Василий Ворон
Весь мир – Тартар
Этим местом был ГУМ. Забравшись повыше, они облокотились о перила на одном из мостиков, перекинутых между торговыми рядами. Заметив, что незнакомец мнется, не решаясь начать, Эно сосредоточился и услышал два голоса: «Не стоит говорить ему все. Откуда ты знаешь, что он собой представляет?» – бубнил один. «Ерунда. Из дневника не похоже, чтобы он был из „этих“», – возражал другой. «Много из твоего дневника можно понять…»
Эно нарушил молчание:
– У вас еще есть возможность определиться окончательно. Либо вы уберетесь туда, откуда пришли, либо расскажете то, что заставило вас позвонить мне. Решайтесь.
Парень взглянул на Эно через свои стекла и облизал сухие губы. «Сначала надо его спросить», – услышал Эно и незнакомец произнес:
– Позвольте вначале задать вам вопрос.
Эно кивнул. Парень огляделся и громким шепотом спросил:
– Вам известно что-нибудь о Книге? Кроме того, что известно всем?
– Известно. Только, боюсь, это вряд ли покажется вам интересным.
Больше парень не колебался.
Вообще-то его звали Виктором. Но отец называл сына не иначе, как Ве́ктор и постепенно оно стало его настоящим именем, вытеснив оригинал. Он жил в той самой коммуналке, что и Илья. Телефон, естественно, стоял в общем для четырёх семей коридоре и шифрограммы слышали все обитатели коммуналки, не придавая им никакого значения. Гораздо большее внимание уделяли разговорам товарища Мамишвили. Когда он говорил с неким Вахтангом из Кутаиси, все заворожено внимали этому эмоциональному потоку, из которого знакомыми островками появлялись время от времени единственные понятные слова, такие, как «преображенский рынок», «рубли» и «зае…сь, генацвале».
Так же как и все, Вектор не отличал шифрограммы Ильи от других разговоров, однако у мальчика была хорошая память и наблюдательность: он мог, например, на слух определить по какому номеру звонил тот или иной человек, сопоставляя длительность треска вращаемого диска с цифрами. Таким образом, ему были известны все телефонные номера, в том числе и номер неведомого ему Юрика, но об этом не догадывались даже родители Вектора. Эно бывал у Ильи очень редко – в комнате, где он жил с матерью, не очень-то можно было посидеть в свое удовольствие, поэтому ни Эно Вектора, ни тот его не видели, но даже если это и случалось, то совершенно не придавали этому значения и тем более не запоминали друг друга.
Тем временем Вектор закончил десятилетку, не особенно блистая аттестатом – отличался он только тягой к гуманитарным дисциплинам, чем очень огорчал преподавателей точных наук, хором твердивших, что с его памятью он бы далеко пошел как математик или физик. Вектор им не внял и поступил в библиотечный техникум. Служба в вооруженных силах ему не грозила – с десяти лет у него начало портиться зрение и в один из дней его без проволочек признали негодным к исполнению почетной обязанности, более точно называемой когда-то «повинностью».
Техникум находился на Щелчке, совсем недалеко от метро, хотя Вектор добирался до него из своих Сокольников на автобусе. Здание было точно таким, как и школа, в которой он учился. Однажды, после окончания первого курса, успешно сдав сессию, Вектор помогал приводить в порядок подвал, захламленный сломанными стульями, столами, подточенными голодными до знаний учащимися, старыми учебными материалами и древним архивом. Когда очередной самосвал был загружен ненужным барахлом, и все разбрелись по двору и опустевшим коридорам техникума дожидаться следующего, Вектор вернулся в подвал и принялся копаться в груде старых учебников, сваленных в двух ящиках, стоявших в дальнем углу, освещенном пыльной лампочкой. Вектор перебирал растрепанные книги, от которых сладковато пахло старой бумагой, пока на самом дне одного из ящиков не наткнулся на толстый бумажный пакет желтого цвета с написанными в углу химическим карандашом буквами «СТ». Вектор присел на краешек уцелевшего после самосвала стула с тремя ножками и аккуратно отодрал заклеенный клапан. В пакете оказалось множество газетных и журнальных вырезок – преимущественно из каких-то иностранных изданий, к которым прилагались рукописные переводы этих самых текстов. И повествовали эти вырезки, собранные, судя по почерку, одним и тем же человеком, о вещах любопытных и странных. Мельком пробежав глазами несколько листков, Вектор аккуратно сложил все обратно в пакет, засунул его под рубашку, благополучно вынес из подвала и переложил в свою сумку. Теперь изо дня в день, улучив момент, когда родителей не было дома, он доставал спрятанный в надежном месте заветный пакет и жадно читал все, что там было.
