Василий Боярков
Финал роковой проститутки

Глава VII. Зловещий кочегар

Вот так, находясь и в постоянной борьбе за захудалое выживание, и в нескончаемых унижениях, Катенька прожила в государственном детском учреждении четыре года; ей исполнилось одиннадцать лет. Развиваясь, росшее тело обретало привлекательные внешние очертания, и старшие детдомовские мальчики вовсю засматривались на бесподобную, просто прекрасную, девочку. Возможно, из-за повышенного внимания большую часть времени Ветрова и проводила именно с ними? Хотя и среди девчачьей команды она давно уже пользовалась вполне заслуженным стойким авторитетом и считалась лихой да дерзкой «пацанкой», никому не дававшей спуску, способной постоять как за себя саму, так и за менее сильных. Среди несовершеннолетних обитателей детского дома сложилось определённое мнение, что жить с ней лучше мирно, а выяснять отношения – это того не стоит. Похожее суждение укоренилось даже у старших, более рослых, воспитанников. Но не только непреклонным характером выделялась Екатерина! Она показала отличные мыслительные способности, неплохо училась и с лёгкостью осваивала наиболее трудные образовательные предметы, как, впрочем, всю школьную программу – в общем и целом. Получалось, кроме выстраданного умения защищаться, от щедрой природы она получила бесценный дар, выраженный острым умом, мгновенной сообразительностью, необычайно красивой внешностью.

Но!.. Не одни только мальчики заглядывались на привлекательное творение, когда-либо созданное благословенной Вселенной. Однажды она гуляла с двумя приятелями: Петей – мальчиком чуть старше двенадцати лет, обладавшим щуплым телосложением и белобрысыми кучерявыми прядями; Стёпой – пятнадцатилетним юнцом, начинавшим приобретать мужские и сильные формы, выделявшимся чёрными, как смоль, волосами, идентичными им глазами, в чём-то похожими на цыганские. Увлёкшись нехитрой игрой, они вышли к мрачному зданию кирпичной котельной, находившейся в дальнем конце детдомовской территории.

Строение являлось кубическим и имело длину каждой грани, равную десять метров; оно выступало за металлическую ограду и граничило с ней лишь боковой стороной, где монтировалось специальное зарешеченное окошко; входная дверь и каменный уголь находились снаружи, чтобы никто из маленьких обитателей не смог бы приблизиться. Говоря об отопительном работнике, он точно так же не имел на огороженный земельный участок свободного доступа.

Неожиданно, придав себе заговорщицкий вид, Стёпа шипя зашептал:

– Ребят, а знаете ли вы, что в этом доме живёт настоящий чёрт, и страшный и чёрный, как его грязный, вонючий уголь.

– Нет, – задрожав в суеверном испуге, ответила Катя, – а что он там делает?

– Он заманивает туда маленьких мальчиков с девочками, – продолжал злорадный рассказчик вкрадчивым голосом, – потом мучает, жарит их в огненной печке, а затем – когда покроются хрустящей корочкой – жадно съедает.

– Не может быть! – запротестовал напуганный Петя, истерически вздрагивая. – Как же он это делает, если в стене каморки нет даже крохотной дверцы?

– Всё очень просто, – приближаясь к зловещему полушепоту, пересказал Степан страшенную повесть, слышанную им, пока он слыл доверчивым маломерком (она унаследовалась от старших воспитанников), – тёмной-претёмной ночью, когда все ложатся спать, он вырывает глубокую яму, через которую пролезает в детдомовский сад. Затем подходит к жилому зданию, через нижнее окошко залезает вовнутрь и садится в туалете спокойненько ожидать, пока туда не придёт наивный ребёнок. Чёрный чертище резко его хватает и немедленно убегает, утаскивая с собою в жуткую кочегарку. Сразу кидает в горящую печь, неторопливо обжаривает, а после жадно сжирает, начиная с запечённых ручек и ножек, пока не доходит до вкусненькой головы. Особое удовольствие ему доставляют детишкины глазки, а под конец съедает и тёплое сердце.

