Василий Брусянин
«Жизнью пользуйся, живущий»…
На улице моросило. Брели пешеходы. Двигались конки. Горело электричество.
Он шёл в толпе пешеходов, всматривался в лица встречных дам и думал о красоте, о женских ласках и о том, как хорошо жить, чувствовать себя здоровым. «Куда хочу – туда иду».
«Чего захочу – то и сделаю».
И под толчком этой мысли он вошёл в табачную, купил папирос и разменял четвертную.
Он любил золото и искренно разочаровался, получив от кассира сдачу трёхрублёвыми бумажками. Скоро, впрочем, и это впечатление изгладилось.
В ресторане Лейнера Казимиров встретил сидящими за отдельным столиком сослуживца Аркашу, молодого человека в очень модных воротничках, и журналиста Пустошкина.
К Аркаше Казимиров относился с уважением и даже подобострастно, потому что у него частенько водились «свободный» деньги. Пустошкин же в большинстве случаев кутил на чужой счёт и в глазах Казимирова проигрывал много.
Когда Казимиров подошёл к ним и поздоровался, Пустошкин проговорил:
– А вот мы здесь сидим и вспоминаем Блудова. Ровно неделю тому назад он сидел вон за тем столиком, – он указал в угол, – и выпивал, а теперь… Странно! Я даже на похоронах не был!
– А если бы умерла известность, вы, наверное, и некролог настрочили бы, – зло ответил журналисту Казимиров.
– Ха-ха-ха! Что вы сердитесь? – рассмеялся журналист.
Казимиров передёрнул плечами и, чтобы переменить разговор, обратился к Аркаше:
– Что ты, Аркаша, нос-то повесил?
– Денег мало, да и так… почему-то скверно настроен…
– Желудок! Желудок плохо варит! – шутил журналист.
Они выпивали и закусывали, но никто из них не мог сказать, что вместе с вином они заражают себя и весельем.
– Какой-то проклятый… скучный сегодня день! – энергично высказался Казимиров, выпил ещё рюмку коньяку и добавил. – Поедем, Аркаша, куда-нибудь, где повеселее… в «Аквариум», что ли…
Они расплатились, распрощались с Пустошкиным и вышли…
– Какая-то ресторанная приживалка этот Пустошкин, – с раздражением в голосе говорил Казимиров, когда они садились на извозчика.
– Аллах с ним, Саша! Я его люблю, он умеет развеселить… Ну, и человек он умный, а с глупыми мне скучно!
Они сидели в извозчичьих санях и перебрасывались отрывочными замечаниями. Проезжая Троицким мостом, Казимиров смотрел на матовые электрические шары, и ему казались они какими-то факелами, как будто навстречу им несли громадного покойника, прикрытого тёмными тучами, нависшими над городом, а по сторонам идут факельщики в тёмных плащах и с фонарями в руках.
– Отчего-то скучно мне, Аркаша, – проговорил он, но его друг не слышал его слов: резкий холодный ветер отнёс в сторону реки его отчаянную жалобу.
В общем зале «Аквариума» было безлюдно, когда они приехали.
Они заняли столик у грота, и Казимиров, ощутивши холодные мурашки, пробежавшие по спине и груди, сказал:
– Ужели я простудился?..
– Ну, какой ты, Саша! – возразил Аркадий. – Выпей ещё коньяку и согреешься…
Они снова пили коньяк, закусывая мятными лепёшками и как люди, мало знающие друг друга, говорили о погоде, точно им не о чем было говорить. Потом Казимиров почему-то увлёкся воспоминанием детства и долго говорил о Днепре, где он рос. Он вспоминал школу, учителей, перешёл к воспоминаниям университетской жизни и закончил проклятием по адресу тех «крикунов», которые помешали ему кончить курс.
