Вера Капьянидзе
Мистификация парадоксальных иллюзий
* * *
Тут в зал из проема вплыл огромный стол, размером с теннисный корт, никак не меньше, весь уставленный горами чего-то весьма аппетитного на вид. Сначала я подумал, что его сзади кто-то катит, вроде стола на колесиках, но оказалось это не так. Его тащили на себе шесть огромных крабов. Эти крабы были такие огромные, как, как… ну, скажем, наши бегемоты, только чуть поменьше и приземистее. Но самое интересное, что все эти морские монстры с такой удивительной синхронностью выбрасывали свои клешни, что ни одна горушка на столе даже не пошелохнулась. Ну, чем не парад на Красной площади! Это сколько же времени их гоняли, чтобы добиться такой техники! Крабы взяли равнение на середину зала, и, приставив клешни, замерли как солдатики у Мавзолея. Вот это техника! Уважаю! Столешница, которую притащили крабы, представляла собой тонкую мраморную плиту. Наверное, ни одна рыба-пила потрудилась над ней, чтобы отпилить от подводной скалы.
Нептун с царственным величием, опираясь на свой трезубец, прошествовал во главу стола, и широким гостеприимным жестом пригласил присутствующих. Русалки, радостно вереща и толкаясь, облепили стол со всех сторон. «Проголодались, бедолаги!» – посочувствовал я им. За ними степенно подплыл и Саидка. Ну, значит, и мне пора. Я не был знаком с придворным этикетом, и, чтобы опять чего не сморозить, или не вытворить, теперь старался делать все, как мой земной собрат: уж он-то, видать поднаторел в дворцовых премудростях.
Стол, за неимением тарелок, был сервирован створками устриц разного калибра, но все как одна – с покрытием из розового перламутра. Только перед Нептуном стояло огромное фарфоровое блюдо с такой обильной позолотой, что выглядело чисто золотым. Наверное, из запасов какого-нибудь сундука. Такому блюду самое место было бы в Эрмитаже. Вместо бокалов на столе красовались раковины морских анемонов, уже отживших свой век. На перламутровых «тарелках» громоздилась икра всех цветов радуги: от черной до зеленой. Украшали стол разделанные севрюга, сиги, лососи… Отдельной горкой лежали раки, креветки, устрицы. Были на столе даже лягушачьи лапки, а из овощей – морской салат и капуста. Саидка начал было старательно перечислять мне наименования блюд, но запутавшись в названиях, махнул рукой:
– А, ешь все подряд, потом разберешься!
Все подняли раковины вместо бокалов, в которых, уже было что-то налито. Как я позже выяснил, это было молоко молодых китиц. Нет, не так, наверное. Китовье молоко. Нет, тоже не звучит. Короче, молоко молодых самок китов.
– За укрепление и процветание нашего подводного Владычества! – Торжественно провозгласил Нептун.
Все дружно выпили и дружно булькнули, что-то очень похожее на наше «Гип-гип-ура!». Я тоже отхлебнул этого пойла. Оказалось, что оно не такое уж и противное, по вкусу чем-то похоже на наш кумыс, а по мозгам бьет не хуже сидра.
Потом, почти без передышки, последовали многочисленные тосты за мое прибытие, за меня, как за будущего Военного министра и надежды государства, за здоровье Владычицы морской и всех дочек, каждой в отдельности. Их имен я уже толком не разбирал, если честно. Что-то такое чудное: какие-то Амфибрахии, Ямисты, Дактилины… Одним словом, язык сломаешь, пока выговоришь. Саидка только успевал наполнять чары этой бормотухой из огромных бачков-анемонов, которые ему беспрестанно подтаскивали обслуживающие банкет крабы.
– Закусывай, закусывай, – заботливо шептал мне Саидка, подкладывая на мою тарелку икры и салата, – а то с непривычки развезет.
Русалочки тоже не отставали от него, со всех сторон потчуя меня разными деликатесами, и советуя, что надо попробовать. Даже сам Владыка присоветовал мне:
– Лапки, лапки лягушачьи попробуй, Зю. Ох, и хороши! Свежайшие! Прямиком из Сены вчера только доставили.
