Валерий Замулин
Забытое сражение Огненной дуги

17 июня 1943 г. командир дивизиона направил в ОКХ письмо, в котором чётко указал, что его подразделение к боевым действиям не готово из-за большого числа технических проблем у самоходных орудий. Почти две недели было тихо. По плану наступления АГ «Кемпф» дивизион предполагалось выдвинуть в полосу 3 тк на второй день операции для усиления противотанковой обороны его левого крыла и стыка с ак «Раус». Но лишь в начале июля все, в том числе и ОКХ, вспомнили о том, что подразделение-то к боям не готово. Началось лихорадочное решение проблемы, напряжение нарастало, линии связи накалились, и вот за сутки до наступления настал пик. Причём суть всех звонков, обсуждений и распоряжений в адрес Кемпфа сводилась к одному: по приказу фюрера, мы вам дали «чудо-оружие», используйте его, хотя мы считаем, что непосредственно на поле боя его лучше не выводить, чтобы ненароком не потерять от огня противника, лучше их закопать где-нибудь в тактической зоне. И Манштейн счёл за благо не рисковать этим дорогим «подарком» Берлина и послушал совет ОКХ. Дивизион так и остался в составе 42 ак, но участия в «Цитадели» не принял. Хотя впоследствии, в 1944 г., немцы всё-таки научатся использовать эти орудия, и они стали мощным средством их противотанковой обороны. Я не случайно столь подробно остановился на этом эпизоде, чтобы на конкретном примере показать реальный, а не придуманный после войны германскими генералами процесс подготовки «Цитадели» и то, как в действительности решали насущные проблемы войск те, кто после войны, спасая репутацию военной элиты Рейха, будет рьяно обвинять Гитлера и в провале «Цитадели», и в проигрыше в войне.

Учитывая свои скудные возможности для прорыва переднего края главной полосы, командование армейской группы большие надежды возлагало на артиллерию, в том числе и зенитную, хотя и её было очень мало. К началу Курской битвы 3-е арткомандование, подчинявшееся корпусу Брайта, имело в своём составе: 2/62 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 2/71 ап (150-мм гаубицы), 875-й отдельный дивизион тяжёлой артиллерии (210-мм гаубицы), 99-й и 153-й зенитные артполки, а уже в начале операции будет придан ещё и штаб 612 ап. Более существенное усиление получил ак «Раус», его 153-е арткомандование располагало: 1/21 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 1/77 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 2/54 ап (105-мм лёгкие гаубицы), 4-м, 7-м и 48-м зенитными полками (72 88-мм орудия), 905-м дивизионом штурмовых орудий (31 StuG) и 393-й батареей штурмовых орудий (12 StuG).

Как вспоминал Э. Раус, основная часть запланированного для его соединения усиления начала поступать с конца апреля: «…Три зенитных артполка, имевших на вооружении 72 88-мм орудия и примерно 90 меньшего калибра, были приданы корпусу, чтобы восполнить недостаток артиллерии. Установка командования люфтваффе запрещала подчинение офицеров частей зенитной артиллерии командирам сухопутных войск; поэтому начальники артиллерии корпуса зависели от того, насколько хорошо были налажены их отношения с командиром частей зенитной артиллерии. Это нередко приводило к разногласиям, но в целом система организации оправдывала себя.

…Армейская группа размещала прибывавшие соединения недалеко от Харькова. Части, находившиеся на фронте, отводились в тыл до одной трети сил (усиленная полковая боевая группа) для реорганизации в прифронтовой зоне. Так как первоначально атака была назначена на 4 мая, предпринимались максимальные усилия, чтобы подготовить личный состав и технику»^[142].

Однако Гитлер отложил запланированный на начало мая удар на Курск, и у ГА «Юг» появилась возможность продолжить подготовку войск. К началу июля В. Кемпф смог собрать для «Цитадели» в общей сложности менее 100 000 военнослужащих, из которых только 32 000—34 000 находились непосредственно в боевых соединениях^[143]. Корпуса Брайта и Рауса в общей сложности располагали 36 пехотными батальонами, 344 танками, 75 штурмовыми орудиями, 32 САУ ПТО «Мардер», 317 орудиями полевой артиллерии, 216 зенитками (в том числе 72 шт. 88-мм) и 126 шестиствольными миномётами. Подробно численность и вооружение соединений армейской группы к началу операции «Цитадель» смотри в таблице № 6.

