Вера Русакова
Опера и смерть
Я думала, гость лопнет от оскорблённого имперского величия.
– Да как Вы смеете сравнивать русского медведя с благородным британским львом! Британская империя – олицетворение добра и прогресса!
Тут засмеялась я.
– Разумеется, не стоит сравнивать две империи! В Российской офицер -армянин может стать генералом, а в Британской предел возможностей индийца – звание субадара – майора.
Такой генерал ухаживал за мной во время гастролей в России. Он был старый и уродливый, и я его, разумеется, отвергла. Но сам факт, что азиат смог сделать карьеру, производил впечатление.
Поистине титаническим усилием воли англичанин совладал с собой.
– Как к Вам попал револьвер?
– Какой револьвер?
– Маленький, отделанный бронзой дамский револьвер. Я предполагал, что он достался Вам от отца. Но мятеж был восемнадцать лет назад, и ни один негодяй не может совершить преступление спустя шесть лет после смерти. Значит, оружие попало к Вам другим путём.
– У меня нет оружия. Я и стрелять не умею.
– Тогда откуда оно взялось?
– Откуда мне знать?
– Никто, кроме Вас, не мог привезти его в Карлайл.
Запоздалая мысль: а не выставить ли его за дверь? Мы на территории Британии, но я плачу за этот номер и могу выгнать отсюда persona non grata.
– Это был мой револьвер.
Это сказал Ранвир.
А Элизабет вскрикнула.
Глава 17.
Рассказывает Пол Эверсли.
Слуги в наше время слишком много себе позволяют. Сначала эта горничная, теперь слуга певицы.
– Откуда он у тебя?
– Это подарок Вивьен. Вашей сестры.
– Миссис Рейс-Морган, – сухо поправил я, – она делала тебе подарки?
– Я сидел тогда в тюрьме, – слуга медленно выговаривал слова, – ко мне пришла Куку, служанка. Он принесла тюрбан и передала слова госпожи: она не пойдёт против мужа, даст показания против меня, но внутри тюрбана деньги и револьвер, я могу бежать. Я не мог бежать – стрелять я тогда не умел, а тюремщикам нельзя было доверять. Они бы деньги отняли, а мне не помогли.
Слуга замолчал, а я посмотрел на Рубину Пернэ. Либо она великая актриса, либо была изумлена.
– Меня приговорили не к смерти, а к заключению на Андаманских островах. Я бежал потом оттуда на лодке. Там был один человек, он мне помог, я ему все деньги и отдал. Встретил французский корабль. Они догадались, но мадам Ваша мать, – он повернулся к хозяйке, – просила капитана за меня. Она думала, я как Ваш отец. На Андаманы отправляли повстанцев. Я сказал: «мадам, я буду служить Вам до конца дней моих».
– А тебя-то за что отправили на каторгу?
Слуга вздохнул:
– Меня обвинили в изнасиловании госпожи Вивьен.
– Что?!
Это сказали хором мы с мисс Пернэ. Какое трогательное единодушие.
– Не верю! Моя мама никогда не взяла бы в свой дом мужчину, совершившего такое преступление!
– Она сомневалась. Ваша служанка, Амрита, была уже старая и больная, слуга нужен был, но мадам боялась за себя и за Вас. Я поклялся на коровьем хвосте, что не причинял зла женщинам, и вам не причиню.
– На коровьем хвосте? – мне показалось, что я ослышался.
– Да, – сухо подтвердила Пернэ, – это странно звучит для европейского уха, но такая форма клятвы существует, и индуисты относятся к ней весьма серьёзно.
– Ваша мама понимала наш народ, – сказал слуга, – я верно служил ей, а теперь служу Вам.
Он низко поклонился. Это было трогательно, но совсем не относилось к делу.
– Так это тебя хотела оправдать моя сестра?
По выражению лица слуги было ясно, что он не понял.
Вмешалась мисс Берк и повторила рассказ миссис Пауэлл. Действие его было удивительным: слуга заплакал.
– А потом Вы отдали револьвер Парксу!
Я повернулся к мисс Мак-Генри… точнее, Берк.
– Откуда Вы это знаете, мадам?
–Я не знаю, я предполагаю.
Она пристально смотрела на слугу. Он отвернулся лицом к стене и судорожно вздрагивал.
