Василий Арсеньев
Путь борьбы
Я скатился в траншею и встретился глазами с немецким юношей. Подросток, мальчишка… У него, видимо, заклинило винтовку. Я хлестнул его по горлу штык-ножом. Кровь брызнула из разорванной артерии и залила мне лицо. Юноша рухнул на колени и повалился набок. Его перекошенный от страха взгляд я запомнил на всю жизнь. В тот день я не испытывал жалости к врагам, жажда мести преисполняла сердце моё…
Я убивал, но чувствовал досаду. И только! В душе росла пустота…
– А вы знаете, – снова прервал рассказчика Литвинов, – что средняя продолжительность жизни солдата в Сталинграде была двадцать четыре часа, а погибло в этом городе советских людей больше, нежели потеряла Америка за все годы войны? Если бы вы осенью 42-го попали в разрушенный Сталинград, вы бы познали, что такое ад!
– Вы зря думаете, что я не слышал о Сталинграде и беспримерном мужестве его защитников… А моим Сталинградом стал день начала операции «Оверлорд»!
Но вот война окончилась. Я вернулся к своей семье. Пять последующих лет были продолжением прерванного войною счастья. «Пусть будут преступники, гангстеры, погони, – думал я, – главное, чтобы войны больше не было!». В газетах писали, что Советы готовят нападение на США. А вскоре у вас появилось своё атомное оружие, и это известие всколыхнуло Америку! После выступления сенатора Маккарти все поверили, что повсюду советские шпионы. В душах американцев на долгие годы поселился страх. Началась «охота на ведьм», а противостояние в Корее грозило перерасти в новую мировую войну…
Тем временем, Мэри подарила мне второго сына, которого мы назвали Стивеном в честь её отца…
– Не могу не задать этот вопрос, – улыбнулся Литвинов. – Вы… лично вы ненавидели русских?
– А вы любите людей, которые нарушают покой вашего дома? Думаю, что нет! Мы боялись коммунистов как зло, которое посягает на наш образ жизни, на нашу свободу. Страх плавно перетекает в ненависть…
– Недурно вашему поколению промыли мозги, – усмехнулся Литвинов.
– В тот день, – продолжал Стивенсон, – Мэри с детьми уехала к своей матери в Бруклин. Раздался стук в дверь. Я пошёл открывать. На пороге стоял молодой незнакомец.
– Здравствуйте, мистер Стивенсон, – улыбнулся он. – Мы с вами встречались. Но это было давно, даже, кажется, что в другой жизни…
Я недоумённо пожал плечами:
– Не припомню, где бы мог вас видеть?
– Может, вы помните человека по имени Брайан Адамс, дочь которого спасли от рук преступников?
– Вы его знали? – спросил я.
Незнакомец улыбнулся:
– Я и есть Брайан Адамс!
– Вы шутите, милейший? Брайан Адамс умер, будучи стариком!
– В это трудно поверить, но… Я вернулся…
Я подумал, что этот человек смеётся надо мной, и попытался закрыть дверь. Но он ногой помешал мне:
– Вы способны находить людей по энергетическим следам… Хотите, чтобы я всему миру поведал вашу тайну?
Я обомлел:
– Этого никто не может знать!
– Кроме того, кто побывал на том свете… – усмехнулся он.
– Не могу в это поверить!
– А ты попробуй, Джеймс! Может, всё-таки впустишь меня в дом?
Он прошёл в гостиную и по-хозяйски сел на диван.
– Моё новое имя – Джеймс Кинг, теперь мы с тобой тёзки. И я никогда не забуду того, что ты сделал для моей Хелен…
– Неужели это и вправду вы?
– Невероятно, но факт! – он встал и обнял меня. – Джим, дружище, как я рад видеть тебя! Ты, конечно, хочешь знать, как это стало возможно… Я тебе вот что скажу: всё, что было в той жизни, мелко и ничтожно. У меня были деньги, которые я боялся потерять. Теперь всё изменилось, и началась настоящая жизнь… Я вошёл в круг людей, обладающих силой и властью, какие не снились и Рокфеллерам5 с их капиталами и могуществом.
– О ком вы говорите?