Судя по воспоминаниям немецких генералов, участников Курской битвы, большинству из них уже на первом этапе подготовки было понятно, что реализовать «Цитадель» будет очень тяжело. Красная Армия уже «почувствовала вкус большой победы», заметно возросло мастерство её генералов, окреп дух солдат, с Урала полноводной рекой шли техника и вооружение. Не было сомнения в том, что период затишья на фронте русские постараются использовать не только для пополнения, обучения войск, но и создания мощных оборонительных позиций. Уверенность этому придавали уже первые данные аэрофотосъёмки, которые стали поступать в конце апреля.

Это обстоятельство заставило руководство ГА «Юг» развернуть масштабную и тщательную работу по подготовке своих войск к преодолению глубоко эшелонированной обороны. Следует заметить, что по меркам войны для подготовки летней кампании противоборствующим сторонам времени было отпущено вполне достаточно. Существенной разницей было лишь то, что немецкие ударные соединения, выделенные для «Цитадели», не занимались фортификационными работами, как советские. Боевые подразделения Брайта и Рауса всю весну и в начале лета вели боевую учёбу, поэтому немудрено, что индивидуальная подготовка их солдат и офицеров в целом была заметно выше, чем основной массы бойцов 7 гв. А. Как и Шумилов, Кемпф лично занимался этой работой и нацеливал своих командиров учить войска в первую очередь самому необходимому, что потребуется в ходе предстоящего наступления.

Особое внимание уделялось тому, чтобы командный состав уяснил стоящие перед частями и соединениями задачи и каждый офицер на своём месте включился в процесс освоения наиболее эффективных приёмов и методов для их решения. Во всех дивизиях проводились совещания, теоретические занятия, тактические игры на картах, на основе разведданных и аэрофотосъёмки детально обсуждались устройства советской оборонительной полосы с целью выявить её сильные и слабые стороны. При этом, как вспоминали участники тех событий, на занятиях рассматривались различные варианты развития наступления и перед офицерами ставились такие задачи, с которыми они могут столкнуться в наиболее неблагоприятных условиях. Уже после войны, находясь в советском плену, командир 7 тд генерал Г. фон Функ^[144] писал: «Тактические игры проводились в масштабах армейской группы, её корпусов и особенно часто в 3 тк. При этом обсуждалась и конкретная обстановка. Правый фланг танковой группы, наступающей клином из района Белгорода и южнее через Донец в северо-восточном направлении, может оказаться под угрозой, если примыкающие с юга силы (ак «Раус». – В.З.) не овладеют значительным плацдармом по ту сторону реки. В связи с этим появилась необходимость значительную часть сил танковых соединений, предназначенных для нанесения удара в глубину (в первую очередь 7 тд, находившуюся на правом фланге), использовать для прикрытия фланга. Это ослабление сил на направлении главного удара особенно опасно, потому что, как было известно на основе опыта прежних боёв, русское командование не ограничится только организацией стабильной (позиционной) обороны на Донце и в прилегающих к нему районах, а также подготовит в тыловом районе крупные подвижные резервы для нанесения контрударов.

На основе теоретических занятий строилась практическая подготовка к операции. Обучение складывалось из следующих основных элементов:

1. Форсирование реки:

а. бесшумно и внезапно под прикрытием темноты или дымовой завесы;

б. после мощной огневой подготовки артиллерии и всех видов тяжёлого оружия, при широком использовании авиации.

2. Бой в условиях глубокоэшелонированной обороны противника с разветвлённой системой укреплений новейших типов при учёте различного рода препятствий на местности (балки, противотанковые рвы, дамбы, леса, болота, минные поля и т. д.).

