Файл «Melancholisch Schund»:
«7 января.
Получено 13 писем. Из них 5 – от фанатов творчества, 4 – от городских сумасшедших с историей о собственной никчемной жизни, которая почему-то кажется им историей:
– Диллинджера;
– Маты Хари;
– Трумэна Капоте (не вошедшую в санкционированные истеблишментом монографии);
– Бонни и Клайда а-ля рюс (ни одна из частей тандема не существует в действительности).
Примечание: Пора установить для городских сумасшедших черту оседлости! Как вариант – загнать их в гетто. Как вариант – погрузить на рефрижератор и отправить в USA. Уж там-то они наверняка обнаружат братьев по разуму! Сто пудов!
Письмо от европейского агента. Предлагает издаться в недружественной Польше и карликовой Эстонии. Стартовая цена покупки прав на каждую книгу – 700 евро. М-дяя… Глобальный кризис – это понятно, все сейчас последние резинки из трусов вынимают. Но не до такой же степени! Сказать ВПЗР о непристойном предложении или повременить? Дождаться отчетов из Germany, там наверняка накапало больше, чем 700 евро… Пожалуй, повременю. Армагеддона что-то не хочется.
Примечание: Может, они просто забыли ноль приписать?
Письмо от крейзанутого типа GALO-13. Предлагает ВПЗР встретиться и выпить масалы. В прошлый раз была текила. В позапрошлый – ром «Белая лошадь». До этого – джин с тоником, просто джин, просто тоник (но в экзотической стране на манер Cambodia). А до этого был виски и даже без содовой! О еде не упоминалось ни разу. Следует ли из вышеизложенного (минус тоник и масала), что GALO-13 алконавт? Также не совсем ясно, мужчина это или женщина. Если судить по широте и многовариантности алкогольного спектра – мужчина. Если взять во внимание тупую настойчивость, склонность к сложноподчиненным предложениям и общий тон писулек – женщина с неустроенной судьбой и проблемами сексуального характера.
Примечание: Вряд ли ВПЗР их решит.
По мелочи:
1 письмо от издателей по поводу перепродажи пакета,
1 приглашение к сотрудничеству от журнала «Отчаянные домохозяйки» (хи-хи-хи), 1 подтверждение бронирования билетов на 9 января.
Примечание: Мы все-таки летим на этот гребаный остров.
То, что удалось выудить в инете:
«Талего (Talego – исп.) – остров в Средиземном море, в 25 морских милях от побережья Коста-Бланки. 2,2 км в длину, от 500 до 975 м в поперечнике. Бывший военный форт.
Достопримечательности: собор Св. Франциска (годы постройки: 1698–1701, находится на реставрации), музей средиземноморской фауны (филиал валенсийского океанариума), маяк «Cara al mar» (год постройки: 1697), пещеры Ревеласьон.
Население: 21 человек.
Климат: морской. Средняя температура января: 8 °C, средняя температура июля: 33 °C. Постоянные ветра.
Растительность: на северо-западной оконечности острова, в районе пещер Ревеласьон, преобладают низкорослые вечнозеленые кустарники (гарига), юго-восточная представляет собой каменистую пустошь.
Рельеф: остров изобилует маленькими труднодоступными бухтами, береговая линия сильно изрезана, лишь в центральной части имеется небольшая лагуна для швартовки прогулочных катеров и яхт.
Комменты интернет-пользователей относительно этого восьмого чуда света (с сохранением морфологии и орфографии):
остров – полный ппц!
жОпА!!!
жопее не придумаешь!
мьерда
Аццкое место!
Ужос нах!!!!!!!!!
Лажа!
Чур меня, чур! Езжайте лучше на Табарку!
Во-во! И вся сувенирка – китайская! А пещеры на Табарке лучше.
ОДНОЗНАЧНО! Там даже спелеоцентр есть…
Как будто где-то в другом месте – не китайская! Везде все китайское, и сами мы – китайцы. А по существу – присоединяюсь к предыдущим ораторам. Музей не работает, к собору не подойти (типо реставрация, но ни одним рабочим скотом не пахнет в радиусе километра), ветер такой, что мозг выносит, не говоря уже об испорченном подчистую хайре. Пляж – профанация, сплошные камни, порезала ногу – три недели заживало. В отстой!
А МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ. МНОГО КОШЕК У НИХ ДЛИННЫЕ НОГИ И ХВОСТЫ.
Езжайте лучше на Ибицу! Много баб. У них длинные ноги.
А хвосты?
Хвосты замечены не были. Возможно, сбрасывают при близком контакте (или в случае приближения опасности).
Жаль…
То, что удалось сохранить в памяти после спонтанного летнего визита на Талего:
Очень жарко. Очень ветрено. Очень пыльно. В единственном кафе подсунули шампанское под видом демократичной тинто-де-вераны и содрали 25 евро за недопитый кувшин. ВПЗР впала в свое обычное состояние неконтролируемой ярости и устроила хипеж, упирая на то, что негоже разводить популярных, пусть и русских, писателей: это может вылезти боком принимающей стороне. Переводить ее высказывания дословно не было никакой возможности по причине их забубенного ненорматива.
Примечание: Расстаться с баблосом пришлось все равно. А 25 евро впоследствии вычли из моей зарплаты, т. к. я знаю испанский, а ВПЗР – нет. Следовательно, виновата я, «ленивая овца», коя не удосужилась проштудировать словарь диалектов, идиом, арго, общепринятых разговорных выражений ets., ограничившись «поверхностным изучением, мать его, кастильяно, кому он на хрен нужен!!».
«CAVA» – и есть шампанское в варианте espanol, запомнила на веки вечные.
Много кошек – это чистая правда. Как и то, что у них невероятно длинные ноги. Много бессмысленных чаек. Ни кошки, ни чайки никогда не относились к моим любимым домашним животным. Но кошки почему-то умилили ВПЗР. Впрочем, умиляется ВПЗР много и довольно часто, приступы умиления чередуются с вышеупомянутыми приступами неконтролируемой ярости с завидным постоянством. И в одном и том же ритме. Румба? Самба? Пасадобль?.. В любом случае в этом есть что-то отработанное почти до автоматизма, как если бы ВПЗР многие годы напропалую занималась бальными танцами.
Примечание: ВПЗР никогда не занималась бальными танцами.
Еще о Талего:
Сведения о том, что на острове проживает два десятка человек, кажутся мне не совсем верными. Одних домов я насчитала не меньше тридцати: по пятнадцать с каждой стороны единственной улицы. Номера на них отсутствуют, но каждое из строений как-то да называется – «дом с олеандром», «дом морского конька», «дом глупыша Диего», «дом, построенный на месте гибели доблестного Мартинеса, капитана», «дом, построенный на месте, где зацвел мирт» и даже «дом, где никогда не жили кошки». Слишком поэтично, чтобы быть правдой. Скорее всего, вся эта клюква (олеандр, мирт) придумана для привлечения туристов.
Могилы «доблестного Мартинеса, капитана» тоже не существует – вообще, здесь нет кладбища, что странно: ведь двадцати одному нынешнему обитателю Талего предшествовали другие обитатели, говорят даже, что в иные времена население острова доходило до полутора сотен вместе с гарнизоном форта. Наверняка они умирали, как умирают все, за исключением ВПЗР – она-то собралась жить вечно! В частных разговорах ВПЗР постоянно муссирует тему о ста сорока четырех тысячах избранных, которые (единственные из всех) уцелеют после конца света, назначенного на декабрь 2012. Они же – бессмертные, они же – Горцы, они же – Интервью с Вампиром. В списках избранных ВПЗР проходит под номером 9 – сразу после исполнительницы блюзов Джоан Армат – рейдинг и непосредственно перед исполнительницей прифанкованных баллад Рейчел Ямагатой. То есть это ВПЗР думает, что баллады у Рейчел Ямагаты – прифанкованные, ей просто нравится слово «фанк». Примерно в той же степени, что и «госпел» со «спиричуэлом», а также «фьюжн» и «эмбиент». Слова – единственное, перед чем ВПЗР не может устоять. Втрескавшись в какое-нибудь слово по самые помидоры, ВПЗР начинает внедрять его в сознание окружающих с пылом и страстью тирана, заправляющего мелкотравчатым островным государством. А поскольку «окружающими» являюсь я, в основном – я и только я, мне и приходится жить в постоянном напряжении. Так, декада «госпела» ознаменовалась абсурдистскими словосочетаниями: «ну и на хрена мне этот госпел, скажи на милость?», или: «тащи-ка сюда этот хренов госпел», или: «так и передай этим припадочным госпелам: на их вшивую передачку я не приду». При этом «госпел» в трактовке ВПЗР может означать все, что угодно: проблему (как имеющую решение, так и не имеющую его в принципе), предмет обихода, предмет нематериальных вожделений или просто группу товарищей с телевидения. Попробуй, догадайся, что имеет в виду ВПЗР, щебеча на своем птичьем языке (мне удается, хотя на общем уровне зарплаты это отражается мало). Лишь однажды «госпел» был употреблен в своем прямом значении: когда ВПЗР заявила, что в ранней юности распевала госпелы в передвижной евангелистской церкви, основанной на острове Шпицберген неким афроамериканцем, выходцем из штата Луизиана. Кроме того, в еще более ранней юности ВПЗР ездила автостопом, свободно говорила на хинди, была рукоположена на творчество самим Федерико Феллини, втайне от Дольче встречалась с Габбаной и наоборот, трижды пыталась покончить с собой из-за несчастной любви (один раз ей это все-таки удалось, но Всевышний – по ходатайству чрезвычайно популярного в небесных сферах писателя Дж. Фенимора Купера – вернул ее обратно). С тех пор, по утверждению ВПЗР, она никогда больше не влюблялась, но успела два раза выйти замуж и разойтись, съездить в Сенегал за тканью для платьев, съездить в Пакистан покурить дури, стать персоной нон-грата в Непале и потерять всепогодный амулет, подаренный ей прямым потомком Никколо Макиавелли. Амулет оплакивается до сих пор.
Примечание: ВПЗР – знатная мистификаторша. А Рейчел Ямагата – никакой не фанк. Может быть (и то местами) – соул, а скорее всего, поп-рок…
Относительно кладбища (если уж мы затронули эту жизнеутверждающую тему): кошки, ветер, брошенный на произвол судьбы собор и филиал валенсийского океанариума, заколоченный досками, произвели такое впечатление на ВПЗР, что она с порога в зубы заявила: «Здесь… именно здесь я бы хотела состариться и умереть». Как это соотносится с теорией ста сорока четырех тысяч бессмертных и номером 9 в списке – неясно. С другой стороны, за пять лет моего Великого (хи-хи-хи) Служения (хи-хи-хи) Таланту (у-упс!) я насчитала десяток мест, где ВПЗР хотела бы состариться и умереть, включая Тоскану, голландский Гронинген и поселеньице Краснофарфорный в Новгородской области. Обычно пребывание в этих благословенных местах ограничивается часами, реже – сутками. Варианты «проездом», «пролетом», «Опять мы прощелкали поворот, где только были твои глаза?» и «Что это там написано на указателе? М-мм… занятно… Завернем!» также приветствуются. Это поначалу я пугалась географических выхлопов, а потом ничего, привыкла. ВПЗР никогда и никуда не возвращается.
Примечание: Даже странно, что в случае с Талего обычная схема не сработала. И мы все-таки летим на этот гребаный остров.
Не совсем летим, конечно. Летим мы до Мадрида. Затем едем на поезде до Аликанте. Затем – во взятом напрокат лимузине – движемся по направлению к Санта-Поле. Там берем лодку (пардон – круизный лайнер со стрип-баром, кегельбаном, караоке, местом за капитанским столиком и все той же Джоан Арматрейдинг в качестве приглашенной звезды, на меньшее ВПЗР не согласна). И уже на лайнере торжественно вплываем в объятия Талего. Я бы, конечно, предпочла более цивилизованный материковый Толедо, но разве здесь кого-то интересует мое мнение? В данном контексте от меня требуется лишь то, что требовалось всегда: забронировать отель в Мадриде (для подстраховки), забронировать отель в Санта-Поле (для подстраховки), решить проблемы с coche[2] и плавсредством: «Чтобы не было никаких подстав, ты же знаешь, я терпеть их не могу!» Знаю, знаю… И этот человек в ранней молодости передвигался исключительно автостопом и (по собственному утверждению) ходил босиком с апреля по октябрь!.. Почему я терплю все это? Занимаюсь тем, чем занимались бы сразу четыре человека, причем за отдельную и совсем немаленькую плату: секретарь, личный шофер, домработница и психоаналитик. А ведь я – всего лишь литературный агент, и вытирать сопли ВПЗР, нянчиться с ней, как с ребенком, вовсе не входит в мои обязанности. Как произошло, что чертова ВПЗР убедила меня:
ВХОДИТ, ДОРОГУША, ЕЩЕ КАК ВХОДИТ!
