С предыдущей нашей перевязки прошла неделя, но рана всё ещё кровоточит при неаккуратных, импульсивных нажатиях. И каждый раз боль не покидает меня, лишь глубже врастает корнями. Со временем привыкаешь, к ночным пробуждениям, к пустым, серым медикаментам и страданиям, что стали частью жизни.
– Свадьба, наверное, – Гоша совсем немного посмеялся.
Разрывающая разум боль не даёт мне покоя. Всё тело требует пощады, хотя бы, быстрого завершения бесчисленным мукам. Но живая вода больше не пытается покинуть тело. Возможно, это хороший знак.
– Что ты сейчас испытываешь? – с завешанной шторой перед глазами не вижу ничего, кроме бессилия. Но я должна знать, что происходит у него внутри. Какими чувствами могу наполнить пустой сосуд тлеющей души.
– Грусть, наверное. И немного радость, – покрывая рану мягкой, тёплой мазью, Гоша дышал мне в ухо, приподнимая свободной рукой жидкие, чёрные волосы.
– Радость?
– Да, радость. За то, что позволила быть рядом. Что когда-то пошла за мной. Однажды, я уже допустил ошибку и не знал, заслуживаю ли второго шанса? Поэтому, я счастлив, что у нас есть время. Хоть немного, чтобы провести его с тобой.
Спокойные, трогающие изнутри, слова эхом расходились по мне, отдавая теплом, наполняя бессмысленным, но ярким светом тлеющую комнату. Даже не заметила, как он перемотал тело бинтами и скрыл гниющую рану.
– Ты всё пьёшь, что дал тебе врач? – собирая мусор со стола, заворачивая в пелёнку пустые упаковки из-под шприцов, мазей, жгутов, он выбросил всё в урну подле выхода и вернулся ко мне.
– Да.
– Знаешь, до встречи с тобой я ничего не боялся, – он положил свою ладонь поверх моей, на простыни, но так, чтобы я легко могла освободиться, – не всегда был уверен, что останусь в живых. И это чувство меня обнадёживало? Не уверен. Но сейчас я действительно…
Я знаю, какое слово пропустил Гоша в том предложении. То, что олицетворяет страх, естественное человеческое чувство, которое известно даже детям.
– Я действительно беспокоюсь о твоём будущем. Нашем будущем.
Сколько бы времени мы не проводили вместе, я никогда не смогу понять его. Это поведение, что касается меня лишь вскользь, вызывает маленькую волну холода на коже. Доставая до глубины, она отражается и возвращается в маленьком огоньке отчётливых, но слабых мыслей. Когда-нибудь, я обязательно пойму тебя, о странный, маленький человек. А сейчас, должна что-то сделать. Как-то отблагодарить. Что нет у него, но я владею сполна? Деньги? Слава? Чего хочет обычный, темноволосый мужчина? У меня есть лишь гниющие останки, что вскоре погрязнут в земле. И его бескорыстная забота об окружающих.
Бурлящая тишина заполнила тело изнутри. Даже воздуха в лёгких мало, чтобы изгнать неестественную дрожь конечностей, лица. Смотря друг друга так близко и робко, мы не могли даже моргать. Будто окружение замерло под мухобойкой. И бесконечности мало, чтобы насладиться этим тревожным, но пламенным моментом.
Теперь я отчётливо слышу его дыхание, шуршание льняных простыней под трепетными пальцами и тихий скрежет гортани. Во мне же, с исчезновением одной части, изменилось что-то. О чём лишь Гоша может догадаться. Посильна та каменная ноша.
Наконец, он взял мою руку, но легко, свободно, нежно обхватывая грубыми, крупными пальцами. Его шершавая кожа, как наждачная бумага, отталкивала, грубела, но притягивала мою кисть, как заворожённая. Правая ладонь же перебирала чёрные, секущиеся волосы, гладила длинный торчащий пучок, что лежал на плече. Не знаю, сколько длилась самая дорогая картина моей жизни. Но своими бездарными поступками, я смогла испортить даже её.
Подумав, что всем мужчинам нужно женское тело для удовольствия, позабыла о всём, что когда-то говорил мне Гоша. Уважение, дистанция, принятие – меркли на фоне безграничной глупости малолетки.
Обхватив капитана, как опытный наездник, бёдрами, вжала подготовленное тело в постель, склонив под мрачной, но самоуверенной воле. Я видела, как расслабленное лицо собеседника вмиг искривилось, стало бледным, напряжённым. Казалось, что крепкий поцелуй что-то исправит, но нет. Изгибаясь, придерживая рукой за талию, он не отворачивался, лишь пытался загладить некорректную, глупую ситуацию.
