– Дико извиняюсь, – ставлю йогурт на стол и тихонько матерюсь себе под нос. Мало того, что Покровского облила, так и себе топик испачкала. Дура, блин! Силы, что ли, все пропали, когда Игоря увидела? Не могла нормально крышку закрыть?
Пытаюсь исправить ситуацию – подбегаю к столу и хватаю салфетки. Сначала вытираю руку и пытаюсь не смотреть на мужчину. Я ничего нового там не увижу. Только горящие глаза, искривлённую в гневе физиономию.
Поэтому на неё не смотрю. Но поднять взгляд всё же приходится, чтобы вытереть его лицо. Серые глаза врезаются в меня, словно тысяча игл.
– Не смотрите на меня так, – цежу и вытираю его щёки. – Сами виноваты. Нечего было ко мне лезть. Может, тогда бы я не так сильно размахивала руками, и…
Он перехватывает моё запястье на полуслове. Я успеваю вытереть совсем немного. Пройтись по щеке, губам. На них мужчина и хватает меня за руку.
– Жалко мальчика, потому что… Что? – спрашивает требовательно.
– Неважно. Отпустите, – дёргаю запястьем, а он только сильнее на нём пальцы смыкает.
– Начала, так продолжай. Жалко из-за родителей?
Закусываю губу. Уже жалею о своих словах. Я не хочу влезать в чью-то жизнь или как-то кого-то осуждать. У всех свои проблемы, свои способы воспитания детей. Я не одобряю насилие и грубое к ним отношение. И равнодушие. Остальное – плевать. Пусть делают, что хотят.
Я должна держать своё мнение при себе.
– С мамой ему не повезло, – всё же говорю то, что крутится у меня на языке.
– А с отцом? – усмехается. – Давай. Мне интересно услышать твоё мнение.
– Я не знаю, какой вы отец. Но как человек невыносимый. Упёртый, заносчивый и грубый. А ещё эгоист. Хотите, чтобы всё было по-вашему.
– Не отрицаю, – бесцветно кидает и вместе с тем отпускает мою руку. Отворачивается, вытирается салфетками сам. – Возвращайся к работе.
Не препятствую и делаю, как он говорит. Быстро удаляюсь, привожу в порядок свой топик и, переодевшись, возвращаюсь обратно на своё место – в детский бассейн. Веду несколько занятий и, как и сказала Валере, заканчиваю в четыре. С работы буквально вылетаю, чтобы больше не встречаться с Покровским.
Но уйти дальше выхода не успеваю. Останавливаюсь под крышей комплекса и чуть не вою. Дождь льёт, как из ведра! Проклятая погода и синоптики! Обещали солнечный день, а не грозу с молнией! Которых я боюсь. Обычно в такое время отсиживаюсь в комнате в наушниках и смотрю кино.
А если Валера рядом, то он накрывает меня пледом и суёт в рот семечки.
Чёрт! Что же так не везёт, а?
Разворачиваюсь и возвращаюсь в тренерскую. Благо все заняты, кроме Олега. Но тому до меня дела нет: переписывается со всякими девчонками в чатах.
Поэтому я тихонько сажусь за стол, засовываю наушники в уши и заполняю журнал.
И так увлекаюсь, что не сразу замечаю тень над собой. Вскинув взгляд, дёргаюсь.
Покровский! Спустился к обычным смертным!
Снимаю наушник и сразу слышу:
– У вас же рабочий день закончился.
– Вам не угодишь, – мягко улыбаюсь от того, что собираюсь подшутить над ним. – То вам обед мой долгий не нравится, то моя продуктивность вне рабочего времени…
– Похвально.
Блин, научился бы хвалить. Хоть бы мускул на лице дрогнул!
– Но не стоит перетруждаться. Езжайте домой.
– А Васька – ссыкуха, – вдруг говорит Олег. Мой недовольный взгляд летит в него. И я тут же вздрагиваю, когда даже в нашей каморке, где нет окон, только вентиляция, слышится гром. – Грозы боится. Вот и пережидает.
