Виктор Голявкин
Собрание сочинений. Рассказы и повести для детей
В шкафу
Перед уроком я в шкаф залез. Я хотел мяукнуть из шкафа. Подумают, кошка, а это я.
Сидел в шкафу, ждал начала урока и не заметил сам, как уснул.
Просыпаюсь – в классе тихо. Смотрю в щёлочку – никого нет. Толкнул дверь, а она закрыта. Значит, я весь урок проспал. Все домой ушли, и меня в шкафу заперли.
Душно в шкафу и темно, как ночью. Мне стало страшно, я стал кричать:
– Э-э-э! Я в шкафу! Помогите!
Прислушался – тишина кругом.
Я опять:
– О! Товарищи! Я в шкафу сижу!
Слышу чьи-то шаги. Идёт кто-то.
– Кто здесь горланит?
Я сразу узнал тётю Нюшу, уборщицу.
Я обрадовался, кричу:
– Тётя Нюша, я здесь!
– Где ты, родименький?
– В шкафу я! В шкафу!
– Как же ты, милый, туда забрался?
– Я в шкафу, бабуся!
– Так уж слышу, что ты в шкафу. Так чего ты хочешь?
– Меня заперли в шкаф. Ой, бабуся!
Ушла тётя Нюша. Опять тишина. Наверное, за ключом ушла.
Опять шаги.
Слышу голос Пал Палыча. Пал Палыч – наш завуч…
Пал Палыч постучал в шкаф пальцем.
– Там нет никого, – сказал Пал Палыч.
– Как же нет? Есть, – сказала тётя Нюша.
– Ну где же он? – сказал Пал Палыч и постучал ещё раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
– Я здесь!
– Кто ты? – спросил Пал Палыч.
– Я… Цыпкин…
– Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
– Меня заперли… Я не забрался…
– Гм… Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
– Слышу…
– Ты давно там сидишь? – спросил Пал Палыч.
– Не знаю…
– Найдите ключ, – сказал Пал Палыч. – Быстро.
Тётя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался. Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щёлку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
– Ну! Вот до чего доводит шалость! Ты мне честно скажи: почему ты в шкафу?
Мне очень хотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: «Ты был в шкафу?» Я скажу: «Не был». Мне скажут: «А кто там был?» Я скажу: «Не знаю».
Но ведь так только в сказках бывает! Наверняка завтра маму вызовут… Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и всё такое… Как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мучение! Что было мне отвечать?
Я молчал.
– Ты живой там? – спросил Пал Палыч.
– Живой…
– Ну сиди, скоро откроют…
– Я сижу…
– Так… – сказал Пал Палыч. – Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
Я молчал. Вдруг я услышал голос директора. Он шёл по коридору:
– Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Директор спросил:
– Цыпкин, ты?
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
Тётя Нюша сказала:
– Ключ унёс староста класса.
– Взломайте дверь, – сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, – шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом. Я боялся, что шкаф упадёт, и заплакал. Руками упёрся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно так же стоять.
– Ну, выходи, – сказал директор. – И объясни нам, что это значит.
Я не двинулся с места. Мне было страшно.
– Почему он стоит? – спросил директор.
Меня вытащили из шкафа.
Я всё время молчал. Я не знал, что сказать. Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом…
Секрет
У нас от девчонок секреты. Мы ни за что на свете не доверяем им свои секреты. Они по всему свету могут разболтать любую тайну. Даже самую важную государственную тайну они могут разболтать. Хорошо, что им этого не доверяют!
У нас, правда, нет таких важных секретов, откуда нам взять их! Так мы их сами придумали. У нас был такой секрет: мы зарыли в песок пару пулек и никому не сказали об этом. Был ещё секрет: мы собирали гвозди.
