Вера Эпингер
Я придумаю нас другими
Глава третья, в которой на сцену выходят слабости
В тот же день я получила предложение встретиться и обсудить детали нашего соглашения. Столь быстрое развитие событий отчего-то не казалось странным: наоборот, всё шло так, как должно было; может тому виной созданный в моей фантазии образ – уже тогда, идя на встречу к Паше, я видела его рыцарем в блестящих доспехах.
Вы когда-нибудь влюблялись в собственную фантазию? Или в героя книги, чей образ автор рисует настолько расплывчато, что приходится давать волю воображению? Уже пару лет как я избавилась от наивности, но вот от умения влюбляться, влюбляться быстро и пламенно, влюбляться чуть ли не в собственную фантазию, избавиться не удалось.
Я не чувствовала себя неуютно, когда мы встретились у входа в торговый центр. Вроде бы почти незнакомый человек, но… я смотрела в его серые глаза и понимала, что знаю его. Ну и что, что ниже меня на пол-головы, это сущий пустяк, мелочь. Зато рядом с ним в моей душе что-то трепетало, я почти дрожала от волнения и предвкушения. Тогда я впервые ощутила этих чёртовых бабочек в животе, о которых так любят писать в женских романчиках. Я подписала себе приговор. Потому что на момент нашей первой встречи я уже была влюблена в него.
– Пойдём в кино? – он улыбнулся, как мне тогда показалось, чуть смущённо.
– Пойдём, – кивнула я и пошла за ним. Чёрт побери, в тот момент я была готова идти за ним куда угодно, хоть на край света!
Кино – я даже не помню, что это было. Комедия? Мелодрама? Или голливудский боевик? Мы сидели в середине зала на соседних местах и просто смотрели фильм: от начала до конца, не переговариваясь, не обращая друг на друга внимание. Не так, как это обычно бывает на первых свиданиях (да и было ли это свиданием?): никаких попыток дотронуться, прикоснуться, обнять.
Сеанс окончился почти в полночь. Мы с большим трудом нашли в торговом центре кафе, в котором смогли поужинать. Ожидая заказ, разговаривали – так, будто знакомы уже тысячу лет. Невольно я сравнивала тот образ в голове и реальность – и Паша не разочаровывал. Я оказывалась права; с каждой минутой общения фантом, плод фантазий, обретал черты реального человека, сливался со своим носителем, впитывался в него.
Я спросила, пошутил ли он, когда выбрала себе три глупых желания. Он ответил, что говорил серьёзно.
Паша расплатился за нас двоих и повёл меня на нулевой этаж, где раскинулся огромный супермаркет.
– Бери всё, на что взгляд упадёт, – сказал он, кидая в продуктовую тележку гору сладостей: шоколад, конфеты, батончики… Затем, у холодильников, добавил ко всему несколько больших вёдер «Баскин Робинс» – для меня неслыханное дело! Он просто брал всё, на что падал его взгляд – рожки, фруктовый лёд, пломбир и брикеты. Я скромно выбрала свой любимый рожок с варёной сгущёнкой.
Пожалуй, впервые за встречу я недоумевала: как можно потратить четыре тысячи на сладости? Кассир, молодой парень, отбивая товар, искоса поглядывал на нас с подозрением. И я разделяла его чувства.
– Я просто сладкоежка, – пожал Паша плечами, когда мы шли к его дому. Забавно – ведь припарковалась я как раз возле него. В кои-то веки моя нелюбовь к парковкам торговых центров сыграла со мной счастливую игру. – Выбирай всё, что хочешь, – он раскрыл мне пакет.
И знаете, что я сделала?
Вытащила из него свой рожок.
Мы разошлись – так же естественно, как и встретились. Он – за шлагбаум парковки, к лестнице, ведущей к подъезду. Я – в своё старое праворульное купе и всю дорогу домой улыбалась от счастья.
Улыбалась я и утром, стоя в пробке на полпути к офису. В офисе – наливая себе кофе, штудируя документы и готовя позиции. В суде – озвучивая возражение, защищая интересы клиента, слушая оглашение решения, вынесенного не в мою пользу. Я проиграла – и я улыбалась.
«До скольки ты работаешь»? – это сообщение было первым за день.
«До шести» – мои пальцы отчего-то дрожали.
«Пошли вечером в кино? Я заеду за тобой?»
«Пошли, но давай приеду я. Мне так будет удобнее»» – может быть глупо, но, заедь он за мной, я чувствовала бы себя зависимо. А так… я могла уехать в любой момент.