Блин, как же плохо, когда все вокруг всё друг о друге знают! И не то чтобы я кричала об этом налево и направо, просто… это не первый случай. Я об этом Алине рассказывала, а этот говнюк мимо проходил и всё услышал.
– Не боюсь, – шиплю на него. – Просто решила заполнить журнал дежурств, который никто, кстати, не заполняет!
– Ага-ага, – всё ещё залипая в телефон, продолжает Олег.
Отворачиваюсь, насупившись. Ладно, если бы мы общались между собой, но… Тут Покровский. Я не хочу, чтобы он что-то знал обо мне.
Вот не задалось у меня с ним!
– Ясно, – сухо отвечает Игорь после нашего диалога. – Вставай, подкину до дома.
Это он мне?
– Да не надо, я тут пережду. Поработаю немного.
Мило, конечно, но я уверена: он преследует свои цели.
– Хорош, не ломайся, – говорит довольно грубо. – Ты сама мне там характеристику давала. Упёртым назвала. Если поняла это уже – поехали. Мне всё равно по пути.
Как он резко изменился в характере!
– Может, не по пути.
– Я знаю, где ты живёшь.
– Откуда?!
– Я даже знаю, когда тебе делали все прививки. И ему, – указывает большим пальцем на Олега.
А, он изучал наши личные дела.
– Тебе, кстати, пора обновлять медицинскую справку. Прошлая сгорела ещё месяц назад. Мало ли какие ты болячки мне в бассейн тащишь, – пренебрежительно обращается к парню.
– Босс, я чист, как девственно белый лист! Справку принесу на днях!
Ух, как Покровский поменял нрав нашего кудрявого ловеласа.
– Радова, поторапливайся.
Прокручиваю в голове очередной отказ. И понимаю, что какая бы у меня ни была причина… Он всё равно не отстанет. Скажу одно – ответит так, что мне всё равно придётся ехать с ним. Дерьмо.
Но ничего ведь не случится за пятнадцать минут? Я, вообще, сяду на заднее сиденье.
Точно! И быстрее окажусь дома. Завернусь в плед, включу любимый сериал и буду писать Валере. Интересно, он поел перед уходом?
Вздохнув, собираю свои вещи и бегу за Покровским. На улице вся сжимаюсь и не от дождя, а от громких звуков. На секунду останавливаюсь под козырьком и не решаюсь идти дальше. А вот Игорь уже равнодушно выходит из укрытия, шагая до тонированного Рендж Ровера.
Перестаю дышать и бегу за ним.
Вдали мелькает молния, и я сглатываю.
Без паники! Это всего лишь молния! Она не ударит! Всего лишь сверкает!
Над головой внезапно гремит, и я тихонько пищу себе под нос.
Ненавижу эту слабость!
И за то, что настолько трусиха, что аж подбегаю к Покровскому и чуть не хватаю его за руку.
Тяжело дышу и считаю шаги до машины. Почему сегодня он припарковался так далеко?!
– Не думал, что всё так серьёзно, – насмешливо слышится со стороны мудака. Посматривает на меня через плечо. И неожиданно протягивает свою ладонь. – Если страшно, хватайся.
– Не буду, – говорю чисто из вредности.
– Как хочешь, – хмыкает и прячет руку в карман брюк.
Снова грохот над головой, и я подпрыгиваю, машинально преодолевая несчастные два шага до Игоря и хватаясь за его локоть.
Чёрт! Ненавижу непогоду! Лучше уж жара, чем это!
– Смотри не вывихни мне руку, – опять потешается надо мной, почувствовав, с какой силой сжимаю его.
Кусаю губы и ликую, когда мы доходим до его автомобиля. Я нагло подбегаю к задней двери, дёргаю за ручку, желая как можно скорее скрыться в тёмном и безопасном салоне.
А она не открывается!
– Ручка, что ли, сломана? – спрашиваю себя вслух. Дёргаю ещё раз.
И снова этот победный, на удивление, тёплый тон от Покровского:
– Вперёд садись. Там на ключ закрыто.
