Валерий Замулин
Забытое сражение Огненной дуги

1. Противник проводит широкую вербовку агентуры среди военнослужащих, создаёт группы по 10–15 человек и перебрасывает их в расположение наших войск с разведывательно-диверсионными задачами.

2. На участке Воронежского фронта в самое ближайшее время противник должен перебросить 3–4 разведгруппы»^[152].

Не имея существенных результатов от заброски РДГ, противник большое внимание уделял силовой разведке на переднем крае 7 гв. А. Она систематически проводилась в полосе всех дивизий первого эшелона, но чаще всего с Михайловского плацдарма. Вот лишь один пример, из донесения штаба 25 гв. ск к 18.00 1 июля 1943 г.: «В 1.00 1.07.1943 г. из района Михайловки подошёл танк к переднему краю 238 гв. сп 81 гв. сд и прямой наводкой открыл огонь, ответным огнём наши подразделения вынудили танк отойти. В 2.20 с южной окраины Михайловки противник, до взвода под прикрытием артиллерийского и миномётного огня, пытался вести разведку боем, но был встречен огнём боевого охранения 238 гв. сп, а также подошедшими подразделениями и был отброшен на исходные позиции. У одного убитого немца изъята солдатская книжка, номер части ещё не установлен»^[153].

Но случались и успешные захваты немцами наших бойцов и даже переход на сторону врага красноармейцев, находившихся в боевом охранении. Один из таких случаев произошёл во второй половине дня 4 июля на правом крыле 24 гв. ск. Из оперсводки 72 гв. сд к 4.00 5 июля: «В 17.15 из района сада юго-восточнее Топлинки появилась пехота противника численностью до роты, 10–12 фрицев переправились через реку и достигли переднего края обороны 66 штрафной роты. Ружейно-миномётным огнём противник был отброшен обратно. В это время исчезло 3 бойца, назначено расследование»^[154]. Замечу, что, судя по тому, как стремительно развивалось наступление частей 106 пд утром 5 июля через рубеж 66 оашр, а также по ряду косвенные данных, немцы от этих перебежчиков-штрафников, вероятно, получили довольно ценную информацию о системе огня и обороны на этом участке.

Немаловажное значение разведорганы армейской группы уделяли деятельности по разложению войск армии Шумилова. Эта работа велась изощрённо и масштабно. Большая ставка делалась на межнациональные трения. Стремясь посеять рознь и недоверие между военнослужащими разных национальностей, гитлеровцы настойчиво и кропотливо вели подрывную работу среди бойцов, призванных из разных республик Советского Союза (узбеков, казахов, татар, украинцев). Э. Раус вспоминает о том, как перед началом Курской битвы его подчинённые якобы сумели убедить целую роту узбеков 15 гв. сд перейти на их сторону. Акция почти удалась, но вмешался случай – в одну из ночей, выйдя из своих окопов по направлению к руслу Северского Донца, группа предателей попала на наше минное поле и значительная часть их погибла. «Кроме того, – сетовал генерал, – её обстреляли проснувшиеся артиллеристы. Но результаты этого предприятия сказались немедленно.15-я узбекская стрелковая дивизия была отведена с фронта и расформирована как ненадёжная»^[155].

Хотя Э. Раус был участником тех событий, с этими его утверждениями согласиться трудно. Действительно, такое позорное явление, как дезертирство, в частях 7 гв. А было, хотя относительно других армий, его масштабами она не выделялась. И одной из причин этого явления можно считать определённое воздействие пропаганды противника, особенно на фоне неблагополучного положения в войсках с питанием. Возможно, столь неординарный случай (ушла целая рота!) и имел место, но при изучении документов в ЦАМО РФ подтверждение ему я не нашёл. В беседах со мной (а также в ряде публикаций) ветераны-контрразведчики утверждали, что для оперработников отдела «Смерш», которые курировали стрелковые полки, доводились неформальные планы по вербовке негласных осведомителей, средний расчёт был 50–70 человек на батальон, т. е. 450–600 человек. Учитывая, что в ходе боёв убыль пехоты была высокой, «особисты» старались поднять планку как можно выше, нередко догоняли до сотни осведомителей на батальон. Но как гласит народная пословица, «и на старуху бывает проруха», офицеры спецслужб тоже люди и вполне могли ошибиться. Тем не менее, вызывает сомнение, что при такой системе контроля командованию дивизии не было известно о сговоре не 10–15 человек, а целой роты – не менее 100. Что же касается утверждения о том, что якобы из-за группы изменников отвели с переднего края целую дивизию, да к тому же и расформировали её – это уже откровенная небылица.

