Виктория Баньши
Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман. Книга вторая
– Это ваша обязанность сопровождать дочерей императрицы?
– Да, моя семья имеет постоянные обязанности при дворе. Два года назад, весной, я посетил королевство Неаполь до приезда туда эрцгерцогини Марии Каролины, будущей королевы.(11) Мой приезд в Страсбург этой весной, до приезда мадам дофины, тоже был частью моих придворных обязанностей.
Элла лукаво улыбнулась и лёгкие искорки блеснули в её в глазах.:
– Cопровождать дочерей покойного императора Франца также есть ваша обязаность, смею заметить.
Его вопросы когда она покидает Страсбург и куда она хочет направиться в путешествие, – она оставила без ответа. Но её открытая, нежная улыбка, сопровождающая последние слова, заглушила терзающий голос сомнения. Элла, смеясь, схватила его за руку и почти бегом увлекла по садовой дорожке к дому.
Обед был накрыт в небольшой комнате, выходящей в сад. Элла отдала какие-то распоряжения служанке, отпустила её и задержалась ненадолго у широких мраморных чаш с букетами роз у выхода в сад. Она нежно коснулась нескольких цветов ладошками.
«…Вы умны, Элла, но ещё не обладаете достаточной виртуозностью в искусстве авантюры, моя прелестная ученица, – вспомнились ей слова Казановы. – Вы пока умеете лишь то, чему научились от меня. Не виню вас, милая, это нелегко перейти из мира, где не бывает дней, когда нет денег заплатить за ужин, в мир, где безжалостная фортуна играет вами как кошка с мышкой. Как только обстоятельства не будут укладываться в рамки того, что вы себе нарисовали в мечтах, и вам нужно будет сойти с проторенной тропы, вы можете оказаться беспомощны. И я буду рад, Элла, если окажусь неправым,…»
Она в задумчивости оборвала лепестки с самой крупной розы, затем встряхнула беспечно головой, отгоняя воспоминания об этом недавнем разговоре: «Сегодня оставьте свои советы, Джакомо. Я знаю, что это глупо, это просто блажь, но это развлечение. Это любопытство! В семнадцать лет позволительно, хоть иногда, черт вас возьми, быть менее рассудительной и восхитительно легкомысленной».
Она села за накрытый стол напротив Йохана, пригубила вино и тепло улыбнулась:
– Бывают дни, сотканные только из прелести, не правда ли? Иногда прелесть можно пробовать на вкус, а иногда – касаться её. А бывают такие дни, как сегодня. Когда есть всё сразу. Нежные лица с фресок иных времен, теплый взгляд ваших светлых глаз, бальзам из солнечных лучей и июльского полудня, запах роз и травы из сада, … Все – в одном бокале, Йохан!
Фрукты к десерту Мадлен подала в сад. После обеда, изображая поочередно то ребячливость, то рассудительность, становясь то игривой, то мудрой, то чувствительной, чередуя ум, внимание к его словам с нежностью и милым кокетством, она играла, забавлялась и была довольной собой.
Зной лёгкой дымкой висит в воздухе. Плетённые кресла с брошенными на них мягкими подушками сдвинуты так близко, что отражение своё можно видеть в глазах другого. Солнце льёт лучи сквозь листья дерева и прутья беседки, рисует кружевные тени на их счастливых лицах. Он еще никогда не видел её такой открытой и оживленной.
– О, вы, конечно, шутите, Элла! О самой себе говорите, как о каком-то другом человеке.
– Вам это кажется, потому что я слишком много сегодня рассказываю о себе. В отличие от вас, Йохан, я замечу. «О, я кладу вам в ладони свои тайны с лёгким шорохом розовых лепестков», – со смехом пропела она. – И жду такой же откровенности от вас. Да и откуда вам известно, как я говорю о других?
Они говорили, смеялись, шутили и перебивали друг друга:
– У самой жизни нет великой цели, что бы не говорили о ней философы. Не стоит принимать всерьёз даже самого себя.
– Нет, она существует. Приручить хаотичность желаний, найти себя, свое предназначение,… Жизнь при дворе не всегда в радость, чтобы посвящать ей всё своё время.
– О, ля-ля, приручить хаотичность желаний,… О, ля-ля, высечь из мрамора пьедестал главных помыслов, – Элла передразнила его и сморщила смешную гримаску. – Это красивые слова философов и поэтов. Найти себя можно во всём и во всех, зависит у какого из зеркал предпочтёшь задержаться.
– Я и говорю, в вас сегодня царит милая привычка всё превратить в шутку, – расхохотался он.
– И да, и нет, Йохан. Лишь доля шутки и здравый взгляд на предмет. О, эти мысли о счастье,… Жизнь многих людей и так протекает по сценарию: «так много приемлю, так мало люблю». Но без истинного влечения к жизни,…
Элла мечтательно устремила взгляд на одинокое маленькое облачко на кристально чистом небе: «Именно это влечение, – мой источник счастья, в котором присутствуют интрига, страсть и интерес. Выбирайте себя, – и будете избраны жизнью».
– Да, Элла, где не присутствует любовь, всё оттенки жизни снисходят в монотонность,…
Последний луч солнца скрылся за горизонтом, отдавая своё право сумраку теплого вечера. Нежелание расставаться, хотя бы сегодня, было у обоих. Они не сказали друг другу ни слова. Слова им были не нужны.