– Это планетарный интеллект, сила, управляющая миром! Джим, ты необычный человек. У тебя есть способность, что делает тебя особенным. Но отныне знай, что ты не одинок. Мы готовы принять тебя в свою дружную семью! Мы служим всеобщему благу, мы делаем жизнь на планете лучше, мы боремся с несправедливыми режимами, наши учёные находят лекарства от болезней, которые в прежние времена уносили миллионы жизней, мы ищем эликсир бессмертия. Мы движем науку вперёд и способствуем прогрессу экономики, чтобы на Земле не было голодающих. Мы просвещаем и учим людей быть свободными…
– Вы работаете на правительство?
– У нас одни цели с правительством США, – уклончиво отвечал он. – И одни враги! А враг номер один современной Америки – коммунизм… Ты сочувствуешь Советам, Джим?
– Что вы? – возмутился я. – Если бы я только мог помочь правительству в борьбе с ними!
– Тебе ещё представится такая возможность, – улыбнулся он. – Коммунизм – это зло, которое угрожает всему цивилизованному миру! А у тебя есть талант, который ты зарываешь в землю вместо того, чтобы обратить его на службу людям…
– Я служу людям… в полиции!
– Джим, я говорю тебе совсем о другом. Многим ты поможешь в своей полиции? Ты способен на великие дела в масштабах страны и всего мира… Главное, верь в себя! И пусть ненависть к Советам тебя вдохновит. Помоги нам в борьбе с коммунистами, а благодарить мы умеем! Да, кстати, тебе передавал привет тот, кто спас твою шкуру в Чикаго… А долг платежом красен!
Я вспомнил день своего чудесного избавления:
– И он с вами? Кто же он?
– Ты его увидишь в своё время… Мне важно твоё согласие служить общему благу!
– Что я должен делать?
– Вот это деловой разговор! Завтра придёт человек, который даст тебе все необходимые инструкции. И помни – никому ни слова о нашем разговоре!
– Даже жене?
– Ей – в первую очередь!
На следующий день я впервые увидел Ричарда. Пронзительный взгляд этого человека я узнал бы из тысячи!
– Вы должны найти его, – он протянул мне фотографию с бородатым мужчиной в пиджаке и галстуке.
– Кто это? – спросил я.
– Не ваше дело, – грубо отвечал Ричард. – Это советский шпион…
– А как мне его найти? По одной лишь фотографии?
– Не стоит недооценивать технический прогресс! – сказал Ричард. – Фотография – отпечаток личности человека. Вам ничего больше не нужно…
– Как мне с вами связаться?
– Мы сами найдём вас, – отвечал Ричард и попрощался со мной.
Я впервые за долгие годы снял перчатки, чтобы найти человека… В видении был незнакомый город, и люди говорили на непонятном языке… Моя способность не помогла мне и только породила новые вопросы!
Я обедал в кафе напротив полицейского управления; за мой столик подсел Ричард.
«Они следят за мной?» – подумал я, приветствуя его.
– Нет, – отвечал он на мои мысли, – мы не следим за вами, но знаем, где вы бываете. Как ваши успехи?
– К сожалению, пока порадовать вас нечем…
Ричард равнодушно выслушал меня и сказал:
– В Центре найдут решение, дайте нам немного времени…
– Что еще за Центр? – переспросил я, но он не ответил.
– Решение найдено! – объявил Ричард неделю спустя. – Мы с вами отправляемся в Роли, штат Северная Каролина, где вы пройдёте курс обучения иностранным языкам и географии…
– А как же моя служба, семья?
– Решать вам, мистер Стивенсон, да предлагаем мы только один раз…
Ричард достал чемодан, который оказался доверху набит пачками долларов:
– Это аванс за вашу будущую работу. Такую сумму вы и за десять лет в полиции не заработаете!
Я долго не мог оторвать взгляда от чемодана с деньгами. Сомнение на миг овладело мною, но я поспешил успокоить себя мыслью: «А что может быть плохого в изучении иностранных языков?» – и… согласился.
Я принёс чемодан домой и показал жене:
– Меня приняли на работу в одно правительственное агентство, и мне надо уехать в командировку…
Мэри заплакала от радости, бросилась мне на шею и прошептала:
– Теперь мы сможем дать хорошее образование нашим мальчикам! Когда ты приедешь?
– Командировка может затянуться на год…
– Так долго? – вмиг помрачнела она.
