© В. Голявкин, наследники, текст, 2017
© В. Минеев, иллюстрации, 2017
© Состав, макет. ООО «РОСМЭН», 2017
На перемене Марик мне говорит:
– Давай убежим с урока. Смотри, как на улице хорошо!
– А вдруг тётя Даша задержит с портфелями?
– Нужно портфели в окно побросать.
Глянули мы в окно: возле самой стены сухо, а чуть подальше – огромная лужа. Не кидать же портфели в лужу! Мы сняли ремни с брюк, связали их вместе и осторожно спустили на них портфели. В это время звонок зазвенел. Учитель вошёл. Пришлось сесть на место. Урок начался. Дождь за окном полил.
Марик записку мне пишет:
«Пропали наши тетрадки».
Я ему отвечаю:
«Пропали наши тетрадки».
Он мне пишет:
«Что делать будем?»
Я ему отвечаю:
«Что делать будем?»
Вдруг вызывают меня к доске.
– Не могу, – говорю, – я к доске идти.
«Как же, – думаю, – без ремня идти?»
– Иди, иди, я тебе помогу, – говорит учитель.
– Не надо мне помогать.
– Ты не заболел ли, случайно?
– Заболел, – говорю.
– А с домашним заданием как?
– Хорошо с домашним заданием.
Учитель подходит ко мне.
– А ну, покажи тетрадку.
Я молчу.
– Что с тобой происходит?
Я молчу.
– Придётся тебе поставить двойку.
Он открывает журнал и ставит мне двойку, а я думаю о своей тетрадке, которая мокнет сейчас под дождём.
Поставил учитель мне двойку и спокойно так говорит:
– Какой-то ты сегодня странный…
Всё из-за фамилии происходит. Я по алфавиту первый в журнале; чуть что, сразу меня вызывают. Поэтому и учусь хуже всех. Вот у Вовки Якулова все пятёрки. С его фамилией это нетрудно – он по списку в самом конце. Жди, пока его вызовут. А с моей фамилией пропадёшь. Стал я думать, что мне предпринять. За обедом думаю, перед сном думаю – никак ничего не могу придумать. Я даже в шкаф залез думать, чтобы мне не мешали. Вот в шкафу-то я это и придумал. Прихожу в класс, заявляю ребятам:
– Я теперь не Андреев. Я теперь Яандреев.
– Мы давно знаем, что ты Андреев.
– Да нет, – говорю, – не Андреев, а Яандреев, на «Я» начинается – Яандреев.
– Ничего не понятно. Какой же ты Яандреев, когда ты просто Андреев? Таких фамилий вообще не бывает.
– У кого, – говорю, – не бывает, а у кого и бывает. Это позвольте мне знать.
– Удивительно, – говорит Вовка, – почему ты вдруг Яандреевым стал!
– Ещё увидите, – говорю.
Подхожу к Александре Петровне:
– У меня, знаете, дело такое: я теперь Яандреевым стал. Нельзя ли в журнале изменить, чтобы я на «Я» начинался?
– Что за фокусы? – говорит Александра Петровна.
– Это совсем не фокусы. Просто мне это очень важно. Я тогда сразу отличником буду.
– Ах, вот оно что! Тогда можно. Иди, Яандреев, урок отвечать.
Я пуговицу себе сам пришил. Правда, я её криво пришил, но ведь я её сам пришил! А меня мама просит убрать со стола, как будто бы я не помог своей маме, – ведь пуговицу я сам пришил! А вчера вдруг дежурным назначили в классе. Очень мне нужно дежурным быть! Я ведь пуговицу себе сам пришил, а они кричат: «На других не надейся!» Я ни на кого не надеюсь. Я всё сам делаю – пуговицу себе сам пришил…
Только к доске отвернулся учитель, а я раз – и под парту. Как заметит учитель, что я исчез, ужасно, наверное, удивится.
Интересно, что он подумает? Станет спрашивать у всех, куда я делся, – вот смеху-то будет! Уже пол-урока прошло, а я всё сижу.
«Когда же, – думаю, – он увидит, что меня в классе нет?»