Она обвела меня вокруг пальца, вот оно что. Обводить вокруг пальца – ее любимое занятие. У нее не меньше сотни масок, под которыми скрывается еще тысяча масок, как же иначе; ведь жизнь ВПЗР – сплошной карнавал!
«Был карнавал, и я нарядилась Джеймсом Джойсом». «Был карнавал, и я нарядилась доктором Лектором». «Был карнавал, и я нарядилась Святым Антонием».
Так и есть, ВПЗР – отшельница, несмотря на навязшие на зубах мантры о бурной юности. Выражаясь еще точнее – она конченая социопатка.
«Был карнавал, и я нарядилась нейтронной бомбой» – тоже про нее. Хлоп-хлоп, бах-бах! – вот и нет людей. Ни в каком виде. Отсутствие людей моментально избавляет ВПЗР от множества госпелов (они же – проблемы): общаться с теми, с кем не хочется, шутить на заданные темы, бывать на презентациях, светиться на промоакциях, выдавливать из себя многомудрые суждения в ток-шоу; употреблять английское выражение «по comments», когда досужие журналисты расспрашивают о личной жизни (акцент у ВПЗР чудовищный); не употреблять вполне себе русское выражение «пошли все нах!» (это единственное простецкое сочетание букв, которое доставляет ВПЗР удовольствие, граничащее с экстазом). Нейтронная бомба очистит мир (который, собственно, и есть сама ВПЗР – кто бы сомневался!) от жилконтор, паспортных столов, визовых центров, очередей, пробок на дорогах, зомбирующих федеральных телеканалов и убогих кабельных; плохого кино (все хорошее уже снято), плохой музыки (вся хорошая уже написана) и прочее, прочее, – список ненавистных ВПЗР вещей можно длить бесконечно.
Собственно, все может решиться уже в 2012 году – и без всякой там нейтронной бомбы, но поладит ли она с оставшимися ста сорока тысячами избранных?
Большой вопрос.
Еще бо́льший вопрос – каким образом, в отсутствие прогрессивного и не очень человечества, ВПЗР будет удовлетворять свое тщеславие и непомерную гордыню. Ведь люди, что бы она про них ни говорила, читают ее книги. А не будет людей – для кого вообще писать? От архитектурных ансамблей слова доброго не дождешься. От пустынных ландшафтов – и подавно. Нефтехранилища и стадионы не оценят стилистических изысков, сколько ни бейся. Терминалы в заброшенных аэропортах останутся глухи к сюжетным поворотам, сколько ни взывай. Станции метро… впрочем, ВПЗР не ездит в метро. «Лучше уж отмучиться в пробке, чем сойти в этот ад», – обычно говорит она. Кстати, стоять с ней в пробках и есть самый настоящий ад. ВПЗР начинает истерить, даже если количество машин перед нами не превышает четырех, – что уж говорить о цепочке подлиннее? При малейшей задержке движения ВПЗР скрежещет зубами, бьется о приборную панель головой (что страшно некрасиво) и норовит лягнуть меня локтем (что больно). Она проклинает «эту сучью страну» с этим сучьим городом и сучьим же движением в нем (как будто в других, не-сучьих странах дела обстоят оптимистичнее), норовит выскочить из машины и начистить кокарду ближайшему гаишнику. (А если гаишников, на их фарт, рядом не оказывается – тычет через стекло «факи» друзьям по пробочному несчастью.) Как нас до сих пор не вытащили из машины и не проломили черепа бейсбольными битами – удивляюсь. Взывать к здравому смыслу ВПЗР бесполезно, по причине его полного отсутствия. Да еще сама же и окажешься виновата: выбрала не ту дорогу, вывезла царственную особу, не удосужившись узнать о наличии пробок в Интернете, не уточнила маршрут. А не для того она презентовала мне дорогущую тачку, чтобы терпеть унижения и неудобства!
