Вера Капьянидзе
Мистификация парадоксальных иллюзий
Глава 1
ПОМОРЯМ, ПО ВОЛНАМ…
В этом году нам повезло: отцы-командиры сумели раздобыть топливо, и мы не простояли, как обычно, всю практику у причала, а 13 июня потихонечку пошли по морям по волнам. Шли и шли себе целый месяц, изредка заправляясь провиантом и горючим с наших плавбаз, и пришли, наконец, в Средиземное море! Благополучно миновав остров Крит и издали полюбовавшись его красотами, мы уже направлялись к острову Сардиния, чтобы полюбоваться и его красотами издалека, и повернуть домой. Вот тут-то все и началось…
Нас, курсантов Военно-морского института, поселили, как и полагается, на третьей палубе, на носу. Дальше наших кубриков – один только камбуз. Все бы хорошо, но курить можно было только на юте, то есть, на корме. С носа на ют нам приходилось ходить кругами, так как по четвертой палубе, где был прямой выход на корму, могли ходить только офицеры и мичмана. Идти из-за одной сигаретки в обход, естественно, ни один дурак не захочет, поэтому мы все старательно щемились за бочками, ящиками, лишь бы не попасться на глаза родным отцам-командирам, или, что еще страшнее – руководителю практики. Он откровенно не испытывал любви к нам, и во всех смертных грехах у него были повинны курсанты-разгильдяи. Даже, когда перед самым выходом из российских территориальных вод, на приехавшего с проверкой вице-адмирала нагадила чайка, наш руководитель клятвенно заверял его, что это курсанты специально подговорили ее, дабы опорочить его в глазах начальства. После этого инцидента нам каждый день вменялось в обязанность гонять этих гадостных птиц, дабы не портили фуражки старшим офицерам.
Вот и сегодня после физической зарядки, перед завтраком, нас в полном составе отправили на палубу ловить и гонять бакланов. Мы старательно ползали по всему кораблю, пытаясь приманить этих коварных засранцев остатками от вчерашнего ужина, но у нас ничего не получалось. Видно, шарики у этих бакланов работали не хуже нашего. Так и не сумев поймать ни одной птички, мы, устав от трудов наших праведных, встали за первую попавшуюся бочку, перекурить это дело.
Не успели мы затянуться, как тут же услышали такой отборнейший мат, да с такими витиеватыми определениями в наш адрес, какого я еще никогда в жизни не слышал, и вряд ли теперь уже услышу. Весь нюанс был в том, что мы примостились за бочкой с мазутом, чего, естественно, делать ни в коем случае нельзя. В ответ мы живенько побросали окурки, и дружно топающей толпой побежали шхериться в кубрик. Не знаю, как другие, но я, лично, до кубрика добежать не успел, так как с бегом у меня всегда была напряженка. Зато я, наверное, лучше других услышал два грохнувших взрыва у себя за спиной…
В унисон этим взрывам меня подбросило вверх на высоту двухэтажного дома, не меньше, потому что, опадая вниз осенним листочком, я успел полюбоваться на четвертую палубу с высоты птичьего полета. А когда парил над своей родной – третьей, увидел наш горящий кубрик и чьи-то обгоревшие ноги, торчащие из иллюминатора. По 46 размеру я догадался, что это был мой закадычный дружок Баден. Спасательные шлюпки разорвало взрывами, и сейчас, обломки от них как в замедленном кино оседали на палубу синхронно со мной.
То ли маслопупы1 заглушили машины для перестраховки, то ли они сами аварийно заглохли, но наш «Перекоп», взбрыкнул, как норовистый жеребец, и встал как вкопанный. А над палубой стаями закружились зловещие бакланы, предвкушая легкую добычу. Какие у них кровожадные глаза!
На глазок мне уже оставалось всего несколько секунд, чтобы приземлиться на такой родной, хоть и искореженной, третьей палубе. Я даже сгруппировался, чтобы по возможности мягче грохнуться на нее, но тут раздался еще один взрыв, третий и самый мощный!!!