За неимением столовых приборов все ели руками, не церемонясь, прямо с «тарелок». Я последовал их примеру, тем более, что стол выглядел очень аппетитно. Но на вкус все оказалось сырым и несоленым. Меня чуть не стошнило от этих царских яств. Чтобы не портить аппетита окружающим, я нагнулся якобы для того, чтобы завязать шнурок на прогаре, и с удовольствием выплюнул кусок сырой севрюги, который не желал лезть в горло. И угодил прямо под нос крабу, изображающему ножку стола. Тот с удовольствием проглотил мой подарок, но поинтересовался с угрозой:
– Царской едой брезгуешь, чужестранец?
– Нет, что Вы, все очень вкусно. Просто я на диете.
– Ну, тогда другое дело, – успокоилась «ножка».
– На икру налегай и капусту морскую еще можно, – сочувственно посоветовал мне Саидка. Икра мне тоже не понравилась. Сырая и несоленая. Пришлось налегать на капусту и салат – это было все, что я мог себе позволить с царского стола.
То ли от всего пережитого сегодня, то ли с голодухи, то ли этот китовий сидр действительно был слишком крепкий, но я изрядно опьянел. И, начисто позабыв про всякую субординацию, (сказывались издержки демократического воспитания), я пьяненько попер на Владыку:
– Что же это Вы, Ваше Владычество, своих соотечественников кушать изволите? – довольно злобно поинтересовался я, видимо от обиды, что пока все старательно опустошали стол, мне кроме травы, противно пахнувшей йодом, ничего в рот не лезло. Получалось, чисто как в сказке: по усам текло, а в рот не попало…
– М-м-м, так и вы от нас, м-м-м, пожалуй, не отстаете, м-м-м, – со смаком обсасывая лягушачьи лапки, промычал Нептун. – Не брезгуете братьями своими м-м-м-м, младшими, м-м-м, земными. У вас, к примеру, курочка, а у нас вот – лягушечка, у вас – телятинка, а у нас – стерлядинка, у вас куриные яйца, а у нас – рыбьи…
Вокруг стола уже вовсю шныряли какие-то темные личности: рыбы, рачки и рыбешки, охотящиеся за объедками со щедрого стола Владыки, а если повезет, то, хватая еду и прямо со стола. На них тут никто не обращал внимания. Даже не отгоняли от стола, как мы обычно отгоняем надоедливых мух. И очень скоро, в наших чарах, угодливо наполняемых Саидкой из огромного анемона-бачка, уже плавали пьяненькие рачки и рыбки, которых все спокойно доставали пальцами, и отправляли под стол.
– А позвольте еще вопрос, Владыка. – Меня просто все куда-то несло с китовки.
– Позволяю! – милостиво разрешил Владыка.
– А вот скажите, мне, пожалста, – заплетающимся языком поинтересовался я. – Вот у вас тут, там… – Я ткнул пальцем за трон, – полные сундуки добра стоят с посудой, с кубками, с тарелками разными… А вы изволите тр-тр-трпезничать непонятно с чего? Почему так? Непорядок! Разве нельзя людям нормальные тарелки поставить, вилки-ложки раздать?..
– Нельзя! – как отрезал Нептун. – Ты, Зю, сам не понимаешь, что несешь! Вот ты подумай хорошенько. Там ведь, – он кивнул в сторону сундуков, – Музейные экспонаты хранятся! Ра-ра.., сейчас, погоди, выговорю. Во: Ра-ри-теты … Уф! А здесь, – он оглядел стол и добавил шепотом, – одно ворье! Жулик на жулике! Только выстави – вмиг все растащат по своим норкам… Нет, это никак неззя!..
Трапезничали долго, и все, как я заметил, усердно и с удовольствием налегали на молоко китиц. Около Саидки скопилось уже около сотни пустых бачков, каждый литров на пять. По окончании трапезы крабы такими же бравыми рядами вынесли стол и все, кроме меня, насыщенные и расслабленные, расселись по диванчикам и креслам отдохнуть после сытного царского обеда, который мне напомнил скорее какую-то сходку бомжей. Пустые анемоны быстренько вытащили крабы, а остатки пищи подобрали мелкие рыбешки. Во, красота! И никакой приборки не требуется!
– Ну-ка, Садко, сыграй нам что-нибудь на своих гуслях, потешь Владыку, – обратился к Саидке Нептун.
