Виктор Муравьёв
Со слов очевидцев

Полная версия

Глава 2: Первый знак

Артём сидел на полу в старой комнате, держа в руках дневник. Запылённый и потрёпанный временем, он казался такой же частью этого дома, как и всё вокруг него. Всё здесь было пропитано запахом затхлости и старости, но сильнее всего чувствовалась память. Вещи, которые Артём уже давно забыл, лежали вокруг, словно готовые снова напомнить ему о тех днях, когда этот дом был его миром.

Он вспомнил, как отец уехал, когда ему было лет семь или восемь. Тогда это казалось нормальным – отец уезжал по работе, иногда задерживался, а мать объясняла, что "так надо". Но позже, когда он вернулся за ним и забрал его насовсем, Артём не мог понять, почему. Мать не была против. Она стояла в дверях, глядя, как отец уводит его за руку, и ничего не говорила.

Он оглянулся вокруг: та же комната, те же книги, которые он читал тогда. Но теперь, будучи взрослым, он понимал, что это было бегство. Отец забрал его, чтобы спасти от чего-то, что тогда он был не в силах осознать.

Что с матерью было не так? Этот вопрос раз за разом возвращался к нему, как старая пластинка, которую никак не удавалось переключить. Артём не хотел об этом думать. Но теперь, сидя в этом доме, где все углы были пропитаны её безумием, он не мог избежать этого вопроса.

Он вспомнил, как мать сидела в тёмной комнате, шепча что-то, как ему тогда казалось, "воздуху". Она разговаривала сама с собой, но тогда он думал, что это нормально. Бабушка всегда говорила, что нельзя трогать мать, когда она "разговаривает с духами".

Теперь это звучало нелепо. Духи? Какими духами? Он уже не был ребёнком, но память о тех днях возвращалась к нему, принося с собой гнетущее чувство, будто его мать не просто верила в это – она жила этим. Это было её реальностью.

Артём медленно перелистывал страницы дневника, пытаясь найти ответы. Мать была больна. Это было очевидно, но он не мог признать это тогда. Она всегда была для него защитницей, тем человеком, который оберегал его от всех бед. Но теперь он понимал: её "защита" была частью её болезни.

Он помнил, как она однажды закрыла его в комнате, сказав, что "так будет лучше". Он не понимал, зачем, но не осмеливался задавать вопросы. Она боялась чего-то, и этот страх передавался ему.

Он вспомнил один из последних разговоров с отцом перед тем, как тот забрал его. Отец тогда приехал неожиданно, и в доме снова начались крики. Мать кричала, что они не должны уезжать, что "дом их защищает". Отец был холоден, он лишь смотрел на неё с тем выражением, которое Артём теперь понимал – это было выражение человека, который принял решение.

– Мы уходим, – сказал тогда отец. – Ты поедешь со мной.

Артём не понимал тогда, что это был их последний день вместе с матерью. Ему казалось, что это просто очередная ссора, что они вернутся.

Но они не вернулись.

Теперь, спустя столько лет, он сидел здесь, в том самом доме, где его детство было разрушено болезнью матери. Бабушка тоже была частью этого кошмара, но тогда она казалась ему просто старой женщиной, которая много говорила о "силах". Он смутно помнил её странные обряды, молитвы, которые она шептала по ночам. Но мать… Мать всегда стояла между ним и бабушкой, будто пыталась не позволить бабушке разрушить его.

Теперь это казалось нелепым.

Артём поднялся и прошёл к шкафу, где нашёл старый альбом с фотографиями. Открыв его, он начал просматривать снимки. Снимки матери, отца, их счастливые дни. Но потом фотографии становились всё реже. Последние фотографии были сделаны перед тем, как отец ушёл. На них мать уже не выглядела так, как раньше. Её лицо было осунувшимся, глаза казались пустыми.

На одной из последних фотографий они стояли вместе с бабушкой перед домом. Артём, будучи ребёнком, держался за руку отца, а мать стояла чуть поодаль, словно её что-то тяготило. На фотографии она выглядела так, как будто уже была где-то далеко – не здесь, в этой реальности.