– Не печалься, родная, – утешал я её, – эти деньги послужат на благо тебе и детям, а я скоро вернусь…
В Роли мы приехали поздно вечером, вошли в большое офисное здание, спустились на боковом лифте на подземный этаж, и я оказался в комнате, которая стала мне домом на добрых пять лет…
Рано утром раздался стук в дверь. На пороге стояла красивая молодая женщина. Её звали Милена, она сказала, что будет учить меня русскому языку. Мы вместе завтракали, а она мне называла русские слова, обозначающие столовые приборы и продукты питания. Когда же я не смог повторить их, жестоко отчитала меня:
– Привыкайте, теперь вы будете учиться 24 часа в сутки!
Я понял, что зря расслабился: хрупкая с виду девушка, а характер львицы!
На протяжении года я спал не более двух часов в сутки, запоминал и записывал новые слова. Язык давался мне с великим трудом. Милена разговаривала со мной только по-русски. Мы вместе прогуливались по улицам и паркам города, заходили в магазины. У нас завязывались длинные диалоги. Мне стало доставлять удовольствие общаться на иностранном языке. Но она улыбалась, слушая меня. Я спросил у неё об этом, и она отвечала:
– Русские бы подняли вас на смех с таким произношением.
Когда я подправил свой русский, учительница, с которой я привык проводить время, исчезла из моей жизни так же внезапно, как и появилась в ней…
– Вы испытывали к ней чувство привязанности? – полюбопытствовал Литвинов.
– Она была лет на двадцать моложе меня. И у нас с ней ничего не было (если вы об этом). Да и не мог я забыть о своей жене! Я бы никогда не изменил ей! Мне казалось, что мы с Миленой друзья…
– Вы считаете возможной дружбу между мужчиной и женщиной? – улыбнулся Литвинов.
– Отчего же нет? – нахмурился Джеймс Стивенсон.
– Рано или поздно в дружбу вторгается плотская страсть!
– Видимо, вам лучше знать… Но я продолжу. У меня было немало преподавателей иностранных языков, но запомнил я одну Милену. Мне давали уроки географии и показывали ознакомительные видеофильмы. Проносились перед глазами улицы, площади, здания, парки и скверы городов мира. По окончании обучения я сдавал экзамены…
Незаметно летело время! Я тосковал по семье, представлял, как подрастает Билли, как Стивен делает первые шаги, и с грустью понимал, что его первое слово будет не «папа». Я не мог звонить домой, мне не разрешалось покидать Роли, а друзей в городе у меня не было… Учёные, которых я видел в центре, со мной не общались. Это были весьма странные молчаливые люди!
Меня отпустили домой лишь тогда, когда я с пятой попытки сдал все экзамены на «отлично».
Мэри бросилась мне на шею и разрыдалась в голос:
– Почему ты нас бросил?
У меня сердце кровью обливалось… Я не узнал своих сыновей. Билли поступил в Старшую школу. Он встретил меня холодно, словно чужого человека. Стивен и вовсе долгое время стеснялся меня. Но больше всех удивляла Мэри. Взгляд её выражал решительность, какой не было прежде! На деньги, оставленные мною перед отъездом, она открыла ресторанный бизнес и купила «форд». Я чувствовал свою вину…
Восстановился на службе в полиции. Но изо дня в день ожидал известий от Ричарда… Однако время шло, а ничего в моей жизни не менялось. Я уже думал, что обо мне забыли, но однажды в парке ко мне подошёл человек и сказал:
– Я от Ричарда. Это вам, – он протянул конверт и скрылся из виду… В конверте оказались фотография и записка: «Завтра ровно в шесть в сквере на том же месте». Мужчина на фотографии не был похож на советского шпиона. Впрочем, я не знал, как выглядят шпионы. Я нашёл его в Германии, в Мюнхене…
– Хорошо, мы проверим, – равнодушно проговорил человек от Ричарда, – вам новое задание…
Во втором конверте лежало две фотографии. Число разыскиваемых лиц росло в геометрической прогрессии! Это были весьма странные шпионы, которые думали о формулах и уравнениях и никогда не помышляли о борьбе с правительством США. Мне было несложно находить их, но безотчётное чувство тревоги не покидало меня…
Я помню дни Карибского кризиса 62-го года… Советский Союз вероломно разместил ракеты на Кубе, мир оказался на грани ядерной войны. Последние сомнения, что оставались у меня, и те пропали. Я выкинул все лишние мысли из головы и стал жить жизнью человека, у которого есть всё для счастья: семья, дом и деньги…
Билли учился на юриста в Принстоне, штат Нью-Джерси. Он был моей гордостью, и я хотел ему сказать об этом, но всё откладывал на потом, а в 65-м году Билли забрали в армию. Мэри зарыдала, когда узнала, что его отправляют во Вьетнам.