Удивительное дело, Саидка, никому не позволявший себя называть иначе, с владыкой почему-то не спорил по этому поводу и не поправлял его. «Выслуживается. Ради лычки по трупам пойдет», – сделал я для себя вывод. Саидка достал из-за спины длинную палку с набалдашником на конце, с которой не расставался. Я не ошибся: это был какой-то турецкий музыкальный инструмент, я в них не разбираюсь. Он долго настраивал его, подкручивая валки на деке, и, наконец, усевшись удобнее на валуне, торжественно объявил, как настоящий конферансье:
– Домра. «Турецкий марш» Моцарта! Исполняет Саид Фаррух Абдалла-паши!
И в зале полились бравурно-печальные звуки… Странное дело: местный Садко играл на трех струнах, а казалось, что звучит целый оркестр. Призывно звали на подвиг трубы, плакала от горечи разлуки с родным домом флейта, гипнотически переливалась арфа. В их сладкий плач вклинивались ударные. Что это было? То ли под воздействием китовки, то ли какой-то массовый гипноз, то ли настроение соответствовало обстановке, то ли вся эта нереальная атмосфера навевала мелодию, дополняя звучание одинокой домры? Я видел Саидку, грустно склонившегося над одинокой домрой, а слышал целый симфонический оркестр со скрипками, альтами, виолончелями, роялем… Наверное, все-таки, гипноз… От звуков музыки мои плечи как-то сами собой расправились… Невольно в памяти всплыла торжественная атмосфера присяги, радость от маршировки, когда все мы – 1500 курсантов-первокурсников – плечом к плечу, как единое целое, один общий организм, многоголовый, многорукий и тысяченогий, неразделимый ни духом, ни телом, гордые, дружные и непобедимые вышагивали по плацу… Одно движение многоликой головы в сторону Контр-адмирала и уже гремит мощное и гордое троекратное «Ура-ура-ура!» Радость от того, что я – малая частица этого единства переполняет мою грудь. И я уже так люблю их всех, таких родных и близких: и Бадена, и Солдата, и Сашу-пантографа, и Стакана, и Баха, и вообще всех-всех курсантов нашего родного института, с которыми только вчера мы задирались в кубрике по разным пустякам. И чего мы, собственно, делили? Ведь у нас же все едино на всех: Родина, жизнь, цель…Сейчас я так любил их, таких далеких, смелых, благородных и сильных, что готов жизнь свою и голову положить за каждого из них… И пусть только враг попробует сунуться к нам – мы все, как один, могучей стеной встанем на защиту Отечества! Не посрамим чести и достоинства Российского морского воинства! Эх, пацаны, вы мои, пацаны, где-то вы сейчас? Что поделываете без меня?
– Саидка, что-нибудь лирическое…
– Про любовь, про любовь спой нам Саидка…– наперебой верещали Нептуновы дочки, когда марш победно закончился.
Саидка сыграл им Полонез Огинского, Лунную сонату Бетховена, что-то из Сен-Санса. Русалки под его сказочную музыку грациозно и плавно извивались, переливаясь серебром. «Это, наверное, у них танцы такие» – догадался я. Создавалось впечатление, что я смотрю какой-то волшебный, чарующий балет…
– Еще-еще, – просили русалки.
Даже я не утерпел:
– Саидка, а что-нибудь из Рамштайна сбацать можешь?
Саидка ничего не объявляя нам, прямо-таки обнялся со своей домрой и запел-заплакал что-то из своего, национального: какую-то грустную-грустную турецкую песню про родной дом и несчастную любовь. И так это у него душевно получалось, что сердце щемило, а слезы сами наворачивались на глаза. Я слушал Саидку и думал про Юленьку. Я представлял, как она будет приходить к морю каждый день, вглядываться вдаль и ждать меня долгие-долгие годы напролет… А потом состарится в одиночестве, и ей даже некому будет рассказать про ее вечную любовь и верность. Совсем, как Юнона…
Клевый концерт получился, ничего не скажешь! Я даже забыл про время, а оно неумолимо тикало, хотя на моих часах оно тикало назад, но время до ссылки, или до принятия командования оставалось все меньше и меньше. Надо было что-то думать…
– Притомился я что-то, – проговорил прикемаривший под восточную надрывную песню Нептун, – пора на боковую… Хорошо посидели. Спасибо тебе, Садко, ублажил старика. Ну, ладно, я – в опочивальню, а вы, – он оглядел своих дочек, – можете еще немного погулять. Но, смотрите мне, чтобы не допоздна и без разных там глупостей, поняли? И чтобы во дворце – ни звука. Кто нарушит мой покой – посажу на электрического ската.