Артём долго смотрел на старую фотографию. Мать стояла чуть поодаль от всех, её взгляд был пустым, устремлённым куда-то вдаль. Даже на снимке её лицо казалось странным – она была здесь, но в то же время её не было. Бабушка рядом с ней держала на плече руку, как будто поддерживала её. Артём тогда этого не замечал, но теперь, спустя годы, ему становилось ясно, что мать была не просто подавлена. Она жила в каком-то другом мире, своём внутреннем, замкнутом и оторванном от реальности.

Он вспомнил, как отец в тот день молча стоял рядом, его лицо было серьёзным, а руки крепко сжимали его, маленького мальчика. Отец редко говорил о своих чувствах, но в тот день Артём помнил только одно: холод. Холод от отца, от матери, от всего этого дома.

Почему я вернулся? Этот вопрос вертелся у него в голове, но он сам не мог дать на него точный ответ. Вероятно, чтобы наконец-то распутать тот клубок, который оставила ему семья. Может быть, настало время не просто разбирать вещи и фотографии, а попытаться понять, что же здесь на самом деле произошло.

Он снова посмотрел на фото, затем отложил его в сторону и, решив отвлечься, пошёл к входной двери.

Старая дверь вела в тот самый дом, в котором когда-то кипела жизнь, теперь её древесина покосилась, петли заржавели, и она издавала глухой скрип каждый раз, когда Артём открывал её. Он остановился у двери и вспомнил, как в детстве этот звук всегда вызывал у него тревогу. Мать часто говорила, что "двери нельзя оставлять открытыми", и если они скрипят, значит, это знак, что "кто-то пришёл".

Но теперь, стоя перед этой же дверью, Артём понимал: тогда это была не мистика, это было начало психоза. Мать и бабушка прожили в этом доме одни, без мужчин, и каждый скрип, каждый стук ветра становился для них "знаком" чего-то большего. Они искали символы в каждом шуме, но это был просто дом, старый и разваливающийся, и никто больше не жил в их фантазиях, кроме них самих.

Артём подошёл к двери, прислушался к скрипу и задумался. Пора починить это. Он пошёл в сарай, где, среди старых инструментов отца, нашёл молоток и несколько гвоздей.

Когда он вернулся к двери, забил гвозди в раму и укрепил петли, воспоминания стали просачиваться медленнее, но яснее. Когда он был ребёнком, мать часто жаловалась на ветер и сквозняки. Окна и двери в доме всегда были для неё источником тревоги, словно она боялась, что что-то или кто-то может проникнуть внутрь.

Артём вздохнул и отошёл от двери, глядя на свою работу. Теперь она была закрыта надёжно, и больше не будет скрипеть. Но воспоминания о тех днях всё ещё не уходили. Он понимал, что это было больше, чем просто страх перед сквозняками – мать всегда говорила, что дом надо "защищать". Тогда это было для него естественным, но теперь это звучало как что-то странное и нездоровое.

Проходя по дому, Артём заметил трещину в одном из окон на кухне. Это окно всегда было проблемным, и он вспомнил, как мать часто сидела на кухне, рассеянно глядя на эту трещину. Он помнил, как в детстве это было всего лишь "неисправное окно", но теперь, глядя на трещину, он видел больше. Это была метафора всей их жизни в этом доме – что-то всегда было неправильно, что-то всегда ломалось.

Артём подошёл к окну, провёл пальцем по трещине. Он вспомнил, как мать когда-то говорила, что окна надо закрывать, чтобы "ничего не вошло". Но что она имела в виду? Это был не просто страх перед сквозняками. Тогда это казалось чем-то важным, но сейчас он осознавал, что это было частью её болезни.

Ничего не войдёт, – сказал он себе, смахнув пыль с рамы и решив, что это окно придётся заменить.

Выполняя мелкие ремонтные работы, Артём всё больше погружался в воспоминания, которые возвращались к нему постепенно. Каждая мелочь в доме напоминала о его матери: дверь, которую она всегда запирала на ночь, окна, которые не разрешала оставлять открытыми. В детстве эти вещи казались ему нормальными, но теперь он понимал, что мать жила в постоянном страхе. Она была поглощена своими убеждениями, и этот дом стал для неё не крепостью, а тюрьмой.

