Василий Водовозов
Новый план устройства народной школы
Все-таки мы были бы благодарны г-ну Рачинскому, что он вводит в народную школу Гомера, Шекспира, Пушкина и Жуковского, если бы не одно обстоятельство. Оказывается, что на долю этих писателей вряд ли найдется много досуга. Автор предполагает в основание преподавания русского языка ввести язык церковнославянский со всеми его грамматическими формами, прочесть в школе на этом языке параллельно с русским переводом все евангелие, псалтырь и другие богослужебные книги; по мнению г-на Рачинского, требуется, чтобы с этого языка начинать, а русский язык уже после приложится сам собою. Итак, совсем неразвитые дети, поступая в школу, должны изучать церковнославянскую грамоту, трудную для гимназистов IV класса. И кто будет учить? Мы опасаемся, что и воспитанники духовных семинарий не довольно знакомы с церковнославянским языком, чтоб объяснить все его трудности. Другое дело на второй или на третий год обучения, когда дети утвердятся в русском языке, познакомить их со славянским текстом некоторых молитв и того, что относится к богослужению. Это в состоянии сделать всякий учитель; но есть ли в школе какое-нибудь место для славянской филологии? Послушайте, что говорит сам автор по поводу объяснения псалтыри: «Если в евангелии попадаются кое-где выражения, необъяснимые без обращения к греческому тексту, то в псалтыри на каждом шагу встречаются такие, которые могут быть объяснены лишь сличением и с текстом греческим, и с еврейским» (с. 58). И к чему все это, когда, по свидетельству самого г-на Рачинского, народ уже читает теперь богослужебные книги на русском языке? Разве для догматических прений, какие автор допускает в школе? Он утверждает, что при таком направлении образования народ будет привязан к церкви и никогда не совратится в раскол. Мы же думаем совершенно противное: между другими историческими причинами одна из видных причин распространения раскола была та, что народ, не имевший правильной школы, мог только произвольно толковать писание. Если автор осуждает поверхностное знание в предметах, относящихся к ознакомлению с природой, и потому не допускает их в школу, то как же он вводит и защищает такое знание в предмете, столь важном по его же убеждению. Вывод тут один: не довольно питать прекрасные намерения, надо и понимать что-нибудь. Но оставим вопрос о расколе: мы надеемся, что никто из учеников г-на Рачинского в него не совратится; но и без этого любопытно было бы знать, что происходит в голове юноши, который затвердил сказку Пушкина о царе Салтане, толкования на псалтырь и прочел одну из драм Шекспира, не получив при этом совершенно ни о чем никаких других сведений?..