Мелкие девочка с мальчиком слушали словно заворожённые, не в силах проронить ни кроткого слова: так рассказанная история походила на страшную правду. Вдруг, как будто в реальное подтверждение, в закопчённом окне появилось лицо настолько чудовищное, насколько Екатерина не удержалась, а пронзительно закричав, побежала к основному строению, в минуту суровой опасности показавшемуся ей даже спасительным. Недвусмысленному примеру последовали и остальные спутники, как старший, так же и младший.

Но кто их перепугал? Похоже, зловещая сказка не отдалялась от жизненной истины, а прочерневшая рожа, показавшееся в оконном проёме, принадлежала тому пресловутому кочегару. Он ещё долго смотрел, как от неказистой, зачуханной изнутри и снаружи, постройки удаляются неразумные деточки; он наблюдал за ними большими глазищами, полными неутолимого мужского желания. На странном человеке стоит остановиться особо…

Он виделся не то что б непривлекательной личностью, нет, тот представитель сильного пола имел, ну! просто отталкивающую наружность – настолько был уродлив и страшен. Жутковатый облик выделялся в первую очередь кривобоким лицом, скривлённым на левую сторону; оно казалось таким безобразным, что у всякого, кто видел его впервые, вызывало чувство неодолимого страха. Как же оно представлялось? Во-первых, над правым глазом располагался рогообразный нарост; во-вторых, левая часть лба отображалась намного шире; в-третьих, заскорузлая кожа покрывалась шрамами от перенесённой раньше ветря́ной оспы; в-четвёртых, огромный нос походил на вороний клюв; в-пятых, скривлённые губы дополняли немыслимой безобразности. Ходил отопительный рабочий немного согнувшись – его гнул к земле чудовищный горб, перекосивший и без того невзрачное тело; он создавал неоспоримое ощущение, что одна часть существенно выше другой. Звали его Мухротов Гаврила Свиридович; он обладал немыслимой физической силой, а мускулистые, крепкие руки никак не гармонировали с приведёнными описаниями. Заканчивался невзрачный облик короткими кривыми ногами, делая его гориллообразным, скорее всё же уродливым. Достигнутый возраст составлял чуть более тридцати пяти лет.

Итак, несуразный мужчина выглянул в окошко замызганной кочегарки и поразился от образа чудесной малышки, представшей пред похотливым, плотоядно звериным, взором. Ошарашенный, кочегар долгое время не мог найти спокойного места и взад-вперёд-обратно ходил по вверенным помещениям – обдумывал некий чудовищный замысел…

Ничего не подозревая, озорные проказники вернулись к детскому дому. Юркнули в игровую комнату, где, кое-как отдышавшись, при́нялись обсуждать то жуткое наваждение, что представилось их возбуждёнными взорами всего лишь пару минут назад.

– Вы его видели? – спросил старший мальчик.

– Да, – ответила перепуганная сиротка, – ну и страшила.

– Вот теперь он всяко нас всех запомнил, – продолжал Степан нагонять побольше неимоверного ужасу, – и обязательно выловит – и непременно сожрёт!

– Не может такого быть? – стуча от страха зубами, промолвил вусмерть перепуганный Петя. – Как он попадёт в приютское помещение?

– Я, кажется, уже рассказывал?.. Подстережёт тебя ночью в мальчишечьем туалете, а следом утащит, потом изжарит – и, точно, сожрёт!

– Я теперь ни за что на свете ночью из спальной комнаты никуда не выйду, – сделал младший подросток корректное заключение.

– Да ладно вам!.. – заметила рассудительная Катюша. – В ночное время в ДД никого не пускают, так что никто туда не залезет! Если честно, я его и днём-то ни разу не видела, а значит, ему сюда – вообще! – нельзя заходить.

– Ага, как же… будет он спрашивать хоть чьё-нибудь разрешение, – угрожающе настаивал Стёпа, – придёт сегодняшней ночью, пока все будут спокойно дрыхнуть, а зайдёт так тихо, что его никто и не остановит.

