Василий Гонзалес
Акционерное Общество «Любовь и Война»
Болид выкатили на залитый осенним солнцем трек. Какая же она красивая, подумал Джон. Пахло горячим металлом и пластиком, резиной и метанолом. Джон любил этот запах. Из пространства для ног извлекли сопротивлявшегося и царапавшегося Ленни, никто и не заметил, когда он успел туда забраться. Джон надел и застегнул шлем, втиснулся в узкий кокпит, Салли пристегнул ремни безопасности, машину завели, она ожила, взвыла, проверили связь, еще раз протестировали телеметрию, еще раз проверили настройки, работоспособность датчиков, можно было стартовать. В шлемофоне раздался голос Салли:
«Джонни, прилетел сам Большой Уилсон, срочно требует тебя. Глуши и поднимайся к нему»
«Салли, я уже на трассе, готов стартовать, пусть подождет»
«Да я ему сказал. Он настаивает, говорит, времени у него нет, а хорошие новости для тебя есть. Он даже двигатель в своем вертолете не выключал. Очень просит. Так и сказал: скажи, мол, я очень прошу»
«Да чтоб его… Окей. Глушу»
Большой Уилсон – мистер Реджинальд Уилсон – для Джона просто Редж – владелец гоночной команды, на которую работал Джон последние два года, для которой завоевал кубок конструкторов, и еще один был на подходе.
– Джонни, дорогой мой, ты меня прости, что вытащил тебя из кокпита. – Без приветствия пророкотал мистер Уилсон, когда Джон переступил порог кабинета. Уилсон был человек-гора: без малого семь футов ростом и почти триста фунтов веса. Телосложение боксера-тяжеловеса, лицо канонического мафиози, при этом умные глаза и изысканные манеры. Впрочем, изысканные манеры не мешали мистеру Уилсону выражаться иногда так же крепко, как портовые грузчики перед дракой. – Ты меня знаешь, я бы никогда не стал отрывать тебя от работы, тем более, вытаскивать из кокпита, если бы не обстоятельства. Мне очень жаль.
– Все нормально, – ответил Джон, усевшись в кресло. – Я в любом случае рад тебя видеть, Редж. Что у тебя такого важного для меня, что ты не можешь сообщить по телефону, а гонишь сюда на вертолете, вытаскиваешь меня из кокпита и извиняешься, будто я барышня из Букингемского дворца, а ты собираешься сделать мне непристойное предложение?
– Я тоже очень рад тебя видеть, Джон. – Мистер Уилсон уселся напротив. – Это чертовски несправедливо, что мы с тобой так много общаемся, а вживую видимся в лучшем случае два раза в год и даже не можем опрокинуть по стаканчику. И я в восторге от твоей прозорливости: я действительно собираюсь сделать тебе предложение.
– Судя по ненормальной сладости твоих речей, Редж, – рассмеялся Джон, – ты действительно предложишь мне что-то предосудительное. Учти, я натурал и счастливо женат.
– Как мужчина, ты меня не очень привлекаешь, – подхватил шутку Редж. – Но как гоночный инженер, ты практически бесценен. И вот мое предложение: контракт на следующие два года с повышением зарплаты на пятьдесят процентов.
– Щедро, – осторожно отозвался Джон. Ого, и как ему удалось убедить акционеров, интересно знать, подумал Джон, но вслух ничего не добавил.
– Боюсь, что кто-нибудь окажется щедрее.– Совсем серьезно сказал мистер Уилсон. – Итак, два года, плюс пятьдесят процентов и полная свобода действий. Ответ нужен до конца недели. И я очень рассчитываю, Джонни, что он будет положительным. Ответ сообщи мне напрямую, пожалуйста, а потом уж пусть занимаются агенты, окей? Для меня это очень важно, Джонни.
Они хорошо понимали друг друга. За два года совместной работы у них сложился такой стиль общения, что они позволяли себе многословно и витиевато шутить, но как только речь заходила о чем-то серьезном, оба выражались предельно кратко и прямо.
– Хорошо, Редж. – Ответил Джон. – До конца недели я позвоню тебе. Спасибо за предложение, оно действительно очень хорошее. А сейчас не буду тебя задерживать, и позволь мне пойти покататься на твоей машинке, я придумал для нее новое антикрыло, нужно собрать данные.
– Снова решил сам?
– Нет, Редж, я не говорю, что они плохие пилоты. Но некоторые моменты мне нужно чувствовать самому, своей задницей.
– Твоя задница, наверное, самая дорогая в мире! – рассмеялся мистер Уилсон. – Ок, иди создавай чемпионский болид, мне тоже пора.
Они тепло попрощались, даже обнялись. Ну вот что мне теперь делать, думал Джон, снова спускаясь в паддок. Хотел же на год взять паузу, а тут этот змей-искуситель. Такие деньги на дороге не валяются, от таких денег не отказываются. Еще два сумасшедших года, еще два года Сара фактически без отца, а Мэри без мужа. Саре будет пятнадцать, когда истечет новый контракт. Самый сложный возраст, нужно быть рядом, а я буду в основном в телевизоре. Сколько это стоит? В деньгах это не измеришь. Чертов Уилсон! Уж лучше бы он сказал, что не может продлить контракт. Ладно, не ной, сказал себе Джон, давай за руль и сконцентрируйся на пилотаже.
– Все в порядке, мистер Карсон? – спросил молодой прыщавый механик, кажется, Питер, когда Джон приблизился к болиду.
– Да, Питер, все окей. – ответил Джон. – После тестов зайди к Салли, у него к тебе есть разговор.
А приятно, черт побери, когда тебя так ценят, подумал Джон, выезжая на трассу на ревущем болиде с новым антикрылом. Поехали, моя дорогая, – мысленно обратился Джон к машине, – покажем им, чего мы стоим. Для Джона гоночные машины были женского рода, и он их очень любил, считал воплощением человеческого гения. Выше формульных болидов Джон ставил только современные самолеты и космические корабли. Причем насчет самолетов он не был уверен. И сейчас ему предстояло самое большое удовольствие, которое он мог получить: пара дюжин кругов по трассе на тысячесильной машине. Только бы спина не подвела. А ответ Джиму дам в воскресенье, и не факт, что положительный, я слишком соскучился по Саре и Мэри.