– Ничего, мужчина должен защищать свою страну! – говорил я. – Скоро он будет дома, война долго не продлится, вот увидишь.
Материнское сердце чуяло беду. Билли не вернулся с той войны! Его тела так и не нашли, – он числился среди пропавших без вести…
А год спустя случилась ещё одна беда. Стивен учился в выпускном классе, но однажды он исчез… Полгода мы его искали, а когда уже отчаялись найти, он явился сам. Но узнать его было непросто. Он отрастил волосы, на нём были разноцветная майка и потёртые джинсы… Мэри, рыдая, обнимала его, а я не сдержался:
– Где ты был, мерзавец?
– В коммуне… – отвечал он, опустив глаза.
– Что за бред ты несёшь? – вскричал я. – Смотри на меня, щенок!
Стивен вырвался из объятий матери и решительно направился к двери. Я схватил его за руку, дёрнул на себя и отвесил ему подзатыльник.
– Ты пожалел бы мать свою, которая ночами не спала, думая о тебе!
В глазах Стивена блеснули огоньки ярости… Он глядел на меня как загнанный зверь и сжимал руки в кулаки, но сдержался от выплеска гнева и выбежал на улицу, громко стукнув парадной дверью. Мэри вскрикнула и, плача, бросилась вдогонку за сыном… Я долго думал о том, что случилось со Стивеном. Где он был, и кто одел его в это тряпьё? Ответов у меня не было…
Мэри вернулась вскоре, но сказала, что Стивена не нашла. Она не умела врать… Через два часа взяла форд и уехала по делам. Я коснулся её фотографии, увидел парк и скамейку, на которой она сидела. Появился Стивен. Мэри поднялась навстречу сыну. Они обнялись. Сколько боли было в сердце матери в этот миг! По её щекам катились слёзы. Слёзы появились и на моём лице! Она жадно смотрела на него и не могла наглядеться…
– Сынок, – произнесли её губы, – неужели ты оставляешь нас?
Он качнул головой, что значило «да».
– А где ты будешь жить? – спросила она.
– Мы живём в коммуне, где всё общее, где все равны и по-настоящему свободны! Мы за любовь и против войны, – вдохновенно говорил Стивен.
– На какие средства вы живёте? – спросила, бледнея, Мэри.
– Не беспокойся, мам, у нас есть деньги, и мы друг другу в помощи не отказываем…
– Вот, возьми, – Мэри протянула ему пачку долларов.
– Нет, мам, не в деньгах счастье! Только любовь и свобода…
Я закрыл глаза, и картинка пропала. «Коммуна, всё общее… – думал я. – Не иначе как промыли мозги ему коммунистической пропагандой! Как я их всех ненавижу! Могу ли я удержать его дома? Хорошо, найду я его и закрою в комнате на ключ. Это что-то изменит? Он всё равно сбежит!»
Вернулась Мэри и потерянным взором поглядела на меня. Я сделал вид, что ничего не заметил, и прошмыгнул в комнату Стивена. Все стены были сплошь обклеены фотографиями. Элвис Пресли, Ливерпульская четвёрка и многие другие, которых я не знал по именам…
– Он их слушал, а не нас. Это они воспитали Стивена и увели его из дома!
Я хотел порвать в клочья фотографии знаменитостей, но, понимая бессмысленность сего поступка, сдержался. Всё зашло слишком далеко и ничего не изменить!
– Стивен, мальчик мой, – заплакал я, – зачем же ты нас оставил?