А под партой трудно сидеть. Спина у меня заболела даже. Попробуй-ка так просиди! Кашлянул я – никакого внимания. Не могу больше сидеть. Да ещё Серёжка мне в спину ногой всё время тычет. Не выдержал я. Не досидел до конца урока. Вылезаю и говорю:
– Извините, Пётр Петрович…
Учитель спрашивает:
– В чём дело? Ты к доске хочешь?
– Нет, извините меня, я под партой сидел…
– Ну и как, там удобно сидеть, под партой? Ты сегодня сидел очень тихо. Вот так бы всегда на уроках.
Маше семь лет. Она ходит в школу в первый класс и учится на отлично. Её ставят в пример как лучшую ученицу. А однажды вот что случилось. Она не выучила урока и вообще ничего не могла ответить. Весь класс пришёл в удивление, и все мальчики и девочки подумали: «Вот это да!»
Учитель строго взглянул на неё.
– Объясни мне, что это значит?
Маша заплакала и объяснила всё по порядку:
– У нас большое несчастье. Мама передвигала комод. А братик сидел на полу. Он крутил волчок. Волчок закатился под комод. Братик полез за волчком. И мама ему прищемила живот. Братика увезли в больницу. Все плакали очень сильно, и я не могла учить урок.
Мальчики и девочки подумали: «Вот это да!» А учитель сказал:
– Раз такое дело, это совсем другое дело. – И погладил Машу по голове.
Прошло несколько дней. Учитель встретил Машину маму. Он ей говорит:
– У вас такое несчастье. Вы придавили сына комодом. Мы все вам сочувствуем.
– Что вы, что вы! – сказала мама. – У меня нет ни комода, ни сына. У меня только дочка.
Сеня и его сосед по парте не заметили, как вошёл учитель. Сеня нарисовал на ладони себя и показал соседу.
– Это я, – сказал он. – Похоже?
– Нисколько, – ответил Юра, – у тебя не такие уши.
– А какие же у меня уши?
– Как у осла.
– А у тебя нос – как у бегемота.
– А у тебя голова – как еловая шишка.
– А у тебя голова – как ведро.
– А у тебя во рту зуба нет…
– А ты рыжий.
– А ты селёдка.
– А ты вуалехвост.
– А что это такое?
– Вуалехвост – и всё.
– А ты первердер…
– Это ещё что значит?
– Значит, что ты первердер.
– А ты дырбыртыр.
– А ты выртырвыр.
– А ты ррррррр…
– А ты ззззззз…
– А ты… ы! – сказал Юра и увидел рядом учителя.
– Хотел бы я знать, – спросил учитель, – кто же всё-таки вы такие?
Приезжаем на аэродром. Нас шефы-лётчики пригласили.
Весь класс наш в один самолёт уместился. Прямо дом, а не самолёт! Хочешь – сиди, хочешь – стой, что хочешь делай! Валерка петь стал. Только когда загудел самолёт, он почему-то вдруг перестал петь.
– Летим уже? – спрашивает. – Или нет?
Кто-то как закричит:
– Летим! Летим!
– Я боюсь, – говорит Валерка. – Зачем я только в кино не пошёл! – И зубами стучит.
Я ему говорю:
– С непривычки это бывает.
– А ты раньше летал? – спрашивает Валерка.
– Я на катере ездил. А это почти что одно и то же. Мы с отцом с катера рыбу ловили.
Вдруг выходит к нам лётчик. Улыбается, спрашивает:
– Ну как?
Валерка как заорёт:
– Ой, идите за руль! Самолёт упадёт! – И заплакал.
Лётчик смеётся:
– Не беспокойся. Там ведь ещё лётчик есть.
Валерка перестал плакать.
– Эх ты, плакса! – говорит лётчик. – Девочки на тебя смотрят.
Катя услышала и говорит:
– Мы на него совсем не смотрим. Мы в окно смотрим.
А лётчик не отстаёт:
– Они даже смотреть на тебя не хотят; эх ты, трусишка!
Мишка Колосов говорит:
– Чудак Валерка. Сначала пел, а потом стал бояться.
Лёнька Скориков говорит:
– Это он, наверное, от страха пел.
Тут самолёт на снижение пошёл.
Вышли мы из самолёта.
– Эх, – говорит Валерка, – хорошо бы ещё покататься.