3. Бой на открытой местности с танковыми соединениями противника, особенно усиленными различного рода огневыми средствами.

4. Активная воздушная и наземная разведка, их взаимодействие, а также сдерживающие бои при использовании вспомогательных сил для прикрытия флангов (в том числе и разведданных)»^[145].

Наряду с общими вопросами, которые касались всех родов войск, штабы Брайта и Рауса разработали свои индивидуальные программы подготовки с учётом специфики их войск и задач. Так, зная, что советская сторона в значительных масштабах использовала для укрепления рубежей противопехотные мины, в армейском корпусе упор был сделан на обучении пехотных подразделений сапёрному делу. Технология преодоления минно-взрывных заграждений в вермахте была давно отработана и успешно применялась на практике. Делалось это обычно так. Перед наступлением тщательно изучался участок обороны противника, где намечался прорыв, на предмет выявления минных полей. Затем, если позволяли условия, сапёры ночью на слабо охраняемых участках, используя складки местности, снимали часть мин, одновременно изучая систему минирования. Расчистка же проходов для передовых подразделений на всю глубину полей велась уже в ходе атаки под прикрытием огня танков или артиллерии. В операции «Цитадель» этот приём использовать было невозможно. Так как первая линия советских окопов проходила в нескольких сотнях метров от кромки берега, местность была ровная, вся пристрелянная и укрыться сапёрам от огня было негде. Кроме того, из-за наличия реки в целом ряде мест немцам так и не удалось точно определить местонахождение этих полей на восточном берегу Донца. Поэтому оценка велась по принципу: «Где бы мы минировали, если бы находились на месте обороняющихся?» Поэтому в пехотных дивизиях пытались разрабатывать новую методику преодоления заграждений. Но, как свидетельствует сам Э. Раус, ничего толкового придумать не удавалось. Остановились на наиболее простом, хотя и трудоёмком варианте – провести обучение всех гренадеров штурмовых групп элементарным способам обнаружения и снятия мин.

Вместе с тем, в тылу специально строились (плеными) запруды и водоёмы, где отрабатывались приёмы форсирования водных преград штурмовыми группами вброд и на лодках, захват плацдармов в предполье и создание условий для быстрого наведения лёгких мостов для пехоты и тяжёлого стрелкового вооружения.

Надо отметить, что хотя пехотным соединениям отводилась достаточно важная роль, их комплектование шло по остаточному принципу, как в отношении численности личного состава, так и его качества. Например, гренадерские (не говоря о танковых и артиллерийских) полки танковых дивизий состояли в основном из немцев, с незначительным «вкраплением» поляков. А в пехотных дивизиях численность солдат иных национальностей доходила до 25–30 % и даже выше. В боевых подразделениях находились и военнослужащие РККА, перешедшие на сторону врага, а также молодые люди, призванные в вермахт на оккупированной территории СССР. Такой способ пополнения практиковался, в частности, руководством ак «Раус». Хотя германское командование отдавало предпочтение всё-таки не русским, а представителям других народов Советского Союза: украинцам, уроженцам среднеазиатских республик и особенно казакам. Естественно, что это не могло не сказываться на уровне подготовки, а следовательно, и боеспособности дивизий. Однако мера эта была вынужденная – после более чем трёх лет войны Германия испытывала острый дефицит людских ресурсов.

Сложные и разнообразные задачи приходилось отрабатывать командному составу и 3 тк. В первую очередь это касалось переправы танков, в том числе тяжёлых Т-6, – через реку шириной 70–80 м и выработки тактических приёмов использования бронетехники в первом оперативном эшелоне при прорыве глубоко эшелонированной обороны, насыщенной противотанковыми заграждениями. Завозилось и интенсивно осваивалось войсками мостостроительное и понтонное оборудование, шли тренировки на время по наведению мостов, как через водные преграды, так и через глубокие балки и овраги. Для переправы основной массы войск первоначально планировалось использовать паромы, но, учитывая, что русло реки на участке намеченного прорыва достаточно узкое (в среднем ширина 40–60 м) и мелкое (основные глубины от 1,2–1,5 до 2,5 м), от этой идеи были вынуждены отказаться и остановились на резиновых лодках, свайных мостах и разборных металлических мостовых конструкциях и бродах.

