Трубников приехал к Ламейкиным во втором часу ночи. Вячеслав не удивился. Он не спал. Его мама в сопровождении врача поспешила спуститься в гостиную.
Вячеслав был на взводе. Начал орать на Трубникова за то, что он только деньги берет, а результата от его работы нет, только беспокойство. Его маме давно пора спать! Она стара и больна! Где Оля? Где Катя?
– Что ты пытаешься ему объяснить? – низким громким голосом осадила его Анна Григорьевна, – это же полицейский! Разве он может что-нибудь понимать, кому-нибудь сострадать? У нас ребенок пропал! А он только наживается на нашем горе!
– Я могу уйти хоть сию секунду, – ответил детектив, – но с минуты на минуту к вам приедет полиция. Их вы прогнать не сможете.
– О чем это он? – сбавила презрительный тон Анна Григорьевна, – какая полиция? Софочка, принеси аспирин!
– Стоять, – скомандовал Трубников.
Софья Тихоновна нерешительно остановилась.
–Это ваш листочек?
– Мой. Там же штамп есть, откуда он у вас?
– И что? Удивилась Анна Григорьевна, – маленький белый листочек! Полиция при чем?
– На этом листочке остался след. На предыдущем, листке, который вы вырвали, был написан номер машины Марата. Когда Оля общалась с цыганкой, вы и Анна Григорьевна видели это из окна такси. Вы возвращались домой после процедуры. И вы не вышли к ней, не остановили ее. Вы просто наблюдали. А потом вы, Софья Тихоновна, проследили за цыганкой. Записали номер машины. Вырвали листок, но на следующем листке остался след. Это ваш почерк. Записан номер машины Марата, к которому спешила лжецыганка.
Оля вернулась домой, чтобы развернуть уже пустой газетный сверток, а вместе с ним и ящик Пандоры для себя и мамы. Вы же вдвоем позвонили Вячеславу. Сообщили ему о произошедшем.
– Нет! Они мне не звонили! У меня налоговая!
– Я удивляюсь, – сказал Трубников, – как слаженно вы врете! Вы можете обмануть несчастного ребенка, его мать, но не меня и не полицию, хотя и относитесь к ней с таким презрением. Вас, Вячеслав Иванович, видели на стоянке торгового центра «Мега». Ведь именно там вы оставили машину с трупом в багажнике. В машине повсюду ваши пальцы! Полиция уже работает. Скоро будет здесь. Вы просите меня о помощи, негодуете, что я медлю, но сами говорите полуправду. Вы не лжете, но надеетесь сохранить в тайне некоторые подробности. Подробности, связанные с убийством Марата. Вы забрали все ценности, вынесенные Олей, но зачем вы его убили?
– Я его не убивал! – Вячеслав нервно начал ходить по гостиной, – я его не убивал! Когда я пришел, то он уже был мертв. Да, я забрал несколько колечек и цепочек, вынесенных Олей, но то была малая часть от похищенного. Потом отогнал машину на «Мегу». Но я не убивал его! Я даже не знаком с ним. Только перенес его в багажник. Я принес колечки и цепочки домой, отдал их маме. И какое же преступление совершили мама и Софи, если они всего лишь записали номер машины?
– Все видели, но не остановили ребенка. А почему? Не потому ли, что вам, Анна Григорьевна, было выгодно свалить исчезновение ценностей на внучку? А вы, Вячеслав, все отдали маме, а дочь отругали так, что она сбежала из дома! Жену изводили! Глумились над ней и над Олей! Единственный ради кого я еще продолжаю вам помогать – это ваш ребенок!
– Да, на машине нет видеокамеры, но есть видеорегистратор. На записи и лжецыганка, и Вячеслав Иванович, только нет Софьи Тихоновны, она держалась на большом расстоянии, соблюдала осторожность.