– Да?.. А дежурная воспитательница? – робко вставил двенадцатилетний ребёнок.

– Ха, они что, разве не спящие люди? – презрительно ухмыльнулся второй подросток. – Они, беспробудные сони, спят даже крепче, чем ты или Катька.

– Не слушай его, – твёрдо заверила рациональная девочка, – никто посторонний сюда не придёт – поверь, это неоспоримо! Попробуйте назвать мне хотя бы единственный случай, и укажите, если я окажусь сейчас неправа.

На категоричное утверждение возразить оказалось нечем, и бойкие дети, имея бесценный талант «подолгу ни на чём не зацикливаться», постепенно забыли обо всём, недавно произошедшем.

После того события ми́нуло больше месяца. Примерно в середине июля, когда стояла жаркая, по-летнему удивительная, погода, детдомовских деток построили организованной группой; их повели искупаться в естественном водоёме, расположенном не далее чем в полутора километрах. Местность вокруг была сплошь кустарниковая, переходившая постепенно в лесистую. Для захода в купальный периметр имелось достаточное пространство, предполагавшее что-то около двенадцати метров; само маломерное озерко едва ли доходило, в наибольшем диметре, до четверти километра.

Оказавшись в тёплой, солнцем нагретой, воде, радостные воспитанники при́нялись наслаждаться приятной прохладой; не забывали они незатейливо играть да простодушно резвиться. Весёлые праздники устраивались нечасто, поэтому каждый стремился получить от недолгой забавы как можно большее удовольствие. Как и все остальные, Катя не пожелала пропускать блаженное состояние и безмятежно плескалась в чудесном озёрном источнике.

По окончании освежительной процедуры, шу́мные дети побежали в ближние кустистые насаждения, чтобы отжать в них купальные принадлежности. Распределись следующим образом, как и всегда: шаловливые мальчики отправились влево; стеснительные девочки, соответственно, вправо. Возможно, покажется странным, но Ветрова (поскольку больше общалась с мальчишечьей половиной) незаметно для остальных подружек и, разумеется, детдомовских воспитательниц устремилась за бойкими пацанами. Оказавшись вне зоны видимости, ребячья ватага, вся вместе, остановилась. Екатерине пришлось углубиться немного дальше, пока разнополые друзья окончательно не скрылись из виду. Сняв детский купальник, она интенсивно принялась его выжимать. Вдруг! Прозорливая девочка внезапно почувствовала, как кожа спинная неестественно сжалась, как худенькое тельце сковалось болезненным мышечным спазмом и как вдоль всего позвоночника забегал настойчивый предательский холодок. Хотя сиротка и не являлась излишне пугливой, но сейчас её трепетное сердечко сжалось от незнакомого, до жути пугавшего, ужаса, и на мгновение как будто остановилось.

Не понимая, что именно явилось исходной причиной, Катя, не видя впереди ничего, что предвещает действительную опасность, предположила её наличие сзади, попыталась по-быстрому обернутся – и… тут она обмерла: прямо перед ней стоял страшный кочегар Мухро́тов Гаврила Свиридович. Не давая опомниться, он легко подхватил одиннадцатилетнюю кроху под мышку, зажал ей охрипший роток и потащил, углубляясь в густые кустарники, переходящие в жутковатую чащобу бескрайнего леса.

Удалившись на приличное расстояние, он небрежно бросил потенциальную жертву на голую землю. Какое-то время угрюмо стоял, словно наслаждаясь девчачьими душевными муками. Хотя на самом деле он упивался малолетним, целиком не сформированным, тельцем, чтоб охватиться неестественной нормальному человеку разнузданной похотью и чтоб достигнуть пик извращённого возбуждения. Постепенно маниакальный выродок входил в безумный экстаз, неестественный, ни с чем не сопоставимый, ничем не оправданный. В звероподобном обличии он выглядел настолько ужасным, насколько отвратительный вид напрочь парализовал Екатеринину волю. Тем более что она не окрепла ещё как душевно, так и физически. Всё же, поступая на подсознательном уровне, она попыталась ползти – двигалась неторопливо, как будто в замедленной съёмке, отдаляясь немного в сторонку. Но! Непроизвольное устремление только сильнее подогревало то необузданное желание, что стойко засело в чудовищном лике невиданного страшилы. Осатаневший изверг, он наслаждался беспомощным состоянием и лицезрел на слабую девочку, представшую обалделому взору «в виде дрожавшей от страха несчастной страдалицы». Порочный злодей медленно, но неотъемлемо наступал. Постепенно, созерцая безвольное состояние, в какое удалось повергнуть прелестную кроху, неугомонный ирод возбуждался значительно больше, что, кроме довольного вида, выражалось широко раскрытыми зенками, – обезумевший взгляд застыл и словно остекленел.