Наверное, эта бочка была заполнена полнее. Ударной волной меня отнесло далеко от «Перекопа» и плюхнуло прямо в воду. Плюхнуло, надо сказать, не очень удачно: от удара спиной об водную гладь я не знаю, на сколько времени потерял сознание. А когда пришел в себя, мои многострадальные прогары2, каждый из которых весит около 1,5 кг, ядром, прикованным к ногам смертника, старательно затягивали меня в морские глубины. Как я ни бился, чтобы стянуть их с ног, у меня ничего не получалось – слишком старательно завязал шнурки.
И вот уже я лечу в пучине вод, а в моих контуженных ушах почему-то гремит музыка. Какая музыка?! Это, скорее всего, фанфары, под которые я загремел. И под это музыкальное сопровождение идут, как в кино, мои, как я понимаю, предсмертные воспоминания: Юлька на выпускном… Ох, уж эта Юлька! Надо ей было два года водить меня на коротком поводке: далеко не убежишь, а на руки не берет, чтобы в самый последний вечер в школе, когда у меня на руках уже было предписание явиться в институт и билет на поезд, признаться мне в любви. Эх, Юлька, Юлька! Если бы ты мне все это раньше сказала! Не летел бы я сейчас неизвестно куда, а преспокойно учился бы с тобой в нашем областном пединституте, ездили бы мы вместе на занятия и домой…
А вот и папа с мамой, опухшей от слез. С первого дня моего рождения мама, напуганная армейской дедовщиной, семнадцать лет усиленно искала ходы и выходы, как откосить меня от армии. И когда у нее что-то там уже начало наклевываться, я послал свои документы в Военный институт. Да не просто в Военный, а в Военно-морской, да еще и на подводника. Так что плакать ей было с чего, все ее мечты о моем филологическом образовании летели в тартарары, как я сейчас …
Стоп! Если это предсмертные минуты, то почему мне вспоминается только выпускной? Я где-то читал, что у человека перед смертью вся его жизнь от самого рождения до самого последнего мгновения проплывает в памяти, как в кино. А у меня пока – одна только Юлька маячит на горизонте, да еще мама с папой… Но додумать эту мысль я толком не успел, так как в это время плавно приземлился, нет, скорее приводнился, на что-то не слишком мягкое.
Боли никакой я не чувствовал, дискомфорт, правда, небольшой был оттого, что моя пятая точка упиралась во что-то весьма жесткое, но это все терпимо. Самое главное, что меня утешало в этой ситуации, что я этот дискомфорт еще ощущал. Музыка как-то незаметно смолкла и сменилась полнейшей тишиной. Я приоткрыл глаза…
Прямо по курсу на меня, как сказали бы французы – визави, глаз в глаз с нескрываемым любопытством пялилась лошадь и скалила свои жуткие зубы то ли в приветственной улыбке, то ли в предвкушении добычи. «Ну, все, вот и конец приходит, – подумал я, – пошли воспоминая детства».
Когда я был маленький, на нашей улице жили цыгане, и они, как и подобает настоящим цыганам, завели себе лошадь, которую выпускали гулять на улицу. Правда, по-моему, это была не лошадь, а какой-то монстр: смесь тяжеловоза с пони: башка и круп нормальной лошади, а ножки – кривые и маленькие достались от пони. При таком внешнем уродстве, она к тому же была злобной и кусачей. Вероятно, из-за комплекса своей неполноценности. Так вот, эта самая лошадка смотрела сейчас прямо на меня и скалила зубы, явно норовя укусить. Я взбрыкнул ногой, метясь ей прямо в морду, и по всей вероятности, куда-то попал, хотя, если честно, не почувствовал этого момента. Зато лошадиная морда тут же исчезла из поля моего зрения… Нет, это уже явно не предсмертное воспоминание. Я не помню, чтобы со мной такое происходило, а на память, я не могу пожаловаться. Это, можно сказать, единственный Божий дар, доставшийся мне. Как она неслась за мной, и как я на крыльях перелетел через забор, спасаясь от ее зубов, это я прекрасно помню, но чтобы она видела меня поверженным – этого не было никогда, могу поклясться чем угодно! Так что же все-таки со мной происходит, и где я вообще нахожусь: на том или на этом свете? Ничего не понимаю…