– Вот и прекрасно, – улыбается лётчик, – сейчас будем на вертолёте кататься.
Я обернулся – нет Валерки.
– Где Валерка? – спрашивают ребята.
Наверное, он в кино пошёл!..
Катю вызвали отвечать урок, а Маша в окно засмотрелась. Катя подсказку ждёт, а Маша видит собаку Лукьяна и говорит тихо, вслух:
– Лукьян…
Катя думала, ей подсказали, и повторяет:
– Лукьян…
– При чём тут Лукьян?! – удивился учитель.
Учитель сердито смотрит на Катю.
Катя сердито смотрит на Машу.
А Маша спокойно смотрит в окно.
Ребята работали. А Петя сел на ступеньку. И так сидел. Очень нужно работать!
Но сидеть надоело.
Он кошку увидел.
Поймал её.
Показал кошке шиш, посвистел кошке в ухо, подул на неё, скорчил несколько рож, спел три песни, язык показал.
Она его цап лапой по языку!
Он сразу петь перестал.
Заорал, кошку выпустил и помчался к ребятам…
Лучше поздно, чем никогда!
Я давно собирался пол вымыть. Только мама не разрешала мне. «Не получится, – говорит, – у тебя…»
– Посмотрим, как не получится!
Трах! – опрокинул ведро и пролил всю воду. Но я решил, так даже лучше. Так гораздо удобнее мыть пол. Вся вода на полу; тряпкой три – и всё дело. Воды маловато, правда. Комната-то у нас большая. Придётся ещё ведро воды на пол вылить. Вылил ещё ведро, вот теперь красота! Тру тряпкой, тру – ничего не выходит. Куда же воду девать, чтобы пол был сухой? Без насоса тут ничего не придумать. Велосипедный насос нужно взять. Перекачать воду обратно в ведро.
Но когда спешишь, всё плохо выходит. Воды на полу не убавилось, и в ведре пусто. Наверно, насос испортился.
Придётся теперь с насосом повозиться.
Тут мама в комнату входит.
– Что такое, – кричит, – почему вода?
– Не беспокойся, мама, всё будет в порядке. Надо только насос починить.
– Какой насос?
– Чтобы воду качать…
Мама взяла тряпку, смочила в воде, потом выжала тряпку в ведро, потом снова смочила, опять в ведро выжала. И так несколько раз подряд. И воды на полу не стало.
Всё оказалось так просто. А мама мне говорит:
– Ничего. Ты мне всё же помог.
Хотя на дворе мороз и снег, я расстегнул пальто на все пуговицы и заложил за спину руки.
Пусть все видят мою рубашку, которую мне сегодня купили!
Я ходил по двору взад-вперёд, поглядывая на окна. Шёл с работы мой старший брат.
– О, – сказал он, – какая прелесть! Только смотри не простудись.
Он взял меня за руку, привёл домой и надел мне рубашку поверх пальто.
– Теперь гуляй, – сказал он. – Какая прелесть!
Неохота всё время пешком ходить. Прицепился сзади к грузовику и еду. Вот и школа за поворотом. Только вдруг грузовик быстрей пошёл. Будто нарочно, чтоб я не слез. Школу уже проехали. У меня уже руки держаться устали. И ноги совсем затекли. А вдруг он так целый час будет мчаться?
Пришлось в кузов забраться. А в кузове мел был какой-то насыпан. Я в этот мел и упал. Такая пыль поднялась, что я чуть не задохся. Сижу на корточках. За борт машины держусь руками. Трясёт вовсю! Боюсь, шофёр меня заметит – ведь сзади в кабине окошечко есть. Но потом понял: он не увидит меня – в такой пыли трудно меня увидеть.
Уже за город выехали, где дома новые строят. Здесь машина остановилась. Я сейчас же выпрыгнул – и бежать.
Хотелось всё же в школу успеть, несмотря на такой неожиданный поворот дела.
На улице все на меня смотрели. Даже пальцем показывали. Потому что я весь белый был. Один мальчишка сказал:
– Вот здорово! Это я понимаю!
А одна девочка маленькая спросила:
– Ты настоящий мальчик?
Потом собака чуть не укусила меня…
Не помню уж, сколько я шёл пешком. Только к школе когда подходил, все из школы уже выходили.