Очень непросто шло планирование и подготовка к переправе 503-го батальона «тигров». Учитывая болотистую пойму реки и значительный вес техники, прорабатывались все способы форсирования – от преодоления вброд до импровизации с подручными средствами. «…Для танков «тигр» требовалось особенно тяжёлое мостовое имущество, которое в дивизии отсутствовало, – вспоминал генерал-майор Г. фон Функ. – На случай, если армейская группа не сможет выделить его в распоряжение дивизии, а также если в ходе операции может понадобиться переправить эти танки через водные преграды, балки и т. д., производились опыты, и довольно успешно, по постройке тяжёлых мостов из мостового имущества типа «К», которым располагала дивизия. Соединением двух одинарных прогонов в один двойной прогон достигалось увеличение грузоподъёмности моста.

Для быстрого преодоления противотанковых рвов с крутыми стенками, отрытых в твёрдом грунте и представлявших трудное препятствие, сапёры танковых соединений изобрели эффективный способ, заключавшийся в разрушении стенок рва подрывными зарядами. При этом образовывались отлогие площадки, по которым танки могли опуститься и подняться, причём орудийный ствол должен был быть обращён назад»^[146].

Параллельно отрабатывались и организационные вопросы. Для увеличения огневой мощи и маневренности артполка танковой дивизии в 1943 г. в его состав был включён дивизион самоходных лафетов. Он состоял из батареи (6 установок) 150-мм тяжёлых полевых гаубиц «Хуммель» и 2 батарей (12 шт.) 105-мм лёгких полевых гаубиц «Веспе». Весной 1943 г. это вооружение начали получать и войска ГА «Юг». Однако к июлю соединения Брайта не удалось полностью укомплектовать этой техникой, не поступили и наставления по её применению. Как уже отмечалось, в 3 тк дивизион лафетов получила лишь одна 7 тд. Это заставило детально изучить новое вооружение, после чего отработать на полигонах такие вопросы, как «технология» использования лафетов для сопровождения танковых атак, управление дивизионом при ведении огня с основных ОП и во время движения танкового клина, связь командира дивизиона с командованием артполка и начальником артиллерии дивизии, обеспечение батарей боеприпасами на поле боя и т. д.

Перечисленным выше проблемам на протяжении всего периода подготовки к битве в корпусе уделялось постоянное и пристальное внимание. Однако главный акцент всё же делался на планирование и подготовку начального этапа операции, т. е. обеспечение успеха в первые несколько часов наступления. Систематически поступавшая аэрофотосъёмка советских рубежей давала определённое представление об их глубине, степени насыщенности средствами ПТО и инженерными заграждениями. Штаб корпуса считал, что без захвата плацдармов глубиной не менее 2–3 км начать наведение мостов и переброску тяжёлого вооружения и техники на восточный берег будет невозможно. Поэтому основные усилия Г. Брайт прилагал для отработки мер, которые могли бы обеспечить быстрое, без высоких потерь форсирование Северского Донца штурмовыми группами «первой волны», их прикрытие и сопровождение в ходе прорыва переднего края главной полосы.

Основным элементом плана форсирования считалось надёжное огневое прикрытие первого броска. Для этого, при отсутствии необходимого обеспечения броска через реку с воздуха, было крайне важно скоординировать действия артиллерии всех уровней. Командование танковых дивизий тщательно выстраивало, а затем на полигонах отрабатывало систему управления тремя группами артиллерии: собственно дивизии, рот «тигров», самоходок и дивизионов артполка 168 пд (которые были включены непосредственно в передовые штурмовые группы) и, наконец, армейских и корпусных артминчастей. Г. фон Функ писал, что наличие такого мощного и хорошо управляемого «огневого кулака» в руках командира дивизии, с одной стороны, и тесное взаимодействие его штаба с аэродромом люфтваффе – с другой, рассматривалось как важнейшее условие для решения не только и не столько первоочередных задач – форсирования реки и прорыва главной полосы русских, а главное, в процессе продвижении ударного клина в глубь обороны 7 гв. А в первые 20–25 км.