Я сел и огляделся. Архангелов, встречающих меня, так же, как и райских врат нет и в помине. Это уже утешает. Выходит, я пока живой. Я старательно ощупал себя: ни переломов, ни ран, на болевые ощущения, типа щипков, реакция вполне адекватная… Но… Вокруг меня, сколько хватало глаз, простиралась вода.! И рыбки красненькие, желтенькие, синие, полосатые, в горошек, короче, всяких невообразимых расцветок, разных калибров, и пород снуют туда-сюда небольшими косячками и поодиночке, тычась прямо в меня. Проплывают гребешки, шлепая створками, по дну ползают крабы, водоросли свисают лианами в прозрачной, почти не видимой воде… А вокруг – морские звезды самых разных цветов и оттенков, кораллы кустятся целыми плантациями… Красотища невообразимая!.. Совсем как в фильмах ВВС о живой природе. Вообще-то, мне показалось, что это место походит на рай. Только вместо райских кущей почему-то все больше водоросли, а вместо птичек – морская живность. И такая благостная тишина над всей этой невообразимой красотой… Наверное, я, как курсант военно-морского института, попал в морской рай. А вот и уже знакомая мне лошадка: маленький и гордый, словно сошедший с восточных фресок золотой морской конек с гнутой шейкой, зацепился своим крошечным хвостиком, как крючком, за водоросль и смотрит на меня, как на явление Христа народу. И вот этот мизер-пупер и показался мне цыганской лошадью?! Да, вот уж истинно, у страха глаза велики! Или я смотрел на него сквозь каплю воды, заменившую оптическую линзу, зависшую на ресницах? Хотя какая может быть капля на дне морском? Да, это скорее всего получился эффект лупы. Так, ладно с коньком более-менее разобрался. Теперь надо определиться, куда же я все-таки попал. Мама, родная, где я? Если на дне Средиземноморском, то почему я до сих пор не утопленник и еще в состоянии даже что-то мыслить? Ни-че-го не понимаю, если честно сказать…Я поерзал, пристраиваясь удобнее…
– Он еще и прыгает! Да слезешь ты, наконец, или нет? – вдруг раздался чей-то раздраженный голос и вверх, прямо из-под меня забулькали пузырьки воздуха.
От неожиданности я всем телом устремился вверх и плавно приземлился обратно, слегка отбив при этом то место, на которое упал, то есть, на котором сидел. Ну, в общем, вы, надеюсь, поняли, о чем идет речь.
– Кто тут? – пытался я спросить, но вместо слов из моего рта вместе с пузырьками воздуха вырвалось какое-то нечленораздельное бульканье. Тем не менее, этот кто-то, по-видимому, все же понял меня, потому что недовольно проорал:
– Кто, кто? Конь в пальто! Спину всю отбил, оглоед несчастный! Да слезешь ты, наконец, или нет?!
Я посмотрел вниз. О Боже! Я восседал на огромной черепахе! Увидев эту махину… Махину, потому что больше тех черепашек, что продают в зоомагазинах, я в своей жизни не видел, не считая, конечно, зоопарка, но там, за стеклом они мне почему-то казались нереальными, тем более что никогда не подавали никаких признаков жизни. Просто валялись, как муляжи. Эта же, на которую мне посчастливилось приводниться или причерепашиться, была размером с хорошее кресло, с одной только разницей – сидеть на ней было неудобно и жестко.
– Ой, простите, пожалуйста, я не хотел,.. я не виноват,.. – нечленораздельно забулькал я.
– «Простите, простите». У меня что, спина железная, что ли? – пробурчала, пуская пузырьки, черепаха.
Вы когда-нибудь пытались говорить под водой? Нет? Попробуйте, интереснейшее занятие! Я не думаю, что вы поймете сами себя, не говоря уже о тех, кому эта речь предназначается. Но здесь, на морском дне, удивительное дело, несмотря на ее постоянные «Буль-Буль-Буль» вместо слов, я прекрасно понимал, что говорила черепаха. Но еще удивительнее было то, что я свободно дышал, правда, в носу что-то свербило, такое чувство, что постоянно очень хотелось чихнуть, но чих все никак не подступал.
– Простите меня, Бога ради, за любопытство, но не подскажете ли, где мы с вами находимся? – пробулькал я как можно вежливее, сползая с говорящей черепахи.
– Где, где, в Караганде!
– Не понял?!– удивился я. – В раю тоже Караганда есть?