Артём остановился у старого шкафа и посмотрел на него. Мать всегда говорила, что внутри нельзя оставлять вещи беспорядочно, иначе это "притянет плохое". Он вспомнил, как она часто мыла этот шкаф, протирала его, закрывала дверцы так, чтобы они были плотно заперты.

Неожиданно он услышал глухой удар из-за стены. Артём замер, сердце заколотилось. Это было похоже на что-то тяжёлое, падающее на пол. Он повернул голову к стене, за которой находилась комната, когда-то принадлежавшая бабушке. Ему не хотелось туда идти, но инстинкт подталкивал его. "Ты должен это сделать," – сказал он себе.

Медленно, шаг за шагом, Артём направился к двери бабушкиной комнаты. В его детстве она была местом запретным. Мать всегда запрещала ему туда заходить, а бабушка сама предпочитала проводить время в одиночестве. Сейчас же это было место, окутанное тайной. Он открыл дверь, и комната встретила его запахом старины и лёгкой сырости.

Внутри стояла та самая мебель, которую он помнил: кровать с резными спинками, старый комод, зеркало в углу. На полу виднелись блеклые пятна от ковра, который когда-то здесь лежал. Артём огляделся, но ничего необычного не заметил. Только комод привлёк его внимание. На его поверхности стояла небольшая шкатулка, похожая на ту, что он нашёл в гостиной.

Он подошёл к комоду, чувствуя, как к горлу подкатывает волна беспокойства. В этой комнате было что-то неправильное, словно воздух пропитан чем-то, что жило здесь долгие годы. Выходя из комнаты, Артём вдруг услышал лёгкий, почти неуловимый шорох, исходящий из-за спины. Он резко обернулся, но в комнате ничего не изменилось. Всё так же тихо и спокойно. "Просто воображение," – попытался он себя убедить. "Просто старые вещи, вызывающие неприятные воспоминания."

Он закрыл дверь за собой и медленно пошёл по коридору обратно в гостиную. Дневник матери, куклы, амулет, зеркало… Всё складывалось в странную и пугающую картину, которую он ещё не мог до конца понять. Но он знал, что должен продолжить. Где-то в этом доме скрывались ответы на его вопросы, и он был готов их найти, каким бы страшным ни было это знание.

Артём вернулся в гостиную и сел на диван, держа в руках амулет. Он смотрел на него и думал о том, что его мать и бабушка пытались передать ему через эти вещи. Он задумчиво сидел, пытаясь осмыслить всё. Казалось бы, предметы, окружавшие его, хранили лишь память о детстве, но каждый из них таил в себе нечто большее, словно дом был готов раскрыть свои тайны, но делал это неохотно, будто опасаясь, что Артём сможет всё понять слишком быстро.

Ему нужно было развеяться. Идея провести больше времени в помещении вызывала чувство беспокойства, поэтому он решил выйти в сад. Воздух снаружи был свеж и влажен от утренней росы, и это помогло немного сбросить с себя тревожные мысли. Сад, окружавший дом, был запущен: высокие сорняки, почти полностью скрывавшие дорожку, заросшие кусты, которые тянули свои ветви в окна, как будто хотели проникнуть внутрь. Но среди всего этого хаоса было нечто странное: в глубине сада, у самого забора, росла старая яблоня. Её ветви ломились от плодов, хотя остальная растительность выглядела заброшенной и запущенной. Он остановился, глядя на дерево, и воспоминания вновь нахлынули.

Яблоня была одной из любимых бабушки. Она часто говорила, что дерево – это "страж" сада. Он стоял у него часами в детстве, глядя, как бабушка проводит какие-то странные манипуляции с ветками и корой. "Оно не пустит чужого," – говорила она. Теперь же, глядя на неё, он чувствовал какое-то странное беспокойство, будто дерево действительно было живым стражем, наблюдающим за каждым его движением. Он на мгновение коснулся коры, но тут же отдернул руку. Слишком холодная, словно дерево только что было под дождем.