И, пошатываясь, нетвердой походкой отправился в глубь дворца.
Русалки, радостной стайкой, поплыли на выход. Отстав от них, пока Саидка вешал на место свою домру, выплыли за ними вдогонку и мы.
– Слушай, Саидка, будь другом, уведи их куда-нибудь на минутку, – кивнул я в сторону русалочьей толпы, когда мы отплыли от дворца на приличное расстояние, и стало уже не так светло.
– Что такое? – подозрительно глядя на меня, удивился Саидка. Видно, ему было дано тайное задание, чтобы я ни в коем случае не откалывался от коллектива.
– Да, тут такое дело… – замялся я. – Мне до ветру, (или до волны? Не знаю, как правильно сказать) надо бы…
У меня и в самом деле от молока с капустой так урчало в животе, а все кишки, казалось, уже скрутились в канат.
– Ну ладно, давай, – смилостивился Саидка. – Мы тебя вон за тем валуном подождем, – указал он на подводную скалу. – Только ты, смотри, недолго.
И он, присоединившись к стайке русалок и что-то пошептав им, на что те начали противно хихикать, заплыл с ними за скалу.
Я огляделся вокруг. Куда бы присесть? Увидев расщелину в скале, примостился к ней. В самый интересный момент я вдруг услышал какой-то тихий звук, словно кто-то за спиной у меня щелкал ножницами, совсем как в парикмахерской. Я оглянулся: ко мне неслышно подбирался огромный краб, угрожающе примериваясь, чтобы такое у меня можно оттяпать своими клешнями.
– Ты чего?! – заорал он на меня, увидев, что обнаружен. – Залез ко мне в дом, да еще и гадить собираешься?! – и он заметно прибавил скорости в мою сторону. Пришлось мне срочно менять дислокацию. Выбирать место у меня уже не было времени, и я решил устроиться в каком-то кустарничке, произраставшем прямо из мягкого, желтого песочка… Стоило мне только спустить штаны, как меня сразу же кто-то начал усиленно кусать и щипать по всей площади моего оголенного тела…
В детстве, как я уже говорил, я очень увлекался биологией, мечтая стать хирургом, и мама, одобряя мой выбор, прямо-таки заваливала меня книжками из жизни природы… Приглядевшись повнимательнее, я даже вспомнил картинку из одной такой книжки: сады угрей, которые можно принять за растения. На самом деле эти самые угри прячут свое тело в песчаных норках, а голову поднимают высоко над морским дном, глотая проплывающую мимо добычу. Я как раз и уселся в такой садик. А они по простоте душевной, видимо, приняли меня за добычу. Опять мне пришлось срочно менять дислокацию. Отбившись от щиплющихся, как гуси в деревне у бабушки угрей, я на полусогнутых отполз на безопасное расстояние. Меня уже так прижало, что я присел, где пришлось. Это было очень неосмотрительно с моей стороны, так как моментально к моему «днищу» что-то мощно прилипло. Я встал и попытался заглянуть себе между ног, но увидел лишь какой-то вихляющий, видимо от радости, рыбий хвост. Не скрывая своего раздражения, и поливая на чем свет стоит морское царство, где не могут даже туалетов нормальных построить, я ухватился за этот хвост и рванул его на себя… Рыба прилипла еще сильнее… Я дернул еще несколько раз, но чем больше я дергал этот хвост, тем сильнее прилипала эта рыба к моему днищу. Что же, прикажете, так и ходить теперь с ней? У, прилипала, несчастная! Прилипала?! Спасибо тебе, мамочка, родная ты моя! Именно так и называется рыба с овальной вакуумной присоской на спине вместо плавника. Если верить опять той же самой детской книжке, эта присоска у нее устроена так, что прилипала может отделиться от своей жертвы, двигаясь только вперед. Значит, надо ее тянуть не за хвост, а за морду! Я изогнулся назад, разглядывая свой тыл. Мне даже показалось, что она радостно ухмыляется, подмигивая мне одним глазом. Недолго думая, я схватил ее за наглое рыло и потянул. Рыба действительно отделилась! Я с чувством удовлетворения зашвырнул ее в сад угрей и на сей раз спокойно закончил свои сугубо интимные дела.