– Какой такой рай? – в свою очередь вытаращила свои маленькие глазки на меня черепаха. – Не знаю я никакого рая!
– Но мы же с вами в раю находимся? – уточнил я, старательно булькая.
– Что такое рай?! – чуть не заорала на меня черепаха, видимо рассерженная обоюдным непониманием.
– Рай… – замялся я, не зная, как бы это поточнее объяснить, – это такое место на небесах, куда после смерти попадают некоторые люди… за особые, так сказать, заслуги…
–А за какие именно? – заинтересовалась говорящая, (или булькающая?) черепаха.
– Ну,.. я точно не знаю. Как бы Вам сказать… Ну,.. что-то вроде того: надо взрослых слушаться, зубы чистить каждый день,.. а вот еще, забыл совсем, самое главное – приказы командованья не обсуждать.
– Да, – загрустила черепаха, – я туда точно не попаду.
– Почему? – поинтересовался я. – С командованьем любите спорить?
– Нет, зубы ни разу в жизни не чистила!
Это меня почему-то приободрило. Раз черепаха так уверена, что не попадет в рай, значит, я пока еще точно не на том свете. Но на всякий случай, я все же решил лишний раз убедиться в этом:
– Получается, что мы с вами находимся не в раю? Тогда где же?
– Нет, конечно, не в раю мы находимся. – Заверила меня черепаха. – Все намного проще. На дне Средиземного моря мы с вами находимся.
Безумного страха и леденящего душу ужаса от ее слов я почему-то не испытал. Как-то уже сам стал об этом догадываться. Но общее нервное напряжение все-таки почувствовалось.
– То есть? – опешил я. – Почему же, в таком случае, я спокойно дышу, да еще и с вами разговариваю? По всем законам я уже должен быть утопленником.
– Должен, – охотно согласилась черепаха, – но не стал. Ты попал прямиком в Нептуново государство. Садко наш тебя спас.
– Кто такой Садко? И как он меня спас? Нельзя ли поподробнее, – попросил я.
– Объясняю. Садко – это глава администрации Нептуна. А как он тебя спас, это уж он тебе пусть сам объясняет. Глянь, вон, несется, как оглашенный. Наверное, уже доложился Нептуну, сердечный, порадовал Государя, что в его полку прибыло.
– Господи! Да куда же я попал?! – невольно вырвалось у меня.
Но Бог то ли не расслышал меня из-за толщи воды, то ли очень занят был своими делами, то ли просто махнул на меня рукой: «Разбирайся, мол, сам»…
* * *
Я, честно говоря, мало что уразумел из того, что набулькала черепаха, но особенно разбираться не стал, потому что в это самое время из темных морских пучин ко мне подплывал человек. «Наверное, МЧСник, – обрадовано подумал я. – Ищут!!! Люди! Родные мои!». Но почему-то МЧСник был без акваланга. На спине у него вместо акваланга болталась какая-то байда, напоминавшая балалайку и мандолину одновременно, но с более длинным грифом. Короче говоря, какой-то струнный музыкальный инструмент. И был этот самый МЧСник, как и пострадавший, то есть я, без маски, без ласт, и даже не в костюме аквалангиста, а только обмотанный в районе поясницы водорослями, что, видимо, должно было имитировать плавки. Его длинные черные волнистые волосы красиво развевались в воде в такт его плавным движениям. Одно удовольствие было смотреть на его почти рыбье скольжение. Излишне смуглое, словно только что с Сочинских пляжей, мускулистое тело явно выдавало в нем восточную кровь. Ему немного недоставало роста, а в остальном – просто эталон мужской красоты. Наверняка, бодибилдингом балуется. «Прямо настоящий Тарзан! Не то, что я: длинный, тощий и нескладный», – залюбовался я им.
– Привет! – обрадовано пробулькал МЧСник, приближаясь, и сразу же бросился обнимать меня, как брата родного. Я, честно говоря, думал, что он с ходу начнет меня отчитывать, что вот только такие разгильдяи, как я и попадают в подобные ситуации, а нормальным людям, то есть МЧСникам, из-за нас никакого покоя нет…
– Привет! – промямлил я, очень удивленный такой бурной радостью по поводу нашей встречи. – Простите, а вы разве не из МЧС?