Собранность и дисциплинированность, – прогремел низкий голос Анны Григорьевны, – чужды были тебе с детства! Ты, Славка, всегда был разгильдяем! Надо было машину утопить! Взорвать! Уничтожить! Надо было избавиться от трупа! От машины! А ты что сделал? Из-за твоей нерешительности и несобранности мы теперь можем попасть в беду!
– Я сразу хотел вызвать полицию! Только к машине подошел, сразу понял, что он уже мертв. Вернулся. Ты же сама велела пойти обратно, собрать все колечки. Если бы не ты, я бы вызвал полицию! И я тоже думал, что там на полтора миллиона! Я до сих пор не понимаю, где остальное? Исчезло!
– Исчезло, но когда? – вмешался Трубников, – не вы ли сами припрятали ювелирные изделия, принадлежащие Кате? Будет развод, раздел имущества. Но дом этот записан на вас, Анна Григорьевна. . А вот ювелирные изделия Катя забрала бы с собой, если бы вы не спрятали их заблаговременно. И вас, и вашего сына интересуют только деньги! Вам безразлична судьба дочери, а ее мать вы специально раздразнили, довели до того, что она в одном платье и туфельках побежала по снегу искать указанную вами машину! Запугали! Она и без того на взводе! Солгали, что Олю похитили, сообщили номер и марку машины Марата, объяснили, где стоит. Зачем? Чтобы довести ее до белого каления? Почему не сказали полиции про машину? Мне почему не сказали? Вы же все знали! Может быть, вы знаете, где Оля? Скрываете ее сами?
– Как вы смеете так говорить! Это моя мать! Я не позволю вам пачкать маму грязными домыслами, которые вы не можете доказать! – возмутился Вячеслав – мы искренне переживаем за Олю! Мы не знаем, где она! Если бы она не сбежала, то ничего бы не было!
– Вы бы планомерно и методично изводили Катю, но Оля сбежала, спутала планы!
– Слава! Что он говорит? Как он смеет так говорить! Останови его!
– Он правду говорит, – ответил Вячеслав, – я жалею, что вовремя не остановил тебя! Мама, мама!
Разбирайтесь со своей мамой сами, – устало отошел от них Трубников, – вы все так увлечены страстью к деньгам, что забыли про ребенка.
Раздался звонок и стук в дверь.
– Полиция! – испуганно вскрикнула Анна Григорьевна, – Слава, полиция!
Софья Тихоновна медленно подошла к открытому окну, очевидно, желая выпрыгнуть или улететь. Вошел следователь Лагутин с ним несколько человек в форме и Лукашов с Настей.
– Роскошный дом! – ахнула Настя, – внутри красивше, чем снаружи! Мне так не жить!
– По какому праву? – возмутился Вячеслав, – у меня пропали дочь и жена!
– Жену уже нашли, – спокойно ответил Лагутин, – найдем и дочь, а вам не мешало бы найти свою совесть, если она у вас когда-либо была! Труп в багажник машины вы спрятали? Вы оставили много следов в машине. Если бы вы сразу сообщили в полицию о трупе в машине, когда обнаружили ее в санатории, то ваши дочь и жена сейчас бы находились дома! Жена в больнице, дочь в бегах!
–Мама, – обернулся к маме Вячеслав, – ступай к себе, уже поздно, тебе пора спать.
Восемьдесят пять миллионов с хвостиком
В понедельник Трубников сидел на диване в просторном доме Гуцровых. Тамара Ивановна угощала нежданного гостя кофе и печеньем. Два ее внука сидели рядом, с любопытством смотрели на детектива, младший внук лет четырех, прижался к бабушке. Она гладила его по курчавым черным волосам и говорила:
– Да, я цыганка, мой муж цыган, дети наши цыгане и внуки тоже. И что? Мы ваших законов не нарушаем, у нас свой дом, работа.
– Но у вашего мужа две жены, – возразил Трубников, – у нас так нельзя!