Соединение генерала Е. И. Василенко – это стойкая, закалённая в боях дивизия, никогда не расформировывалась, а её отвод с главной полосы на вторую был осуществлён, опять же судя по официальным документам 7 гв. А, по плану ротации войск, который, кстати, был и в вермахте. Судя по всему, эпизод с дезертирами написан генералом по принципу «Слышал звон, да не знаю где он». Подобными приёмами, когда для «украшения» описываемой ситуации придумывали эпизоды, списанные с событий действительно происходивших, но в других местах и не столь масштабных, грешили и советские мемуаристы в погонах. Возможно, основой для этой истории послужил случай, действительно происшедший, но в другой дивизии 7 гв. А. Обратимся к Директиве начальника Генштаба РККА № 00 648 от 25 мая 1943 г.: «12 мая 1943 г. в 213 сд 7 гв. А 12 красноармейцев во главе с командиром отделения перешли на сторону врага, этот переход не был своевременно предотвращён»^[156].

Более подробно причины этого чрезвычайного происшествия изложены в приказе командующего фронтом: «В ночь на 12 мая с. г. с переднего края обороны 793 сп 213 сд перешла на сторону врага группа военнослужащих. Расследованием установлено, что конкретными виновниками, допустившими переход на сторону врага группы красноармейцев, являются: командир 5-й стрелковой роты лейтенант Клеймёнов, зам. командира по политчасти ст. лейтенанат Саттаров, командир отделения Сантагалиев.

Клеймёнов и его заместитель Саттаров не занимались изучением людей в роте, не проверяли несение службы на переднем крае и не принимали мер к пресечению широко распространившемуся в роте чтению фашистских листовок, не реагировали на факты отрицательного отношения бойцов к несению службы, не обеспечили контроль за этими лицами, не проводили с ними необходимую работу.

Командир отделения Сантагалиев, непосредственно наблюдавший переход на сторону противника людей своего отделения, не открыл огонь по изменникам и не попытался помешать переходу какими-либо другими средствами»^[157].

Замечу, что если судить по имеющимся сегодня архивным документам, то это был единственный случай, когда столь значительное число военнослужащих Воронежского фронта перешли на сторону врага в период подготовки к Курской битве. Перечисленные в приказе командиры за бездействие и халатное отношение к своим служебным обязанностям были осуждены военным трибуналом на 10 лет лишения свободы, с заменой этого срока наказания на отбывание 3 месяцев в штрафном батальоне.

Обращусь ещё к одному пассажу из книги генерала Э. Рауса. Те из читателей, кому довелось знакомиться с ней, вероятно, отметили, что описание подготовки своего корпуса к крупнейшей битве автор, по сути, свёл лишь к необычному для военачальника его ранга сетованию о кровожадности русских и их циничном отношении к жизни не только солдат, но и своих детей. В частности, он утверждает, что в полосе его корпуса советские спецслужбы активно использовали для сбора разведданных подростков 8–14 лет и выследить этих необычных агентов было непросто. Только в районе Белгорода было задержано несколько десятков ребят. Из-за этого германскому командованию пришлось выселять всех жителей с прифронтовой полосы. Однако подобную форму разведки, несмотря на её жестокий по отношению к детям характер, использовали обе стороны. Но если действия офицеров советских спецслужб в моральном плане можно в какой-то мере оправдать, ведь они вместе с маленькими гражданами Советского Союза боролись с оккупантами за свободу своей страны, то упрёки недобитого вояки кроме как пропагандистской трескотнёй периода «холодной войны» и не назовёшь. Для примера приведу недавно рассекреченный документ Управления НКВД по Курской области:

«На территории Тимского района… были задержаны 4 подростка, занимавшиеся по сёлам нищенством. Задержанные назвались:

1) Кавериным Виктором, 1931 г. р., уроженцем Курской обл.;

2) Кавериным Геннадием, 1930 г. р., брат Виктора;

3) Азаровым Иваном, 1929 г. р., урож. Курской обл.;

4) Азаровым Николаем, 1928 г. р., урож. Курской обл., брат Азарова Ивана.

По показаниям Кавериных Геннадия и Виктора, незадолго до отступления немцев из Черемисиновского района, зимой 1943 г., учась в школе, они были в числе других подростков использованы немцами в качестве разведчиков.