С разочарованием захлопываю дверь и сажусь вперёд.
Почему сегодня всё против меня?..
Игорь
– Хватит трястись, ты в машине, – смеюсь над девчонкой. Ей так страшно, что она даже поехала со мной. И чего только боится? Гром не так страшен, а в основном дёргается от него. Пристёгивается и вжимается в дверцу тачки. Будь у неё ушки на макушке – прижала бы их, как испуганный котёнок.
– Я не трясусь.
– Вижу, – киваю на её мурашки и подрагивающие плечи.
– Это от ливня. Я без кофты, а там льёт как из ведра. Вот и…
– Да-да-да, – говорю ей и завожу мотор. Вбиваю в навигатор адрес, пока Василиса двигает и губами и беззвучно молится. Забавная. – Давно у тебя это?
– Что? – спрашивает нагло.
Трогаюсь с места, включаю дворники и ругаюсь себе под нос на придурка, перекрывшего проезд.
– Твоя фобия.
– Да нет никакой фобии, – хмыкает, но при очередном громком звуке сжимает пальцы на ремне безопасности. И грозно кидает водителю на перекрёстке: – Да когда этот осёл уже уедет?
Невольно улыбаюсь.
Как будто услышав её, мужик отъезжает, и я трогаюсь с места.
– Включи печку, если тебе холодно. Может, дрожать перестанешь, – кидаю в насмешку. Сам поглядываю на девчонку в боковое зеркало заднего вида. Обзор хреновый из-за дождя. Но на светофоре всё же окидываю взглядом мокрую девчонку. Волосы, собранные в хвост, выбились из резинки, чуть завились у висков. Влага с кожи пропала, а вот тонкий топик до сих пор мокрый, прилипает к телу, как вторая кожа.
Острое внимание привлекают затвердевшие выделяющиеся точки.
Она что, лифчик не носит?
Словно заметив моё внимание к своей груди, скрещивает руки.
Это хорошо, возбуждённым ненавижу сидеть за рулём.
– Так посижу, тут ведь ехать недалеко.
Да, минут за пятнадцать доберёмся. Было бы быстрее, если бы не пробки.
– Как знаешь, – бросаю и концентрируюсь на дороге. Предложив её подвести, у меня не было никаких скрытых мотивов. Мне просто по пути. Да и смешно было узнать, что эта неприступная ледышка боится такой ерунды.
– Можете на остановке меня выбросить. Я до дома сама добегу.
– Боишься, что парень увидит? – усмехаюсь. Отчего-то стоит подумать о том пацане, как пальцы сильнее стискивают кожу руля. Костяшки белеют, а ладони больно горят.
– Нет. Не хочу, чтобы вы ехали по нашим узким дорогам с дырами. Если из-за меня поцарапаете машину, я ремонт буду выплачивать до конца своей жизни.
– Зато будет повод созваниваться.
Шутка ей моя не нравится – чуть кривится, передёргивая плечами.
Я ей неприятен, но меня это мало волнует.
Встаём в пробку на половине пути. Нам ехать ещё минут семь. Проще было бы повернуть в сторону моего дома и быстрее добраться до него. Стоит об этом подумать – телефон начинает разрываться в кармане брюк. Достаю её, сверля экран взглядом. Зинаида звонит.
Делает она это только в крайних случаях.
– Что случилось? – спрашиваю сразу, ответив на звонок. Слышу на заднем фоне плач сына. Такой истошный, что сердце сжимается, превращаясь в горошину.
– Игорь Викторович, тут Лёве страшно. Грома боится, визжит, как будто его бьют. Никак успокоить не могу. Качаю – вырывается. Не кушает, всё выплёвывает. Ползает по ковру, маму зовёт. Не знаю, что делать! Уже минут двадцать рыдает без остановки. Могу позвонить Марии Дмитриевне?
– Нет, – раздражённо выпаливаю. – Сам приеду минут через двадцать.
Смотрю на пробку впереди.