Из содержимого желтого пакета
Газета «Советская Литва»:
«Человек стоял на привокзальной площади в растянутой майке, старых тренировочных брюках и домашних тапочках. На лице – однодневная щетина и недоумение. Он не знал, ни где находится, ни как он сюда попал.
– Сержант Станисловас. Ваши документы, пожалуйста, – возле человека появился милиционер. Тот растерянно и отстраненно на него посмотрел, неуверенно провел ладонями по бедрам, ощупал пустой задний карман.
– Дома забыли? – подсказал сержант, подозрительно и устало глядя на человека.
– Я… – незнакомец не знал, с чего начать, ибо никакого начала у него не было. – Я не знаю, где мой дом.
Сержант нахмурился:
– Как ваша фамилия?
Человек мучительно пытался что-то достать из пустоты, которая была его памятью.
– Не помню…
Он не умел плакать и грустить: ему некого было оплакивать и не из-за чего печалиться – он не знал, что потерял, и что ждало его впереди. Он был Человеком Ниоткуда, идущим в Никуда.
Он оказался психически здоров. Врач в клинике, куда его привезли из милиции, просил его вспомнить хоть что-нибудь. Человек смог рассказать только о двух вещах, неясно маячивших в его сознании. Это был какой-то полутемный коридор и белый свет, удивительно яркий, но безболезненный для глаз. Больше он не вспомнил ничего.
Таких людей много. Они носят фамилии Непомнящий, Безродный, Найденов. Они незнакомы нам с вами и чужие самим себе. Кто эти люди? Откуда они? Не помню…»
Две вырезки – из испанского журнала и американской газеты – рассказывали о непонятной Книге, в которой были описаны некоторые исторические события – или уже произошедшие, или, что и было особенно интересно, ожидаемые в будущем. Как понял Вектор, таинственная Книга не была представлена одним растиражированным материалом, как, скажем, Библия, а состояла из множества неповторяющихся отдельных частей, которые время от времени и находились. Все найденные части Книги уже прошли проверку временем: описываемые в них события, как в случае с теми катренами Нострадамуса, которые считались расшифрованными, уже произошли. В обеих статьях говорилось, что все части Книги непременно были найдены именно до описываемых там событий, и находили их при весьма странных обстоятельствах. Подробно авторы статей на этом не останавливались, да и весь тон их материалов был каким-то неуверенным и невнятным, будто они во время работы ни в чем не были уверены: даже в том, что их вообще напечатают.
Вектор никого не посветил в свою тайну – ни самых близких друзей, ни родителей. После изучения всех материалов, собранных в желтом пакете, Вектор и сам стал разыскивать и собирать то, что так или иначе повествовало обо всем необычном и странном, а также осторожные и редкие упоминания о Книге. Однако никаких сведений о ней в отечественной прессе он не нашел: советская журналистика смотрела на мир категорически прямолинейно, следуя заветам партии, и сквозь ее по-ленински хитрый, всепонимающий прищур удавалось разглядеть немного. Поэтому он довольствовался в основном слухами, которыми делились на своих кухнях сограждане самой читающей в мире державы. Доступа же к зарубежным источникам Вектор, естественно, не имел, от случая к случаю просматривая гэдээровские еженедельники со спиленными зубами, компенсируя школьную программу по немецкому языку большим словарем, и лишь однажды полистав французскую «Юманитэ» (без всякого, впрочем, успеха на предмет обнаружения в ней интересующих его предметов).
Благополучно закончив техникум, Вектор осел в районной библиотеке неподалеку от Преображенки. К этому времени его соседи по коммуналке – мать и сын Абрамовы – уехали на «историческую родину» и на семью Вектора свалилось неслыханное счастье: освободившуюся тридцатиметровую комнату отдали в их владение. Вектор получил в свое пользование старую жилплощадь, а отец с матерью перебрались в новую.
Прежде чем переехать туда, комнату решили обновить – побелить потолки и поменять обои. А за день до этого Вектор, в одиночестве изучавший новое жилище, обнаружил за радиатором отопления то ли завалившуюся туда, то ли спрятанную толстую ученическую тетрадь в клетку, исписанную от корки до корки. Отметив, что ему везет на подобные находки, Вектор принялся за чтение.
Это был дневник Ильи Абрамова, вернее, один из дневников. И именно из него Вектор узнал и о «диссидентстве», и о телефонном коде – дневник охватывал один из ранних периодов в жизни Ильи. Номер телефона своего друга Юрика Илья там, само собой, не указал, однако Вектор с легкостью извлек его из своей памяти и записал на всякий случай в уголке той же тетради. И случай этот представился, хоть и далеко не сразу.