Геннадий Каверин показал, что немецкий офицер (фамилия неизвестна) из числа учащихся школы отобрал до 20 подростков, пригодных для разведки, и вместе с учительницей Лидией Николаевной (фамилии они не знают, бежала с немцами) обучал их способам, как распознавать и отличать советские танки, орудия, автомашины от немецких.

После непродолжительного обучения группа подростков в составе Каверина Н., Каверина Г., Ермакова А. (13 лет) и Лазыкина И. (12 лет) с разведывательными заданиями была послана на ж. д. разъезд возле г. Щигры, в дер. Дубровку и на ст. Черемисиново. В разведке они пробыли четыре дня и вернулись, доложив, что в этих пунктах находятся немцы, и указали количество замеченных ими танков, орудий и автомашин. Видимо, эта посылка по названному маршруту являлась тренировкой подростков, т. е. в этих пунктах находились немецкие войска.

За два дня до отступления немцев группа подростков, пополненная другими мальчиками, была на автомашине доставлена офицером в г. Щигры и связана там с неким «дядей Ваней». На место в г. Щигры командируем оперработника КРО УНКВД»^[158].

Для быстрого прорыва обороны советских войск, особенно в первые дни «Цитадели», германское командование определённые надежды возлагало на работу своих диверсионных служб непосредственно в тактической зоне. К началу нападения Германии на Советский Союз были сформированы фронтовые разведывательные (абвер-1), разведывательно-диверсионные (абвер-2) и контрразведывательные (абвер-3) формирования, получившие название «абверкоманды». Первоначально планировалось иметь одну абверкоманду на группу армий, затем их число увеличилось. Разведкоманды имели нумерацию, начинающуюся с цифры 100 (например, абверкоманда-104 подчинялась ГА «Юг» и больше известна по позывному её радиостанции как «Сатурн»), диверсионные-200, контрразведывательные-300. Все команды имели свои специальные школы и диверсионно-переправочные пункты «Meldekorpf» (абвер-2 располагал по всему Восточному фронту 8 пунктами). Организационно команды делились на фронтовые группы, которые придавались штабам полевых и танковых армий и занимались непосредственной организацией диверсий и саботажа. С июня 1941 г. и до 14 февраля 1944 г., пока абвер не был расформирован, руководством разведывательно-диверсионной работой на Восточном фронте занимались несколько сменявших друг друга структур («Штаб Walli», «Штаб Ost»), но во всех них присутствовали разведывательно-диверсионные отделы, службы. В мае 1943 г. АГ «Кемпф» получила в подчинение абвергруппу-204, которая ранее входила в состав разгромленной на Волге 6 А. В феврале 1943 г. она была выведена из района Сталинграда на пополнение в Киеве, а к началу мая переброшена в Харьков, где в период подготовки и проведения «Цитадели» занималась подрывной работой в полосе сначала 7 гв. А, а затем и 69 А. В это время её возглавлял ротмистр Эрвин фон Тун Гогнштай. Группа имела свои курсы по подготовке агентов, которые были замаскированы под пересылочный пункт РОА. Первые три диверсионные акции она провела в мае 1943 г. в районе Белгорода, а в конце июня, в ходе подготовки к рывку на Курск, она выдвинулась в район Волчанска.

Главными задачами её разведывательно-диверсионных подразделений были проникновение в тактическую полосу с целью дезорганизации управления оборонявшихся войск путём уничтожения пунктов управления (штабов), связи, захват или убийство командиров частей, подразделений или комендантов гарнизонов крупных узлов сопротивления (ПТОПов), а также предотвращение подрывов важных объектов инфраструктуры в полосе наступления боевых групп своих войск (мостов, плотин и т. д.). Кроме того, одетые в форму бойцов и командиров Красной Армии диверсанты должны были создавать условия для возникновения паники непосредственно на передовой во время атак. Несколько опережая события, отмечу, что уже в первые несколько часов после начала наступления АГ «Кемпф» штабы батальонов, полков, а во второй половине дня даже на КП одной из дивизий войск 7 гв. А, удерживавшей главную полосу, подверглись мощной атаке диверсантов абвергруппы-204. Но, к счастью, планы гитлеровцев гвардейцам удалось сорвать. Такая же структура, но под названием абвергруппа-206, в период Курской битвы находилась и в составе соседней 4 ТА^[159].