– По закону я одна его жена. Она живет отдельно, живет обеспеченно. Я не виновата, что у нас с Андреем одни девчонки! А эта ему сына родила. Сын уже в колледже учится. Переехал жить к нам. А она у себя живет. Мы им общаться не мешаем! Я с ней дружу. Она моих внуков на машине катает, я ее сына кормлю, обслуживаю. Можно подумать, что у вас любовниц с детьми не бывает! По-вашему, любовница, по-нашему, вторая жена. Если бы за любовниц в тюрьму сажали, то мужиков бы не осталось! Вы к нам из-за этого пришли?
– Нет, я дождусь вашего мужа.
– Откуда мне знать, когда он вернется: сегодня или завтра. У нас с ним секретов друг от друга нет. Можешь мне говорить. А то можешь дочь подождать. Она бухгалтером работает, задерживается часто. Давно бы пора ей домой прийти. Да, бухгалтером. У нее высшее образование. А эти мелкие в музыкальной школе учатся. На скрипке. Ты думаешь, если цыгане, то только гадалки и воровки? В любой семье не без урода! Мы здесь у себя дома живем. В Ростове всем жить можно! Здесь каждой твари по паре.
– Трубников рассказал ей о злоключениях Оли, попросил совета, где ее искать? Предположил, что она могла сама увязаться за цыганами. Тамара Ивановна задумалась. Велела старшему внуку принести карты. Он убежал и вернулся с колодой карт. Трубников с трудом спрятал усмешку. Он ожидал другого. Она раскинула карты на Олю, но ничего не говорила. Он дал ей фотографии девочки. Она долго внимательно смотрела на них.
–Жива твоя девчонка, – сказала она уставшим голосом, – не бойся.
– Я не знаю, где ее искать. Мои помощники ходят по всем вокзалам, по рынкам в поисках Оли, в поисках цыган. Ее нигде нет.
– Не там ищешь. Когда я смотрю на ее снимок, то слышу стук колес поезда.
– Какого поезда? Направление?
– Извини, дорогой, но карты не могут сказать номер поезда и номер места. Карты никогда не врут. Она в дороге. Но ее никто не похищал. Она здорова. А в каком поезде, я не знаю. Будешь мужа ждать?
– Нет, спасибо. Если, что узнаете, то позвоните мне, пожалуйста. Вот визитка.
– Пошли сама провожу, а то уже стемнело. Мы спускаем собак во двор по ночам.
Внук побежал за плащом для бабушки, они стояли на пороге.
– Как тебе наш дом?
– Красивый, давно построили?
– Давно. На свои заработанные. Всем колхозом строили, всем колхозом живем. Все пятеро дочек и сын под одной крышей. У двух дочек уже мужья, они тоже с нами.
– Не ссоритесь?
– Нам нельзя ссориться, иначе не выжить.
Внук принес плащ. Тамара Ивановна оделась, проводила Трубникова до калитки. Попрощалась, пообещала сообщить, если что услышит про девочку.
Когда он выехал на проспект Стачки, пошел сильный дождь. Восьмой час вечера. Вернуться домой или заехать в офис. К дому ближе. Он хотел доехать до развязки и повернуть обратно, но позвонила Лена. Она еще не ушла домой.
– Николай Федорович, – вас в приемной ждет Ларкин, он говорит, что вы знакомы.
– Сейчас приеду.
Он не понял при чем здесь Ларкин? Это главный врач психиатрической больницы. Однажды один человек пытался покончить жизнь самоубийством и попал к нему, в то время когда Трубников разыскивал его. Тогда он и познакомился с Ларкиным. Что у него случилось? Совсем некстати начинать новое дело, ведь еще не нашли Олю. А отказывать ему неловко.
Дождь лил сплошной стеной, дворники не помогали, видимость отсутствовала. Ехал медленно, долго стоял в пробке на мосту. В офис приехал в десятом часу вечера. Но Ларкин терпеливо ждал его.