– Или сорок. Не знаю, займите его чем-нибудь. Окна закрыли?
– Да, закрыты, но тут всё равно слышимость хорошая.
Млять, они что, все сговорились?
Поглядываю на Василису. У неё в команде трусов прибавление в лице моего маленького сына. Она внимательно смотрит на меня испуганными глазами. Слышит наш разговор и искренне сочувствует Льву. Явно разделяет его эмоции.
– Он плавать любит, в ванной с ним поиграйтесь. Там игрушки всякие в ящике лежат.
– Хорошо, попробую, но мы всё равно вас ждём.
Отключаюсь, нервно убираю телефон в карман. Переживаю теперь, пи**ец. Кто же знал, что у моего бесстрашного Огонька, который кидается на любую собаку, даже если это немецкая овчарка, боязнь какой-то погоды?
Не в его стиле.
Позвонить бы Маше, узнать, что она делала в этой ситуации, но… Пошла на хрен, овца.
– Что-то случилось с Огоньком? Ой, – опять забывается и бьёт себя по губам.
– Не извиняйся. Ему очень подходит, – вспоминаю его характер. – Оказывается, он боится грома, как и ты. Нервничает, зовёт маму.
Сам понимаю, что для него это огромный стресс. Он Машу несколько дней не видел. Это жестоко с моей стороны, но следить за этой дурой у меня времени нет. Да и доверить ей Льва уже не смогу. Дура, млять, крашеная.
– А где вы живёте?
Хмурюсь, указываю на поворот, где, как назло, пробок нет.
– Там. Минут десять-пятнадцать езды.
– Так давайте я выйду, а вы поедете домой. Я же вас только задерживаю.
– Под дождём давно не гуляла? Заболеешь потом, а замены у тебя нет.
– Но там же сын!
Да знаю я. Чего душу травит?
– Ванна поможет. Ты же сама его Огоньком называешь. От воды он тухнет и расслабляется.
– Я так не могу… Давайте, может, я с вами поеду? – тон её вдруг становится живее. Смотрю в её сторону, а она уже даже не вжимается в дверцу машины. Карие глаза сияют радостью, будто от долгожданной встречи. – Не хочу навязываться, но я давно его не видела и, если честно, очень соскучилась.
– Гром же, – усмехаюсь. – Придётся терпеть его подольше.
Удивляет то, как девушка относится к малышу. Даже родная мать не говорит о нём с таким выражением лица и теплотой в глазах и голосе.
– Зато это оправдается, – весело улыбается она. – Так что?
– Ладно, – включаю поворотник и выкручиваю руль, перестраиваясь и тут же съезжая на другую дорогу. – Сама напросилась. Буду приставать – я не виноват.
На мою шутку она никак не отвечает.
Хотя вряд ли бы я назвал её шуткой. Потому что даже сейчас втягиваю носом воздух, пропитанный её ароматом. Не ярких духов, которые любит Маша, из-за чего я не пускаю её в свою машину. А натуральным, естественным запахом тела, порошка и геля для душа. У каждого человека свой аромат. И у Василисы… он очень приятный. Спокойный. Так и хочется уткнуться в шею, набрать полные лёгкие воздуха.
Но это какое-то наваждение. Кратковременное. Маленькая хотелка. Такая раздражающая, бесящая, что не даёт мне спокойно жить. Я даже выкупил этот бассейн, который мне на хрен не сдался. Мне хватает денег, как и проблем.
И всё для того, чтобы просто получить своё. Эмоции.
Правда, сейчас всё отходит на задний план, когда думаю о сыне. И, вдавив педаль газа в пол, мчусь домой.
Василиса
Я чувствую себя ослом из «Шрека». Вопрос «Мы приехали» – отлетает уже от зубка. Но только в моей голове. Вслух не решаюсь спросить. Вжавшись в кресло, пытаюсь отвлечься на музыку в наушниках.
Покровский сам предложил этот действенный способ. Он работает, да. Я не слышу гром, но ощущение страха никуда не пропадает. Дождь за окном лупит, как ненормальный, сверкают молнии, и… Мужчина на соседнем сиденье напрягает не меньше.