Я снял свои перчатки и коснулся стола, на котором были его отпечатки пальцев (на этом месте он делал уроки). Я поздно вспомнил, что не увижу его… Молодая вульгарная девица лежала на кровати. Она поднесла сигарету ко рту, затянулась и передала её Стивену. Он вдохнул дым, и я остолбенел. Это был не табак! Они смеялись… Девица раздевалась и целовала его…
Как пали нравы! Куда всё исчезло: наши ценности, мораль, принципы?!
В тот миг как бы туманом заволокло глаза мои…
Я не мог поверить, что мой мальчик ведёт себя столь постыдным образом! Правда оказалась слишком горькой и причиняла боль, которую я должен был держать в себе…
А через месяц Стивен пришёл за деньгами.
– Для чего тебе деньги? – вспылил я. – Чтобы тратить на марихуану и всяких шлюх?
– Откуда ты… – начал он, осекся, а потом бросил с вызовом. – Что если и так?
– Убирайся из этого дома, щенок, и не попадайся мне на глаза!
– Джим, не говори так! Это же наш сын! – всплеснув руками, воскликнула Мэри.
– Он мне больше не сын! Пусть катится отсюда в свою коммуну или к Советам на содержание…
С тех пор я не видел Стивена. Мэри втайне от меня передавала ему деньги. Я делал вид, что ничего не знаю об этих встречах. А потом он автостопом уехал в Сан-Франциско…
– Вы отчего-то искали советский след в этой истории, – заметил Литвинов. – Может, просветите, как ваши «хиппи» связаны с коммунистами?! В Советском Союзе мы не знали, что такое наркотики! Да что там… Я полгода ухаживал за своей будущей женой, прежде чем она позволила приблизиться к себе. Какая еще «свободная любовь»! Коммуну они подцепили, быть может, из советской терминологии, но, пожалуй, что и всё. Да будет вам известно, что «хиппи» – это гремучая смесь из мировоззрений и идеологий всех времён и народов, не исключая философии и религии Востока…
– Я верю, что вы специалист по молодёжным субкультурам, но откуда мне было знать тогда, что они такое? – мрачно парировал Стивенсон.
– Меня больше интересует, когда вы узнали обо мне? – сказал Литвинов.
– В марте 1970 года я увидел во сне сидящего за рулём человека. Он был мертвецки пьян и отчаянно боролся со сном, продолжая ехать по шоссе. Но сон все-таки одолел, и голова его упала на руль. Я закричал, пытаясь разбудить его, но он не мог меня услышать. Машина со всего хода врезалась в бетонный столб…
Литвинов опустил глаза, чтобы не выдать своего волнения.
– Потом, – продолжал рассказчик, – я видел этого человека в больничной палате и еще печальную женщину рядом с ним. А еще было другое видение. Он шёл за гробом, в котором лежало её бледное восковое тело… Этот человек не плакал, но в душе обвинял себя в её смерти…
Литвинов прослезился.
– Вскоре я похоронил десять своих товарищей, – заговорил он, отвернувшись в сторону. – Я чувствовал, что виноват в их гибели, отчаянно убеждал себя в обратном, но не было мне покоя, и борьба продолжалась…
– Я дослужился до помощника шефа полиции, – продолжал Стивенсон, – и работа перестала меня радовать; вскоре я вышел на пенсию. Я сидел дома, был одинок, потерял смысл жизни и чувствовал, как силы покидают меня…
«Жизнь прожита бездарно, – думал я, – старший сын умер, не зная, что я гордился им, младший – ушёл из дома по моей вине!»
Мне было очень плохо…
Мэри тоже страдала, но у неё была работа, ресторанный бизнес. Общее горе не объединяло нас, ибо страдали мы каждый в своём месте и не делились болью…
Я садился на диван, ел бутерброды и смотрел старые фильмы, не замечая, как сон овладевает мною…
Я видел Кинга, он гнался за мной, размахивая большим огненным мечом, и кричал: «Джим, нам надо поговорить!»
– Да, проснёшься ты, наконец?
– Что? – я открыл глаза и увидел тень, нависшую надо мной.
– Джим, просыпайся. Нам надо поговорить…
Но глаза мои слипались.
– Сержант Стивенсон, подъём!
Я вскочил на ноги и вытянулся по струнке. Предо мной стоял Джеймс Кинг.
– Старик, ты не в форме! – улыбнулся он, разглядывая меня.
– Зачем ты пришёл? – я вернулся на прежнее место.