«Презентовала мне» – смех, да и только! На этой тачке мы передвигаемся исключительно по ее делам. Которых было бы сделано не в пример больше, если бы я, «ленивая овца», относилась к своим обязанностям с должным – соответствующим уровню зарплаты и агентских отчислений – рвением.
Иногда, когда ВПЗР особенно бесчинствует, я тоже позволяю себе сорваться. Вот и случаются диалоги следующего содержания:
Я: Купите себе вертолет, и все проблемы с транспортом отпадут сами собой.
ВПЗР: Давно бы купила, если бы не тратила такую прорву денег на твои сомнительные услуги!
(О-о, эта простодушная вэпэзээровская склонность к квази-мега-гиперболам!!!)
Я: О какой это прорве идет речь? Не смешите! А если вам что-то не нравится, что ж… Попробуйте отыскать другую такую дуру, как я…
ВПЗР: Другой такой не найти…
Последняя фраза, сказанная с максимальным цинизмом, на который только способна ВПЗР, носит характер диагноза:
И ВПРАВДУ НЕ НАЙТИ!
Ни одно существо, будь то человек, животное или растение, не в состоянии ужиться с ВПЗР. Вянет, хиреет и распадается на атомы все, к чему она имела неосторожность прикоснуться. Так почему я все еще с ней, с этой стервятницей, мизантропкой, аморальным и беспринципным фрнком, крэйзанутой теткой, страдающей манией величия?
К тому же (тиснуть бы этот зубодробительный материалец в желтую прессу!) она еще и воровка! Тащится все, что представляет для нее хоть малейший интерес, – книги из книжных, посуда из ресторанов, антикварная мелочь с блошиных рынков, приятные на глаз и ощупь аксессуары из бутиков. Быть пойманной за руку ВПЗР нисколько не боится.
Я (обмирая от страха при каждой ее выходке): А если вас застукают?
ВПЗР (скаля зубы при каждой своей выходке): Не застукают!
Я (страстно желая, чтобы мое пророчество сбылось): Когда-нибудь да застукают. Застукают-застукают! Вот увидите.
ВПЗР (имея мои пророчества глубоко, ритмично и в извращенной форме): Да и наплевать.
Я: Но…
ВПЗР: Скажу, что это ты вещички помыла.
Я: Но…
ВПЗР: Кому поверят? Мне – популярнейшей писательнице, переведенной на основные европейские языки, члену Пен-клуба, лауреату Пулитцеровской премии, почетной гражданке города Рейкьявик, номинантке на премию принца Астурийского и букеровской номинантке? И это, заметь, не сраный русский Букер, а самый настоящий британский!
Я: Не забудьте упомянуть о приглашении прочесть курс лекций в Принстонском университете…
ВПЗР: A-а… Совсем забыла про этот геморрой! Как думаешь, согласиться или забить на псевдопреподавательскую деятельность?
Я: Имеет смысл согласиться. Америка все-таки. Америка расширит ваши горизонты…
ВПЗР (горизонты которой, видимо, и без того расширены до последнего предела): Пожалуй, так я и поступлю. Забью к чертовой матери. А ты уж будь добренькой, сочини отказ посимпатичнее… Не скупись на сожаления относительно невозможности сотрудничества. Ну, не мне тебя учить. А что касается помытых вещиц… Кому все же поверят – мне или тебе?
Я (обмирая от страха – теперь уже совершенно абстрактно, без всяких привязок к ситуации): Неужели вы в состоянии обвинить ни в чем не повинного человека?
ВПЗР (скаля зубы – теперь уже совершенно абстрактно, без всяких привязок к ситуации): Даже не сомневайся.
Я: А как насчет того, что гений и злодейство несовместимы?
ВПЗР: У тебя устаревшие сведения! Периода английского сентиментализма, никак не позже. Гений и злодейство отлично ладят. Это самая устойчивая супружеская пара после попугаев-неразлучников.
Я: Вы будете гореть в аду.