Чёткость управления предполагала безотказную работу основных и дублирующих средств связи на всех уровнях артиллерийского командования и по линии штаб дивизии – часть люфтваффе. Поэтому подразделения связи комплектовались материальной частью и обученным личным составом в первоочередном порядке.

На протяжении всей подготовки «Цитадели» немецкое командование большое значение уделяло вопросам маскировки собственных намерений и разведобеспечению выделенных для наступления войск. В июне после принятия окончательного решения эта работа значительно усилилась. Теперь за короткий срок требовалось обеспечить скрытную переброску непосредственно к переднему краю огромных сил и материально-технических средств. Э. Раус писал: «До сих пор нам удавалось сохранять в тайне от противника выдвижение немецких сил в район сосредоточения. Разнеся их как можно дальше и перемещая войска через большие промежутки времени, армейская группа сумела ввести противника в заблуждение относительно времени начала наступления и предполагаемого направления главного удара.

…В окрестностях Чугуева были проведены также обширные мероприятия, направленные на то, чтобы убедить русских в том, что мы собираемся начать наступление в излучине Донца в направлении Изюм, Купянск. Моторизованные колонны продвигались к линии фронта днём, артиллерия выдвинулась на огневые позиции и проводила пристрелку, резервы якобы проводили тренировки по форсированию водных преград»^[147].

Трудно разделить оптимизм генерала, ведь факты говорят об обратном. Действительно, уровень профессиональной подготовки разведорганов и офицеров штабов германских соединений, которые занимались дезинформационным обеспечением «Цитадели», был достаточно высок. И свою работу они делали на совесть. Для этого были задействованы значительные силы, дезинформация направлялась по различным каналам. На бумаге создавались несуществующие соединения, а реальным дивизиям для переписки и переговоров присваивались другие номера. Любая передислокация частей и соединений тщательно готовилась. В районах, где не было войск, организовывались ложные радиоузлы с целью создания видимости нахождения там крупного воинского формирования.

Однако если оценивать результаты этих усилий, опираясь на рассекреченные документы Воронежского фронта, то можно с уверенностью утверждать, что неприятелю не удалось в полной мере достичь поставленной цели. К началу наступления советской разведкой была в основном вскрыта группировка противника: установлено примерное число танковых дивизий и их точные районы сосредоточения на конец июня, выявлено даже место расположения штабов 4 ТА, а также 6 и 7 тд. Более детально был проработан передний край войск Гота и Кемпфа. Благодаря тяжёлому, опасному и кропотливому труду разведки войск первого эшелона были определены участки обороны немецких дивизий по всему фронту. Причём следует признать, что наиболее достоверные и интересные данные были получены от перебежчиков и захваченных живыми пленных. Приведу лишь несколько выдержек из оперативных ориентировок штаба Воронежского фронта:

на 24.00 20 июня: «…По показаниям перебежчика разведотряда 11 тд, перешедшего на нашу сторону в районе южнее Сар. Салтово, 16.6.1943 г. в Харькове находятся все танковые дивизии СС, 6 и 7 тд. В районе Белгорода находятся лишь отдельные танковые части СС. 11 тд в составе 110 мп, 111 мп, тп, ап с 10 апреля дислоцировалась в районе Коломак, один её батальон направлен во Францию для получения новых танков Т-6.

По показаниям перебежчика 52 дивизион в составе трёх батарей придан 168 пд. В середине июня он видел в районе Покровка подразделения СС «Мёртвая голова» и слышал о подготовке к частной операции 168 пд с подразделениями «Мёртвая голова» по захвату рощи юго-западнее Чёрная Поляна.