– Я слышал, что ты разыскиваешь девочку? – сразу приступил к делу Ларкин.
– Да, – насторожился Трубников, – ты знаешь, где она?
– Понятия не имею. Не из-за нее я жду тебя уже почти два часа. А из-за ее мамы.
– Катя? Она твоя пациентка?
– Пока нет. Ко мне в первых числах апреля приходила одна знакомая. Я учился в институте с ее тетей. Немного знаком с ее папой. Он преподает в медицинском. Да, я совсем забыл предупредить о строжайшей конфиденциальности!
– Если твоя знакомая и ее папа никого не убили и не ограбили, то конфиденциальность я гарантирую.
– Они очень хорошие люди! Они лечат людей, а не убивают и не грабят! Моя знакомая неравнодушна к одному мужчине. Он предприниматель, отнюдь не бедный, у него семейные проблемы. Проблемы с женой. Он считает, что ей нужна помощь психиатра. Меня попросили посмотреть ее. Не успел. Сегодня узнал, что она совершила попытку самоубийства и сейчас в больнице. А почему ее повезли в обычную больницу, я не знаю. Должны были привезти в мою! Суицид – это ко мне. Но я не об этом. Я считал себя виноватым, что не посмотрел ее сразу, не было времени. А то бы не было и попытки суицида. Но только что узнал, что ты разыскиваешь ее дочь. Приехал к тебе. Мне самому нужна консультация. Что происходит?
– Назови хотя бы одно имя, чтобы я смог ответить тебе, – сказал Трубников, – одна знакомая, знакомых много. Фамилия, имя врача и ее папы, а также несчастной с попыткой суицида.
– Фамилия моей несостоявшейся пациентки Ламейкина, а врача Репухова. Софья Тихоновна Репухова просила меня помочь жене ее друга, но я был очень занят, назначил на пятое мая, надо было сразу.
– Не надо. Это мой помощник Лукашов по моей просьбе постарался, чтобы Катя Ламейкина попала в обычную больницу, а не в твою психиатрию, прости. Я с уважением отношусь к тебе, ты хороший врач, но не тот случай. Появление дочери вылечит ее без твоих лекарств, от которых она потом не скоро придет в себя. Значит, Софья Тихоновна давно договаривалась с тобой о Кате? Ну и ну! Я их недооценил! Намекни ей, что ее друг стремительно идет к банкротству и полному разорению. А то будет мечтать о сытой жизни напрасно. Надеюсь, что он потом поднимется, но это будет потом.
Я немного ознакомился с его «Крепежом». Все началось с пандемии. Формально его фирма соответствовала по ОКВЭД критериям применения моратория, но фактически стала неплатежеспособной только из-за неудачных управленческих решений еще задолго до пандемии. Не знаю, как Ламейкин дослужился от менеджера до генерального директора. Судя по всему, он плохой менеджер. Он вывел активы, чтобы оставить кредиторов ни с чем. Отчаянно пытался попасть под действие моратория. Не смог.
По-моему, он озабочен не столько делами фирмы, сколько личным обогащением за счет умирающей фирмы. Еще задолго до пандемии у него был шанс заручиться согласием основных кредиторов на мировое соглашение, тогда бы не было и банкротства. Мог бы взять в штат инхаус-юриста, хотя бы поучиться, ведь есть много профильных специалистов по банкротству, есть бесплатные вебинары. У него нет и не было никакого чек-листа по его деятельности. Он даже не знает, что это? Чек-лист? Зачем он нужен?
У «Крепежа» был один акционер. Ламейкин подружился с ним. Вошел в доверие. Они несколько лет работали вместе. Но акционер умер два года назад. Наследство досталось племяннику. Племянник увидел, что некоторые сделки, которые совершал дядя и генеральный директор не совсем однозначны. Он обратился в суд с требованием о взыскании убытков с Ламейкина.