Катя, глядя на жуткого изувера, отчётливо понимала, что просить у человека-монстра милосердной пощады окажется бесполезно. Однако! Надежда умирает всегда последней, поэтому она решилась на подсознательную попытку и, едва удерживаясь от слёзных рыданий, с дрожью залепетала:

– Пожалуйста, пощадите меня… не трогайте… я ничего Вам плохого не сделала.

Напротив, незатейливые, казалось, слова явились как команда к началу ужасного действия. Окончательно озверев, половой истязатель набросился на обреченную девочку. Схватил за тонкую шею, потуже сдавил дыхательный путь и собрался вообще парализовать девчоночью волю. Обдавая вонючим, омерзительно противным, дыханием, в котором смешались запахи алкогольные, чесночные, дымные, гадкие, грязный подонок приступил к кошмарному делу.

Как же ей было страшно, мучительно больно! Однако за весь период жестокого истязания Катя не проронила ни малого звука, и одни только крупные слёзы, похожие на большие бриллианты, струились по бледным, и гладким, и исхудалым щекам. Девчушка оказалась неглупой и, задыхаясь от зловонного запаха, исходившего из омерзительной рожи, гориллоподобной и страшной, отчётливо представляла, что жуткие мучения, единственно мучительным ужасом, по-видимому, не кончатся; в не по-детски развитых мыслях она попрощалась с жизнью, а через некоторое время и вовсе лишилась сознания…

В то же время другие мальчишки, обеспокоенные необъяснимо долгим отсутствием, несколько раз её покричали, а не получив успокоительного ответа, побежали назад и рассказали ответственным воспитателям «о нешуточном исчезновении малолетней воспитанницы». Буквально сразу организова́лись быстрые поиски, и взрослые бросились прочесывать кустистые насаждения. Хорошо ещё, определить местоположение измученной девочки оказалось совсем нетрудно: Мухротов, отъявленный выродок, передвигаясь по высокой траве, оставил отчётливый след, подводивший напрямую к жестокому, ни с чем не сравнимому, телесному истязанию.

Успели вовремя! Насладившись бесчеловечным мытарством, безжалостный мучитель искал подсобный предмет, с помощью коего возможно беспрепятственно, а главное (ужасно сказать!) сразу, добить страдающую малышку, подвергнутую немыслимым издевательствам; она давно уже ничего не чувствовала. За невообразимым занятием его и застала – лично директор детского дома. Она моментально всё поняла и властным голосом прокричала:

– Не сметь! И убирайся-ка отсюда быстрее, а завтра явишься ко мне на душещипательную беседу! Ну?! Быстро!

Увидев разгневанную начальницу, недавний изверг обмяк, как побитый пёс, покорно склонился и скореньким шагом засеменил короткими ножками прочь; он всё более удалялся от места ужасного преступления, не выразимого никакими людскими словами. Бессознательную девочку, на руках, перенесли в учрежденческие покои, где постепенно привели её в чувство.