Вернувшись к дому, он заметил на крыльце старую лейку, внутри которой валялись сухие листья и грязь. Мать всегда говорила ему, что растения в саду должны быть в порядке, чтобы в доме царил покой. Он решил наполнить лейку водой из колонки и полить растения. Пока он возился с водой, его внимание привлекла старая изгородь, за которой виднелся соседний участок.

Из-за кустов выглядывала голова соседа – пожилого мужчины, чьи волосы давно стали седыми, а лицо покрылось глубокими морщинами. Он остановился, пристально глядя на Артёма, словно оценивая. "Не часто здесь теперь кто-то ходит," – тихо заметил сосед, перегнувшись через забор. "Дом-то старый, многое видел."

"Наверное," – неуверенно ответил он, опуская взгляд в землю. Сосед казался не особенно разговорчивым, и от этого становилось только тревожнее.

Вернувшись внутрь, он ощутил, как дом встретил его знакомым запахом сырости и затхлости. Пребывание на улице на какое-то время позволило забыть об этом ощущении, но здесь оно возвращалось с новой силой. Надо было чем-то заняться, чтобы не дать воображению разыграться. Он решил продолжить разбор вещей матери.

На этот раз его привлек комод в гостиной, за которым она обычно хранила вещи, "не предназначенные для посторонних глаз," как она говорила. Он осторожно выдвинул ящик и обнаружил ещё один дневник, более старый и потрепанный. Первые страницы были заполнены рисунками, словно ребёнок рисовал простые, причудливые узоры: круги, линии, странные символы. Дальше начинались записи.

"Оно опять скребётся"

Пробежав глазами по странице, он почувствовал, как в груди поднимается тревога. Эти слова были странными, пугающими, словно писала их не его мать, а кто-то, кто жил в этом доме задолго до него. Он перевернул ещё несколько страниц, вглядываясь в записи. "Беспокойная топь."

Он сжал дневник в руках, стараясь осознать прочитанное. Дом, ритуалы, амулеты – всё это казалось бессмыслицей, но вместе с тем находило отклик где-то в глубине его сознания. Воспоминания о детстве, которые он пытался забыть, всё больше обретали форму.

К вечеру дом снова погрузился в тишину. За окнами опускались сумерки, а свет лампы казался слишком слабым, чтобы прогнать тени, скапливавшиеся в углах. Ему нужно было сделать выбор: продолжать разбираться с тем, что обнаружил, или отложить всё до завтра. Но внутренний голос шептал, что откладывать уже нельзя. Сегодня он должен попытаться понять, что скрывается за этими дневниками и старым домом.

Он прошел в свою комнату, сел на кровать и раскрыл новый дневник. Листая страницы, он наткнулся на очередную запись: "Покрывало на зеркале – защита. Снять его можно только тогда, когда дом будет готов. Но кто узнает, когда это время наступит?"

Эти слова звучали в его голове, пока он медленно закрывал дневник. Зеркало на чердаке, покрытое пылью и тайной, всё это время ждало его. Он почувствовал, как внутри растёт непреодолимое желание вернуться туда и посмотреть в него. Но страх всё ещё сдерживал. Внезапно он понял, что сейчас, когда ночь опускается на дом, что-то меняется. Дом будто бы затаился, выжидая.

Он подошел к окну, глядя на сад, который погружался в темноту. Старое дерево в глубине сада едва различимо в этой мгле, но казалось, что его ветви тянутся к дому, как стражи на посту. "Завтра," – прошептал он. "Завтра я разберусь с этим."

Теперь он знал, что скрытые тайны должны быть найдены, и ответы где-то рядом. Эта ночь должна была стать его последним испытанием перед тем, как он сможет узнать правду о том, что хранят стены этого дома.

Тьма окутала сознание, и реальность растворилась, унося его в глубины забытых воспоминаний. Он оказался в своей детской комнате – той самой, которую оставил много лет назад. Всё выглядело как тогда: голубые обои, светлая деревянная кровать, полка с игрушками. Лунный свет проникал сквозь окно, рассыпаясь на полу блёстками, и в этом свете комната казалась застывшей во времени.