– Какой МЧС? Не знаю я никакой МЧС. Саидка я! Саидка!
– Садко?– не расслышал я.
– Слушай, и ты туда же, да? – обиделся пловец, – Са-и-д-ка я, а не Садко. Что вы все, помешались на этом Садко?
– А кто вы такой, Сад.., тьфу ты, Саидка, вообще? Откуда ты взялся, если не из МЧС?
Выглядел он не намного старше меня, на вид ему было года двадцать три, никак не больше, и потому я со спокойной совестью перешел на «ты». Тем более что и он мне сразу начал довольно фамильярно «тыкать».
– Я – Саид Фаррух Абдалла-паши, или попросту Саидка, значит. Являюсь Главой администрации самого Нептуна! И от руководства Подводного государства, в моем лице, мы рады приветствовать тебя на нашей земле, тьфу ты, на нашей воде. Вот так! – гордо и старательно произнес он, встав при этом в позу памятника Ленину на главной площади какого-нибудь областного города. – Слушай, а что такое М-Ч-С? – старательно выговаривая буквы, поинтересовался он.
– Министерство по чрезвычайнвм ситуациям.
По лицу Саидки-Садко было понятно, что он ничегошеньки не понял из моего объяснения.
– Министерство – понял. А это, как его, черз, через .., ну что там дальше – это что такое?
– Чрезвычайные ситуации? Это – разные наводнения, пожары, катастрофы, землетрясения, катаклизмы. Ну, в общем страсть-мордасть всякая, и с ними это самое министерство борется, спасая людей.
– Понял! Надо будет Нептуну предложить у нас тоже такое Министерство образовать, а то все кому не лень наших глушат, отходами травят, то еще нефть прольют, совсем житья никакого не стало, всю экологию загадили.
Увидев черепаху, с раскрытым ртом слушающую наш разговор, Саидка шикнул на нее:
– А ты чего тут уши сушишь, старая калоша? Делать тебе больше нечего? А ну, марш отсюда! У нас, понимаешь ли, секреты государственной важности, а она тут рот раззявила! Будет теперь по всему морю трезвонить.
Черепаха медленно развернулась и царственно поплыла прочь, буркнув на прощание «Подумаешь! Секреты у них! Нашли шпионку! Да тут завтра и без меня тебе каждая рыбка все твои секреты расскажет».
– Чего это ты на нее? – посочувствовал я старой черепахе.
– Да ну их всех! – с досадой махнул рукой Саидка. – Путаются под ногами, сплетни разводят.
– Кто? – не понял я. – Черепахи?
– Да все, кому не лень! Вон их вокруг сколько плавает. Только и знают, что наушничать…
– Ты про кого это?
– Да рыбы, крабы, моллюски, все…
– Ха-ха-ха! – не выдержал я. – Ты чего, с дуба рухнул? Рыбы разговаривают?! Да они же молчат, как… Ну, да, как рыбы.
– Чего гогочешь? – обиделся Саидка. – Я что, по-твоему, совсем глупый, что ли? Ты лучше послушай, послушай!
Я прислушался. И, действительно, то, что я с самого начала моего пребывания под водой принял за тихий шорох перекатывающейся воды и шелест трущихся друг о дружку водорослей, на деле оказалось беспрерывным болтанием мелких рыбешек, рачков, крабов, моллюсков… Одним словом, тут говорило на человеческом языке все, что двигалось. Только очень-очень тихо. То есть, соразмерно их габаритам: чем меньше была рыбешка, тем тише она шелестела, словно просто шуршала своими чешуйками. Но если хорошенько прислушаться, то среди общего, едва слышимого рыбьего галдежа, можно было различить и отдельные слова и фразы. И сейчас я, изрядно напрягая слух, слышал со всех сторон:
– Человек! Человек!..
– Настоящий!..
– Черноморец!..
Ничего себе! Они даже в наших флотах разбираются?! Только вот, интересно, с чего они взяли, что я – черноморец? Вообще-то на мне никаких отличительных знаков не было. Я был в пилотке, а на ней, как известно, ничего не пишется. Да и на бескозырке у меня пока что только название института было написано, а не флот. Так что ошиблись, вы, рыбки мои. Не черноморец я пока еще. И даже не балтиец, а просто курсант.