ВПЗР: Не самая удручающая перспектива. Учитывая то количество безбожников-интеллектуалов, которые там загорают. Найдется с кем в покерок перекинуться…
ПОКЕР
Одна из немногих вещей, способная высечь у ВПЗР искру неподдельной эмоции. Ее мозг, обычно пребывающий в состоянии первобытного хаоса, неожиданным образом структурируется, с легкостью просчитывая все возможные и невозможные комбинации. Но и в этой, почти совершенной математической структуре находится место вполне себе нейролингвистическим, подлым вещам. ВПЗР блефует (самым низменным, непотребным образом), передергивает карты, а иногда так и просто откровенно жульничает. Личные оскорбления тоже не редкость, особенно если ВПЗР не везет с раскладом. И всякий раз она пребывает в святой уверенности, что ей выпадет «ройял флеш».
Примечание: По жизни она тоже ожидает «ройял флеша» – каждый день своего существования, каждую минуту.
«Разве я не сто́ю большего?» – ВПЗР обожает задавать мне этот риторический вопрос. Другие риторические вопросы выглядят примерно так:
«Разве мои тексты хуже, чем у…» (Обычно берется самая что ни на есть абсолютная литературная величина.)
«Неужели надо сдохнуть, чтобы тебя классифицировали как большого и серьезного писателя? О-о, тупые скоты, твари безглазые, конченая быдлятина!!!» –
столь лестные характеристики относятся ко всем сразу: критикам, читателям, интернет-рецензентам – тем, кто так или иначе подпадает под размытое понятие «окололитературная общественность». Эта самая общественность вызывает у ВПЗР стойкий рвотный рефлекс. Собственные тиражи тоже не устраивают ВПЗР – они слишком большие для настоящего писателя. И недостаточно большие для суперраскрученного беллетриста. А для крепкого беллетриста – в самый раз. От одного упоминания, что она «крепкая беллетристка» (паче того – «бульварная авторесса»), ВПЗР снова впадает в неконтролируемую ярость и начинает бить посуду.
Я (собирая черепки): Хотите издаваться тиражом в три тысячи экземпляров? Это и есть, по-вашему, настоящая литература?
ВПЗР (норовя попасть в меня очередной салатницей): В нашей сучьей стране с ее извращенными понятиями об истинных ценностях – это и есть!
Я: Вообще-то между тиражами и размером гонорара существует прямая зависимость. Разве вы не замечали? Хотите посмертной славы или денег и популярности сейчас?
ВПЗР: Ты, конечно, на стороне денег, корыстолюбивая маленькая дешевка! Вот всегда, всегда знала, что ты поклоняешься не таланту, а золотому тельцу!.. Как, впрочем, и остальные недоноски во всем этом через задницу склепанном мире!..
Я: За исключением вас, разумеется.
ВПЗР: Да, за исключением тибетских монахов и меня!..
Примечание: Тибетские монахи так же далеки от ВПЗР, как далек от разрешения вопрос с продовольствием в черной Африке. Не в том плане, что монахи – глубоко религиозны, а ВПЗР – самая настоящая, неподдельная безбожница. ВПЗР, несмотря на все декларации, больше всего ценит собственный комфорт, который только деньги и могут обеспечить. И еще – посуду она тоже бьет избирательно: ни одной тарелки дороже 30 рублей за штуку не пострадало (и сервиз «Виллерой и Бох» как стоял целехонький, так и стоит). И еще – она ни разу не номинировалась на премию принца Астурийского и британский Букер и никаким почетным гражданином Рейкьявика не является. Некоторые (далеко не всегда основные) европейские языки и слитые в унитаз лекции в Принстоне – это да. А Пулитцеровская премия и Пен-клуб – нет. Ложную ВПЗР ни за что не отклеить от истинной, и это тоже подпадает под определение «знатная мистификаторша».