– Как – зачем? Проведать тебя! Мы с тобой так давно не виделись!
– Мог хотя бы для приличия постучаться перед тем, как войти…
– Ну, извини, ты так крепко спишь, что и трубой ангельской тебя не разбудишь! Да только не обычный сон это…
– Что это значит?
– Твой сон слишком похож на смерть…
– Ты двадцать лет не давал о себе знать и вот вдруг объявился. С чего бы это?
– Я не забывал о тебе, Джим, и присматривал за тобой! Но ты был счастлив все эти годы, а теперь приключилась с тобою беда. Ты потерял сыновей, а жена во всём винит тебя. Ты остался один. А силы уже не те, что прежде…
Сон как рукой смахнуло. Я удивился:
– Откуда ты знаешь?
– Ты должен понять, Джим, – мы с тобой связаны незримыми нитями! Теперь я помогу тебе, – ты как прежде будешь молодым и энергичным!
Я усмехнулся. А он окинул меня строгим взглядом:
– Не улыбайся, Джим. В Японии сейчас творят и не такие чудеса! Тебе повезло больше, чем мне. Я прошёл через особый ритуал… Ты же можешь избежать этого. Но надо спешить, пока ещё не поздно…
Я не понимал, о чём он говорит, но слова его внушали доверие. Тогда он протянул мне конверт:
– Это билет на самолёт до Токио, – на завтрашний рейс. В аэропорту тебя встретят…
Я помню высотку в центре Токио и человека в белом халате – доктора Хирохито. Он спросил меня по-японски о группе крови. Я отвечал, что первая группа, резус-фактор – отрицательный.
– Отлично, – сказал он, – значит, проблем не будет…
Я сел в специальное кресло; на руку выше локтя лёг тугой жгут, я стиснул пальцы в кулак; выступили вены… Доктор принёс шприц с бесцветной жидкостью.
– Это лекарство… от старости, – пояснил он и добавил с улыбкой. – Вы помолодеете и проживёте много-много лет!
Мне хотелось верить его словам. Доктор сделал укол, но изменений я поначалу не почувствовал и сказал об этом. Он засмеялся:
– Слишком рано вы забеспокоились. Иные чувствуют перемены лишь спустя месяцы после процедуры…
Помню, я лежал с открытыми глазами в своей комнате и думал о словах доктора. Внезапно я почувствовал небывалый прилив сил: меня охватило желание сыграть в футбол и даже заняться сексом. Я рассказал об этом доктору Хирохито. Он улыбнулся:
– Ну, вот и прекрасно: лекарство подействовало! То ли ещё будет!
Неделю спустя разгладились все морщины на моём лице, кожа заметно помолодела. Прекратились боли в сердце, головные боли, что часто мучили меня. Это было чудо! Я горячо благодарил доктора и предложил ему денег.
– Чудеса мы делаем бесплатно, – отвечал Хирохито с улыбкой на губах.
Мэри, увидев меня, чуть не упала в обморок. Я подхватил её на руки. Мы решили переехать в другой район, чтобы соседи не задавали лишних вопросов. Мэри глядела на своё отражение в зеркале и печально вздыхала:
– Я слишком стара для тебя.
– Ты самая любимая и желанная моя! – говорил я. Однако её переживания отзывались болью в моём сердце: «Надо попросить у Кинга лекарство от старости и для неё. Только где теперь его найти?»
На другой день, когда я проходил мимо кафе, он в окно помахал мне рукой. Я, сияя от радости, зашёл, поздоровался с ним и сказал:
– Это просто чудо!
– Да ты садись, Джим. Можешь что-нибудь себе заказать.
– А ты?
Он скривился:
– Я не хочу.
Тогда я заказал пива у официантки и ненароком уставился ей вслед.
– Говори, зачем звал меня, – нетерпеливо сказал Кинг.
Я с недоумением поглядел на него:
– Ты джин, исполняющий желания?
– Я не «джин», но он пребывает во мне, – обронил он загадочную фразу. – Я догадываюсь, какое желание овладело тобою, и понимаю тебя, но мой ответ – нет… Я помог тебе, как когда-то ты помог моей дочери. Но не требуй от меня невозможного!
– Ты не хочешь помочь моей жене?
