Ваня Кирпичиков
Иностранное слово
Дабы изгнать демона из книги, Незнаев решил окропить ее водой из унитаза. Капли священной влаги, попав на послание другого мира, никак не изменили ситуацию – ”Словарь иностранных слов” продолжал портить воздух туалета. Он по-прежнему был туннелем в мир человеческого порока – ”Сынок, иди учи слова, сынок, иди учи слова…”
Исчерпав терпение и поддавшись терзаниям, мучавшим его фраз, Ванька решился открыть словарь и продолжить читать иностранные слова на букву ”А”. Делал он это, заикаясь и дергаясь всем телом – “атаксия”, “атетоз”. Мать, услышав эти чуждые слова, начала непроизвольно дергаться, материализуя смысл, выброшенных в эфир продуктов словаря. “Атония” – бормотал Ванька. Мать и Незнаев стали вялыми и как бы обмякли, обозначая природу незнакомого словца. “Аутоинтоксикация” – и началась рвота. Почуяв неладное, Ванька прекратил глаголить и испуганно посмотрел на мать, в глазах которой он усмотрел то ли страх, то ли одобрение. Заблеванные лица еще долго вглядывались друг в друга, как в зазеркалье, но не найдя Абсолюта, вернулись в свое пространство, где их по-прежнему ждал родной туалет Ваньки и драная тахта – лежбище матери.
“Лучше больше ничего не читать” – безысходно подытожил Незнаев, утирая остатки извержений своего никчемного дряхлого тельца. Полуумная мать по привычке впала в глубокую себя и находилась там безмерно долго, сливаясь с кроватью-мусоркой.
Ванька швырнул словарь в угол комнаты и убежал в свой молитвенный дом искать защиту. Он хотел быстрее упокоить себя в своей обители, отдохнуть душой, вздохнуть любимым смрадом. Просидев на белом троне-коне, он рассуждал о прошедшем и окончательно решил, что больше не притронется к словарю, даже если нескончаемый бесовский ряд – ”Сынок, иди учи слова, сынок, иди учи слова…”– снова проявит себя в потерянном рае Ваньки.
Однако с магнетизмом книги-демона Незнаев все же не совладал, и понеслись по маленькой квартирке-склепу чужеродные словечки – ”афазия”, ”афакия”, ”аффектация”, ”ахроматопсия”…Их действие пагубно сказывалось на состоянии здоровья жильцов-зомби унылой квартирки. Тела матери и Ваньки трансформировались, переиначивались в зависимости от того, что обозначали иностранные пришельцы-слова. Эти катаклизмы были губительны. Мать представляла собой биологическую развалину, да и сынок также почернел и загнил. А фонтан из слов все не унимался и брызгал, омывал домашний склепик очередными каплями иностранной природы – ”ацидоз”… и далее на “Б” -”блефарит”, ”ботулизм”.
Странно, что Ванька декларировал исключительно медицинские термины, а все остальные по некой причине не приживались на языке глашатая. Названия болезней, их симптомов – вот что витало в атмосфере жилья-погоста.
Почему же бормотание-мольба -”Сынок, иди учи слова, сынок, иди учи слова…” – не прекращалась, если так тяжелы были её последствия? Почему мать, находясь в угнетенном, болезненном положении и наяву приняв всю пагубность значений иностранных слов, не унимается и продолжает нашептывать демоническим голосом эти повеления сыну? Она же мать… Вскоре всё прояснилось.
Ваня, посещая школу-тюрьму, бессознательно стал говорить на уроках и переменах иностранные слова, которые сами собой вылетали чёрными воронами из уст и клевали не только неокрепшие мозги учеников, но шаблонные умы учителей. Заумные незнакомые слова-рубанки строгали окружающее школьное пространство. В глазах школы Ванька стал ученым, образованным школяром. Иностранные мудреные словца повысили его статус. На Ваньку смотрели с уважением. Одноклассники угощали в школьном буфете пирожками, а девочки строили глазки.
Незнаев невпопад произносил иностранные слова, употребляя их спонтанно и бессмысленно, однако этот факт никак не влиял на рост и уважение Ваньки в коллективе. Даже учителя, услышав речи-туманы Незнаева, многозначительно качали головой, говоря о большом будущем Ваньки. Несмотря на незнание школьных предметов, он всегда получал тройки и четверки только за то, что говорил иностранные слова.
