Виктор Михайлович Брусницин
Петька счастлив
– Вы, братцы, умеренность используйте, не усугубляйтесь, – озабоченно бросает пустые слова в захлопнутую воду Козырек.
А дело простое, молодежь игру затеяла. Один ушляк бросил в воду шампанистую бутыль, теперь все роют песок, ищут награду. Хлесть, упал предмет. Никак Петька, шалопут, тело уронил. Взвизгнула мать, да где там – добудь рукой.
И ведь Петька бутыль нашел. Да каков шельма, нет бы изъявить гордость, так подплыл к Диего исподтишка, сует тому – на, друг дорогой. Сверкают у Диего зубы – ну зачем это?.. И вдруг ползет лукавая губа, палец у рта. Тсс… Мы, Пьетя, бутыль пока припрячем, а потом сюрприз сделаем. И Диего надолго вминается в воду.
Козырек тем временем командует аврал – в баню героев-неудачников, подальше от хвори… Мудро Петя в воду полез, его как потенциального пневмониста тоже пихают в сауну. До таких дерзостей даже Чипа не доходил – ну и день!.. Здесь житье – эва стол с надлежащим веществом в переднем зале. Петька рассматривает факт – водкой обнищали, вон пятилитровая мензурка с приятнорозовой влагой. Настойка ясно-понятно, Козырька продукт – мастак.
Шасть в пекло – там стон. Это Диего под вениковым изуверством бати пропадает. И Пете до кучи по жопе – славно… Погреться Петя любит. Когда выходит, народ вареный, дымящийся за столом. Принимают.
– Ну, православные, с божьим днем, – умиляется тенорок управдома, уносящего в душу стакан.
Диего ковыряет обстоятельство:
– Что это ест?
Козырек возмущается:
– Это, товарищ ласковый, центральный реквизит. Необходимая вещь – сам скроил.
Дока Диего догадывается и голосит:
– Хоу, русски твас! Я знай… – начинает разворачивать пальцы. – Шугэа – м-м… сакор… дрожки. О-о, – он щелкает себя подле кадыка, Ефимыч, блеснув слезой, лезет чокаться.
– Ну что, Диега, – пытает Васильев, – сподобился русского душеприкладства?
Диего для верности поддакивает:
– Е-е, парить мозгоу!
– Значит так, еще заход – в чистилище, а потом прямиком в рай. Это, брат, не карнавал там всякий.
Хихикает дядя Вася Трисвятский:
– А чего, я б на карнавал-то – за милу душу. Шоколадину бы другую, хабанеру, понимаешь.
Мужики плотоядно ржут. Петьку увольняют – «погрелся и будет» – разговор фривольный пошел на голом теле… На воле тоска, девки с парнями телесами трясут под музыку, не Чипа бы и жить наплевать. А этот – бес, кладет руку на плечо Пети, нарочито согбенно вышагивает, под блатное тянет:
– А не хотится ли пройтиться, воды напиться.
Петя гордо ступает в темп. Чипа кивает на баню:
– Слышь, Пит, чего там мужики творят?
– Дело простое, – уступает Петя, – халкают.
– Много водки-то?
– Не-а, – плошает пацан, – на Козыреву настойку сошли. Банка пять литров.
Чипа сморкается, затем длинно плюется, еще упражнения.
– А подтянуть граммулю – слабо?
– Ты что, Чипон, – пугается шкет, – как это. Не приспособлен я, да и поймают.
– Ты чо такой Вася! – отчаивается от нелояльности Чипа. – Революционный день, раз поди в жизни выпал – грех же не стырить. Да и кто увидит, все бухие да горячие. Вон, гляди, прут из бани. Держи тару.
– Не-е, Гера. Да как это?! – Петя пытается отстраниться.
Не те ребята – Чипа нависает над парнишкой, доказывает в ухо:
– Перчатки боксерские на неделю – твои.
Петя хлопает шаренками – страсти рвут. Предпринимает торг:
– Малуха продаст, он такой.
– Этот фикус?! – Чипа по-блатному перекашивает рожу и резко вскидывает, как бы пугая, руку. – Да я его сделаю, как хочу!
– Гер, давай я лучше Сашку попрошу, он добрый.
Чипа вынимает убойный аргумент, для безотказно смертельного воздействия употребляет в тоне театральную жуть:
– Чапаев что говорил? Год не пей, а после бани укради да вмажь! Ты чо, в натуре, Иваныча не уважаешь?! – Прижимает паренька сокровенно. – Держи тару, все будет в ажуре.
Ажиотаж непереносимый. И устряпывает полководец Петю, сует парень сосуд за пазуху… Действительно, мужики баню оставили. Вот и банка початая изрядно, но при содержании. Крадет Петя влагу, нервничает, роняет жидкость мимо узкого горла.
Тут и пошел спектакль. Раздается звук. Юркнуло сердце в закрома, выпихивает Петя банку из рук и прыгает, держа перед собой недобранную чекушку, за шкаф. Не случись в руках злополучной емкости, освоили бы причинно-следственные обстоятельства другую стезю.
Из парилки вываливается Диего. Что уж он хотел с собой сделать, неведомо, только находится мужик в критическом состоянии. Он раскален, из пор мелкими фонтанами бьет пот, глаза мало не порваны. Уронив на грудь челюсть и переваливаясь, словно пьяный шкипер, вытянув руку с растопыренными пальцами, Диего в страшном усилии ищет стол (Петя, убитый жутким видом друга, замирает).