Русалочки в мое отсутствие явно заскучали с Саидкой.
– Ну что ты так долго, Зю?..
– Зю, где ты пропал? – капризно дули они губки.
– Обстоятельства, – туманно ответил я, не вдаваясь в подробности.
Русалки окружили меня плотной толпой и начали засыпать вопросами. У них не было возможности сделать это во дворце, зато сейчас они меня взяли в такой оборот!.. Сначала мне это даже льстило: совсем, как кинозвезда, окруженная фанатами. Только автографы не раздаю.
– Зю, а у вас девушка есть?
– А она красивая?
– А вы с ней целовались?
– А какие шляпки сейчас в моде?
– А что вы в институте делаете?
– А вы в любви уже признавались своей девушке?
– А где вы живете?
– А кто ваши родители?
– А какая у вашей девушки прическа?
Я уже откровенно злился: вопросы их были бесконечны и глупы. Я не успевал отвечать на них, если еще учесть, что русалок было сорок, а я – один. Они беспрестанно дергали меня за рукава фланки, пытаясь завладеть моим вниманием. Еще минута и фланка превратилась бы в безрукавку, а я – в Венеру Милосскую…Положение вовремя спас Саидка.
– Так, отставить все вопросы! – совсем по-военному скомандовал он русалкам откуда-то из-за толпы. – Предлагаю на бега!
Это оказался хороший отвлекающий маневр: вся эта гомонящая толпа вмиг перекинулась на Саидку. Но тому, видно было не привыкать к такой ситуации.
– Вперед! – скомандовал он.
– На бега, на бега, на бега!– заверещали русалки наперебой, хлопая в ладоши и, сбившись в крепкий рыбий косяк, двинулись в путь, опережая нас с Саидкой. Мы едва поспевали за ними. Вообще скорость плавания у русалок была намного большей, чем у нас. Вот бы кому нормативы сдавать!
«Эх, тральщика на вас нет!» – добродушно подумал я.
– Какие еще бега? У вас, что ипподром есть? – спросил я у Саидки, уже ничему не удивляясь.
– Конечно.
Мы снова плыли в сторону мелководья. Это я определил по проникавшему сквозь толщи воды свету и опять же по окраске рыб, окружавших нас. Кроме того, мы плыли той же дорогой, что и во дворец. Я уже немного ориентировался на местности, и без труда узнавал, примеченные мною валуны, небольшие скалы, пещеры, гроты…
– Слушай, Саидка, а ты не пробовал отсюда выбраться? Неужели никакой лазейки нет? – решил я прощупать почву.
– Есть одна лазейка… Я попробовал в свое время, – помрачнел Саидка. – Только из этого ничего хорошего не вышло.
– Расскажи, – попросил я. – Может быть, мы с тобой вдвоем что-нибудь придумаем?
– Мне и здесь неплохо. – Вдруг окрысился Саидка.
– Да ты что, – удивился я, – неужели тебя на землю совсем не тянет? Это же Родина твоя!
– А что хорошего я на этой родине видел?
– Ну, тут ты не прав, – возразил я. – Родину, как и родителей, не выбирают. Отказаться от Родины, все равно, что от старых родителей отказаться.
Саидка угрюмо молчал, а при упоминании о родителях даже отвернулся от меня. Я понял, что перегнул палку, и решил сгладить гнетущую обстановку:
– И даже на солнышко не тянет?
– Сначала очень тянуло, а потом как-то привык. Я ведь уже пять лет здесь живу…
– Сколько?! – удивился я. – Ну, ты даешь!
– Ладно, – смилостивился надо мной Саидка. – Расскажу.
Он остановился и внимательно огляделся вокруг.
– Ты чего? – удивился я его странному поведению.
– А того – уши здесь кругом – шпионы Нептуновские так и шныряют… Поплыли вон к той пещерке. Там старая Мурена живет. Она сама глуховата, а рыбешки не подплывут близко – побоятся ее. Там и поговорим с тобой.