Например, я собрал двадцать пять самых разных гвоздей, но кто знал об этом? Никто! Я никому не проболтался. Сами понимаете, как нам трудно приходилось! Через наши руки прошло столько секретов, что я даже не помню, сколько их было. И ни одна девчонка не узнала ничего. Они ходили и косились на нас, разные кривляки, и только о том и думали, чтобы выудить у нас наши тайны. Хотя они у нас ни разу ни о чём не спрашивали, но это ведь ничего не значит! До чего хитрые всё-таки!
А вчера я хожу по двору с нашей тайной, с нашим новым замечательным секретом и вдруг вижу Ирку. Я прошёл мимо несколько раз, и она на меня покосилась. Я ещё походил по двору, а потом подошёл к ней и тихо вздохнул. Я нарочно несильно вздохнул, чтобы она не подумала, что я специально вздохнул. Я ещё раза два вздохнул, она опять только покосилась, и всё. Тогда я перестал вздыхать, раз никакого от этого толку нету, и говорю:
– Если бы ты знала, что я знаю, ты бы прямо здесь, на месте, провалилась.
Она опять покосилась на меня и говорит:
– Не беспокойся, – отвечает, – не провалюсь, как бы ты сам не провалился.
– А мне-то чего, – говорю, – проваливаться, мне-то нечего проваливаться, раз я тайну знаю.
– Тайну? – говорит. – Какую тайну?
Смотрит на меня и ждёт, когда я ей начну рассказывать про тайну.
А я говорю:
– Тайна есть тайна, и не для того она существует, чтобы каждому эту тайну разбалтывать.
Она почему-то разозлилась и говорит:
– Тогда уходи отсюда со своими тайнами!
– Ха, – говорю, – вот ещё не хватало! Твой двор это, что ли?
Мне прямо смешно даже стало. Вот ведь до чего докатились!
Мы постояли, постояли, потом вижу – она снова косится.
Я сделал вид, что уйти собрался. И говорю:
– Ладно. Тайна при мне останется. – И усмехнулся так, что она поняла, что это значит.
Она голову даже ко мне не повернула и говорит:
– Нету у тебя никакой тайны. Если у тебя какая-нибудь тайна была бы, ты бы давно уже рассказал, а раз ты не рассказываешь, значит, ничего такого нету.
Что, думаю, она такое говорит? Ерунду какую-то! Но, честно говоря, я немножко растерялся. И правда, ведь могут мне не поверить, что у меня есть какая-то тайна, раз, кроме меня, никто не знает о ней. У меня в голове здорово всё перемешалось. Но я сделал вид, что у меня там ничего не перемешалось, и говорю:
– Очень жалко, что тебе доверять нельзя. А то бы я тебе всё рассказал. Но ты можешь оказаться предательницей…
И тут я вижу, она опять на меня одним глазом косится.
Я говорю:
– Дело тут не простое, ты это, надеюсь, прекрасно понимаешь, и обижаться по всякому поводу, я думаю, не стоит, тем более если бы это был не секрет, а какой-нибудь пустяк и если бы я тебя знал получше…
Говорил я долго и много. Почему-то у меня такое желание появилось – долго и много говорить. Когда я кончил, её рядом не было.
Она плакала, прислонившись к стене. Её плечи дрожали. Я слышал всхлипывания.
Я сразу понял, что она ни за что на свете не может оказаться предательницей. Она как раз тот человек, которому спокойно можно всё доверить. Я это сразу понял.
– Видишь ли… – сказал я, – если ты… дашь слово… и поклянёшься…
И я ей рассказал весь секрет.
На другой день меня били.
Она разболтала всем…
Но самое главное было не то, что Ирка оказалась предательницей, не то, что секрет был раскрыт, а то, что потом мы не могли придумать ни одного нового секрета, сколько мы ни старались.
Больные
– У тебя правда нога болит?
– Никакая нога у меня не болит! А у тебя в животе правда колет?
– Ничего у меня в животе не колет. Ловко мы с тобой в классе остались!
– Ребята сейчас там, на физкультуре, прыгают, а мы с тобой сидим – красота!
– Эх, хорошо просто так сидеть!.. Давай через парты прыгать!