Снимаю один наушник, когда мы заезжаем в частники. Не в обычные, в каких я была до этого. Здесь всё кричит о роскоши и богатстве. На территорию просто так не попадёшь – только через шлагбаум. Дома все разные, но нет ни одного хлипкого или полуразрушенного. Я будто попала в другой мир или в картинку из фильма.
Останавливаемся у высокого каменного забора.
Покровский в это время берёт пульт, нажимает кнопку, и дверь, напоминающая вход в гараж, поднимается.
Угадала – это именно он.
Заезжаем в просторное помещение. Немного выдыхаю, потому что дождя и тёмных туч перед глазами уже нет.
– Отмучилась, – усмехается Покровский, забирая свои вещи из машины.
Я коротко киваю и думаю о том, сколько будет стоить такси обратно до дома, да ещё и в такую погоду.
Но такой шанс увидеть Огонька и упустить его я не могла.
Выхожу из машины и осматриваюсь по сторонам. Наша с Валерой однушка выглядит хуже, чем этот гараж.
Становится как-то грустно, но встреча с Огоньком поднимает настроение вновь.
Я бегу за Покровским, буквально на минутку попадаю под дождь. И, пока добираюсь до дома, изучаю двухэтажный особняк в современном стиле. Какая-то геометрия, но жутко красивая. Окна широкие и большие, кое-где панорамные.
Детская площадка, бассейн…
Когда увидела Машу впервые, поняла, что она богачка. Точнее, её муж.
Но не подозревала, что так…
– Ты долго будешь под дождём мокнуть? – доносятся до меня отрезвляющие слова босса. – Ты так зависла, что даже грома не испугалась.
– А?
Раздаётся грохот, и я влетаю в помещение, как будто мне дали смачный пинок под зад.
Снимаю влажные кроссовки и неловко играюсь пальчиками в носках. Неловко, пипец. Здесь даже коврик какой-то навороченный, с вышитой буквой «П» на нем.
Её же перекрывают белые новые тапочки.
– Обувайся, чувствуй себя как дома.
Он явно не был у меня в съёмной квартире. Там словно прошёлся апокалипсис. Особенно по плите, которую при въезде отмывала целую неделю.
– Я постараюсь.
Сразу из коридора мы заходим в просторную гостиную, занимающую, кажется, половину дома. На диване в центре замечаю женщину и Льва, который плачет и жалобно мямлит:
– А-м-а. А-п-а.
Чередует эти два слова, пуская хрустальные и прозрачные слёзы. Грудную клетку сдавливает от жалости, у самой влага застревает в глазах. Чуть не срываюсь с места, чтобы утешить мальчика, но понимаю, что я ему абсолютно чужая.
Он зовёт родителей.
– Кто это у нас здесь сопли распустил, а? – как-то мягко, несвойственно для него, проговаривает Игорь. Привлекает к себе внимание сына. Выражение лица малыша при виде отца потихоньку меняется.
Уже не выглядит как потрёпанный щеночек, отчаянно разыскивающий маму. Тянется ручками к папе и пытается сам встать. Женщина поддерживает его до тех пор, пока Игорь не хватает Огонька под мышки и подбрасывает того в воздух.
Так внезапно раздаётся детский радостный смех, что я пугаюсь.
Он ведь только что плакал…
А теперь жмётся к папе, улыбается, сияя ярче солнышка. Трогает его везде крохотными пальчиками и трётся носиком о гладковыбритые скулы.
Не могу не улыбнуться.
– Ой, Игорь Викторович, я уж думала, это не закончится… Что я тут ни делала, – качает головой женщина. – И купались мы, и в игрушки играли. Бесполезно! А тут, только вас увидел, и всё! Нет истерики!
– Маленький проказник, – довольно тянет Покровский, будто даже гордится тем, что малыш не сдавался до конца и ждал папу. – Скучал по мне?