Нетрудно догадаться, что чудовищное событие, крайне жестокое истязание, вызвало б значительный общественный резонанс; в результате (так требовало веление времени) Злыднева Маргарита Петровна не посчитала необходимым афишировать столь тяжкое происшествие, для себя, несомненно, губительное. Подчинённым сотрудникам строго-настрого приказала «поменьше трепаться», как она, презренная, заявила: «Чтобы не уронить честь детского учреждения». Касаясь тирана, страшного кочегара, единственное, что безответственная директриса с бездушным мерзавцем сделала, – провела с ним задушевную, превентивную и профилактическую, беседу. Несмотря на безрассудный поступок, она всё равно оставила презренного подлеца на грязной работе: на низкий оклад никто из нормальных людей особо не шёл и качественную замену найти было попросту невозможно.

Глава VIII. Ночные прогулки

Прошло ещё долгих пять лет. Екатерина расцвела, превратившись в шестнадцатилетнюю девушку, очаровательную, прелестную, восхитительную. Воспитанная на постоянной борьбе, она сделалась твёрдой, наглой, бесстрашной и беспощадной. В недобрую память навсегда врезался случай с отвратительным кочегаром, а главное – безнравственное поведение бесстыжей руководительницы, оставившей насильника безнаказанным. Всей душой она возненавидела презренную директрису и нисколько не скрывала ненавистного чувства, отчасти непреодолимого, а частью, возможно, и страшного.

– Придёт прекрасное время, и Вы за «покрывательство» недоноска-ублюдка ответите, – сказала она однажды, когда ей исполнилось всего лишь четырнадцать лет.

– Поживём увидим, – стало уклончивым ответом, последовавшим от Маргариты Петровны.

С тех пор она всячески притесняла неукротимую бестию, не упуская удобного случая, чтобы если и не ударить, то обязательно «дрянную» девчонку, унизить да, дерзкую, оскорбить. Как утверждала, в назидание остальным, на долгую память потомкам. Дивное дело, применяемые методы только сильнее укрепляли стойкий, уверенно непреклонный, характер и воспитывали несгибаемую, едва не стальную волю, делая детдомовскую сиротку злой, непомерно жестокой. Приобретённые качества Ветрова научилась умело скрывать и никогда не выдавала всеобщему обозрению душившие изнутри живые эмоции; она становилась абсолютно непроницаемой, неподвластной стороннему пониманию. Теперь Екатерина могла, даже испытывая сильную, просто невероятную, душевную боль, мило всем улыбаться и продолжать спокойно общаться – как будто ни в чём не бывало.

Мухротов, наблюдая за Катькой из единственного окошка мрачной, до́ черна загаженной, кочегарки (когда та изредка играла неподалёку), не оставлял зловещие мысли и собирался довершить бесчеловечное истязательство, жуткое и беспощадное, ставшее смыслом опустошённой, никчёмной и никудышной, жизни. Но не только свирепое убийство он намеревался воплотить в безжалостной мести! В той же мере поганого урода, как морального, так и физического, терзали развратные грёзы; он вынашивал умопомрачительную идею, как сможет осуществить чудовищный замысел, в чём-то коварный, а где-то ужасный.

Итак, время шло. Повзрослев, Екатерина сделалась самой старшей среди сиротских девчонок. Как следствие постепенного созревания, у юной красавицы появились интересы диаметрально другие, никак не сочетавшиеся с давними, ещё девчачьими, помыслами. Бесподобная симпатяжка уверенно заглядывалась на взрослых парней, вынашивая далеко не чисто пацанскую дружбу. У неё появились новые секреты, любовные тайны, которыми непременно нужно хоть с кем-то делится. Вольно или невольно, пришлось сдружилась с двумя похожими сверстницами, достигшими пятнадцати и, соответственно, шестнадцати лет.

Первая, помладше, по имени Даша, выделялась пышными формами, развивалась не по годам, но являлась не очень красивой: во-первых, рыжие густые волосы отбросили неприглядную тень на белое личико, усыпав его многочисленными веснушками и сделав не очень приятным; во-вторых, заострённый нос выглядел излишне большим, загнутым книзу своеобразным крючком; в-третьих, зелёные глаза казались безмерными, точь-в-точь как зловредной ведьмы, и всегда светились плутовским озорством, непревзойдённым лукавством; в-четвёртых, бесформенное тело не обладало превосходными формами, а единственное, что было нём особенно привлекательно, – это стройные, ни с чем не сравнимые, ноги. К неброской одежде она относилась совсем неразборчиво и, уподобляясь Катюхе Ветровой, одевалась во что не придётся. Если последнюю (с её-то превосходными внешними данными!) невзрачные одеяния нисколько не портили, рыжеволосая подруга выглядела нелепо, словно разряженная капуста.