– Алиса, не нужно, – соприкоснувшись лбами, мы закрыли глаза, приоткрыли роты, чтобы вдоволь надышаться. Даже его твёрдая решимость не убедила меня остановиться.
Снова вкусив тонких, но горячих губ, я пыталась положить Гошу на лопатки, но он не позволил. Всё также свободно, но крепко руки держали бушующую тварь в узде, без возможности вырваться наружу.
– Прошу тебя, не стоит, не сейчас, – шёпотом сказал мне на ухо, прижав к груди.
Я не могла пошевелиться. Нет, не потому что меня держал мужчина вдвое больше. Разъедающий мрак без оглядки бежал по холодным ногам, пытаясь достичь залитого, но пока горящего, огня. Поэтому, с широко раскрытыми глазами я пыталась разглядеть мутный свет, что кое-как просачивался сквозь шторы. И вскоре, всё вокруг залилось новыми, незнакомыми очертаниями.
Какое-то время мы не разговаривали. Гоша любезно вытер влажные щёки, включил громыхающий чайник и посадил меня на пол, чтобы расчесать волосы. Начиная с кончиков, он поднимался всё выше и выше. Затем замер. Бурлящая вода скрыла странный звон, что раздался позади и вскоре, я почувствовала лёгкость. Вечно торчащие локоны, которые щекотали плечи и шею, больше не раздражали кожу. Сделав пышный, но плотный пучок на затылке, Гоша заколол его канзаши с лилией у основания. Теперь небольшие красные круги под глазами и добавляли моему образу эстетики. Или я просто пытаюсь себя обнадёжить.
– Ты прекрасна, – стоя позади, Гоша наблюдал за моей скудной радостью возле зеркала. Наверное, он должен был расстроиться. Нет, я снова ошиблась. Искренняя улыбка не пропадала с лица собеседника столько времени, сколько мы провели до его ухода. Он напоил меня чаем со странными сладкими изделиями из теста и, кажется, целых ядер подсолнуха. А потом натёр сухими духами места, где температура тела чуть выше из-за расположения кровеносных сосудов: запястья, за уши, у основания горла и на локтевые сгибы. Вскоре, от меня начал источаться ненавязчивый аромат магнолии и пионов.
Наслаждаясь духами, Гоша приложил мою кисть к щеке, прикрыв глаза. Он странно поджал губы, сжался, будто что-то желал сказать, но не мог. Его лицо передавало столько болезненных эмоций, которых я не могла распознать, но очень… того…
– Мне нужно идти. Я заберу тебя перед праздником.
– Праздником?
Не дождавшись ответа, он возвысился, заторопился в поисках телефона. Рыская ладонями по одеялу, разминая спину, шею, шевеля активно плечами, будто задумал, что-то, но не признавался.
– Да, ребята для нас вечеринку устроили. Всё же, ты единственная девушка на борту. До твоего появления у нас ещё были женщины, солдаты, учёные, врачи, но их тоже увезли много месяцев назад.
– Для меня никогда не делали праздников.
– Ну, всё должно быть впервые, – он подмигнул мне, в момент, когда нашёл пропажу.
Я не успела заметить, как своими гигантскими шагами Гоша добрался до двери и, хлопнув ею, скрылся. Только гулящий по корпусу ветер снаружи успел пробраться в мою обитель, всколыхнув тонкую прядь волос со лба.
Кажется, совсем недавно, в той же позе я сидела в углу комнаты спасителя. Ковыряла ногтями грязь с пола, ела несолёную разваренную кашу, спала на мокрой постели, иногда. По полу носились мыши, которые не боялись меня. Наверное, потому что я не человек. А такое же, заблудшее, больное животное.
– Кэп, можно с тобой поговорить? – бежав вслед за Гошей, молодой парень возрастом чуть больше двадцати лет, в такой же униформе, намного меньше ростом, приостановился, чтобы возобновить дыхание.
– Давай, только быстро, я тороплюсь, – они пересеклись возле эскалатора и вместе направились в нишу, под лестницей, куда входили лишь высшие чины.
– Будет же операция на центр? Почему ты взял другого машиниста? Я думал, мы одна команда, – двигаясь медленно, но уверенно, молодые люди сокращали расстояние до двери зная, что разговор не должен продлиться дольше двух минут.