Мы играем в Антарктиду
Мама куда-то ушла из дому. И мы остались одни. И нам стало скучно.
Мы перевернули стол. Натянули на ножки стола одеяло. И получилась палатка. Словно мы в Антарктиде. Там, где сейчас наш папа.
Мы с Витькой влезли в палатку.
Мы были очень довольны, что вот мы с Витькой сидим в палатке, хотя и не в Антарктиде, но как будто бы в Антарктиде, и вокруг нас льды и ветер. Но нам надоело сидеть в палатке.
Витька сказал:
– Зимовщики не сидят так всё время в палатке. Они, наверное, что-нибудь делают.
– Наверняка, – сказал я, – они ловят китов, тюленей и что-нибудь ещё делают. Конечно, они не сидят так всё время!
Вдруг я увидел нашу кошку. Я закричал:
– Вот тюлень!
– Ура! – крикнул Витька. – Хватай его! – Он тоже увидел кошку.
Кошка шла нам навстречу. Потом остановилась. Внимательно посмотрела на нас. И побежала обратно. Ей не хотелось быть тюленем. Она хотела быть кошкой. Я это сразу понял. Но что мы могли поделать! Мы ничего не могли поделать. Надо же нам ловить кого-то! Я побежал, споткнулся, упал, поднялся, но кошки уже нигде не было.
– Она здесь! – орал Витька. – Беги сюда!
Из-под кровати торчали Витькины ноги.
Я полез под кровать. Там было темно и пыльно. Но кошки там не было.
– Я вылезаю, – сказал я. – Здесь кошки нет.
– Здесь она, – доказывал Витька. – Я видел, она побежала сюда.
Я вылез весь пыльный и стал чихать. Витька всё под кроватью возился.
– Она там, – твердил Витька.
– Ну и пусть, – сказал я. – Я туда не полезу. Я целый час там сидел. С меня хватит.
– Подумаешь! – сказал Витька. – А я?! Я больше тебя здесь лазаю.
Наконец Витька тоже вылез.
– Вот она! – крикнул я.
Кошка сидела на кровати.
Я чуть было её не схватил за хвост, но Витька толкнул меня, кошка прыг – и на шкаф! Попробуй её достань со шкафа!
– Какой же это тюлень, – сказал я. – Тюлень разве может сидеть на шкафу?
– Пусть это будет пингвин, – сказал Витька. – Как будто бы он сидит на льдине. Давай будем свистеть и кричать. Он тогда испугается. И со шкафа прыгнет. На этот раз мы пингвина схватим.
Мы стали орать и свистеть что есть мочи. Я, правда, свистеть не умею. Свистел только Витька. Зато я орал во всё горло. Чуть не охрип.
А пингвин будто не слышит. Очень хитрый пингвин. Притаился там и сидит.
– Давай, – говорю, – в него что-нибудь кинем. Ну, хотя бы подушку кинем.
Кинули мы на шкаф подушку.
А кошка оттуда не прыгнула.
Тогда мы на шкаф закинули ещё три подушки, мамино пальто, все мамины платья, папины лыжи, кастрюльку, папины и мамины домашние туфли, много книг и ещё много всего. А кошка оттуда не прыгнула.
– Может быть, её нет на шкафу? – сказал я.
– Там она, – сказал Витька.
– Как же там, раз её там нет?
– Не знаю! – говорит Витька.
Витька принёс таз с водой и поставил его у шкафа. Если вздумает кошка со шкафа прыгнуть, пусть прямо в таз прыгает. Пингвины любят в воду нырять.
Мы ещё кое-что покидали на шкаф. Подождали – не прыгнет ли? Потом подставили к шкафу стол, на стол стул, на стул чемодан и на шкаф полезли.
А там кошки нет.
Исчезла кошка. Неизвестно куда.
Стал Витька со шкафа слезать и прямо в таз плюхнулся. Воду разлил по всей комнате.
Тут мама входит. А за ней наша кошка. Она, видимо, в форточку прыгнула.
