Ваня Кирпичиков
Иностранное слово
Мать заметила изменения в состоянии сына и пыталась в очередной раз подсунуть ему учебник математики, но нарвалась на мечущиеся в мирах зрачки Ваньки. Она посоветовала ему сходить в туалет и попросить прощения у всех, дабы успокоить глаза. Ванька, не слыша ее и находясь в собственном замкнутом кубе, еще глубже замкнулся и ушел в пучину собственного небытия. Вернувшись оттуда, он помчался в свою церковь-туалет.
Мать поняла данное бегство сына как исполнение ее пожелания и не придала значения этому факту – Ванька часто засиживался в своей богодельне. Но на сей раз пребывание сына в святом месте затянулось. Ванька не вышел оттуда на следующий день и на следующий. Заподозрив неладное, мать подошла к туалету и поинтересовалась у того, кто там должен быть, о существовании его. Ответ был настолько быстр, что слегка ошеломил мать. Ванька грозно пробурчал, что НЕ ВЫЙДЕТ ИЗ ТУАЛЕТА НИКОГДА, ИНАЧЕ ЕГО РОДНОЕ МЕСТО СРАЗУ ПЕРЕСТАНЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ.
Мать не предала значению данные любопытные речи отпрыска. Она всерьёз не восприняла эту словесную блажь, тем более знала, что Ванька и ранее подолгу молился в своем храме. Она твердо понимала, что значит для сына его любимое калоизвергающее место-дучка. Намоленный унитаз и обожествленная туалетная утварь для сына имели высшее предназначение и наполняли смыслом его бытие-отстойник. Вся жизнь Ваньки крутилась вокруг этого святого места. Оно – все помыслы и чаяния потустороннего индивидуума, чьё имя в простом миру зовется Ванькой.
Но прошел еще день. И из туалета никто не выходил. Даже Ванька. Мать в очередной раз постучалась в мир иной, обозначенный как туалет, но получила краткий, подобный выпуску воздуха из известного отверстия, ответ: ”Я ОТСЮДА НИКОГДА НЕ УЙДУ, ТАК КАК ИСЧЕЗНЕТ ТУАЛЕТ”. Дальнейшие переговоры ни к чему не привели – Ванька по-прежнему упорствовал и никак не реагировал на уговоры матери пойти, например, поесть, попить или вообще выйти на улицу, в другую комнату. Повторял как пономарь одно и тоже: ”Если я выйду, то мой любимый унитаз перестанет быть. Если я выйду, то уже не вернусь в свою родную гавань-церковь”. Мать объясняла, как могла, что его любимое место никуда не пропадет и будет вечно. Она умоляла его изменить свои дурные напасти-мысли, объясняла, что туалет не может исчезнуть моментально после того, как Ванька на него перестанет смотреть.
А Незнаев уже не спал третьи сутки. Он панически боялся, что, закрыв глаза, он потеряет пространство туалета, а с ним свой монолитный и непоколебимый мир. Он бился головой о стенки, дверь туалета, чтобы не уснуть и не распрощаться таким образом со смыслом всей своей жизни. Даже моргать Ванька боялся. Если это и делал, то пронзительно вскрикивал, впадая в мимолетную агонию.
Мать под дверью туалета пафосно произносила математические формулы-заклинания, чтобы спасти от отчаяния Ваньку и ее саму. Парадоксальные котангенсы и неуловимые синусы разрывали квартиру, туалет на матрицы и ординаты Минковского, но положительных итогов не было. И не могло быть. Но мать всё голосила и голосила, бесполезно ковыряясь в просторах алгебры и геометрии. Вскрики Ваньки и математический говор матери – вот что наполняло квартиру. Звуковое броуновское движение заполняло туалетно-квартирное пространство, делая его еще более сумасшедшим, чем ранее, в былые спокойные времена.
Наконец, мать, видя никчемность своего дела, решила силой вытащить сына из его кельи-склепа, чтобы он окончательно не убыл оттуда в какой-нибудь адовый ад, если таковой существует для Ваньки. Позвонив в полицию, скорую, она встретила спасателей душ и провела их к святой обители, последнему пристанищу Ваньки. Работники в белых халатах увезли Ваньку в медучреждение, где Незнаев впал в кому. В свою кому. Он не хотел из нее выходить, боясь не увидеть свой родной край – божественный туалет. Умер Ванька только тогда, когда снесли его барачный дом вместе с его родным местом.