Мне хотелось узнать, кто в действительности посягнул на честь моей сестры, но я просто не мог расспрашивать об этом слугу, да ещё в присутствии двух наглых девиц.
Я повернулся и вышел из комнаты.
Глава 18.
Рассказывает Лал-баи Шринивасан, известная также как Рубина Пернэ.
– Спасибо за поддержку, – сказала я Элизабет.
– Не за что, – ответила она, – это правда? То, что Вы рассказали?
– Да.
– С ума сойти, – она смотрела на меня так, будто впервые видела, – у нас с Вашим отцом есть нечто общее. Я состояла в союзе фениев. Знаете, что это такое?
Я кивнула.
– Меня арестовали прямо в школе, где я учила девочек музыке. В тюрьме допрашивали. Как ни странно, помогло мне то, что нам обычно вредит – мой пол. Один славный солдатик решил, что я достойна быть его подстилкой. Я подождала пока он спустит брюки примерно до середины ног, а потом что есть силы ударила его пониже живота. Он закричал, но в тюрьме часто кричат, никто этим не обеспокоился. Пока он корчился, я вырвала его пистолет, застрелила его, переоделась в его форму и вышла за ворота под видом солдата. Вы же видите – я худая, не очень женственная. Вполне гожусь на роль Оскара, вот и на роль британского воина сгодилась.
Она скривила губы.
– Вы молодец, – сказала я совершенно искренне.
– А вот Ваш слуга – болван.
Гневный взгляд на Ранвира.
– Вы могли выдать нас всех!
– Я бы не стал говорить про всех, – у Ранвира тряслись губы, – только про себя.
– Сегодня у меня день открытий, – вздохнула я, – кого ты мог выдать? И в чём?
Элизабет села.
– Можно? Я надеюсь на Ваше благородство. Синьора Тереза собрала людей, которых шантажировал Паркс. Мы составили заговор, как в опере «Бал-маскарад». Неожиданно к ней обратился Ваш слуга: он, мол, просит донну Терезу позаботиться о Вас, если что. У Вас нет ни отца, ни матери, ни мужа, а она Ваша опекунша. Донна Тереза расспросила его, и у неё родился план.
Глава 19.
Карлайл, суббота.
Накануне представления «Итальянки в Алжире».
В гостинице «Бредли», в номере донны Терезы Амадео Амати подробно рассказал присутствующим, как Паркс посетил Браун-Хаус и как его оттуда выгнали. Подумав несколько минут, донна Тереза встала с мрачным и сосредоточенным видом.
– Пишем письмо, – сказала она.
Сочиняла письмо в основном она же, а остальные давали советы. Потом Элизабет записала созданный общими усилиями текст по-английски, печатными буквами.
– А если сам Паркс тоже напишет письмо? – спросил Роберто.
– Тем лучше – этот майор разозлится ещё сильнее.
Письмо взялся отнести Ранвир – так как среди заговорщиков только Элизабет и он могли говорить по-английски.
Затем, в порыве вдохновенья, Тереза попросила Лиззи написать, тоже печатными буквами, ещё одно письмо – якобы от Паркса к Роберто.
– Если тебя, дорогой, будут допрашивать – покажешь его полицейским. Они могут удивиться, что вполне образованный человек писал печатными буквами, и заподозрить неладное.
После ухода Ранвира сочинили третью эпистолу – якобы от майора Рейс-Моргана к Парксу. Эту написали нормальным почерком, здраво рассудив, что почерк майора контрабасисту незнаком, а печатные буквы вызовут подозрение. Осторожности ради Элизабет постаралась по возможности изменить свой почерк.
Последнее письмо Амати передал Парксу в коридоре отеля.
– Его принёс человек в лакейской ливрее, – сказал он. И подробно описал ливрею, благо во время визита контрабасиста в Браун-Хаус имел возможность поглазеть на слуг. – Лопотал что-то по-английски, но я вашего языка не знаю.
Глаза Паркса алчно блеснули; он развернул и прочитал письмо прямо на месте. Элизабет Берк стояла несколько в стороне и неотрывно смотрела в спину англичанина. «Неужели он ничего не подозревает, – думала она, – даже не догадывается, что это ловушка. Как страшно.» Она понимала, что не надо так стоять и смотреть, но продолжала делать и то, и другое.
Тем временем синьора Ангиссола, прихватив с собой Ранвира в качестве слуги и переводчика, отправилась нанимать карету – с лошадьми, но без кучера.