…В районе Ячневый Колодезь задержаны два перебежчика, принадлежащие 52 миномётному дивизиону 168 пд;

…в районе 1 км южнее Солдатского захвачен пленный солдат поляк 676 пп 332 пд»;

к 24.00 22.06: «Разведгруппой в ночь на 22.6 в районе южнее Заяц /2 км северо-восточнее Русская Берёзовка/ захвачен пленный обер-ефрейтор 465 пп 255 пд»;

к 24.00 29.06: «Разведгруппой в районе Ново-Дмитриевки изъяты документы у убитого пленного 164 пп 57 пд. При отражении вылазки разведгруппы противника силою до роты в 7.00 29.6 в районе Загодскот (12 км севернее Белгорода захвачен в плен раненый солдат 3 мп дивизии СС «Мёртвая голова», который на предварительном опросе показал, что 2 июня дивизия СС «Мёртвая голова» выведена на передний край, сменив части дивизии СС «Адольф Гитлер».

Штаб фронта располагал точными данными и о том, что перед 6 гв. А рубеж обороны удерживает 167 пд 4 ТА. Таким образом, вплоть до начала операции советская войсковая разведка достаточно уверенно контролировала ситуацию и доносила необходимую информацию о соединениях противника в полосе, где существовала наибольшая вероятность нанесения им главного удара. А непосредственно перед началом боевых действий была выявлена переброска танковых и моторизованных дивизий перед фронтом 6 гв. и 7 гв. А (за боевыми порядками пехотных дивизий). В ночь на 5 июля Военный совет Воронежского фронта доносил И. В. Сталину: «Радиоразведкой установлено выдвижение на участок: Новая Горянка – Белгород 6 тд и трёх танковых дивизий СС «Адольф Гитлер», «Великая Германия» и «Рейх»^[148].

Если учесть, что в конце июня захватом пленного было установлено наличие перед левым крылом 6 гв. А и мд СС «Мёртвая голова», то можно с уверенностью утверждать, что к началу июля советские спецслужбы не только вскрыли танковую группировку, находившуюся в районе Харькова и севернее, но и подход части её сил к переднему краю непосредственно перед началом Курской битвы.

Хотя, справедливости ради, следует подчеркнуть, что командование и армий (в том числе и 7 гв. А), и фронта с большой настороженностью относилось к этим данным разведорганов. При изучении архивных источников у меня сложилось впечатление о том, что немцы 5 июля всё же перейдут в наступление, из первых лиц войск фронта (т. е. от командарма и выше) был уверен один лишь Н. Ф. Ватутин. Да и то только с того момента, когда вечером 4 июля начала поступать информация о результатах боя в полосе 6 гв. А и разведданные из Центрального фронта и собственного разведуправления.

Опережая события, замечу, что в первые дни оборонительной операции путаница будет лишь с тремя танковыми соединениями. Во-первых, 11 тд даже 6 июля разведка фронта считала как резерв, сосредоточенный в районе Богодухова. Во-вторых, не могут установить точно место нахождения в боевом построении наступающих войск Манштейна 19 тд, хотя будет известно, что она ведёт боевые действия в полосе фронта. И наконец, в-третьих, наличие 7 тд перед фронтом 7 гв. А определят тоже лишь 6 июля по показаниям пленных и документам с поля боя.

Для того, чтобы читатель представил примерный объём данных, которыми располагало командование дивизий 7 гв. А о противостоящем противнике, процитирую справки штаба 72 гв. сд:

«Перед фронтом дивизии противник (1–5 июля 1943 г. – В.З.) обороняется:

106 пд с 34 танками на участке /иск/ Соломино, Графовка. Рубеж: /иск/ Соломино – Пуляевка – 240 пп, /иск/ Пристень, Графовка – 241 пп. 239 пп – во втором эшелоне на рубеже выс. 210.5, /иск/ 200.9.

320 пд – Графовка, Бугровка. На рубеже: Графовка Архангельское – 586 пп, во втором эшелоне – 585 пп участок: Зиборовка, свх. Шалино, Муром.

Танковая группировка: Топлинка – 15 танков, роща, 2 км юго-западнее Пристень – 2, Графовка – 25, Никольское – 8, Зиборовка – 5. Все танки предположительно принадлежат 6 тд»^[149].