Страстно желая стать признанной повсеместно, ВПЗР панически боится любой публичности. Вернее, делает вид, что ненавидит ее, а на самом деле – боится. Публичность предполагает перетряхивание белья, коего у ВПЗР никогда не было в избытке. Слово «белье» я употребляю здесь по прямому назначению. Во всем, что касается носильных вещей, она крайне минималистична. Пара-тройка свитеров, пара-тройка штанов, несколько «ток-шоу юбчонок, чтобы не выглядеть на экране спустившимся с гор парнокопытным»; блузка и туфли на каблуках – опять же «для ублажения уродов, пялящихся в зомбоящик». Две водолазки приглушенных цветов, две джинсовых рубахи. Летние ботинки, зимние ботинки. Жилетка. Вот, пожалуй, и все. ВПЗР просто не способна посмотреть на себя критически.
ВПЗР: И чем, скажи на милость, тебе не угодил мой свитер?
Я: Мало того, что он был куплен в секонд-хенде…
ВПЗР: Одеваться в секонд-хенде – моя фишка. Все это знают.
Я: Эта фишка давно вышла из моды.
ВПЗР: Да и наплевать… Кстати… (тут ВПЗР впадает в глубокую задумчивость)… а что я носила до сего прекрасного свитера?
Я: До сего прекрасного свитера была эпоха динозавров. Мел. Или триас.
Мел или триас – чистая правда. Почти. Вспомнить, в чем была ВПЗР до того, как влезла в эту судьбоносную тряпку, не представляется возможным по причине давности лет. Наверняка – в такой же судьбоносной тряпке.
Я: И это, заметьте, не гипербола.
ВПЗР: Я знаю. На гиперболы ты не способна в принципе. Равно как и на развернутые метафоры, оригинальные сравнения и вообще… на поток сознания, от которого захватывает дух.
Я: Ни секунды на это не претендую. Всем известно, что такой поток сознания можете генерировать только вы…
ВПЗР: И когда только его по достоинству оценят?
Я: Когда-нибудь да оценят.
ВПЗР: Его давно бы уже оценили, если бы мой агент не был такой ленивой овцой!..
Года три, как я приучила себя не реагировать на постоянно всплывающую тему «ленивой овцы». И на то, что во всех мнимых и подлинных неудачах ВПЗР виновата только я, никто иной. Я, которая напрасно жрет хлеб, нимало не заботясь о продвижении своего сверхвыдающегося работодателя прямиком в заоблачную высь – туда, где расположено мемориальное кладбище литературных селебретис всех видов и мастей. Надписи на надгробиях – вот что привлекает ВПЗР!.. Сплошные панегирики, сплошные констатации непреходящей роли в истории культуры и – шире – в истории так нелюбимого ВПЗР человечества.
У нее и текст для собственной эпитафии заготовлен. Что-то вроде «Большому таланту Гениальной – от почитателей изумленных».
Ни больше ни меньше. И всегда свежие цветы. Не пафосные, но со значением. И с подтекстом. Ирисы – «твоя дружба много значит для нас». Красные камелии – «Ты как пламя в нашем сердце». Хризантемы – «Позволь нам любить тебя вечно».
Да-а…
Но надо знать ВПЗР! Она и под могильной плитой не оставит гипотетические стенания поклонников без ответа. Обязательно отыщет способ брызнуть в них ядовитой слюной. Или, за неимением слюны, произрастет расхристанным кустом бальзамина: «Ха-ха-ха, ушлёпки! Мы, мать вашу, с вами не равны!»
Никто ей не ровня – и в этом вся ВПЗР.
Да-а…
Ей не нравится, когда ее не узнают, но и когда узнают – не нравится тоже. «Ложная скромность – первый признак гордыни, – говорит в таких случаях Катушкин. – И как ты до сих пор не удавила ее, Ти?»
Катушкин – партнер ВПЗР по покеру, один из немногих, кто вхож в дом и кто подпадает под весьма условное (в ее случае) определение «мой старинный друг».
Собственно, Катушкин старинный и сам по себе. В смысле – человек в возрасте. Ему за сорок, он переплетчик и реставрирует книги. Занятие довольно романтическое, требующее не только терпения, но и известной доли нежности.
Катушкин – нежный. Мягкий. Катушкин – большая умница, влияние книжных раритетов и фолиантов даром не прошло. При этом Катушкин может починить кран, поменять фильтр, вкрутить лампочку, прибить отошедший в коридоре плинтус и поклеить обои. ВПЗР без всякого зазрения совести пользуется прикладными навыками Катушкина, не забывая при этом хамить ему, третировать его и оттачивать на нем свое желчное остроумие.