– А как же русалки? Не потеряют они нас? – засомневался я.
– Нет, – усмехнулся Саидка. – У них теперь голова только бегами забита.
– Слушай, а что, самые настоящие бега? – поинтересовался я.
– Про бега потом. Времени в обрез.
Мы подплыли с ним к пещерке, в которой жила Мурена, и устроились на небольшом валуне неподалеку от входа.
– Слушай, – начал Саидка, понизив голос так, что мне приходилось напрягать слух. – Помнишь, Нептун тебе на аудиенции про Посейдона мозги парил?
– Ну? Я еще удивился, как это он сам с собой воевать собирается… – тоже шепотом начал возмущаться я.
– Да подожди ты с этим Посейдоном! Слушай сюда. Врет он все про него, гонит. Тут дело совсем в другом. Просто не хочет он тебя пока в курс дела вводить, не доверяет. Есть тут, понимаешь, один мужик. – Саидка опять огляделся вокруг, и не заметив ничего подозрительного, продолжил шепотом. – Правильный мужик, я тебе скажу. Черномором зовут.
– Как?! – вытаращил я глаза, как оглушенная толом рыба.
– Черномором, – повторил Саидка. – Он себе приличную банду сколотил: тридцать три тела при нем. Качки, я тебе скажу, еще те! Крутые ребята! Вот с ними-то Владыка и собирается воевать, а вовсе не с каким Посейдоном, понял? Скажу больше: у этой банды есть прямой выход на землю.
– Вот оно!– От радости я даже в ладоши хлопнул.
– Подожди радоваться, тут не все так просто. – Продолжал нашептывать мне Саидка. – Все дело заключается в том, что этот самый Черномор не желает подчиняться Владыке морскому. Отделился от Подводного государства.
– Как это отделился? – не понял я.
– Республику какую-то свою организовал. Арт.… акт…, нет, не так. Какую-то авт… – пытался вспомнить Саидка.
– Автономию, что ли? – подсказал я.
– Слушай, откуда ты все знаешь? – искренне удивился Саидка.
Я скромно промолчал.
– Не желаю, говорит, подчиняться вашим рыбьим законам, и все тут, – торопливо продолжал нашептывать мне на ухо Саидка. – Нептун ему для каждого его молодца и русалку в жены сулил и богатства несметные из своих сундуков. А Черномор ото всего отказался. Не нужны, говорит, мне твои рыбины белоглазые!..
– Так это же только плюс для нас! – Радовался я. – Все складывается как нельзя лучше! Значит, делаем так: переходим на сторону Черномора, выходим вместе с его молодцами на землю, когда они в свой дозор пойдут, а там – дадим деру. Только они нас и видели!
– Ха! – засмеялся моей наивности Саидка. – Так самое сложное именно в том и состоит, как до этих ребят добраться.
– Почему?
– Да потому что Нептун все границы вокруг их непризнанной республики так обложил, что даже аквариумная рыбка не проплывет.
– А зачем?
– Как зачем? – воззрился на меня Саидка. – Чтобы смуту в Подводном государстве не сеяли, крамолу среди морского населения не распространяли. А то, на них глядя, и другие откажутся Нептуну подчиняться, а еще хуже – отделиться захотят, республик своих захотят наделать…
– Неужели все так безнадежно? – не хотел сдаваться я.
– Совершенно. – Заверил меня Саидка. – Я, ведь, не хуже тебя, сразу, как только сюда попал, случайно, от одной мелкой рыбешки узнал об этой республике, и, естественно, тоже попытался перебежать к этим ребятам.
– Ну и что?
– А то, что меня тут же схватили и потащили к Нептуну на расправу. Хорошо еще, что живой из всей этой заварухи вылез. Ты не смотри, что Нептун с виду добренький старикан. Не дай Бог его чем-нибудь прогневить – кранты! Я еще удивляюсь, как он меня тогда сразу в Сибирь не сослал. Пожалел, наверное.
– Какую Сибирь? Ах, ну да! – Вспомнил я угрозы Владыки про Северо-Ледовитый океан. – А что он с тобой сделал?