– Будь это в моей власти, она была бы молодой уже сейчас!
– Но это же бессмыслица! – возмутился я. – Мне можно, а ей нельзя!
Кинг усмехнулся:
– О чём ты думал, когда пялился на зад той официантки? О своей жене? Забыл разве слова из Писания? Я тебе напомню их: «кто возжелает женщину в сердце своём, тот уже прелюбодействует с ней»!
Я покраснел от стыда:
– С тех пор, как я прошёл процедуру, мысли неподвластны мне. Лекарство доктора Хирохито так подействовало на меня…
– А у него на приёме ты оказался по моей протекции… Стало быть, я во всём виноват! Но да будет тебе известно, доктор Хирохито спас тебе жизнь…
Кинг поспешно вышел из кафе. А неделю спустя Мэри не стало…
Я догадываюсь, о чём вы подумали, но нет. Это был несчастный случай! На перекрёстке в её форд врезался джип, за рулём которого сидел преступник, уходивший от полицейской погони… Она скончалась по дороге в больницу, не приходя в сознание. Я тяжело переживал смерть жены, единственного близкого мне человека… И продолжил ресторанный бизнес Мэри, чтобы не спиться с горя и занять свои мысли.
Я никогда не представлял себя в образе предпринимателя, и мне поначалу нелегко приходилось. Но трудности в те годы меня не смущали. Бизнес быстро пошёл в гору; через пару лет у меня уже была сеть ресторанов в Нью-Йорке, Бостоне и Филадельфии. И я снова женился…
Моя вторая жена Эмили была моложе меня на сорок лет, но она об этом даже не догадывалась. Вскоре после смерти Мэри Ричард принёс мне новые документы, где датой моего рождения значилось 1 декабря 1941 года. В те годы я занимался спортом: бегал по утрам, плавал, в теннис играл…
Семь лет я прожил с Эмили, она была хороша в постели; тратила на шопинг мои деньги, часами разговаривала по телефону с подругами, готовить не умела, и всю работу по дому за неё делала горничная. При разводе Эмили отобрала у меня половину моего бизнеса! И это я ещё легко отделался. Она тоже была довольна и вскоре снова вышла замуж…
Между тем, видения во сне и наяву приходили ко мне всё чаще. Я видел похороны вашей второй жены, – Стивенсон остановился и взглянул на Литвинова. – Я чувствовал вашу боль, и где бы вы ни находились: в аудитории, в кабинете, на улице, – она не отпускала вас…
– Удивительно, – задумчиво проговорил Литвинов. – И какое объяснение находили вы?
– Я не знал, что думать, и спросил у Кинга при встрече…
– Стало быть, от вас они узнали обо мне, – вздохнул Литвинов, снова прервав рассказчика.
– Да, – опустив глаза, отвечал Стивенсон. – Я оказал вам «медвежью услугу», как говорят в России… В то время я часто видел Кинга. Он приходил ко мне в ресторан, заказывал чашку кофе, показывал значок агента ФБР официанту, и тот резво прибегал ко мне… Я был немало удивлён, когда узнал, что Кинг работает в ФБР. Это не увязывалось с образом миллионера Брайана Адамса, которым он был в прошлой жизни!
– Всё правильно, Джим, я был бизнесменом, а ты – полицейским, а теперь всё стало ровно наоборот, – смеялся он.
Мы с ним говорили главным образом о спорте, а я хотел расспросить его о дочери, да всё не решался. Но он знал, что на душе у меня.
– Я видел её… дочь свою, – сказал он однажды, – в последний раз тридцать лет назад, – в тот самый день, когда она выходила замуж. Я был в соборе и издали глядел, как другой человек ведёт мою Хелен к алтарю…
Когда он рассказал эту историю, мне стало жаль его, – я понял, насколько он одинок и несчастен. Кинга заинтересовали мои видения: он расспросил меня о вас и вскоре ушёл…
***
Два года меня не беспокоили. Я надеялся, что обо мне забыли, но однажды «томминокер» стукнул в дверь… Знаете, есть такая песенка о подземных духах.
Нынче ночью, верь не верь
Томминокер стукнул в дверь
Я хотел бы выйти, но не смею.
Я боюсь, он там за закрытой дверью.