Как я дожила до вечера, не знаю. Время шло так медленно! Будто специально издевалось надо мной, стараясь затянуть ожидание. Я была готова ко встрече ещё за час до неё: просто сидела на кухне и гипнотизировала экран телефона. Марина, готовящая ужин, то и дело опасливо поглядывала на меня.
– С тобой всё хорошо, Юль?
– Ага, – отмахнулась я. Даже Марине, от которой ранее у меня не было секретов, я не сказала о том, что общаюсь с Пашей. Я хранила этот секрет, не посвящая в него никого; эта тайна оказалась настолько сладкой, что я даже боялась – вдруг она когда-нибудь исчезнет? Вдруг все узнают?
И вот он – час Х. На город опустился вечерний сумрак, повалил крупными хлопьями снег. Фары моей машины высвечивали небольшое пятно пространства впереди, за красно-белым шлагбаумом; играла музыка, приятно басил сабвуфер; я крепко сжимала руль, вглядываясь в сторону лестницы. Наконец, я заметила Пашу. Его тёмная фигура медленно приближалась, давая мне возможность собраться из растёкшегося желе.
– Привет, – сказали мы почти одновременно.
Он пристегнул ремень и сказал куда ехать – в этот раз кинотеатр не возле его дома, а в самом центре, минут десять без пробок по засыпающему городу.
Снова фильм – но на этот раз он вдруг взял меня за руку. Его ладонь была тёплой, сухой и такой родной. Я забыла, как дышать, но сделала вид, что всё в порядке.
Затем опять ресторанчик – и путь до него, держась за руки. Разговоры. Взгляды. Улыбки. Взмахи ресниц – в которых смысла больше, чем когда-либо было в моей жизни. Ещё ни разу до этого я настолько не погружалась в чувства. Да, были влюбленности и отношения – но по сравнению с тем, что я испытывала с Пашей… словно дешёвая подделка, не имеющая ничего общего с оригиналом. Ни-че-го.
После мы с трудом нашли мою машину – заблудились в закрывшемся торговом центре. Работал только кинотеатр и пара кафешек: благо встреченный охранник подсказал, как выйти к Восточному паркингу, где мы оставили моего рыжего «пончика», как я ласково называла свой первый и единственный автомобиль.
Мы ехали к дому Паши, слушали его плейлист через aux, и я влюблялась ещё больше. Он слушал то же, что и я; читал то же, что и я; интересовался тем же, что и я. У меня была вредная привычка: рулить правой рукой, а левую держать на рычаге автоматической коробки передач; и эта привычка впервые стала полезной. Ладонь Паши накрывала мою всю дорогу, все бесконечно быстрые десять минут.
– Зайдёшь? – после неловкой паузы вдруг спросил он.
– Зайду, – кивнула я.
«Пончик» оказался заботливо пристроен на подземный паркинг, рядом с боевой жигой Паши. От него до подъезда – сложный лабиринт из лестниц, поворотов и дверей. На каком этаже жил Рощин? Вроде бы седьмой – я не запомнила тогда, просто шла за ним по коридорам.
В его квартире вкусно пахло благовониями. А ещё она оказалась просторной, светлой и воздушной – большие комнаты, высокие потолки, минимум мебели, максимум пространства. Вместо двери в гостиную и на кухню – арки. Где-то на задворках промелькнула мысль, что Паша правда не так прост, как хочет казаться. Полина что-то говорила про бизнес, да и его машины, жильё и отношение к тратам тоже свидетельствовали об отсутствии недостатка в деньгах. Но тогда меня это не волновало. Куда важнее для меня было то, что мы просидели на кухне почти до четырёх утра. Пили чай со вчерашними сладостями и говорили. О чём? О ерунде. О той самой ерунде, о которой можно говорить ночью часами.
Улыбка не сходила с моих губ, хотя я правда старалась держаться и не походить на влюблённую дурочку. Но кого я обманываю? Должно быть, Паша сразу раскусил меня – как можно было не видеть, насколько я влюблена?
Он казался мне самым красивым в мире: от бездонных серых омутов глаз и непослушных русых волос с забавными завитками на лбу и до крупных, скульптурно-очерченных губ. От ладони правой руки с аккуратно выступающими венами и жилами – до кисти левой, которую он всегда прятал в карман брюк или куртки. Я не сразу поняла, что что-то не так. Просто не придавала значения, что он всё делает правой. А спросить… зачем?
Что было потом, спросите вы?
– Останешься?
– Останусь, – вторила я ему. Я говорила себе, что уже поздно, что ехать на окраину города к Марине долго, что я потеряю драгоценные полчаса сна, а вставать уже совсем скоро.
– Если хочешь, я лягу на диване.