Ответом служит смачный «чмок» в щёку.
Папу он всё же любит… Я даже к Маше у него таких эмоций не видела. А тут… Совсем другой Огонёк.
– Я тебе тут кое-кого привёз. Но учти на будущее, не будь жадиной и делись с папой.
Лев до этого момента не замечал меня. А теперь округляет свои карие тёмные глазки, цвета тёмного шоколада. Вытягивает крохотные ручки вперёд. И медленно, будто затаив дыхание, выпаливает:
– Ама!..
Лев резко начинает плакать при виде меня. Пульс мгновенно подпрыгивает, и я чувствую себя виноватой.
А чего я ожидала? Что он вспомнит своего тренера по плаванью, с которым буквально научился вставать, ползать? Задерживать дыхание под водой.
Это же ребёнок, Вась, он хоть всё и понимает, но острой привязанности, кроме как к отцу и матери, у него нет.
И я тут лишняя. Пришла, испортила ему настроение, когда он хотел побыть с отцом.
Делаю шаг назад, ретируясь. Нужно было всё же поехать домой.
Сердце разрывается от детского плача. И от того, что Огонёк неожиданно начинает сильнее плакать и вырываться из отцовских надёжных рук.
Игорь переводит молниеносный взгляд на меня. До этого нежный, тёплый, он ожесточается. Там мелькает сталь, ярость и ненависть.
– Солнышко моё! – раздаётся противный и чересчур слащавый голос за спиной. Этот крик я уже прекрасно знаю: вдоволь наслушалась в бассейне. Повернув голову, ещё раз в этом убеждаюсь: Покровская влетает в зал, пробегает мимо меня и спешит к сыну. – Бедненький! Вот ты до чего, Игорь, его довёл! Малыш без меня не может!
Тянет свои руки к ребёнку, но Игорь и пальцем тронуть его не даёт.
– Ты что здесь делаешь? – цедит сквозь зубы.
– Как что?! – женщина, топнув ногой, указывает на няню. – Зина позвонила! Сказала, что Льву плохо! Меня зовёт! Ты видишь, что ты наделал? Травмируешь психику ребёнку!
Не хочу я быть на месте этой Зины, потому что Покровский буквально убивает её глазами. Мысленно разрезает на кусочки и скармливает собакам. Но, надеюсь, это всего лишь мои ощущения от напряжённой атмосферы.
– Я разве не говорил, чтобы вы не звонили ей?
Зинаида теряется, разводит руками.
– Я сначала Марии Георгиевне позвонила… Но как только вы мне сказали, что не надо, я тут же всё отменила! Но он так громко плакал, Игорь Викторович! Я не знала, что делать!
– И правильно сделала! – вмешивается Маша.
Боже, почему я стала свидетельницей всего этого? Не хочу лезть в эту семью! Но отчего-то продолжаю стоять, смотреть на Огонька, который жмётся к папе. На каждую попытку мамы взять его он истошно кричит. Неужели она так сильно нанесла ему травму ногтями? Не думала, что малыши в этом возрасте это понимают…
Да и уверенности в том, что поцарапала его в прошлый раз именно она, у меня нет.
Но почему-то же он так её боится?
– Зинаида, отнеси Льва в его комнату, – чеканит Покровский. – С тобой поговорим позже.
Пытается отдать мальчика, но он только сильнее вцепляется в отцовскую шею.
– Апа-а-а, – протягивает, будто зовёт его. И смотрит на меня своими бусинками, от которых желудок скручивает, а дыхание пропадает.
– Давайте его мне, – выпаливаю, не задумываясь. Слишком много на себя беру, раз думаю, что он усидит у меня на руках, но… Пусть плачет, кричит, но хотя бы не слышит ругань родителей.
Игорь Викторович кивает. И, на удивление, Огонёк сам идёт ко мне, прижавшись головой к моему плечу.
– А она что здесь делает? Какого чёрта, Игорь? Она что, твоя любовница? Почему ты доверяешь ей нашего сына? Что она вообще забыла в нашем доме?