– За ним много надёжных людей пойдёт. А ещё у него есть вертолёт. Ты свой просрал. Товарищи твои отвернулись, после выкидона в лагере. Я должен от всего отказаться, только потому что мы вместе пиво пили? Искать новую команду, вертолёт, а ещё спец. оборудование и наводчика?
– Мы ведь одна семья. Я думал, что мы – друзья!
– Если у тебя всё, можешь быть свободен.
– Нет, я хотел ещё спросить. Зачем ты сделал предложение той шаболде? Разве не её пол города перешпёхало?
Расслабившись в компании друга, товарищ не ожидал, что капитан озвереет от услышанных слов. Зная меру дозволенного, Гоша коленом откинул солдата к стене, прижав горло локтем, а живот ногой. От чётких, резких движений подопечный закашлял, ещё сильнее надавливая кадык на острую часть плеча, пока обе кисти пытались хоть немного ослабить матёрую хватку.
– Во-первых, не твоё дело, с кем я женюсь.
– Но она даже не любит тебя! Когда ты делал предложение, когда рядом, когда она одна – девка не меняется. Ей всё равно, понимаешь? Парни же ходили к ней. И будут ходить! Потому что такие не меняются, им только деньги нужны.
Оставив парня подле стены, Гоша скрестил руки, но не изменился в лице. Кажется, ему нравилось наблюдать за болезненным кашлем мнимого соперника.
– Во-вторых, если ты оскорбишь её, в следующий раз полетишь во сне, ясно?
– Да, ясно, – с откровенной грустью в голосе ответили капитану.
– Ничего ты о жизни не знаешь, рядовой. Свободен, – Гоша даже не повернулся к нему, пока набирал код доступа к корпусу главного штаба, потому что слышал быстро перебирающиеся, отдаляющиеся шаги.
Миновал час, может больше. Музыка становилась всё громче и громче. Басистые голоса неконтролируемо распространялись по всем уголкам штаба. Я знала, что очень скоро, кто-то должен постучать в дверь. И почему-то ожидание длилось, кажется, дольше обычного.
В этот важный, наверное, день, я переоделась в что-то праздничное. Трудно найти подходящую одежду для инвалида, но Гоша снова превзошёл все ожидания. Бордовое платье, как венозная кровь, с золотистой лозой длиной от колена до шеи. Неплохо, на мой скудный взгляд, сочетается со светлой кожей и широкими карими зрачками. Наверное, меня всё утраивало, кроме пустого левого рукава.
И пока я детально разглядывала белоснежные икры, сзади открылась дверь. Смущённый гость не входил, ждал на пороге и ничего не говорил. Но знакомая туалетная вода кричала громче толпы.
– Гоша, это ты? – опуская приподнятое платье, чуть ниже колена, взглянула в мрачное, тёмное зеркало. Зачем оно отражает такого человека, как я? Ведь даже вампиры не достойны такой чести. От них больше пользы.
– Ты прекрасно выглядишь. Тебе комфортно в нём? Если нет, я поищу что-нибудь другое, – неуверенно он делал шаг за шагом, протягивая руки.
– Комфортно? Мне? – действительно, я никогда не задумывалась об этом. Комфорт. То, что открывает истинный свет на всё окружение. Ведь комфорт – это не только одежда. Пока человек сыт, здоров и не нуждается ни в чём, он удовлетворён. И только тогда, у него есть прекрасная возможность оценить мир без предвзятости и категоричности. Так, как он чувствует. Невзирая на те невзгоды, которые вызывают дискомфорт. Сейчас желудок не болит, нет страха и той пустоты, что отрывала понемногу мою загнанную душу. Поэтому, наверное…
– Я в порядке, спасибо, – опущенные брови, уставшая, но такая родная улыбка его грела меня сильнее батареи. Но кроме тепла, есть что-то ещё. О чём догадываюсь, но боюсь признаться.
– Я ничего не сделал. Это мелочи.
Кавалер протянул мне шершавую ладонь и слегка наклонился. Инстинктивно, я подалась вперёд, падая в крепкие, но бережные объятия. Смотря в его знакомые, прохладные глаза, вспомнила о первом нашем поцелуе. И даже в такие моменты кажется, что пропасть безгранична, что мне никогда не понять переживаний и тревог человека напротив. А он, не подозревая о тяготах буйных мыслей, ненавязчиво закручивал спиралью прядь длинных чёрных волос. Если бы я могла, на миг, оказаться твоей частью, чтобы коснуться, нет, хотя бы взглянуть на искренние чувства, что делают тебя живым.