Уже прошло несколько судебных заседаний. Вмешалась налоговая. Нашла нарушения. По мнению Ламейкина, ИФНС не вправе была контролировать цену по сделке реализации товара. Ценя реализации товара всегда рыночная! И доначисление налогов необоснованно! Снова был суд. Проверили, установили взаимозависимость налогоплательщика и его контрагента, применяющего специальный налоговый режим. Товар был продан контрагенту по невыгодной для налогоплательщика цене и сразу был перепродан другим покупателям на иных условиях. Отклонение цены реализации от рыночной подтверждает применение схемы неправомерной минимизации налогов. ИФНС не превысила свои полномочия и доначисления обоснованы. Кроме того, незаконное дробление. Только штрафы и пени платить нечем!
Все вместе: претензии племянника, штрафы и доначисления налоговой привело к банкротству. А далее – привлечение солидарно Ламейкина Вячеслава Ивановича и главного бухгалтера Михайловой Ангелины Сергеевны к субсидиарной ответственности по обязательствам должника в размере 85 миллионов рублей с хвостиком.
Ламейкин подал в Верховный суд с просьбой передать кассационную жалобу для рассмотрения в судебном заседании коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ. Суд должен состояться в июле. Ждем. Скорее всего, откажет. И ваша знакомая Софья Тихоновна окажется не у разбитого корыта, а у должника с суммой долга, превышающей его возможности. Разве Вячеслав ее об этом не предупредил?
– Не знаю, – прошептал Ларкин, – что-то у меня голова заболела. Поздно уже, пожалуй, пора домой. А что? Разве такое возможно, чтобы долг восемьдесят миллионов с человека взыскивать? Ему жизни не хватит? Он же не отдаст!
– Долг передается по наследству. Я ему не могу в этом помочь, дай Бог его дочь разыскать! А уж со своей фирмой пускай сам разбирается, кому и сколько он задолжал. Наверное, Софья Тихоновна не из бедных?
– Папа в медицинском преподает, у мамы свой зубопротезный, Софи сама врач первой категории. Они честно работают, они не бедные.
– Они станут бедными, когда она свяжет свою судьбу с Ламейкиным. Если болит голова, могу предложить анальгин.
– Анальгин? Я бы после всего услышанного выпил бы чего-нибудь покрепче!
Ларкин ушел, Лены уже давно не было. Трубников курил, смотрел в темное окно, слушал, монотонную песню дождя. Сквозь эту песню, где-то в глубине души раздавался стук колес поезда. Оля в дороге. Номер поезда, номер места карты не скажут! Волонтеры прочесывали местность в нескольких гектарах вокруг дома Ламейкиных. Повсюду объявления с фотографией Оли. Полиция ищет ее в Ростове, а она в поезде куда-то едет под монотонный стук колес.
Где Лагутин? У Ламейкиных? Дома? Уже поздно. Позвонить завтра утром? Сейчас? А что сказать: цыганка нагадала! Он меня не поймет. Трубников набрал номер Саши. Тот сообщил, что уже находится в доме Веры Васильевны. Она пришла в шок, узнав о трагедии Оли, о разводе Ламейкиных. Они не поддерживали связь давно, но она помнит племянницу Катю. Приглашает ее и ее дочь к себе в гости, если захочет, то и навсегда. Маленький хутор на берегу Дона. Мне завтра возвращаться?
– Отдохни день. Вера Васильевна тебя не гонит?
– Она очень гостеприимна! Блинами со сметаной накормила. У нее три коровы, своя сметана. Вкусная! Такой еще не ел! Тогда я денек отдохну. Схожу завтра на рыбалку, если позволите.
– Позволяю.
После этого Трубников позвонил следователю Лагутину, высказал ему версию о том, что Оля может сейчас в поезде направляться к родственникам, которые живут неподалеку от Шолоховской. Но ей только восемь лет, как бы не перепутала поезд, не уехала в другом направлении.
Лагутин внимательно выслушал его, поблагодарил.