Мама всплеснула руками и говорит:
– Что здесь происходит?
Витька так и остался в тазу сидеть. До того напугался.
– До чего удивительно, – говорит мама, – что нельзя их оставить одних на минутку. Нужно же натворить такое!
Нам, конечно, пришлось убирать всё самим. И даже пол мыть. А кошка важно ходила вокруг. И посматривала на нас с таким видом, как будто бы собиралась сказать: «Вот, будете знать, что я кошка. А не тюлень и не пингвин».
Через месяц приехал наш папа. Он рассказал нам про Антарктиду, про смелых полярников, про их большую работу, и нам было очень смешно, что мы думали, будто зимовщики только и делают, что ловят там разных китов и тюленей…
Но мы никому не сказали о том, что мы думали.
Про металлолом
Толик вёз по улице старую заржавленную кровать. А Маша везла старый заржавленный якорь. Они везут это в школу, поскольку – металлолом.
Толик говорит:
– В моей кровати весу больше, чем в твоём дурацком якоре. Значит, я больше тебя собрал.
Маша говорит:
– Это ещё неизвестно. Мой якорь весь полный, а кровать твоя надутая.
Толик даже остановился.
– Как это то есть надутая?
– Очень просто: мой якорь сплошной, а кровать у тебя не сплошная.
– А какая же у меня кровать? – говорит Толик.
Маша тоже остановилась и говорит:
– У тебя кровать надутая.
– Глупости какие! – говорит Толик. – Как это может такое быть, что она, мячик, что ли?
– Она не мячик, – говорит Маша, – но тем не менее она надутая. Вот эти железки, они ведь внутри пустые. А якорь мой весь внутри полный. Он не надутый, если ты хочешь знать!
– Ржавый твой якорь! – говорит Толик.
– Надутая твоя кровать! – говорит Маша.
– С разбитого корабля твой якорь! – говорит Толик.
В это время шла мимо старушка. Она несла в сумке бананы. Старушка с бананами говорит:
– Положите вы на кровать этот якорь. И вместе всё это тащите.
Но Толик сказал:
– Это мой металлолом.
И Маша сказала:
– Это мой металлолом.
– Ах, вот оно что! – сказала старушка. – Я этого и не знала. – И она ушла.
А Толик с Машей сначала удивились, почему так сказала старушка, а потом удивились, почему они так сказали старушке, потому что неважно, чья это кровать и чей якорь. Потому что это для всех.
И они так и сделали, как им сказала старушка с бананами.
Как я всех обмануть хотел
Мне про это рассказывать даже не хочется. Но я всё-таки расскажу. Все думали, я и вправду больной, а флюс у меня был не настоящий. Это я промокашку под щёку подсунул, вот щека и раздулась. И вдобавок гримасу состроил: вот, мол, как зуб у меня болит! И мычу слегка; это я всё нарочно сделал, чтоб урок не спросили. И Анна Петровна поверила мне. И ребята поверили. Все жалели меня, переживали. А я делал вид, что мне очень больно.
Анна Петровна сказала:
– Иди домой. Раз у тебя так зуб болит.
Но мне домой совсем не хотелось. Языком промокашку во рту катаю и думаю: «Здорово обманул я всех!»
Вдруг Танька Ведёркина как заорёт:
– Ой, смотрите, флюс у него на другой стороне!
Как тётя Фрося разрешила спор
Заспорили во дворе ребята, кто больше всех загорел за лето.
– Я больше всех загорел, – сказал Вова.
– Нет, я, – сказал Петя.
– У тебя уши белые, – сказал Вова.
– Уши не в счёт, – сказал Петя, – я в шляпе ходил.
– Нет, в счёт! Ты без ушей загорал, а я вместе с ушами! Значит, я больше всех загорел. Кого хочешь спроси.
Спросили Лёшу.
– Больше всех я загорел, – сказал Лёша.
– Ты не загорелый, а грязный.