Свет свечей в алькове отражался в изломах завитков её русых волос, рассыпанных по нежным плечам и обнаженной груди. Она таяла в объятиях его рук. Он утопал в бездонных темных омутах её глаз. Никогда ему уже не забыть этого страстного, встречного порыва её тела, переливающегося сейчас в слабом свете догорающих свечей, точно шелк.
Легкий ветер из сада обдувал их влажные тела и приносил в спальню запахи травы и нежный аромат роз. Луна, изгнаная светом свечей из алькова, царила в спальне. Свет её бросал на пол, стены и мебель иссиня-серебристый отблеск, как свет в темном морском гроте.
«Скинуть мысли последних недель, словно тесные туфли, раствориться в этом спокойствии, исходящем от него, отпустить себя, себя же обретая. Спросить себя: какой я ещё могу быть?…»
– Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе не хватает того, кого ты никогда не встречал?
Йохан кивнул.
В его объятиях было приятное успокоение с нежеланием эти объятия покидать: «Почему рядом с одним человеком появляется желание задержаться, а с другим, – сбежать?»
Ощущение болезненной пустоты в груди после его внезапного отъезда в Париж две недели назад, сменилось радостью по его, такому же внезапному, возвращению в Страсбург. Радость снова видеть его удивила её саму. Скрытая за маской беспечности, как эмоциональный всплеск, как отголосок чего-то того, из прежней жизни, теплого, как ей казалось, уже надежно закрытого в сундучке воспоминаний, – эта радость была ей нова, но понятна. Казалась понятной и уже забытая сентиментальность, как желание короткого отдыха от жестокости её мира. Но растущее, вопреки её сознанию, нечто новое, что уже нельзя, шутя, назвать любопытством, туманящие разум, щедро льющиеся из души нежность и тепло, – удивляло и пугало.
Йохан коснулся поцелуем её плеча: «Эта лёгкая бабочка, присевшая на плечо, повинуясь мимолетному своему капризу, и эта умопомрачительная девушка с невероятными изгибами тела, – это ведь всё она. Здесь, рядом,…»
Элла, легко касаясь кожи, провела пальцем по шраму от запястья к локтя на руке молодого человека. Играть расхотелось: «Удивительно, как всё кажется легко, когда позволяешь этому всему идти своим чередом»
Сон уже смежил веки, сквозь дрёму слышится его голос, но мысли тают и теряют остроту: «Зачем он говорит о завтрашнем дне?… Сейчас он мне очень нравится, и я не хочу, чтобы он мне слишком скоро надоел. Излишества можно позволять себе лишь с теми, кого собираешься вскоре бросить. Ему незнакомо это понимание?… Значит я знаю это за двоих».
– Нет,…возможно,… – наконец прошептала она и сильнее прижалась к нему. – Не нужно спрашивать сразу так много, Йохан. Мне любопытно, каково это – быть с тобой. Ты будешь у меня, а я – у тебя.
Путь авантюристки – это игра. Она играет как кошка с мышью – с собой, своими мыслями, своей жизнью, с мужчинами, с соперницами. Играет в поиске своей сущности, которая не имеет чётких линий. Игра подконтрольна ей, она перетекает из одной роли в другую, отсекая лишнее, или прибавляя декораций на сцене и яркости самой игре между спальней с розами и прикосновениями лунного света к коже.
Главное, – не останавливаться, не прекращать собственное путешествие проживать жизнь на грани вдохновения, острых чувств и счастья. Лишь бы игра придавала вкус и краски жизни.
Мы хорошо разбираемся в чувствах, когда они уже в прошлом, дорогой читатель. Влюблённые женщины любят говорить «нет». Влюблённые мужчины жадно ловят взоры, говорящие «да», что более сладостно, чем «да», сказанное вслух. И оба думают, что в их распоряжении уйма времени и власть остановить бег прекрасных дней.
Всепоглощающая страсть может в одно мгновение перевернуть жизнь. Грань между лёгким обожанием и страстью тонка, почти неуловима для двоих. Как ни включай разум, отсекая лишнее или пугающее своей непредсказуемостью, как ни старайся следовать своему интересу, интриге или беспечному любопытству, страсть размоет границы, заполнит все омуты и потребует сделать выбор. Которого, как это порой бывает, – нет.
Пояснения к главе:
(1) Замок Пурталес (Château de Pourtalès) находится в северной части Страсбурга. Построен замок в 50-х годах XVIII века. Первым его владельцем был маркиз Жозеф де Геро (Joseph Guérault), доверенное лицо Людовика XV при австрийском дворе.
(2) Королевская семья Людовика XV, дофин и придворные Версаля встречали дофину Марию-Антуанетту в Компьенском лесу, в 80 км к северо-востоку от Парижа. После встречи вся свита остановилась в Компьенском дворце и отбыла в Версаль утром следующего дня. 16 мая 1770 года в Версалесостоялось официальное бракосочетание дофина и дофины.
(3) Briller par son absence (фр.) – дословно: «Блистая своим отсутствием».
(4) De die in diem (лат.) – дословно: «День за днем, изо дня в день».
(5) Шевалье де Сенгаль, он же Казанова, не участвовал в Чесменском сражении и не вошел в окружение графа Орлов, хоть и встречался с графом Орловым в июне 1770 и имел такое намерение. Элла, не зная деталей, просто продолжает нужную ей легенду о его внезапном исчезновении из города. Все детали см. Глава 13, Глава 21 Первой книги данной трилогии.
(6) Строка из стихов Жана де Лафонтена (1621 – 1695) – французский писатель, известен в первую очередь как автор басен. При дворе Людовика XIV писатель имел репутацию весьма легкомысленного и не признававшего никаких обязательств поэта.