Подводя итог сказанному, с уверенностью можно утверждать следующее.

Во-первых, к началу операции «Цитадель» АГ «Кемпф» по укомплектованности и подготовке войск заметно уступала 4 ТА, с которой она должна была тесно взаимодействовать на протяжении всего наступления. А учитывая, что армейские полосы обороны Воронежского фронта, которые ей предстояло преодолеть, по степени укреплённости были сопоставимы с теми, что должны были прорывать войска Гота, да к тому же усилены поймой Северского Донца, стоявшие задачи глубокого прорыва вплоть до Скородного были для неё изначально неподъёмными.

Во-вторых, тем не менее, В. Кемпф располагал достаточно сильной группировкой войск, которая при определённых условиях была способна выполнить задачу первого этапа «Цитадели»: не просто прикрыть фланг 4 ТА, но и оказать существенную помощь ей в сражении под Прохоровкой, которое было запланировано Готом и Манштейном в мае 1943 г.

В-третьих, условий для достижения успеха армейской группой на первом этапе было два. Это более тщательное планирование наступления (в первую очередь 3 тк). В период подготовки командование и группы, и корпуса Брайта явно недооценило прочность советской обороны. Да оно её как следует и не знало. Отсутствие чётко определённого направления главного удара 3 тк, при неодинаковых условиях местности и укреплённости позиций 7 гв. А, а также заведомо провальный план атаки с Михайловского плацдарма целой танковой дивизии, которую требовалось ещё туда перебросить по хорошо известным советской стороне мостам, является ясным тому свидетельством. Кроме того, была допущена серьёзная ошибка при планировании использования авиации, как известно, основные силы 8 ак 5 июля будут брошены на поддержку 2 тк СС. Хотя войска Кемпфа, готовившиеся форсировать реку, а затем прорывать глубокоэшелонированную полосу обороны, крайне нуждались в ней хотя бы в первые сутки операции, при преодолении главной полосы 7 гв. А, для уничтожения мощного узла сопротивления на смежных флангах ударных группировок Гота и Кемпфа у Старого Города (рубеж 81 гв. сд). Ведь как покажут дальнейшие события, именно на правом крыле 7 гв. А и стыке с 6 гв. А немецкие войска в первые часы наступления получат наиболее сильный отпор и даже будут вынуждены отходить (168 пд).

В-четвёртых, знакомясь с процессом планирования и подготовки летнего наступления группы Манштейна, в том числе и АГ «Кемпф», на основе трофейных документов, создаётся впечатление, что руководство ГА «Юг», как впрочем, и ОКХ, с одной стороны, часто объективно было не в состоянии помочь армейской группе в решении важных проблем (например, с пехотой), а с другой – «заворожённые» стремлением создать из 4 ТА «суперпробивной клин», они явно недооценили то влияние, которое может оказать на ход всей «Цитадели» провал её наступления.

Вообще при подготовке Курской битвы в поступках немецких генералов (особенно на последней стадии) чувствуется нервозность и нарастающая тревога. Вслед за фюрером они явно теряли чувство реального и рационального. Об этом, например, свидетельствует ситуация с резервами. Отбросив все принципы и практический опыт войны, они с завидным упорством стремились бросить в бой 5 июля 1943 г. сразу все имеющиеся танковые соединения. Даже Гот, славившийся своим трезвым умом и «железной хваткой» при отстаивании собственной точки зрения, запланировав первоначально (в апреле) оставить 3 тд в резерве и ввести её в сражение лишь 6 июля, уже при подготовке своего нового плана (конец мая) круто меняет это решение. Или то же стремление сконцентрировать более четырех сотен бронеединиц в руках командира одной дивизии (мд «Великая Германия»), где можно обойтись и двумя сотнями, в то время как соседнее объединение (АГ «Кемпф») имеет дивизии, которые укомплектованы танками чуть больше чем на 60 %. Всё это трудно объяснить лишь решениями «сумасшедшего ефрейтора» и желанием генералов быть лишь исполнительными солдатами. К счастью, мне не довелось пройти горнило той войны, но, как говорили ветераны, человек на войне ежеминутно ходит рядом со смертью, и высокий боевой дух, вера в правоту своего дела – это важнейшая составляющая успеха в самые критические моменты сражения. Они мобилизуют его скрытые ресурсы, концентрируют волю и силы, поэтому кажется, что он в безвыходном положении творит настоящие чудеса. Однако те, кто привёл свои армии и корпуса на поля под Белгород и Орёл, не были вдохновлены этими высокими чувствами. Страх и ощущение надвигающейся катастрофы, а значит, и расплаты за содеянное, довлели над ними, угнетали их разум и чувства. Да они и сами это не скрывали в своих книгах, опубликованных после 1945-го. Не надо быть провидцем, чтобы понять – война была уже проиграна, а Курск – это рывок в никуда.

