят. И лучше не втягивать никого постороннего. Опасно. А тут и без того проблем и неприятностей хватает.
Домой возвращаться Кира тоже больше не собирается. Наверное, правильно. С её позиции. А Виту непроходящая головная боль.
Пообещал присмотреть, называется. Знать бы заранее, во что ввязывался.
И тогда? Отказался бы?
Ага.
Где у него есть ещё одна укромная норка? С его занятием без таких невозможно. Затаиться, переждать какое-то время, пока чужая злость и мстительные порывы ни поугаснут до безопасного уровня.
– Переночуем здесь, а с утра пораньше выдвигаемся.
Раннее утро – самое спокойное время. То, что называется «скрытым», не любит прозрачной откровенности рассвета.