Он стоял в центре комнаты, ощущая её знакомую тишину. Но эта тишина была неестественной, будто бы кто-то намеренно удерживал звуки, не давая им проникнуть сюда. Казалось, даже собственное дыхание звучало приглушённо, с каким-то гулким эхом. Внезапно он почувствовал, что не один. По коже прошла дрожь.

Он повернулся к кровати и застыл. Под одеялом, аккуратно заправленным, что-то было. Большой, чёткий бугор, очертания которого вмиг оживили воспоминания, давно погребённые под тяжестью лет. Сердце в груди замерло, а затем вдруг стало колотиться с бешеной скоростью. Словно он снова стал маленьким и беззащитным, перед лицом чего-то непостижимого.

Он сделал шаг вперёд, чувствуя, как затвердевают ноги, словно земля сама тянет его к кровати. С каждым шагом в воздухе нарастало напряжение. Кровать казалась неподвижной, но внутри этого холма под одеялом что-то шевельнулось. Едва заметное движение, будто дыхание. Он замер, задыхаясь от страха, но внутренний голос велел продолжать. "Да ладно," – шептал он себе.

Протянув руку к одеялу, он ощутил холод, исходящий от него, и это ощущение было настолько реальным, что голова закружилась. Рука медленно приближалась к краю одеяла, а во всем мире, казалось, повисло ожидание. Гулкая тишина давила на уши, и в какой-то момент ему показалось, что он слышит биение чьего-то сердца – не своего, а того, кто прячется под этим покрывалом.

Пальцы коснулись ткани, и та оказалась ледяной на ощупь, будто в ней запечатано дыхание зимы. Он сжал край и, задержав дыхание, приподнял одеяло. И в тот же миг его разорвало ощущение пустоты: под одеялом никого не было. Только серое, холодное пространство, словно завеса, поглощавшая всё живое. Он стоял, уставившись в эту пустоту, и чувствовал, как холод пробирается через пальцы, поднимается по руке и окутывает его всё тело.

И тут случилось то, чего он боялся больше всего. В этой пустоте что-то начало проявляться. Сначала неясные очертания, словно далекий призрак. Затем – фигура, напоминающая его самого. Её лицо было размыто, неразличимо, но глаза… В этих глазах был блеск, холодный и чужой, как лунный свет на замерзшей реке. Она медленно поднималась из одеяла, как будто выползала из подземного мира.

Он замер, не в силах пошевелиться, и вдруг услышал голос, исходящий из этой фигуры. Тихий, шепчущий, будто ветер в ночном саду. "Ты помнишь?" – шептало оно. "Ты оставил нас…" Этот шёпот проникал в самую глубину сознания, вызывая ледяной ужас и смутное осознание чего-то забытого, чего-то, от чего он всегда бежал.

Судорожно разжав пальцы, он отпустил одеяло. Оно упало, прикрывая фигуру, но уже не успокаивая его. Комната внезапно потемнела, словно луна, стоявшая за окном, погасла. Вокруг воцарился мрак, а затем появился новый звук – тихий, щелкающий, как ходьба по стеклу. Он обернулся и увидел, что со всех сторон стены комнаты начинают покрываться трещинами. Они расползались, как паутина, из которых лился густой чёрный туман.

Сквозь темноту он ощутил приближение чего-то – невидимого, но реального. Это "что-то" тянулось к нему, окутывало, и всё в комнате закружилось, смешиваясь в единое вихрящееся пятно. "Проснись!" – закричал он внутри себя, в попытке вырваться из сна.

Он открыл глаза, тяжело дыша. Комната снова была в темноте, но теперь – настоящей, реальной темноте. Утренние сумерки пробивались сквозь окно, заливая всё тусклым светом. Кровь шумела в ушах, сердце колотилось, словно после долгого бега. Он сел на кровати и огляделся. Всё было как обычно, но холодок сна всё ещё сковывал тело.