– Свидетели не нужны. На козлы сядешь ты.
Накануне воскресного полудня вся компания – синьора Ангиссола, синьор Кассини, мисс Берк, синьор Амати и Ранвир – подъехала к пустующему дому Бейкера на Норд-стрит. Участники заговора спрятались в подходящих местах – кто в сарае, кто за кучей полусгнивших досок, кто за большой бочкой. Теперь оставалось только ждать.
Время тянулось невыносимо медленно.
Первым пришёл Паркс. Он был весел, курил и прогуливался, засунув руки в карманы.
Тереза в первый миг испытала облегчение: её план начал выполняться. Потом подумала, что в любой момент что-то может пойти не так.
Но заскрипели старые ворота, и явился майор Рейс-Морган, мрачный и грозный, как армия на марше.
– Вы принесли деньги? – весело улыбаясь, спросил Паркс.
Ответом ему был выстрел.
Раненый музыкант корчился на грязной слякотной каше из снега, земли и воды.
– Вот тебе плата, – мрачно пробурчал майор. Слышали его только Тереза и Элизабет, ближе всех находившиеся к месту действия.
Подумав, майор подошёл вплотную к раненому Парксу и выстрелил ещё раз, в упор. Тот дёрнулся в последний раз и затих. Благородный английский джентльмен спрятал своё оружие, повернулся и сделал шаг к выходу, как вдруг из-за кучи досок – эффектно, словно актёр на сцене – появился Ранвир. Его правая рука была спрятана за спину.
– Вы узнали меня? Я Ранвир, любовник Вашей жены. Я пришёл отомстить за нашего сына и за Вивьен.
Майор его не узнал, но понял – это опасность. Он распахнул плащ, но схватить пистолет не успел – противник неожиданно резво вырвал из-за спины руку с маленьким, изящным револьвером и выстрелил почти в упор.
Рейс-Морган рухнул в грязь.
Заговорщики окружили трупы и замершего в неподвижности Ранвира. Тереза первой пришла в себя и попросила мужчин развернуть Рейс-Моргана – точнее, тело Рейс-Моргана – лицом к телу Паркса, затем взяла у Ранвира револьвер и вложила его в правую руку Паркса. Обыскала его карманы.
– Лучше найти письмо, так как, невзирая на Ваши старания, могут узнать Вашу руку, дорогая Лиззи.
Элизабет спрятала армейский пистолет, который всё это время держала в руках, наклонилась и из-за парксова обшлага вытащила записку.
– Белело, хорошо было видно.
– Молодец!
Амати попросил заговорщиков отойти, придирчиво осмотрел слякоть, окружавшую трупы, и одной из досок выровнял нечто, отдалённо напоминавшее след ноги.
– Если полиция сможет срисовать след, она будет потом его сравнивать с нашими подошвами.
– Вы разбираетесь в полицейских делах? – искренне изумился Роберто.
Амати покраснел и промямлил что-то невнятное.
Последний раз оглядев двор заброшенной мастерской, компания уселась в карету и поехала, куда глаза глядят.
Ранвир с тоской думал, что утратил единственную материальную вещь, которая связывала его с покойной возлюбленной. Остались одни воспоминания.
Странная судьба выпала этому оружию: подарок любящего отца не смог защитить дочь, но смог отомстить человеку, виновному в её гибели.
– Ты неправильно выбрала себе псевдоним, – сказал Роберто Терезе, – надо было назваться синьорой Макиавелли.
Тереза вздохнула.
– А мне его жалко, – сказала она немного погодя, – этого англичанина с пиратской фамилией. Оскорблённая любовь – это страшная вещь.
Примечания.
[1] – здесь: Оскар – персонаж оперы Верди «Бал-маскарад» (партия для женского голоса); Амур – персонаж оперы Глюка «Орфей и Эвридика»; Зульма – персонаж оперы Россини «Итальянка в Алжире»; Адина и её подруга Джаннета – персонажи оперы Доницетти «Любовный напиток».
[2] – девичьей фамилией (франц.).
[3] – в опере «Орфей и Эвридика» (редакция Берлиоза) партию главного героя исполняет женщина (контральто или меццо-сопрано).
[4] – Мануэль Гарсиа – старший – испанский певец, отец певиц Марии Малибран и Полины Виардо и певца Мануэля Гарсиа – младшего.