И не было случая, чтобы Катушкин ответил ударом на удар или оскорблением на оскорбление. Не было случая, чтобы он выиграл у ВПЗР в покер. Даже имея на руках расклад, близкий к «ройял флеш».
«Себе дороже, – оправдывается Катушкин. – Она меня и прибить может, с нее станется. А хотелось бы пожить еще немного. Хоть жизнь и грустная штука».
Еще одно из оправданий катушкинского малодушия выглядит так: «Не будем волновать понапрасну нашего гения. Ему еще не одну нетленку писать…» Проговаривается данный текст без всякой иронии, и тут уж я сама готова удавить Катушкина – за откровенное пресмыкательство. За низкопоклонство перед вздорной бабенкой, исчадием ада, квинтэссенцией мелких человеческих пороков, потому что на крупные ВПЗР не способна. Так и есть: ВПЗР – демон карманного формата.
А Катушкин – ангел карманного формата.
Их знакомство уходит корнями в мел. Или в триас. Ни один, ни другая толком не могут вспомнить, как именно оно произошло. Вернее, у обоих разные трактовки случившегося тысячелетия назад.
ВЕРСИЯ КАТУШКИНА: периферийная дива ВПЗР была подобрана студентом Института культуры Катушкиным прямо на улице, в состоянии сильного алкогольного опьянения. ВПЗР дефилировала по тротуару босиком, хотя на дворе стоял октябрь, и при себе имела небольшую сумку с вещами и документами. На сумке красовалась самопальная трафаретная надпись «SEXY NAUGHTY BITCHY»[3] – Катушкин хорошо это запомнил. Точного перевода этой фразы он не знал, поскольку в институте изучал немецкий, а в курсе школьного английского таких слов быть не могло по определению. Возможно, знай чертов перевод, Катушкин поостерегся бы приводить ВПЗР домой, в крохотную однокомнатную квартиру с мамахен и котом по кличке Ашшурбанипал или просто Шурик.
Возможно, хотя, скорее всего, – нет. Катушкин – сердобольный. И он не оставил бы на улице беспомощную девушку – любую, а не только ВПЗР.
Примечание: Лучше бы Катушкину встретилась любая другая девушка! Или динозавр. Или археоптерикс. Тогда бы его жизнь сложилась по-иному. Не обязательно счастливее, но – по-иному…
Так или иначе, но ВПЗР тормознулась у Катушкина с мамахен и Шуриком почти на год. И уже через неделю после вселения начала устанавливать свои порядки. Мамахен (такая же сердобольная и безответная, как Катушкин) была выдворена на кухню, сама же ВПЗР угнездилась на фамильной кровати из красного дерева и прибрала к рукам фамильную же китайскую ширму с цаплями. Дислокация самого Катушкина изменений не претерпела: он как спал на раскладном кресле у двери, так там и остался.
К себе за ширму ВПЗР пускала лишь кота Шурика – просто потому, что не пустить его было невозможно: всеми правдами и неправдами животное просачивалось в вэпэзээровский угол, поскольку полюбило новую жиличку сразу и навсегда. Ни Катушкина, ни катушкинской мамахен для Шурика больше не существовало. Но нельзя сказать, что любовь эта была взаимной: ВПЗР терпела Шурика, не больше. А под конец – так и просто возненавидела за излишнюю прилипчивость. Тут-то бы Катушкину и призадуматься во второй раз, экстраполировать ситуацию на себя. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: любовь у ВПЗР никогда не бывает взаимной. Исключительно безответной, «а лучше бы ее и вовсе не было». Взаимная любовь, согласно теории ВПЗР, разжижает мозги и убаюкивает душу. В то время как душа должна страдать бессонницей и быть начеку, чтобы не прошляпить Великий Приход.
Великий Приход: он же – вдохновение, он же – божественное откровение, он же – внутреннее знание. И ни одно, пусть и самое качественное, соитие не сравнится с этим умопомрачительным внутренним знанием. А кто думает по-другому, есть пошлый обыватель. Лилипут. Человеческий перегной. Одним словом, «шайзе», как сказал бы склонный к немецким дефинициям Катушкин.