Он закрыл лицо руками и провел по ним пальцами, словно стараясь стереть этот кошмар. Но ощущение пустоты под одеялом, шепот, тени – всё это осталось в памяти, как часть чего-то, чего он боялся всю свою жизнь. Этот сон был не просто сном. Это было напоминанием о прошлом, которое тянулось к нему сквозь время.

Потянувшись, он долго лежал в темноте, глядя в потолок. Сердце постепенно успокаивалось, мысли выстраивались в непрерывный поток воспоминаний, словно дом продолжал напоминать о забытых моментах. Сон был жутким и реальным настолько, что ощущение холода и чужого взгляда всё ещё оставались с ним. Свет утра медленно наполнял комнату, придавая теням на стенах чёткие очертания.

Он перевёл взгляд к окну и вдруг заметил нечто странное. На подоконнике, под тусклым светом утра, тонкой полоской лежала соль. Он поднялся, подошел к окну и внимательно осмотрел. Белые крупинки были насыпаны аккуратной дорожкой вдоль всего подоконника, словно кто-то специально пытался преградить дорогу. Он прикоснулся к ним пальцем и почувствовал шершавость. Откуда здесь соль? Этого явно не было вчера. Или… было, но он просто не замечал?

Словно по щелчку, в памяти всплыло что-то из детства. Он вернулся в кровать, закрыл глаза и позволил воспоминаниям накатить.

Это было летом. В детстве они часто бегали по соседским дворам, из одного дома в другой, придумывая себе игры, чтобы скоротать длинные вечера. Тогда его сосед позвал его к себе, по секрету шепча что-то о «чудесах» и «фокусах». Обычная детская игра, но странная тревога, связанная с ней, заставила его сердце сейчас замереть.

Он вспомнил, как сосед тихонько прикрывал дверь, озираясь, будто боялся, что кто-то подслушивает. "Слышишь," – сказал тогда друг, – "Диман сам мне показал! Пошли, зырь!" Они прошли в прихожую, по обе стороны которой располагались комнаты. Сосед оглянулся и шёпотом добавил: "Говорят, если между двух дверей соль бросить, то можно что-то увидеть."

Он достал из кармана небольшой мешочек и, как заправский фокусник, с серьёзным видом насыпал в ладонь щепотку соли. "Смотри внимательно," – прошептал он. Потом размахнулся и метнул соль в коридор между двух комнат. На мгновение показалось, что что-то промелькнуло из одной комнаты в другую, как бы обтекая стены, оставляя за собой холодный след.

"Видал?" – шепнул друг, его глаза блестели от волнения и страха. Он не успел ничего ответить, как сосед снова взял щепотку соли и кинул её уже в открытую дверь ближайшей комнаты. Там, в углу, стоял старый шкаф. В тот же миг, как соль коснулась пола, дверь шкафа медленно приоткрылась с долгим скрипом, как будто кто-то нежно толкал её изнутри. А потом раздался резкий звук – в шкафу что-то упало. Подбежав к шкафу, они увидели гитару, и в этот момент одна из струн лопнула с громким щелчком.

"Прикинь!" – закричал друг, и они оба начали смеяться, как два идиота. "Ха-ха, полтергейст боится соли," – надрывались они, пытаясь заглушить тот страх, что шептал в глубине души. Тогда это казалось забавным, частью их глупых детских игр. Но сейчас, лежа в постели, он чувствовал, что тот момент был не просто игрой.

"Сейчас бы я в обморок упал от такого номера," – прошептал он себе под нос, чувствуя, как страх снова начинает просачиваться внутрь. Детские воспоминания постепенно обретали новый смысл, как будто дом пытался что-то рассказать, намекнуть.

Он взглянул на подоконник, где всё ещё лежала дорожка соли, и не мог понять, кто и зачем её насыпал. Дом будто снова напоминал ему о правилах, которые он когда-то знал. О ритуалах и "фокусах," которые они проводили в детстве, чтобы рассмешить друг друга, а на самом деле, возможно, защититься от чего-то, скрытого в этих стенах.

И хотя утро начиналось тихо, он уже знал, что спокойствие будет недолгим. Дом требовал своего внимания, и загадки, которые ему предстояло разгадать, ещё только начинали плести свою паутину.