Достигает стола, припадочно шарит по столешнице. Пить ищет? Ничуть: руки минуют емкости… Наконец натыкается на искомое, это очки (Диего, оказывается, немилосердно близорук). Не тут-то было: как только он водружает очки на нос, они мгновенно запотевают… По отчаянью, которое читается в лице и дальнейшим действиям, становится ясно – Диего смертельно хочется на улицу, не хватает воздуха, прохлады, однако он не может найти одежду.
Уж как мучается мужик, глядеть невозможно… Ура! Нашаривает завалившиеся брюки – наконец-то прекратятся хождения. Господи, что он копается? Не может быть, трусы не может найти. Что за наказание! Хорошо хоть повстанец измучен и принимает отличное решение, натягивает штаны на голое тело. Скорей на воздух.
Дудки, рано радуемся, Диего не может найти дверь. И тут случается вообще пакость. Наш друг озирается и тыкается совсем не в ту дверь. Эта ведет в подсобную клетушку и она заперта. Пырк, мырк – нету. Диего в отчаянии воздевает голову (Петя чуть не плачет от возмущения – ну вот же выход на улицу, рядом). Где там, Диего слепо шаря глазами (очки-то – запотевши), отходит от искомого. И, о боже, двигается совсем в противоположном направлении. Ба-а! Он находит то, что искал.
Необходимо пояснение. Баня постоянно находилась в стадии усовершенствования, и некоторые предметы, ждущие водружение на место, занимали площадь. В том числе довольно массивная дверь, прислоненная к одной из стен комнаты. Вот ее и углядел товарищ.
Диего, тяжело дыша, спешит к оной – уф, отыскал. Шарит в поисках ручки, находит. Дергает. Дверь шевельнулась, отслонилась от стены и мягко прильнула обратно. Карамба! Рвет с удвоенной силой… И дверь, упруго отвалившись, мощно, неукротимо наваливается и падает на пол, погребая под собой перепуганного революционера.
Самое непонятное, как ошарашенный Петя сумел удержать в руках чекушку. Теперь он уже совершенно вжался в стену, слился с ней и практически перестал дышать.
Диего тем временем выкарабкивается. Он смят, растерзан. Разгибает стан, трет ушибленное место, произнося страшные проклятия. Поднимает отчаянный взгляд и глаза различают настоящую дверь, опасливо тянет, в комнату врывается свежий воздух, плечи мученика счастливо вздрагивают.
Выскальзывает из бани Петя следом минуты через три. Передает чекушку Чипе и на похвалу имеет несметное желание послать ближнего во все возможные и невозможные области… Крепится в глухой таинственности малый минут пять (революционная солидарность обязывает не разглашать обстоятельство), однако – сами понимаете. Слушателями получаются Вовка Мочалов и еще пара самых близких и надежных:
– Ребя, что было! (Слюна вдохновения пузырится в уголках рта.) Захожу в баню – раз только, Диего выходит из парилки. – Петька досконально и красочно изображает сцену. – Бум, очки не показывают. Шарит, шарит – дверь не находит. Подходит к ну той, ну которая для замены. Ха ее на себя – ни фига… ха еще раз – она дэдэнц на него… Я запал!
Дружки падают со смеху. В молодежной кутерьме тоже залпы хохота, там затеяны аттракционы. Мужичье совершает очередной поход в баню, уж не за паром, за градусом единственно. И кажется за последним – мелькнули фразы… Оно и верно, день иссякает: клубятся сумерки, над землей шает багрово-золотая река, ветерок нежничает тщательной прохладой.
Однако нет, уйми молодежь. Всплеснулось озерцо, это пара оголтелых добытчиков опять тревожит дно в поисках той бутыли. Впрочем, геройство уже на исходе, нырнули по разу, поковыряли тщетно песок и вымахнули, вогнувшись в крючок и умеряя осеннюю дрожь.
Вот тут и происходит апофеоз дня. Когда молодежь толпится подле неудачников, растирая их, покрывая ерными шутками, веселя гамом себя и страну, зоркий Петя подмечает, что ведет себя Диего загадочно. Тихонько отстранившись от толпы и соорудив плутоватую улыбочку, он, сперва крадучись, потом резво стремится на мосток. Быстро сдергивает очки, кладет их расчетливо на скамью, срывает рубаху и брюки и отнюдь неаккуратно шмякает туда же, мелькнув голым негритянским задом, бултыхает в воду.
Петя молча ахает, вытаращив глаза. «Да что же он голый-то!» – тревожно прядает мысль. И обрушивается догадка: «Мама родная, да он же забыл, что потерял трусы в бане!» Петя с опаской смотрит на воду, тело наполняется тревогой… Однако от развития событий парень ускользает, ибо друган Чипа пьяненько теребит и объясняет, что лучше Пита на земном шаре пионера и товарища не существует.
И тут в Советском Союзе происходит вопль. Ликующий и признательный, торжественный и благородный. Народ резко оборачивается и… замирает. В проеме перил на конце мостка, на фоне угасающей зари и изящной глади мерцающего озера, воздев победно с бутылкой руку, улыбаясь в полнеба, стоит великолепный, совершенно голый негр.
Зрелище, безусловно, составляет масштабное явление современной истории, и на зрителей имеет воздействие колоссальное. Нет и крупинки сомнения, что общее мнение таково – мировая революция произойдет в ближайшую неделю.
Дамы. Тетя Зина без лишних предисловий валится в обморок. Марья Даниловна, скажем, встает к явлению в профиль и в этой позе просматривается желание улизнуть. Молодые девицы, запросто открыв рты, рассматривают шампанское не мигая… Мужики конфузливо сучат ногами. До последней крайности зачарованный народ безмолвно созерцает происходящее. Весь перец ситуации состоит в том, что никто не знает, как себя держать с голым негром на фоне умирающего неба.