Вторая, Анастасия, являлась ей полной противоположностью. Передавая прекрасные формы, можно остановиться на следующих параметрах: она была худощавой, стройной, эффектно сложённой и выделялась нормальным, согласно возрасту, ростом; лицо выглядело настолько красивым, что сравнивалось либо со сказочной феей, либо с загадочной нимфой, либо морской сиреной (последнее подтверждалось миленьким, едва ли не ангельским голоском); большие голубые глаза гармонировали с белокурыми волнистыми локонами; маленький, аккуратненький, словно точёный, нос изящно сочетался с чувственными губами, переходившими в миленький подбородок. В отличии от двух остальных подружек, к верхней одежде сногсшибательная красотка относилась с исключительной скрупулёзностью и выбирала себе лишь самые лучшие вещи. С её чисто женским капризом, принимая во внимание наличие у других непредвзятого отношения, особых затруднений она не испытывала.

Говоря о Екатерине, в ней к наступившему возрасту всё настолько могло показаться воистину совершенным, что с трудом удалось бы найти хоть какой-нибудь маломальский изъян. Сейчас она выглядела изумительно, ни с кем не сравнимо. Вот её подробное описание: первое – на продолговатом, худощавом лице выделялись бездонные очи, наполовину тёмно-голубые, а частью зеленоватые, внешне невинные, но скрывавшие и непреклонную волю, и холодную рассудительность, и (когда необходимо) яростную жестокость; второе – подвижный коралловый рот, лисий, чуть вздёрнутый, нос, смуглые щёки да вечно лукавое выражение передавали огромный ум, непомерную хитрость, отчаянную решимость; третье – густые каштановые волосы захватывались сзади обычным «хвостом», смотрелись эффектно и подчёркивали природную миловидность; четвёртое – невысокий рост прекрасно соотносился со стройной фигурой, выточенной как будто из мрамора; пятое – совсем недетские формы придавали волшебной загадочности; шестое – великолепные ножки, видимо, создавались каким-то умелым, чрезвычайно талантливым, скульптором.

Возвращаясь к их де́вичьей дружбе, становится очевидно, что у них существует ещё и другая жизнь, вторая и тайная. Три девушки-озорницы умудрились подделать ключи от главных ворот; они сделали каждой по одному экземпляру и под огромным секретом, исключительно по ночам, стали покидать расположение детского дома да бегать в поселковый клуб на молодёжную дискотеку. До поры до времени всё было нормально и их невинные, казалось бы, шалости проходили «без сучка без задоринки», пока в один злосчастный момент они, возвращаясь обратно, внезапно не столкнулись с тем самым отвратительным кочегаром, уродливым и опасным. Мгновенно вспомнив пережито́е, связанное с его чудовищной личностью, Ветрова испуганно вскрикнула, на секунду опешила, но быстро взяла себя в руки и гордо посмотрела на ужасного человека, давно уж переведенного ею в разряд заклятых, непримиримых, кровных врагов. Тот сделал вид, что никого не узнал и преспокойно проследовал мимо. Создавалось некое впечатление, что он забыл про мнимый объект похотливого вожделения, но, нет! Мысленно маниакальный выродок злобно заулыбался: он достоверно знал, что именно ему проделать в последующем, в самом ближайшем будущем.

По прошествии двух недель, ми́нувших после того противного случая, сдружившиеся подруги тайно засобирались на поселковые танцы.

– Кто желает сегодня пойти потусить? – спросила Екатерина у двух других девушек, едва лишь наступила очередная суббота.

– Естественно, я, – ответила Настя.

– И, конечно же, я, – поддержала обеих приятельниц Даша.