– Целый год я у него в опале был. Хуже раба пахал – с утра до ночи дворец чистил, на кухне рыб потрошил, китиц доил. В общем, чего только я не делал! А с ночи до утра пятки Владыке чесал, чтобы ему слаще спалось. Одним словом – не жизнь, а каторга. Да еще акул штук семь ко мне приставил. Шаг влево, шаг вправо – считается побег. А тем, сам понимаешь, палец в рот не клади! Вот, только домра меня и спасла. – Он вывернул ее из-за спины и с нежностью погладил.
– Как это? – удивился я.
– Мы, когда на рифы налетели, я как раз на палубе сидел и играл на ней. Так вместе с ней под воду и пошел – не хотел ее из рук выпускать. Это единственное, что у меня было на земле,– горько вздохнул Саидка. – Ну, и вот, как-то раз устал я очень, сел в уголок и запел о своей горькой доле. А Нептун услышал… Ну, и сменил гнев на милость. Перевел меня на досрочно-условное заключение. Пять лет впаял. И ни под какую амнистию не попадаю. Теперь, пока срок свой не отмотаю, ни о какой женитьбе разговора быть не может. И с работой все каналы мне перекрыл: только в сфере обслуживания разрешено работать. Уж я стараюсь, из кожи вон лезу, чтобы ему угодить, а он так до сих пор и не доверяет мне. Канцелярию вот только и доверил… – опять горько вздохнул Саидка. То ли оттого, что Нептун ему не доверяет, то ли от своей горькой доли.
– Канцелярию? – удивился я, второй раз услышав про этот таинственный отдел. – А что, у вас еще и документация какая-то ведется, или переписка?
– Нет, просто, все, что в море выбрасывается в качестве мусора, я подбираю и сортирую. Ну, там что почитать еще можно, а что просто на уничтожение. Мусорщик, одним словом, просто название красивое. С тобой ему проще будет. Ты человек военный. Как только примешь командование его армией, значит, автоматически присягнешь Нептуну на верность, и уже никуда не денешься, будешь служить ему верой и правдой.
– А вот хрена ему моржового, а не присягу! – Обозлился я. – Я своей Родине присягал, а солдат дважды не присягает! Это уже предательство! Стану я какому-то чуду-юду морскому присягать! Не дождется! – разорался я.
– Да тише ты! Чего разорался? – Дернул меня за рукав Саидка и глазами указал на пещеру.
Оттуда уже торчал любопытный нос здоровенной, судя по носу, мурены. В тот же миг, заметив, что обнаружена, она броском выстрелилась в нашу сторону, раззявя при этом свою пасть. Саидка не растерялся, и так звезданул ей промежду глаз, что она тут же перевернулась кверху брюхом. Мы поторопились ретироваться.
– Плохо! – отплыв на приличное расстояние, хмуро бросил Саидка на плаву.
– Что плохо? – уточнил я.
– Плохо, если эта старая тварь что-нибудь слышала. Непременно донесет Владыке.
– Может, не слышала? Ты же сам сказал, что она глухая.
– Я здесь уже никому не верю. И тебе не советую. Здесь у каждого камня – уши.
«Ну, опять завел свою пластинку! Все-то его подслушивают, выслеживают. Просто мания преследования какая-то у человека!» – подумал я.
– Саидка, все хочу тебя спросить, что это вы здесь все такие волосатые ходите? Мода что ли такая у вас? Или ножниц нет? – спросил я его, чтобы сменить тему. Так всегда делает мой папа, когда его мама за что-нибудь отчитывает.