– Сами вы грязные!
– Кого хочешь спроси, каждый скажет: ты грязный.
Спросили Алика.
– Больше всех я загорел, – сказал Алик.
А тётя Фрося сказала:
– Какие вы все загорелые!
И никто больше спорить не стал.
Чего зря спорить!
Кому что удивительно
Танька ничему не удивляется. Она всегда говорит: «Вот уж не удивительно!» – даже если бывает и удивительно. Я вчера на глазах у всех перепрыгнул через такую лужу… Никто не мог перепрыгнуть, а я перепрыгнул! Все удивились, кроме Тани.
«Подумаешь! Ну и что же? Вот уж неудивительно!»
Я всё старался её удивить. Но никак не мог удивить. Сколько я ни старался.
Я из рогатки попал в воробышка.
Научился ходить на руках, свистеть с одним пальцем во рту.
Она всё это видела. Но не удивлялась.
Я изо всех сил старался. Что я только не делал! Залезал на деревья, ходил без шапки зимой…
Она всё не удивлялась.
А однажды я просто вышел с книжкой во двор. Сел на лавочку. И стал читать.
Я даже не видел Таньку. А она говорит:
– Удивительно! Вот не подумала бы! Он читает!
Подходящая вещь
Я занимаюсь в столярном кружке. Очень мне нравится это дело.
Недавно я стол смастерил. Только плохой стол вышел. Мы его с Вовкой сломали – стул сделали.
И стул какой-то кривой получился. Не научились, наверное, стулья делать.
Сломали стул – сколотили скамейку. И скамейка нам не понравилась.
Тогда мы решили скворечню сделать. Тоже немало пришлось потрудиться; в конце концов получилась скворечня.
– Ну что это за вещь? – говорят ребята. – Какая же это вещь?
Повесили мы скворечню на дерево. Вскорости и скворец прилетел. Поселился в нашей скворечне. Раз скворец в ней живёт, значит, вещь подходящая.
Мы с Вовкой так думаем.
Премия
Оригинальные мы смастерили костюмы – ни у кого таких не будет! Я буду лошадью, а Вовка рыцарем. Только плохо, что он должен ездить на мне, а не я на нём. И всё потому, что я чуть младше. Видите, что получается! Но ничего не поделаешь. Мы, правда, с ним договорились: он не будет на мне всё время ездить. Он немножко на мне поездит, а потом слезет и будет меня за собой водить, как лошадей за уздечку водят.
И вот мы отправились на карнавал. Пришли в клуб в обычных костюмах, а потом переоделись и вышли в зал. То есть мы въехали. Я полз на четвереньках. А Вовка сидел на моей спине. Правда, Вовка мне помогал – по полу перебирал ногами. Но всё равно мне было нелегко.
К тому же я ничего не видел. Я был в лошадиной маске. Я ничего совершенно не видел, хотя в маске и были дырки для глаз. Но они были где-то на лбу. Я полз в темноте. Натыкался на чьи-то ноги. Раза два налетал на колонну. Да что и говорить! Иногда я встряхивал головой, тогда маска съезжала, и я видел свет. Но на какой-то миг. А потом снова сплошная темень. Ведь не мог я всё время трясти головой!
Я хоть на миг видел свет. Зато Вовка совсем ничего не видел. И всё меня спрашивал, что впереди. И просил ползти осторожнее. Я и так полз осторожно. Сам-то я ничего не видел. Откуда я мог знать, что там впереди! Кто-то ногой наступил мне на руку. Я сейчас же остановился. И отказался дальше ползти. Я сказал Вовке:
– Хватит. Слезай.
Вовке, наверное, понравилось ездить, и он не хотел слезать. Говорил, что ещё рано. Но всё же он слез, взял меня за уздечку, и я пополз дальше. Теперь мне уже было легче ползти, хотя я всё равно ничего не видел.
Я предложил снять маски и взглянуть на карнавал, а потом надеть маски снова. Но Вовка сказал:
– Тогда нас узнают.