– Тогда, как только стемнеет, по-тихому собираемся, а следом выходим, как и обычно, вылезая через окошко, расположенное в мальчишечьем туалете, – наставительно промолвила Катя. – Да и!.. Смотрите, не перебудите, как в прошлый раз, младшеньких, а то – ишь! – они тогда «раскудахтались».

Нетрудно догадаться, в девчачьей троице главной считалась именно Ветрова; она пользовалась у остальных подружек серьёзным авторитетом, непререкаемой властью, как, впрочем, и у всей половины воспитанниц детского дома.

– Ты чего собираешься сегодня надеть? – поинтересовалась Анастасия, после того как «основная» подруга закончила инструктировать.

– Наверное, как и всегда, синие джинсы да серую куртку, – небрежно бросила девчоночья атаманша.

Имея бесподобные и лицо и тело, любая одежда к ней подходила безукоризненно, и даже если б Екатерина оделась какой-нибудь непритязательной замарашкой, то продолжала бы выглядеть привлекательной, и приятной, и притягательной.

– Ну, а ты? – обратилась взыскательная блондинка ко второй, менее красивой подруге.

– Я?.. – переспросила Дарья, виновато потупившись, как будто чего-то стесняясь. – Скорее всего, короткую чёрную юбку и красную куртку.

– Отлично! Тогда я надену короткое синее платье, а поверху нашу общую кожанку – никто со справедливой делёжкой не возражает?

– Нет! – хором ответили другие приятельницы и весело засмеялись.

– Итак, с самым насущным вопросом вроде бы всё: с вечерней одёжкой решили, – сделала Ветрова корректное заключение, едва лишь, как все остальные, хорошенечко просмеялась, – теперь дожидаемся позднего времени, а дальше… тс, как и всегда, никому не говорите ни слова.

Договорившись, юные заговорщицы отправились ужинать.

На дворе стоял поздний октябрь, темнело, соответственно, рано, а значит, и первую часть договора выполнить особого труда не составило. В десять часов вечера, исполняя внутренний распорядок, как будто бы завалились спать. Подождав чуть менее часа, пока заснут другие воспитанницы, а с ними дежуривший воспитатель, трое отчаянных девушек неторопливо засобирались; понятно, они старались как можно меньше шуметь. Потихоньку одевшись, поочередно покинули девчачье расположение. Последовали друг за другом на цыпочках, удерживая уличную обувь в руках. Направились в мальчишечий туалет, расположенный на первом этаже, а окнами выходивший на затемнённую территорию.

Оказавшись внутри и не забывая игриво хихикать, они, осторожничая, ещё какое-то время внимательно вслушивались. Едва убедились, что вокруг сравнительно тихо, три дерзкие проказницы след-вслед повылезали в полуметровую квадратную форточку. Чтобы исключить подобные факты, администрация заведения распорядилась забить секретный лаз внушительными гвоздями. Ха-ха, наивные! Пронырливые авантюристки оказались намного хитрее: они аккуратно отжали прибитую створку, заострённые кончики предприимчиво опилили, а оставили одни лишь наружные шляпки. Подготовительные мероприятия провели настолько отменно (ни разу не придерёшься!), что продолжало сохраняться стойкое впечатление, как будто всё остаётся в неизменном, изначально при́данном, виде.

Несанкционированное бегство прошло как по спланированному сценарию. Очутившись на приусадебной территории, сметливые девушки обулись в заранее прихваченные кроссовки и точно так же, стараясь поменьше шуметь и укрываясь в мрачной тени, отбрасываемой внушительным зданием, стали медленно пробираться к закрытым воротам. Весь путь проворные бестии проделали быстро, а закончили его короткой, но стремительной перебежкой. Как издавна завелось и вошло у юрких самовольщиц в привычку, массивный замок отомкнули ключом, закрепленным за рыженькой Дашей. Легонько скрипнув огромной «воротиной», свободные, все трое высыпали наружу, на вольную улицу. Облегчённо вздохнули и, весело щебеча, отправились напрямую к поселковому клубу.