Напрягаться, чтобы послушать рыбок было тяжело, все равно, что на втором этаже прислушиваться к далекому шуршанию мышей в погребе, и я махнул на это занятие рукой.
– Ну, давай, давай, – заторопил меня Саидка. – Я тут подсуетился насчет аудиенции, Нептун нас сейчас же и примет.
– Подожди, Садко…
– Саидка, – хмуро поправил меня глава администрации.
– Саидка, – согласился я. – Объясни ты мне, почему же тут рыбы разговаривают? Почему я дышу в воде? Что здесь вообще происходит? Это все мне снится, или я уже на том свете?
– Ладно, объясню, но только коротко, а то Нептун уже ждет нас. Не любит, старый, когда заставляют его ждать. Короче, в настоящее время ты находишься, как я уже сказал, в Подводном государстве. А если быть точнее – в Средиземноморской резиденции Нептуна. А у нас здесь, все, как в сказке…
– Чем дальше, тем страшнее, что ли? – не утерпел я.
– Ну, не совсем так. – Уклончиво ответил Саидка. – Правит нашим государством сам Нептун – Владыка морской… В общем, что тут много рассказывать, поживешь, сам все увидишь. А черепаха эта – старая склеротичка Тротила. – Небрежно махнул он рукой.
– Тортила? – догадался я. – Как в «Буратино» что ли?
– Не как, а она самая и есть.
– Правда, сказка какая-то! И что же она, в таком случае, в вашем Подводном государстве делает?
– Да, понимаешь, у нее жизненные обстоятельства так сложились… Короче говоря, она должна была ключик этому самому Буратино отдать, а ее там вроде бы кто-то спугнул, что ли. Она рассказывала, но я точно не помню. Вот, она ключик этот и спрятала в море. Да так хорошо упрятала, что уже почти сто лет найти сама не может. Вот и ползает тут, все вспоминает, куда его положила…
– Так, ладно. С черепахой, можно сказать, я более-менее разобрался, хотя… Все-таки объясни мне, если я нахожусь под водой, то почему же я до сих пор не утоп, а дышу, так же, как и на земле? По всем законам я уже давно должен был концы отдать. Я уже…– я взглянул на часы. Часы у меня были классные «Командирские», морской вариант, водонепроницаемые, антиударные, с календарем. Мне их подарили родители на присягу, и с тех пор они еще ни разу меня не подвели, даже когда я однажды помылся с ними в бане. Но сейчас с ними происходило что-то удивительное: секундная стрелка не двигалась, хотя часы продолжали тикать. Эх, жаль, что я свой сотовый оставил в кубрике – на подзарядке валяется. Впрочем, о чем это я? Какой здесь может быть сотовый? Он бы мне вряд ли чем помог.
– А это мое изобретение, – похвалился Саидка. – Я ведь, как и ты, тоже когда-то был моряком. Правда, рыбаком, а не военным, как ты. И жил я в Турции. Наш баркас затонул на мелководье – на рифы налетел. Ну и вот, лежу я, значит, на дне морском и думаю, все, крышка тебе Саидка, пришла. А под носом у меня водоросли какие-то шевелятся и пузырьки воздуха из них поднимаются. Я сорвал их, да в нос и запихнул себе, чтобы носом не дышать подольше, а из них чистый кислород идет.… Вот я с тех пор турунды из этих водорослей постоянно и запихиваю себе в нос, чтобы было чем дышать. И тебе тоже запихнул, пока ты тонул, понял? Вот они, эти водоросли. Ими мы с тобой и будем дышать, только не забывай их почаще менять. – Он показал мне на длинную, извивающуюся в воде водоросль. – Одно неудобство с ними – в носу не поковыряешь.
– Ха, так это же ульва, или морской салат! – узнал я с первого взгляда.
– Откуда знаешь?– удивился Саидка.
– Так это каждый шестиклассник знает! Ты что, биологию не учил?
– Да я, если честно, не только биологию, я вообще ничего не учил. Четыре класса закончил, и пошел отцу в море помогать, а потом и сам рыбачил, пока наш баркас не затонул… – пригорюнился Саидка.