Надеюсь, что читатель не осудит меня за несколько пространное и, возможно, пафосное авторское отступление, а теперь вернёмся к основной теме исследования.

Глава 3
5 июля 1943 г. Начала конца трагифарса

С середины июня общее напряжение в войсках на Курской дуге стало стремительно нарастать. И возникла необычная для войны ситуация: командующие войсками противоборствующих сторон на юге выступа практически одновременно поставили перед военно-политическим руководством своих стран – СССР и Германии вопрос о немедленном начале активных действий. Всё планы Москвы на лето основывались на предположении, что первым в наступление должен перейти противник. Хотя уже в конце весны Н. Ф. Ватутин предлагал нанести мощный упреждающий удар по белгородско-харьковской группировке, мотивируя это тем, что немцы ещё не смогли полностью оправиться от понесённых потерь в ходе зимней и весенней кампаний. Но идея не нашла поддержки ни в Генштабе, ни в Ставке. И. В. Сталин придерживался мнения, что в складывающейся обстановке наибольшего успеха можно добиться лишь встретив неприятеля на подготовленных рубежах. Но время шло, уже минула вторая неделя лета – самого ценного времени года для ведения боевых действий, а вермахт не проявлял какой-либо заметной активности. Ситуация явно «зависла», и, не понимая, что же происходит, Н. Ф. Ватутин начал проявлять нервозность. Уровень подготовки войск Воронежского фронта в этот момент был как никогда высок, основные проблемы по комплектованию соединений бронетанковой техникой, тяжёлым вооружением и личным составом решены. Поэтому, опасаясь, что будет упущен выгодный момент, 21 июня он вновь поставил перед Ставкой вопрос о переходе в наступление. «По всем имеющимся данным, – писал генерал армии, – противник совершенствует оборону, видимо, подготавливает вторую оборонительную полосу и доукомплектовывает до штата свои пехотные и танковые дивизии. Намерения противника не выявлены. Предполагаю, что противник в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления.

Противник, видимо, ожидает нашего наступления в направлении Богодухов, Валки… Необходимо главный удар наносить для более глубокого обхода района Сумы, Миргород, Полтава с тем, чтобы не только окружить и уничтожить белгородско-харьковскую группировку противника совместно с войсками Юго-Западного фронта, а одновременно окружить и уничтожить сумско-ахтырскую и полтавскую группировки, выйти на западный берег р. Ворсклы и окружить все силы противника, находящиеся к востоку от р. Ворскла.

… Глубина операции на основных направлениях – 300 км. Время, потребное для проведения операции, – 10–15 дней, а с подготовительным периодом – 25–30. Операцию можно начать с середины июля»^[160].

Оценки и выводы, сделанные командующим о неприятеле и его замысле, вполне соответствовали складывавшейся обстановке. Однако и на этот раз под влиянием маршалов Г. К. Жукова и А. М. Василевского Сталин проявил выдержку.