– Нас ждут, Алиса, – приоткрывая дверь, впуская в мрачную комнату свет ярких белых фонарей, Гоша, поддерживая меня, двинулся наружу, мимо широких, цилиндрических опор.
Чем дольше мы шли, тем сильнее звучала музыка. Задорный, беззаботный смех парней становился отчётливее. Теперь это не фоновый шум, а членораздельный буйный разговор толпы, в который я не вслушивалась. Кто-то спорил насчёт ставок, другие обсуждали игры, фильмы, журналы или просто буйно выпивали. Каких-то людей мне удавалось видеть раньше, они с удовольствием поднимали переполненные бокалы и опустошали их. Особо буйные ребята боролись на руках, пластмассовые столы на металлических ножках прогибались под силой стальных мышц и, иногда не выдерживая натиска, трескались.
Держа меня как можно ближе, Гоша не опускал взгляда, периодически перебирая пальцами левой руки на плече. Он со всеми здоровался, не убирая лёгкой, приветливой улыбки. Притягивая мой пустой, холодный взгляд.
Шли мы недолго. Мне раньше казалось, что жилая зона намного больше, но действительно, она не превышает длины футбольного поля. Где в конце нас ожидал удивительно трезвый персонаж возле закрытой на кодовую панель двухстворчатой двери. Облокотившись лопатками, он курил электронную сигарету и смотрел в пол, разглядывая странную жёлтую жижу. Но быстро его интерес перебросился, только заприметив нас, мужчина в облегающих штанах заулыбался, как домашний пёс.
– Кэп, всё готово, я…
– Замолчи! – Гоша не успел замахнуться на болтливого солдата, но очень того желал. Его испуганный взгляд пал на меня, затем снова на парнишку, – пойдём, Алиса, – протягивая назад руку, он провожал испепеляющими глазами мальчишку напротив.
Поднимаясь по широкой лестнице с высокими ступенями, я слышала тяжёлое дыхание и громкое, можно сказать, волнительное биение сердца Гоши. Подозреваю, что чуть дальше, меня что-то ждёт. Но лицо союзника уже навевает на странные мысли. И, не успев задать наводящего вопроса, я замерла. Оказавшись на балконе, мне открылся пейзаж ночного, звёздного неба. Внизу гигантское поле, усыпанное высокой травой и, местами, забытыми подсолнухами. Кажется, совсем недавно моросил дождь, потому что от некоторых колосков ярко отражалась Луна. И не знаю, что более прекрасное в этот момент, пейзаж, не заляпанный присутствием человека или беззаботные глаза Гоши, что любовались мною всё то время, пока я разглядывала поле.
– Знаю, сейчас не лучший момент, и, наверное, ты ожидаешь вовсе не этого. Просто я хочу, чтобы ты была счастлива. И ни о чём не тревожилась. Никогда. Это непосильная ноша, но, прошу тебя, ты можешь мне доверять. Разделить всё, что находится внутри. Мне важно знать о тебе даже самую невзрачную мелочь, которой ты пренебрегаешь, – он прижал меня к груди, положив ладонь на макушку. Лицом я ощущала его дыхание, стук бешенного сердца и мнимое спокойствие. Точно знаю, Гоша испытывает далеко не то чувство, которое всеми силами пытается мне доказать. Потому что в такой позе мы стояли чуть дольше двух минут.
– Я согласна, – носом водя по плотной военной униформе, искала источник приятного аромата, кажется, он исходил от шеи.
Тут же, Гоша отодвинул меня уверенным жестом и удивлённо взглянул, с долей любопытства.
– Согласна? – веки медленно освобождали от оков уставшие, залитые глаза, дёрганная мимика выпрямилась, стала ровнее, а тихая, свободная улыбка, кажется, вот-вот разорвёт лицо. Время разделилось на до и после сказанных мною слов. Теперь в Гоше ещё больше уверенности, но совсем не той, что раньше. Он не мог остановиться, улыбался, как пятиклассник перед каникулами, местами даже плакал, тщетно скрывая слёзы, крутился, глубоко дышал и постоянно смотрел на меня. Возможно, до сих пор не верил услышанному.
– Ты дал мне то, что не смог никто. Но всё ещё я не знаю, как вести себя. С тобой мне не нужно думать об этом.
Не успела проронить я последнего предложения, как Гоша вновь заслонил пейзаж горячей грудью. Ещё крепче, будто обнимал меня в последний раз. И молчал. Но эта тишина была громче любой музыки, любого крика.