Я вздохнул и пополз дальше.
– Наверное, весело здесь, – сказал я. – Только мы ничего не видим…
Но Вовка шёл молча. Он твёрдо решил терпеть до конца. Получить первую премию.
Мне стало больно коленкам. Я сказал:
– Я сейчас сяду на пол.
– Разве лошади могут сидеть? – сказал Вовка. – Ты с ума сошёл! Ты же лошадь!
– Я не лошадь, – сказал я. – Ты сам лошадь.
– Нет, ты лошадь, – ответил Вовка. – И ты знаешь прекрасно, что ты лошадь. Мы не получим премии!
– Ну и пусть, – сказал я. – Мне надоело.
– Не делай глупостей, – сказал Вовка. – Потерпи.
Я подполз к стене, прислонился к ней и сел на пол.
– Ты сидишь? – спросил Вовка.
– Сижу, – сказал я.
– Ну ладно уж, – согласился Вовка. – На полу ещё можно сидеть. Только смотри не сядь на стул. Тогда всё пропало. Ты понял? Лошадь – и вдруг на стуле!..
Кругом гремела музыка, смеялись.
Я спросил:
– Скоро кончится?
– Потерпи, – сказал Вовка, – наверное, скоро…
Вовка тоже не выдержал. Сел на диван. Я сел рядом с ним. Потом Вовка заснул на диване. И я заснул тоже.
Потом нас разбудили и дали нам премию.
Разговор по телефону
Надумали мы позвонить Анне Павловне, нашей учительнице. Не то чтобы нам нужно было позвонить, нам совсем не нужно было звонить, нам просто так захотелось поговорить по телефону с Анной Павловной, тем более что мы с Анной Павловной по телефону никогда не говорили.
Мы влезли в будку-автомат вдвоём с Вовкой, и Вовка стал набирать номер, а я должен был говорить. Вот Вовка набрал номер, и я слышу в трубке голос Анны Павловны. Я растерялся и говорю:
– Кто говорит?
И Анна Павловна говорит:
– Кто говорит?
Я совсем растерялся и говорю:
– Я говорю.
Анна Павловна засмеялась в трубку и спрашивает:
– Это ты, Звёздочкин?
Значит, тоже узнала меня.
Я отвечаю:
– Ага, это я, Звёздочкин!
А Вовка меня в бок толкает и что-то советует. А я его рукой отстраняю: мол, не мешай разговаривать.
Анна Павловна говорит:
– Ну, я тебя слушаю, Звёздочкин.
Я говорю:
– И я вас тоже слушаю, Анна Павловна! Ох и хорошо слышно!
Анна Павловна спрашивает:
– Ты что-нибудь хочешь спросить у меня? Так ты спрашивай. Не стесняйся.
Я кричу:
– Я ничего не хочу спросить! Я с Вовкой!
– Значит, Вова хочет спросить что-нибудь?
– Не! Вовке нечего спрашивать. Он просто так стоит!
– Зачем же вы тогда звоните?
Тут я опять растерялся. И Вовку шёпотом спрашиваю:
– Мы зачем звоним?
А он пожимает плечами. И молчит. А я на Вовку смотрю и не знаю, что мне отвечать. Нельзя же мне говорить такое, что мы просто так звоним. И Анна Павловна тоже молчит и ждёт, что я отвечу. Вот ведь попал в положение!
Вовке-то ничего, он стоит себе, а мне отвечать нужно! Я взял и дал Вовке трубку. Он тоже растерялся и на меня смотрит. Только рот раскрыл. И ни слова. Потом протягивает мне трубку, а из трубки гудки гудят.
Я на него набросился:
– Это ты, говорю, виноват! Нужно сразу было ответить, а ты молчал!
А он только руками развёл.
– Что бы я ответил?
И действительно, отвечать было нечего. Раз мы низачем звонили. И я всё думал о том, что я завтра скажу Анне Павловне, когда она спросит, зачем я звонил.