Примерно так же действовал и Манштейн. На протяжении всей весны шли интенсивные консультации и совещания по вопросу генерального наступления на востоке, верхушка вермахта и политическое руководство Германии разделились на две группы – сторонников и противников «Цитадели». В качестве доказательств того, что это предприятие предельно рискованное и есть серьёзная опасность вместо большой победы получить большие неприятности, доводы приводились самые разные: расчёты штабов, данные разведки и аэрофотосъёмки, но ничто из этого не убеждало Гитлера не воплощать свой замысел в жизнь. И на майском совещании, и в дальнейшем не раз он повторял, что эту операцию он считал для вермахта главным делом текущего года. Колоссальный механизм подготовки наступления был запущен на полную мощь и с каждым днём набирал обороты. Из Рейха на восток непрерывно шли эшелоны с горючим, вооружением и техникой, солдатами, мобилизованными не только в Германии, но и во всех оккупированных странах Европы. Если не считать обещанных «пантер» и недостаток пехоты, то ГА «Юг» уже к середине июня получила практически всё, что обещал Берлин. Казалось бы – словесные баталии окончены, решение принято, войска готовы, следующий шаг – наступление. Однако Берлин всё медлил, за минувшие полтора месяца три раза определялись даты начала операции и три раза отменялись. Уже прошли все мыслимые сроки, таяло драгоценное летнее время, а русские тем временем всё глубже зарывались в землю и наращивали резервы. В разговорах старших офицеров всё чаще всплывал призрак Сталинградской катастрофы. После того как наступление, назначенное на 12 июня, вновь было отложено, среди командиров соединений ГА «Юг» прочно закрепилась точка зрения: дальнейшее затягивание проведения «Цитадели» – безумие. Нервничал и В. Кемпф. Э. Раус вспоминал: «Командование армейской группы постоянно выражало своё сожаление по поводу постоянных переносов даты начала операции. В конце концов генерала Кемпф открыто выразил своё недовольство этим на встрече с генерал-полковником Цейцлером, начальником Генерального штаба сухопутных войск. Кемпф утверждал, что противник использует предоставленное ему время не только для перегруппировки частей и создания глубоко эшелонированной обороны, но подтянет стратегический резерв, который сможет отразить наше наступление, перейти в контрнаступление и пробить брешь в рядах наступавших. Тем не менее операция откладывалась»^[161].

Понимая, что выхода не остаётся, фельдмаршал Э. фон Манштейн направил в Берлин письмо, в котором выразил резкое несогласие с постоянными отсрочками наступления. «Он считал, – вспоминал его начальник штаба генерал пехоты Т. Буссе, – что дополнительная затяжка приведёт к потере важнейших предпосылок для успеха этого наступления, наконец начало операции «Цитадель» Гитлер назначил на 5 июля»^[162].

Но вернёмся к событиям непосредственно в войсках противоборствующих сторон в конце июня 1943 г. Несмотря на большие сложности для работы разведки, командованию армейской группы и её соединений всё же удалось собрать достаточный объём данных о гвардейской армии. Главной целью тактической разведки противника было вскрытие её системы оборонительных полос, определение участков дивизий первого эшелона (особенно районов стыков) и места сосредоточения оперативных резервов. Судя по имеющимся сегодня данным, наиболее подробно противник изучил первую позицию главной полосы от русла Северского Донца и до ж. д. насыпи, которая проходила почти параллельно реке. А как строилась оборона 7 гв. А дальше, у командования АГ «Кемпф» представление было смутное. Э. Раус вспоминал, что были определены районы обороны четырёх стрелковых дивизий первого эшелона, удерживавших рубеж по восточному берегу. Поэтому все удары боевых групп корпусов 5 июля были нанесены точно по их стыкам и стыкам их стрелковых полков. Кроме того, командование неприятеля детально изучило отдельные участки, в частности 72 гв. сд, и точно установило место расположения основных огневых точек. Все эти данные, безусловно, помогут войскам Рауса при штурме главной полосы.

С 28 июня 1943 г. войска обеих ударных группировок в районе Курской дуги начали движение в районы выжидательных позиций для рывка. Выдвижение шло по заранее определённому плану и маршрутам. В последних числах мая дивизии, получившие приказ участвовать в «Цитадели», выслали в район Белгорода рекогносцировочные группы для определения путей движения техники и мест развёртывания передовых частей. Параллельно инженерными подразделениями изучались пойма и русло реки. Затем, в начале июня, началась работа по приведению в порядок грунтовых дорог, ведущих непосредственно к переднему краю обороны, ремонту мостов, расширению лесных тропинок и просек, которые могли быть использованы для движения войск. А также в некоторых местах начали скрытно строить свайные мосты через Донец, в том числе и в районе Михайловского плацдарма.

Хотя значительная часть местности на западном берегу была покрыта лесом, она не имела достаточной глубины, чтобы спрятать ту массу войск, которая двигалась к переднему краю. «При выборе исходных позиций для наступления, – писал Г. Функ, – необходимо было произвести тщательную разведку местности с целью выявления имеющихся на ней укрытий, а также заблаговременно обеспечить искусственные укрытия от наблюдения противника. Войска следовало разместить на исходных позициях в рассредоточенном порядке. Местность по обе стороны шоссейной дороги Белгород – Бродок (главная дорога, выделенная для 6 тд. – В.З.) не имела почти никаких естественных масок, препятствовавших наблюдению противника, особенно его авиации. Сама дорога, проходившая по возвышенности, просматривалась из глубины расположения противника. Поэтому движение по этой важнейшей магистрали могло проходить только при наступлении темноты или при плохой видимости»^[163].