Началось все с того, что друг Вектора с техникумовских времен зазвал его к себе на дачу, которая находилась в поселке Ивантеевка по Щелковскому шоссе. Они делали туда набеги регулярно – у друга была перешедшая к нему в наследство от отца «копейка», в которую набивался народ, желающий культурно отдохнуть и загружалась снедь, подлежащая уничтожению (правда, не всегда культурному). Библиотекари-библиографы в целом расслаблялись на природе точно так же, как и всякий иной советский труженик. В этот раз было не совсем культурно и очень скучно: друг прихватил где-то двух безобразно глупых девиц, которые отвратительно хихикали и любые действия, предпринимаемые в их адрес – будь то товарищеское рукопожатие или вопрос, как они относятся к творчеству Маяковского – расценивали не иначе как предложение к немедленному соитию. Воспользовавшись очередным таким промахом своего друга, Вектор выскользнул из домика, который стоял с краю дачного поселка и побрел по морозцу к речке, промерзшей, наверное, до самого дна из-за своих небольших размеров. Опровергая эту версию, посреди нее стоял мужик, пытаясь удить рыбу, которой тут, на памяти Вектора, не водилось. Мужик был пьян и одет неподобающим для подледного лова образом – в бежевую дубленку, чиновничью шапку из какого-то дорогого зверя и брючки со стрелочками, заправленными, правда, в валенки. В руках у него была двухметровая бамбуковая удочка, которую он небрежно держал за кончик, опустив толстое основание на лед позади себя. Вектор тоже был нетрезв, иначе ни за что не подошел бы к рыболову. Он остановился у пешни, валявшейся неподалеку, и посмотрел на уходящую в черную лунку леску.
– Клюет? – спросил он у мужика. Тот сдвинул шапку на затылок, громко высморкался в носовой платок и ответил:
– Не-а.
Посмотрев на Вектора, он задал свой вопрос:
– Читаешь много?
– Ну, – буркнул Вектор и зачем-то поправил очки.
– Ну и дурак, – сделал вывод мужик, и походило это все на дошкольный треп в детском саду.
– Сам дурак, – беззлобно парировал Вектор. Мужик насмешливо на него посмотрел и решил продолжить разговор:
– Ну и что вычитал?
– Алкоголь вреден для здоровья, – нашелся Вектор. Мужик энергично кивнул, будто соглашаясь, и с его головы чуть не свалилась шапка. Поправив ее рукой, он сказал:
– Тоже, небось, Книгу разыскиваешь?
Вектор вздрогнул и вгляделся в лицо рыболова, пытаясь понять, что у того на уме. Мужик перехватил конец удочки другой рукой, слазил куда-то за пазуху, выволок оттуда бутылку водки и сунул Вектору:
– Да не бойся, чудик. Выпей вот.
Вектор машинально принял поллитровку, отвинтил колпачок и опрокинул в рот. Ему обожгло нутро, на глазах выступили слезы. Он зажмурился, наугад завинтил горлышко и протянул бутылку в никуда. Когда рыболов ее принял, Вектор вытер глаза, отдышался и снова уставился на мужика. Тот миролюбиво на него смотрел.
– А вы… видели Книгу? – набравшись храбрости, выдохнул вместе с парами водки Вектор. Мужик хохотнул:
– Не-а. Фигня это – Книга ваша. Тебе к Арбузову надо. Если у него крыша еще не съехала.
– К Арбузову?
Мужик молча сунул в руки Вектору свою удочку, снова полез за пазуху и, покряхтев, вытащил оттуда толстую записную книжку и ручку. Полистав ее непослушными пальцами в перчатках, он что-то накарябал на ней и вырвал лист. И, протянув бумажку Вектору, спрятал книжку с ручкой обратно и отобрал свою удочку. Вектор, не разглядывая, сунул листок в карман.
– Водки только с собой возьми побольше, – иронично добавил мужик. – А то он и с лестницы спустить может.
И он захохотал. Вектор попятился, поскользнулся, чуть не упав, и побрел к дому.
Очнулся он на следующий день в машине, когда компания возвращалась в Москву. Девицы разочаровались в нем полностью, и он был этому только рад.
Он вспомнил о мужике с удочкой уже дома, когда обнаружил в кармане листок с каракулями. По-пьяному размашисто на нем был написан адрес дома на Садовом кольце.
Прошла неделя, прежде чем Вектор решился отправиться по этому адресу. По пути он увидел в киоске «союзпечати» новый номер «Огонька», о котором уже слышал из-за материала, напечатанного там, и купил.