Мне даже неловко стало. Вроде как выделываюсь перед ним своими знаниями.
– Ну, прости, Саидка, я не знал…
Мы, не спеша, плавно плыли по мелководью. Правда, «плавно» – это сказано не про меня. Я никогда не занимался подводным плаванием, и потому у меня это выходило все как-то больше рывками и скачками.
– Ничего, научишься, – приободрил меня Саидка, посмотрев на мои ужимки.
– Слушай, Саидка, а как же ты оказался в территориальных водах совсем другого государства? – вдруг дошло до меня.
– Какого государства? – не понял моей мысли Саидка.
– Ну, вот ты говоришь, что вы рыбачили у берегов Турции, а сейчас-то мы находимся у берегов Греции, или скорее, даже Италии? Выходит, вы браконьерством занимались?
– Какое браконьерство, слушай?! Просто меня подводным течением отнесло, – забеспокоился почему-то Саидка.
«Что-то темнит, парнишка!» – подумал я, но особо разбираться не стал. Пусть будет подводное течение. В конце концов, не моего государства это дело.
Насколько я понял, мы медленно пробирались в глубины моря. Это было заметно, по постепенно сгущающейся темноте вокруг нас и окраске окружающих рыб. Они становились темнее, невзрачнее, а многие из них попросту валялись на дне, приплюснутые давлением. Но почему-то на нас это давление совершенно не действовало, хотя, по всем законам нас уже давно должно было раздавить, как таракана тапочкой. Это тоже было необъяснимо. Мне необходимо было как-то осмыслить мое нынешнее положение. Осмысление я решил начать поэтапно. Начну, пожалуй, опять же, с дыхания. И я принялся рассуждать.
– Нет, Саидка, я думаю, тут дело не в водорослях. Слишком бы это было просто. Во-первых, все водоросли, а не только ульва, поглощают углекислый газ и выделяют кислород. – Размышлял я, меняя на ходу, вернее, на плаву, свои турунды в носу и на всякий случай при этом задерживая дыхание. – Люди давно бы додумались до такого простого решения, а не таскали бы на себе акваланги. А, кроме того, ты не задумывался, как мы с тобой понимаем друг друга? Ты что, учил русский язык?
– Нет, никогда не учил.
– Вот видишь! – даже обрадовался я. – А я не знаю турецкого, а тем более черепашьего. Как же мы тогда все общаемся? Я лично говорю по-русски. А ты, на каком языке?
– На турецком, понятное дело. Я другого и не знаю! – признался Саидка. – Ай, не заморачивайся по пустякам! Здесь все говорят на одном: и рыбы, и русалки, и мы с тобой, а как – я и сам не могу понять. Булькаем себе и булькаем.
При очередной замене турунд я попробовал дыхнуть без водорослей. Будь, что будет! Но со мной ровным счетом ничего страшного не произошло. Я даже воды не нахлебался, как ожидал. И дышалось нормально, даже лучше, потому что ничего не свербело в носу.
– Саидка, слушай, а ведь я и без водорослей дышу! – обрадовано завопил я.
Тот недоверчиво посмотрел на меня, заглянул в мой нос, чтобы убедиться, что я действительно дышу без турунд.
– Не, я все же побаиваюсь…
– Если я дышу, то почему же ты не можешь? Вытаскивай их на фиг!
– Не, я подожду немного.
– Ну, смотри, как знаешь.
Минут через десять Саидка, присматривавшийся ко мне, все-таки решил последовать моему примеру и тоже выдернул их из носа.
– Живой? – спросил я его.
– Нормально!
Обнаружился лишь один недостаток: без турунд в нос набивалась всякая мелочь: дафнии, амебы там разные. Все равно, как мелкая мошкара летом. Из-за этого приходилось часто высмаркиваться, или чихать. В остальном, дышать было терпимо, а если еще куском водорослей отгонять, как веточкой, всю эту мелочь, то совсем хорошо получалось…
– Это же надо, а! – возмутился вдруг Саидка.
– Чего ты?
– Пять лет ерунду всякую в нос совать! Где ты раньше был?
– Ты что, хочешь сказать, что мне надо было бы раньше утонуть?