– Это последнее задание, – сказал Ричард, передавая фотографию, и я увидел ваше лицо. – Мне нужно знать всё об этом человеке!
В те дни с раннего утра и до позднего вечера я просиживал на диване и разговаривал сам с собой по-русски. Глядя со стороны, можно было бы подумать, что я не в своём уме. Мне не хотелось ни есть, ни пить… Я переживал всё то же, что и вы: боль, страх, волнение, не говоря уже о физиологических потребностях…
Литвинов побледнел.
– Это сродни одержимости! – сказал Стивенсон. – Мне казалось, что я дух, живущий в чужом теле…
– Вы чушь какую-то несёте! – вспылил Литвинов. – Где они бесноватые? Вы хоть одного встречали?
– А вы думаете, что они выглядят как-то по-особенному?
– В Библии, – проговорил Литвинов, – сказано, что это люди небывалой силы, живут в гробах, нападают на прохожих, ходят голыми, кричат всякие несуразности, истязают сами себя…
– Для атеиста вы неплохо знаете Писание! – заметил Стивенсон.
– Я искал истину когда-то, но в Библии нашёл только сомнение… Если Бог существует, то почему в этом мире так много боли и страдания?!
– Пути Господни неисповедимы, дела Божьи непостижимы! – провозгласил Стивенсон.
– Так говорят попы своей пастве, – усмехнулся Литвинов. – Они умеют сочинять сказки!
– В Евангелии речь идёт о человеке, в которого вошёл легион бесов, поэтому он истязал себя и нападал на других. «Моё имя легион, ибо нас много», – процитировал Писание Стивенсон.
– По мне так эта одержимость не что иное, как простое сумасшествие! – насмешливо скривил губы Литвинов. Американец, понимая, что не в силах убедить его, обречённо вздохнул и продолжал:
– Потом вы приехали в Нью-Йорк. А Ричард забрал фотографию и передал мне ещё один чемодан с деньгами…
После этого целых тридцать пять лет я его не видел! Он пришёл ко мне в 22-м году в Париже. Я постарел, а он совсем не изменился.
– Вы обещали оставить меня в покое!
– У меня к вам просьба! Это тот человек, которого вы искали в последний раз. Он представляет угрозу национальной безопасности США. По нашим сведениям, он скрывается в Южной Америке, но он хитёр и способен запутывать следы…
– Не смогли отыскать его и сразу ко мне – Джим помоги! – я засмеялся.
Вы меняли страны и города, переезжали с места на место. Мне большого труда стоило найти вас!
– Стало быть, я перед вами в неоплатном долгу! – съязвил Литвинов. – Благодаря вам, они пришли и вживили в мою голову маячок…
Американец вздохнул:
– Мне очень жаль, что я невольно стал виновником ваших бед. Но в то время я ещё не знал всей правды об этих Центрах! Я видел тех учёных, и мне казалось, что они немного не в себе: вообще не выходят за стены здания, хотя, на первый взгляд, их никто там и не держит.
Андрей Романов говорил, что это некие технологии по воздействию на разум, не так ли?
Литвинов побледнел:
– Вам известно и о моем разговоре?..
– С вашим внуком, – договорил за него Стивенсон. –Андрей Романов, президент России – ваш внук! Да, я видел, как вы шли к нему… Такое не забывается никогда! Способности вашей можно позавидовать. Вам заказали его… Убить собственного внука! И вы пытались сделать это чужими руками, для чего использовали мальчика-студента, подвергнув его испытанию гипнозом.
Джеймс Стивенсон растревожил раны Литвинова.
– Откуда у вас прибор? – раздраженно осведомился он.
– Его мне дал учёный, который сбежал из Центра.
– Оказывается, оттуда можно убежать? – удивился Литвинов.
– Рассказываю, как дело было, – продолжал Стивенсон. – Три месяца назад мне приснился один сон… В нем я видел юношу, который сидел в гостиничном номере и смотрел телевизор. Он насторожился и медленно пошёл к двери.
«Кто там?»
– Мистер Шрайдер, вам надо уходить отсюда. Они идут за вами!
«Кто вы?»
– Я ваш друг! Не хотите – не открывайте. Я пришёл только, чтобы предупредить вас…
Он не сразу открыл дверь. И тогда я увидел самого себя, стоящего на пороге номера 25.