Затем рация на поясе зашумела, издала неизвестный код. Игнорировать послание Гоша не мог, поэтому сразу же ответил, прервав томное молчание.
– Да, отлично, начинайте, – и не успело пройти пяти секунд, как на горизонте засияли огни.
Множество разноцветных фейерверков разрывались на густом, тёмно-синем полотне, изображая рисунки схожие с морозными узорами на стекле. Вылетая по очереди, друг за другом, они не повторялись, закрашивали почти весь обзор. Одни стекали вниз, словно золотистые лозы глицинии, другие загорались лишь к концу, когда никто не ожидал. Заворожённый чудным представлением, Гоша не двигался, почти не дышал, пока я с чутким вниманием рассматривала его приевшиеся, знакомые черты.
– У меня есть одно незавершённое дело. Я знаю, это звучит грубо, но мне нужно, чтобы ты осталась здесь. А потом мы уедем, обещаю, Алиса, – он присел на колено, положил ладони на талию, едва касаясь, под чудный свет фейерверков.
– Ты говорил, что больше не оставишь меня. Снова бросаешь.
– Я должен защитить то, что мне дорого. Любой ценой, – от прежнего Гоши снова не осталось следа. Счастливая улыбка исчезла, лишь твёрдая решимость отображалась на лице капитана. Казалось, что внутри него живёт одновременно две личности, которые одинаково относятся ко мне, – делай всё, что говорят врачи. Не выходи на улицу без присмотра. Посещай приёмную исправно, хорошо?
– Да, как скажешь.
Он искренне волнуется за меня. Даже такому человеку, как я, это легко понять. Но Гоша не знает, что все проблемы его связаны с моей безграничной тупостью. Теперь, кажется, я знаю, какую боль причиняю ему изо дня в день. Скрывая эмоции, он хочет выглядеть твёрдо, уверенно, ведя за собой к светлому будущему. Но капитан знает куда лучше остальных, что впереди ничего нет. И только один выйдет отсюда, живым.
– Спасибо, что была в этот вечер рядом, – слишком много смысла таилось в его словах. Как в предсмертной записке, он говорил кратко и чётко, осознавая неизбежность положения.
Но у меня не было намерений испортить вечер. Теперь я знаю ту грань, когда молчание – не знак согласия. А лишь принятие мнения, не твоего, но важного для каждого.
Мы шли обратно медленно, держась за руки. Острая горечь во рту отдаёт странным послевкусием, от которой по моему телу блуждает холод. Мы будто знали, что ждёт нас там, за горизонтом.
Пьяные ребята не стояли на ногах, большая их часть лежала на диванах или спала. Самые стойкие всё ещё играли в приставку или спорили на политические темы. Никто не обращал на нас внимания. Словно люди за четвёртой стеной, мы осматривались без страха и сомнений. Пока в носу разгорался стойкий аромат этилового спирта и чипсов.
Наконец, путешествие домой закончилось. Стараясь растянуть прощальный момент, как можно дольше, Гоша прижался лбом ко мне и закрыл глаза, а я последовала его примеру. Мы слышали сопение друг друга и молча боялись сказать лишнее.
– Я скоро вернусь, обещаю, – шепнув на ухо тихо и скромно, он погладил мой затылок, пальцами занырнув в растрёпанные волосы. Шишка, сделанная его руками, сильно разлохматилась, но всё ещё держалась, благодаря заколке.
Я не могла отпустить военную бежевую футболку, крепко схватив кулачком её край, возле штанин. Сжав зубы крепко-накрепко, думала, что они вот-вот сломаются. Не понимаю, что горит внутри меня синим пламенем, что заставляет делать это, бесконтрольно, не поддаваясь панике, но так сильно желая того? Почему ты не уходишь? Зачем оттягиваешь неизбежное? Ты же всё знаешь, верно? Всё прекрасно знаешь и молчишь, обманщик!
Уткнувшись лицом в живот, я зажмурилась в страхе открыть глаза и не увидеть его больше. Но запах, свежий, приятный аромат всё ещё стойко гуляет во мне, как при первой встрече, там, дома у спасителя. С того момента Гоша более не оставлял меня, всегда навещал, пытался вытянуть из клоаки пустоты и равнодушия. Теперь, я вижу его даже во снах. Как он обрабатывает раны, как тепло смотрит и нежно гладит волосы. Включает чайник и подаёт круглое печенье с кунжутом. Протирает пыль, заботливо закалывает волосы и всегда, без исключения, задаёт вопросы о самочувствии. Поначалу они меня удивляли, но сейчас, не знаю, но, наверное, я жду их. Очень. Очень жду.