– Нет, я не то хотел сказать… – смутился Саидка. – Слушай, а как мне тебя представить Нептуну? А то заболтались мы с тобой, я даже и не спросил, как тебя звать, – быстренько сменил он неприятную тему.
– Зю, – непроизвольно вырвалось у меня имя, ходящее последнее время в институтском кругу.
– Как? – удивился Саидка. – Странное имя. Я что-то такого не слышал.
Пришлось объяснять ему, что вообще-то я, по паспорту, Владимир Болкунидзе, но в институте моя фамилия претерпела некую эволюцию. В самом начале моего обучения, когда меня назначили запевалой роты за мою недюжинную способность орать, я сразу же превратился в Кикабидзе. Чуть позже, когда я на спор съел бачок гороховой каши и при этом остался жив, я автоматически превратился в Камикадзе. Потом, по военно-морской традиции сокращать и превращать в аббревиатуры все слова и словосочетания, я превратился просто в Дзе. Когда же я, хиляк, на тренировке одним хуком отправил в нокаут качка из второго взвода, тогда я уже вполне заслуженно стал носить гордое имя Дзю. Которое, опять же по морской традиции, не говорить длинно, как-то незаметно потеряло первую букву, и я стал называться просто Зю – простенько и со вкусом, как мне кажется. А что, мне лично, очень даже нравится! Хорошо, еще хоть две буквы от моего имени оставили товарищи по взводу, а то могли бы и просто Ю назвать. И на том спасибо.
Насколько я понял, Саидка мало, что уразумел из моих объяснений.
– Зю, так Зю, – как-то разочарованно пожал он плечами. Наверное, он ожидал от меня чего-то более внушительного, типа Ричарда, или Артура какого-нибудь. Ну, уж не обессудьте… Как говорится, чем богаты…
Мимо меня в этот момент проплывала трубка, и я инстинктивно протянул за ней руку: курить хотелось до невозможности, а все мои сигареты, как сами понимаете, превратились в табачную кашу, которую я выкинул, вывернув и прополоскав карман, сразу по прибытии на место моей последней дислокации. Следом за этой кашей отправилась и бесполезная в данной обстановке зажигалка.
– Не лапай, хам! – взвизгнула «трубка» и стремительно уплыла прочь.
– Что это было? – спросил я Саидку, одергивая от неожиданности руку.
– А, это? Рыба-трубка. Да брось ты ее, от нее никакого толку, забудь вообще про курево. Ты лучше посмотри, какой у нас красивый дворец! Ты видел на Земле что-нибудь подобное? – указал он мне на какую-то феерическую фантасмагорию, высветившуюся прямо по курсу. Что-то огромное, переливающееся светящимися огоньками шевелилось, оставаясь при этом на одном месте. Словно какая-то огромная глыбища, покрытая светящейся чешуей, в едва заметной водяной ряби угнездивалась, отыскивая удобное положение.
* * *
Я действительно ничего подобного в своей жизни еще не видел. Какое-то фантастическое нагромождение светящихся и искрящихся камней, смутно напоминавшее формой усеченную пирамиду, что-то вроде индейских. Но самое удивительное было в том, что эти камни были словно живыми, от подводных течений и колебаний воды, они постоянно приходили в движение, колеблясь и принимая самые причудливые фосфорически светящиеся конфигурации, но при этом общая форма усеченной пирамиды сохранялась. Одним словом, светящаяся и переливающаяся плазменная химера. Когда мы подплыли поближе, я пригляделся к этим живым стенам. Оказалось все очень просто, как и все гениальное: огромные валуны, из которых была построена пирамида, были облеплены динофлагеллатами – это особый вид планктона, которые издают короткие вспышки света. А большое скопление этого вида планктона создают столько света, что можно читать газету. Моряки не дадут мне соврать, ночью эти самые динофлагеллаты часто вызывают сияние поверхности моря, когда ее спокойствие не нарушают волны или след от корабля. В детстве я увлекался биологией, и прочитал много книг о подобных чудесах природы. Но одно дело прочитать, а другое – увидеть все это своими глазами… Да, и что это меня, сугубо сухопутного человека, ни разу не видевшего моря до моей практики, понесло в Военно-морской институт? Занялся бы всерьез своей любимой биологией после школы, так не булькал бы сейчас на дне морском с каким-то сомнительным Саидкой.