– В моём доме, Маша! – повышает голос, похожий на гром.
Меня снова передёргивает, и я ощущаю на себе, как сжимается маленький Львёнок.
Хочется плюнуть в лицо Маши, но я обнимаю мальчика, успокаивая.
– Мы можем пойти на второй этаж? – смотрю на роскошную закруглённую лестницу.
– Да.
– Нет! – снова протестует Маша. – Я не разрешаю! Ты с ума сошёл? А вдруг она воровка? И, пока мы здесь, что-нибудь украдёт?
Я недослушиваю весь этот бред. Быстро ретируюсь, поднимаясь по лестнице. Но кое-что заметить успеваю. Покровский бесцеремонно хватает свою жену за запястье, дёргает её так, что она чуть не падает. И, кажется, тащит её в коридор. Но ор Маши тише не становится, наоборот, только усиливается, потому что та начинает кричать.
Поднимаюсь на второй этаж с безумно колотящимся сердцем.
Нахожу детскую, которая как раз была открыта. Захожу в довольно тёмную комнату. Не так должны выглядеть детские, но не мне судить.
Падаю на небольшой диванчик и пытаюсь отвлечь Огонька от всего, что он только что испытал.
Трогаю его за пальчики, делаю лёгкий массаж ладошек, которые он с трудом разжимает из кулачка. Немного расслабляется, помня, что сразу после этого мы идём в бассейн, где даёт жару.
А сегодня он расслабляется. Не плачет, лишь тяжело дышит от пролитых слёз. Устал, бедненький…
Целую его в макушку.
Это странно, но я дико соскучилась. Будто не видела его не неделю, а несколько месяцев. И так радостно на душе, что никакой гром и дождь за окном не пугают.
Такое я чувствую редко. Только к Еве, своей племяннице и крестнице. А тут совершенно чужой ребёнок…
Это плохо. Привязываться нельзя. Это я уяснила за годы практики.
Я всегда даю себе мысленные оплеухи. Но не сейчас…
Убаюкиваю мальчика, засунув ему в рот соску, всё это время прикреплённую к слипу, и напеваю ему колыбельные, которые раньше пела нам с Милкой мама. А потом сестра делала это своей дочурке.
Давно я этого не делала… Слова путаются, пропадают из-за памяти, но укачать Льва мне удаётся.
Криков уже не слышно, и я выдыхаю.
Надеюсь, там обошлось без драк…
Похлопываю малыша по спине. Я бы тоже так прилегла и вздремнула, но за окном сверкает молния, и я напрягаюсь. Словно чувствуя мой страх, Лев распахивает глаза и внимательно смотрит на меня. Но не пугается, лишь изучает. Протягивает ладошку, кладёт на мою щёку. Сосёт соску, отчего уголки моих губ несутся вверх.
– Спи, – тихонько проговариваю.
А он улыбается с соской во рту.
И издаёт довольный звук. Ведёт по моей щеке пальчиками и отрывается от моей груди. Пытается встать, и я поддерживаю его под мышки, пока Лев изучает моё лицо. Будто до этого что-то не рассмотрел.
Ощупывает скулы, губы, нос… Аккуратно ведёт пальчиком по глазам, которые прикрываю ради него.
– Мне страшно, – снова издаю тихий смешок. – Изучаешь меня, как будущий пластический хирург?
Знаю, что ничего не понимает, поэтому несу всякую чушь.
– Почему сразу хирург? – слышится бархатный насмешливый голос. Резко оборачиваюсь, пугаясь. Покровский стоит в дверном проёме, утыкаясь плечом в дверной косяк и скрестив руки на груди. – Может, просто любуется красивой девушкой.
Услышав папу, Львёнок тут же отмирает, словно растаяв, как лёд. Машет ручаками, будто плывёт в бассейне, но к папе пока не идёт.
– Вряд ли.
– Нет. У него есть вкус. Весь в отца. Ему приглянулись те же девушки, что и папе.
Усмешка расцветает на его губах.
– Да, Львёнок?