Широкая улица тёмно-коричневого города. Низкие дома, что рассыпаны здесь, как сорняки, давным-давно потеряли свой красочный, приятный вид. Несмотря на то, что главный медицинский исследовательский корпус находится в центре мегаполиса, маленькие постройки здесь не редкость. А вот широкие улицы и отсутствие газона – нормальность. Где-то отчаянные владельцы оставили гнить транспортные средства в центре тротуара. Ларьки с цветами, выпечкой, просто невзрачные магазинчики разграблены и уничтожены до состояния голых металлических конструкций. И если остановиться среди молчаливого хаоса города, можно подумать, что время здесь погибло.
Но мрачную тишину прервали, незаконно, без приглашения. Появившись из ниоткуда, металлический зверь, вооружённый длинными стволами и укреплённый пуленепробиваемым стеклом, завис в воздухе, выбрасывая солдатов на землю. Они падали, словно кошки, вставая чётко на ноги, распрямлялись и, отходя на несколько шагов, освобождали место для собратьев. Их лица, перекрыты балаклавами, глаза защитными стёклами, а затылок плотным, чёрным шлемом. И даже попадание в тело не страшно здоровякам. Бронежилеты, длиной чуть ли не до бёдер, защищают большую открытую часть человека.
Гул винтов вертолёта разбудил местное дремлющее зверьё. Разбегаясь в отдельные уголки улицы, они прятались в тёмные и менее шумные подворотни. Но звери не единственные, кто не оценил жёсткого вмешательства. Прогибаясь под мощью лопастей, молодые деревья ломались, падали, обнимая холодную, мрачную землю, от которой они всеми силами пытались сбежать.
Последним выпрыгнул знакомый силуэт с блестящими, но сосредоточенными глазами. Он единственный, кто не держал оружия в руках. Расслабленно проходя между напарниками, мужчина сделал характерный знак рукой, что направлялся в сторону белого многоэтажного здания. И все разом, как послушная стая утят, последовали за ним.
Находясь там, команда не рассчитывала на спокойное завершение дня. Медицинский исследовательский институт, с которого началась трагедия, хранил в себе слишком много тайн. Большую часть документов уничтожили, два корпуса сровняли с землёй, ещё два сожгли с запертыми внутри людьми. Но Гоша искал кое-что определённое, необходимое, для спасение невинной, скромной жизни, подвергая опасности не только себя. Он знал о рисках, о потерях, живя долгое время в неблагоприятных, жестоких условиях. Но, когда тебе есть ради чего бороться, разве не стоит приложить все усилия?
Одиннадцатый этаж. Подготовленные ребята в полном обмундировании, в ускоренном темпе поднимаясь по запасной лестнице, даже не вздохнули. Их лицом к лицу встретил длинный белый коридор с множеством стеклянных дверей, забитых дубовыми досками. Хруст битого стекла на полу, измазанные кровью стены и кричащие надписи повсюду вселяли страх в особо впечатлительных бойцов. Но ничего не могло нарушить дух единства. Проникая всё глубже, они исследовали больше местности, надеясь найти нечто важное. Единственное помещение, которое сильно отличалось от остальных – лаборатория Родиона М. Отсутствие каких-либо препаратов, банок, упаковок делало комнату безжизненной и пустой. Моргающий индикатор аварийного выхода являлся слабым источником света здесь. Под выедающий красный оттенок, Гоша осматривал столы, полки, холодильники на наличие какой-либо подсказки, документа или, хотя бы, записи в блокноте. И чем дольше он искал, тем больше погружался в уныние и страх. Пока один из подчинённых не окликнул его.
– Кэп, взгляни, – стоя подле входа, солдат указывал на деревянную табличку с именем врача.
Осмотрев её ещё раз, Гоша заметил, что имя висело немного ниже и левее, свежая белая краска указывала на то. Поправив указатель на нужное место, мужчина вернулся в лабораторию. Некогда закрытые дверцы шкафа, что не поддавались на манипуляции, открылись. Но искателей вновь встретила неприятность. Кодовая панель с шестизначным паролем из цифр и букв. И если бы Гоша заранее не пронёс взрывчатку, операция бы провалилась.
Несколько точечных взрывов. Все остались живы. Значит, путешествие не закончилось. Углубляясь в тайны безумного доктора, Гоша всё больше верил в происходящее. Его надежда вспыхивала и гасла так часто, что теперь мужчина не знает, чего ждёт по ту сторону.