– Да ножниц-то полно, только они все ржавые. А крабов просить не хочется – изуродуют, как Бог черепаху, мама родная не узнает, а то, чего доброго, еще и лишнее что-нибудь оттяпают…
Тут, насколько я понял по скоплению верещащих и радостно возбужденных русалок, мы подплыли к ипподрому…
* * *
Ипподром был делом рук Саидки: он отгородил по дну морскому камнями площадку, где-то пять на десять метров, разметил внутри его водорослями шесть дорожек. Получилось небольшое поле, нечто вроде наших тараканьих бегов, только побольше размером, и вместо тараканов по этим дорожкам сейчас носились, как угорелые, морские коньки, поднимая облака ила. Зрители, как им и полагается, делали ставки на каждого из коньков. Деньгами для расчета служили жемчужины. И хоть на дне морском их можно было запросто набирать горстями просто так, безо всякой игры, все-таки азарт на бегах присутствовал, да еще какой! Русалки вопили, как резанные, болея за своих коньков, на которых поставили жемчужины, и чуть ли не вцеплялись друг дружке в волосы, если считали, что судья – Саидка, явно подсуживает кому-то. Вообще, вели себя недостойно девицам, да еще и аристократического происхождения. Нам с Саидкой приходилось то и дело растаскивать их. Лучше бы хороводы водили русалочьи, как утопленницы у Гоголя, да песенки какие-нибудь грустные пели, чем визжать и драться на бегах, как пьяные мужики в кабаке…
Я тоже немного поиграл, для начала ставя на тех же коньков, что и Саидка. И даже умудрился каким-то непонятным образом выиграть приличную горсть жемчужин, которую сунул в карман. Но, так как я не знал спортивных качеств каждого конька, в отличие от русалок, то ставил просто на удачу. Вскоре мне надоело тыкать пальцем в небо, да и что-то устал я сегодня ото всего навалившегося на меня. Саидка, глядя, как я стал все чаще и чаще зевать, наконец, сообразил:
– Так, девочки, вы поиграйте без меня, а я отведу нашего гостя на покой.
– Куда мы? – у меня уже не было сил даже на разговоры.
– Ко мне, тут недалеко.
Действительно, Саидкин дом находился рядом, минутах в пяти плавания от ипподрома, хотя на дом это тянуло с натяжкой. Это был всего-навсего небольшой, уютный грот. Разглядывать его у меня уже не было сил. Видно, для меня наступил самый настоящий отбой, я даже не стал смотреть на свои часы, все равно ничего не пойму. Саидка указал мне на «кровать»: нечто, застеленное ворохом водорослей, и я, как был, так одетым и бухнулся и блаженно вытянулся на ней. И тут же провалился во что-то мягкое, сладко обволакивающее…
– Слушай, Саидка, а сейчас день или ночь, как ты думаешь?
– Ночь, конечно, – нисколько не сомневаясь, ответил Саидка.
– Как же ты в этом разбираешься? – зевая, поинтересовался я.
– Ну, это очень просто: во-первых, темнее стало…
– Какое там, темнее! Когда вокруг разные светящиеся организмы плавают! Такое освещение, что и не разберешься: то ли день, то ли ночь…
– А во-вторых, прилив уже прошел…
– Какой прилив? Я даже и не понял ничего, – признался я.
– Я сначала тоже ни отлива, ни прилива не чувствовал. Поживешь, научишься.
– А допустим, месяц, год как вы тут определяете? – засыпая поинтересовался я. – Исчисление времени в общем плане, так сказать…
– Этим у нас только Владыка владеет. А каким образом он это делает, мне про то не ведомо. Сам нам сроки назначает, и сам же и объявляет, когда срок заканчивается. Может быть, так оно и лучше. По крайней мере, не ждешь, высчитывая сколько дней осталось…Да, еще вот говорит, когда Новый год приходит…
Дальше я уже ничего не слышал. Я крепко спал. Мне снился сон, что в канун Нового года, утречком, мама на нашей кухне печет мои любимые субботние блины. Почему субботние? Если вы думаете, что мама печет их только по субботам, то вы ошибаетесь. Мама печет их вообще-то, когда ей это вздумается, но почему-то для меня с детства блины казались самыми вкусными именно по субботам. Так вот, мама напекла этих самых субботних блинов. И я сижу на нашей кухне и уплетаю их, дымящиеся, масляные, посыпанные сверху сахарным песком, который приятно похрустывает на зубах. Я их все ем и ем, и ем, и никак не могу насытиться (наверное, потому что очень голодный был после царской трапезы). И тут забегает к нам мой дружок Андрей и зовет меня на улицу – погонять мяч. Но мама почему-то не пускает меня с ним, а упорно заставляет читать. Мне совсем не хочется этого делать. Что я, рыжий что ли? Все пацаны гоняют в футбол, а я должен сидеть и читать эти дурацкие книжки. А мама все пристает и пристает, и сует мне чуть ли не в нос какую-то книжицу, и опять же про подводный мир.