Учитывая это, каждой части и подразделению были намечены и специально обозначены маршруты движения и определён график прохода колонн. Все войска, ранее не находившиеся в районе Белгорода, должны были соблюдать полное радиомолчание до особого распоряжения. Из-за этого, кстати, за два дня до начала наступления радиоразведка Воронежского фронта «потеряла» радиостанции 6, 7 и 11 тд и часть зенитных полков ГА «Юг» на Белгородском направлении, которые до этого систематически были в эфире, но затем исчезли, о чём немедленно было доложено Н. Ф. Ватутину. Это явилось одним из сигналов о начале сосредоточения войск противника у переднего края, так как подобный приём маскировки был широко распространён и в Красной Армии.

Первыми двинулись сапёрные части, чуть раньше в лес перед Донцом подошли их специальные рабочие команды (в том числе и из военнопленных), которые рубили деревья для возведения и восстановления, в случае повреждения, мостов и переправ, брёвна очищались от веток и выносились к просекам. Лёгкое переправочное имущество и часть резиновых лодок складировались в зарослях непосредственно на берегу реки и на опушках леса. Но основную часть лодок маскировали в населённых пунктах, в частности, 7 тд складировала их в Соломино, у разрушенных строений. Тяжёлые мостовые конструкции находились на автомашинах, стоявших в лесу в полной готовности по команде выехать к месту наведения переправ. Командир 7 тд вспоминал: «В непосредственной близости от реки, особенно на участке, покрытом лугом и кустарником, в районе Соломино, имелись благоприятные условия для подвоза и заготовки в ночное время переправочных средств и материалов для постройки мостов. На других участках необходимо было обеспечить этой работе должную маскировку. В общем и целом можно сказать, что на нашем берегу в полосе 7 тд условия для внезапной переправы войск на широком фронте были вполне благоприятные»^[164].

На отдельных участках лишённых деревьев, где предстояло наступать корпусу Рауса, его спецподразделения вынуждены были для маскировки сами создавать небольшие «рощицы». Однако этот способ иногда работал против неприятеля и раскрывал его замысел. «Ранним утром в последних числах июня начальник разведки нашего дивизиона Вязовец, наблюдавший за противником в стереотрубу, вдруг обратился к командиру: «Товарищ капитан, посмотрите, что немцы натворили за ночь», – вспоминал зам. командира 1-го дивизиона 155 гв. ап 72 гв. сд Т. З. Виноградов. – Н. И. Савченко прильнул к стереотрубе, подозвал меня. Вот это чудеса! За Донцом, поперёк балки Топлинка, в течение одной ночи «выросла» роща. Эта рукотворная роща-маска закрывала от нашего наблюдения ранее хорошо просматриваемую балку. Этот факт стал ещё одним свидетельством того, что противник готовится к скорому наступлению»^[165].

Разведка фронта день за днём скрупулёзно изучала движение на основных железнодорожных магистралях, крупных шоссе, ведущих в сторону Харькова и Белгорода. Делалось это с целью рассчитать как среднюю численность движения автомашин и составов в обычное время, так и для оценки количества войск и грузов, перевезённых к линии фронта за определённый промежуток времени. Противник знал об этой методике, которая при тщательной перепроверке данных с воздуха и анализе других данных давала достаточно точные результаты. Поэтому сосредоточение сил в первых числах июля шло со всеми мерами предосторожности: артиллерию и бронетехнику подтягивали только ночью, пехоту, боеприпасы и переправочные средства перебрасывали днём, но небольшими группами автомашин, на повозках и пешком.

Чтобы не создавать толчею и суету непосредственно на переднем крае в первые часы наступления, когда только будут создаваться плацдармы, а мосты ещё не готовы, командование 3 тк запланировало выдвинуть танки в два этапа. Первыми, в ночь на 4 июля, на специальных тягачах подвозились «тигры» 505 оттб и вместе с ними в лес подходили штурмовые орудия. Им предстояло уже в первые минуты атаки поддерживать штурмовые группы гренадеров прямой наводкой. Основные же силы танковых полков дивизий находились в нескольких километрах от сосредоточения штурмовых групп, в любой момент готовые двинуться к переправам.