– Не надо, – в тот момент я едва не прикусила себе язык. Как вульгарно и пошло это звучало!
Он лишь приподнял кончики своих идеальных губ – я ни на секунду не почувствовала себя неуютно. Ни тогда, когда раздевалась, переодевалась в любезно выданную мне футболку, ложилась в кровать, под огромное одеяло; ни тогда, когда он устраивался рядом и я поняла, почему он прятал руку; ни тогда, когда он вдруг притянул меня в объятия; ни тогда, когда, прижимаясь к моей щеке горячими губами, шептал, какая я замечательная.
«Моё солнышко» – говорил он, и я влюблялась ещё куда больше (разве это возможно?).
«Моя хорошая» – говорил он, и я сходила с ума от нехватки прикосновений.
«Мой рыжик» – говорил он и гладил меня по рыжим волосам.
«Девочка моя» – говорил он и целовал меня.
Можно ли разучиться дышать от обычного поцелуя? Можно ли потерять ощущение себя в пространстве? Можно ли сдаться, даже не думая сопротивляться?..
Он был до невыносимости нежен; до помутнения сознания ласков; до стона с губ, до головокружения невероятен. Каждое его прикосновение сперва было подобно солнечному лучику, скользнувшему на кожу и подарившему ему тепло, затем – пламени языку, лижущему в опасном обожании.
Я не знала, что это может быть так. О, до этого я не любила! Потому что ещё ни разу близость с мужчиной не была настолько проникновенной, чувственной, тягуче-сладкой; ещё никогда мне не хотелось дарить больше, чем получать.
Я засыпала самой счастливой женщиной в мире – рядом с любимым мужчиной, слушая его дыхание, ощущая тепло его тела. И ещё долго в моих ушах шелестел его шёпот. Моя…
Глава четвёртая, в которой появляются первые звоночки
Впервые за долгое время я хотела поскорее проснуться. Открыть глаза, увидеть рядом его и понять, что эта сказка – не плод моего больного воображения, а явь, реальность, происходящая не с кем-то там, а со мной. Прозвеневший будильник в кои то веки не раздражал, потому что я открыла глаза за пару минут до того, как он подал голос.
Утро стало добрым – таким, каким оно и должно быть всегда, каждый день и из года год: промозглой осенью, снежной зимой, вдохновляющей весной и опаляющим летом. Даже обычный чёрный чай из пакетиков казался великолепным на вкус – словно его листья-чаинки были пропитаны теплом, солнцем и светом.
– Хорошего дня, солнышко, – поцеловал меня Паша в щёку, и каждый из нас сел в свою машину, чтобы покинуть вчерашний уютный мирок и вклиниться в оживлённые артерии города.
Я знала – мне не будет стыдно ни перед собой, ни перед Полиной. Будучи настолько счастливой, вообще забываешь, что такое стыд. Он просто перестаёт существовать. Откуда взяться этой низменной эмоции, если ты паришь, как птица?
А ещё я понимала, что, если я и дальше буду молчать, тая это всё в себе, я сойду с ума, взорвусь. А кому рассказать, с кем поделиться, если происходящее настолько сокровенно и интимно, что даже лучшим подругам не стоит знать?
Второй раз за свою жизнь я устроила голову на маминых коленях, прикрывая глаза, пока нежные и ласковые руки гладили меня по волосам. Впервые – лет в тринадцать – всё было не так: я рыдала, ревела без остановки, жалуясь маме на то, что я больше не могу терпеть эти глупые насмешки одноклассников, подшучивания и обидные шутки от девчонок, с которыми когда-то дружила.
Сейчас всё было иначе – я лишь говорила, сумбурно, быстро, путаясь в словах, делая лишние паузы или, наоборот, забывая дышать.
– Мне кажется, я впервые влюбилась, по-настоящему влюбилась, мам, – говорила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. То ли от счастья, то ли от облегчения, от возможности скинуть с души груз эмоций.
Я рассказывала всё – и про Полину, и про наши встречи с Пашей, и про то, что я боюсь нахлынувших на меня чувств.
– Это твоя жизнь, – обнимала меня мама, – и твоё дело. И только тебе решать, общаться с человеком или нет. Никто не вправе тебе указывать. Даже не думай отказываться от человека, с которым тебе настолько хорошо, из-за какой-то хамоватой девицы.
***
Я ограничила общение с Полиной. Впрочем, у меня не хватало времени хоть на какое-то живое общение. Работа захлестнула с головой, напоминая, что участь юриста – не влюбляться, не пить вина, не учить примы, кварты и терции, а отдать жизнь свою юриспруденции.