– Ну как, развлечёмся сегодня? – озорно улыбаясь, задалась сакраментальным вопросом не по-детски разодетая Настя.

– Странный, Настасья, у тебя интерес?.. Для чего же тогда мы выбрались? – не совсем корректно ответила Катя. – По-моему, глупо думать, что я бы стала так рисковать, направляясь на скучные посиделки.

– Лично я собираюсь оторваться сегодня по полной программе, – вставила молодая шатенка, – на позапрошлой неделе мне присмотрелся – ТАКОЙ! – симпатичный парень, ну, просто настоящий самец. При одной только мысли о нём моя кровушка сначала вскипает, а затем, ледяная, совсем замирает.

Всем понятно, что детдомовские оторвы давно уже не являлись приличными девственницами и вовсю наслаждались мужскими ласками, половыми сношениями. На полуно́чных молодёжных мероприятиях их знакомства с представителями противоположного пола нередко заканчивались настоящей интимной близостью.

– Каждый раз у тебя какие-то новые?! – игриво воскликнула Настя. – Я вот, в отличии от тебя, уже три недели встречаюсь с одним. Эх! Знали бы вы, какой он порой бывает ласковый?..

– Три недели?.. Хм, это, конечно, срок, – иронично заметила Ветрова и тут же добавила: – Чтобы понять, какой он действительно нежный, так ты возьми и дай мне несравненного красавца на ночку «попробовать».

– Нет, уж дудки! – изобразив наигранное негодование, возразила разнузданная блондинка. – Я сама ещё не насытилась. Как надоест, тогда, пожалуйста… пользуйтесь.

– На том и порешим, – согласилась Екатерина, не позабыв язвительно усмехнуться.

Вот так, за плотскими предвкушениями, детдомовские подруги постепенно приблизились к поселковому Дому культуры. Время приблизилось к двенадцати ночи, и до окончания развлекательного мероприятия оставался примерно час. Естественно, терять его впустую было бы глупо, и рьяные девушки, проскользнув в общей суматохе без проходных билетов, преда́лись энергичному, ничуть не скромному, танцу; одновременно ни одна из них не забывала выглядывать привлекательных молодых людей.

Минуты, отведённые на недолгое счастье, нестерпимо текли, и увеселительная тусовка приближалась к логичному завершению. Вдруг! Как по какой-то негласной команде, словно из неоткуда, появились двое местных парней – кавалеры менее красивых подружек. Приблизившись, они пристроились рядом, образовав некий отдельный круг, и стали изображать некое подобие корявого танца. У Екатерины постоянного партнёра пока ещё не было: уже тогда она знала себе высокую цену, являлась чрезвычайно разборчивой и не подпускала к себе никого «ближе расстояния вытянутой руки»; избирательная особа могла пойти лишь с тем, с кем хотела сама. Местная молодежь давно уже изучила жёсткий, порой беспощадный, характер, в связи с чем не слишком смелые парни старались держаться подальше. Хотя, если честно, глядя на неё, у большинства «голодных самцов», не переставая, текли порочные слюнки и отвисала похотливая челюсть.

Ближе к концу дискотеки счастливые подруги, раскрасневшиеся от явного удовольствия, устремились, сопровождаемые бойфрендами, на выход из клубного здания; обе они отправились прочь, в одно им известное место. Катя в тот неудачливый вечер ни на ком не остановила излишне избирательный выбор, да к ней, впрочем, как-то никто и не подходил; все почему-то старались уклоняться от её завидного общества, пускай и предвзятого, но всё же прекрасного. Положение дел показалось ей необычным, едва ли не удивительным; правдоподобное объяснение так и не находилось. Задетая за живое, удручённая красавица недоумённо вздыхала: «С ума они, что ли, здесь все посходили?» Неожиданно! Необъяснимые «непонятки» развеялись сами собой… Когда обескураженная девушка покинула пределы дискотечного здания, к ней подошёл симпатичный парень; среди поселковых юношей он выделялся непосредственным прозвищем – Бедный.