Правда в то январское утро, спустя два дня после нашей ночи с Пашей, мне написала Полина.
10:15 Polina Вчера с Пашкой ходили жрать. Все, не психует =)
10:29 Юлия А по поводу должны быть психи?
10:30 Polina Ну Андрея
10:30 Polina Психовал же
10:31 Polina Да и вообще интересно, сидит все еще на своих сайтах
10:31 Polina И сам не ам, и другим не дам
10:31 Polina Ну а как
10:31 Polina Сам поди написывает всем
10:31 Polina Надо сука выяснить, с кем общается ещё
Знаете, в чём заключался комизм всей ситуации? В ту же минуту, когда Полина собиралась выяснять, с кем же общается Рощин, он написал мне.
Pavel: Привет, рыжик. Ты в офисе?
Ju: Привет) да)
Pavel: Пообедаем через часик? Я тут в соседнем бц.
Ju: Хорошо, пиши как, освободишься)
Эта приятная неожиданность теплом растекалась в груди – мы встретились у небольшого паба-ресторана на углу улицы и зашли в его уютное нутро. Пока нам несли бизнес-ланч, мы делились своими заботами – и я даже в шутку обиделась на Пашу, что у него есть какие-то там другие юристы. А если серьёзно, то я поблагодарила его за ту ночь на озере, за тот разговор, что помог привести мысли в порядок и совершить важный шаг.
– О чём ты? – он словно не понимал, о чём я говорю.
– Благодаря тебе я прекратила то, что не стоило начинать, – улыбнулась я.
Как быстро способно лететь время!
– Давай я провожу тебя, – сказал Паша, когда, пообедав, мы вернулись на морозную улицу.
– Не надо, – я покачала головой, – холодно, а ты без шапки, – поправила ворот его куртки и застегнула замок чуть выше, чтобы холодный ветер даже не смел пробраться к его телу. – Езжай, мне тут пара шагов.
Я дождалась, пока он сядет в тот самый серебристый внедорожник, с которого всё началось, припаркованный у самого входа в ресторанчик, и только тогда, помахав, поспешила в офис, продолжать рабочий день, который уже не казался таким бесконечно-унылым.
***
Знаете, чего я боялась больше всего? Что меня станет слишком много, что я надоем ему своей жаждой общения и встреч, что стану для него тяжёлым грузом, который слишком сильно тяготит, но оставить его жалко – вдруг пригодится.
Я правда старалась не навязываться, сдерживая своё желание постоянно писать ему и звонить. Увы, мой опыт дал понять, насколько разрушительной силой обладает избыток внимания. Как тут не вспомнить про популярные теории о том, что мужчина – охотник, ему нужно самому добиваться женщину; а когда она рядом, полностью его, готовая на всё ради него – ему слишком быстро это наскучивает.
Я держалась. И потому позволила себе после двух дней его молчания, поздним вечером, написать короткое «Удачи на соревнованиях в выходные, Паш! Тумба будет твоя, я в тебя верю!».
Его безликое «спасибо» неприятно царапнуло, но я заглушила эти зачатки недовольства, зная, что ни к чему хорошему они не приведут.
Зная, насколько опасно погружаться в человека и делать его центром своего мира, я продолжала свою жизнь, как ни в чём не бывало. На все выходные мы с Мариной рванули за четыреста километров от города, в деревню к её родителям, где мой телефон едва ловил связь. В глубине души я надеялась, что Паша, увидев, что я несколько дней не онлайн, проявит хотя бы чуточку беспокойства.
Но этого не произошло. От него не было вестей и всю неделю.
Я совру, если скажу, что мне не было больно – я не понимала, что сделала не так. Ох уж эта привычка принимать всё на свой счёт, клясть себя даже за что-то несущественное. С одной стороны, я понимала Рощина – мы не встречались, и статус наших отношений весьма не определён. С другой – влюблённость сносила мне голову, заставляя острее реагировать на происходящее. Будь я к нему безразлична или имей лишь немного симпатии, я была бы окутана безразличием. Есть Рощин в моей жизни – хорошо. Нет его – ну, тоже отлично.
Но я не могла быть такой с ним. С кем угодно, но не с ним.
Когда он объявился и предложил провести с ним день на льду, я была настолько рада, что даже не задала вопросов, не дала ему понять, что мне не нравится.
Мы впервые оказались вместе так долго – с раннего утра до позднего вечера. Вместе с Пашей я проезжала ледовый трек в скользящем заносе раз за разом, под музыку, то быстро, то медленно. Мы то шли первые, то преследовали, стараясь как можно ближе прижаться к красному кузову соперника.