Подчеркну, что в документе достаточно объективно отражены силы неприятеля, точно указаны номера соединений и участки, удерживаемые их полками.

Большое внимание командование АГ «Кемпф» уделяло ведению разведки в тактической полосе, прежде всего изучению системы обороны и местности (особенно поймы и русла Северского Донца) на участках предстоящего наступления. Интенсивность этой работы особенно усилилась во второй половине июня. Главную роль в этом играла авиация, поисковые группы и посты наблюдателей. Координатором выступали разведотделы штабов корпусов. Однако в полосе 3 тк эта работа имела свою специфику. Чтобы не демаскировать присутствие перед фронтом 7 гв. А танковой дивизии, её военнослужащим запрещалось находиться на переднем крае, тем более участвовать непосредственно в захвате пленных. Поиск вела разведка пехотных соединений, удерживавших линию обороны по западному берегу реки, а координировали их действия штабы танковых дивизий. Г. фон Функ вспоминал: «С середины июня нами велась усиленная разведка с целью добывания необходимых сведений для организации и проведения намеченной операции. К этому времени было уже известно, что 7 тд должна начать наступление с западного берега Донца по обе стороны населённого пункта Соломино…

Разведку надлежало вести с большой осторожностью с тем, чтобы не демаскировать противнику присутствие новых войск и подготовку к наступательным операциям. Следовало принимать все меры к тому, чтобы скрыть от противника чёрную форму танковых частей и не дать ему возможности захватить в плен наших солдат. Уже одно то, что на передовой происходило интенсивное движение машин и перемещение частей, могло вызвать у противника подозрение. Поэтому дивизия обеспечивала единое руководство всеми разведывательными операциями, согласовывая их во времени и пространстве и учитывая их размеры и характер.

…Необходимо было произвести тщательную разведку местности с целью выявления имеющихся на ней укрытий, а также заблаговременно обеспечить искусственные укрытия от наблюдения противника. Особенно большое значение имела инженерная разведка.

Разведка местности на противоположном берегу и оценка противника осуществлялась:

а. путём тщательного изучения карт и аэрофотосъёмки;

б. путём систематического наблюдения, ведущегося из нашего расположения особыми специально выделенными для этого подразделениями всех родов войск;

в. проведением разведпоисков на той стороне реки»^[150].

По сути, генерал признаёт слабость оперативно-тактической разведки АГ «Кемпф», которая основывалась лишь на показаниях пленных, наблюдении и изучении аэрофотосъёмки. Безусловно, эти источники давали определённую информацию, но далеко не полную и не всегда точную. А учитывая, что советская сторона применяла достаточно эффективную систему маскировки, в которую включались, в том числе, и прекрасно подготовленные специально для немецких самолётов ложные позиции, враг слабо знал систему армейской обороны, ещё хуже фронтовую глубину. Это впоследствии признавали и непосредственные участники тех событий. «Каждый квадратный метр Курского выступа был сфотографирован с воздуха, – писал в своей книге начальник штаба 48 тк 4 ТА, в ту пору полковник, Ф. фон Меллентин. – Но хотя эти снимки и давали представление о расположение русских позиций, их длине по фронту и глубине, они не могли вскрыть систему обороны во всех деталях или дать указание на силу обороняющихся войск, так как русские – большие мастера маскировки. Мы, безусловно, в значительной мере недооценили их силы»^[151].

Что же касается данных о переброске и сосредоточении резервов, то они шли ночью и до начала операции противник имел о них смутное представление. Таким образом, немецкое командование, опиравшееся на не полные и не всегда верные данные своей разведки при определении устойчивости обороны и потенциала как 7 гв. А, так и всего Воронежского фронта, допустило существенные просчёты. Недооценило советскую сторону и, соответственно, переоценило пробивную мощь собранных под Белгородом собственных сил.

В то же время следует признать, что немецкой разведке приходилось действовать в очень сложных условиях против противника, который быстро набирал силу и опыт. Утверждение Г. фон Функа о том, что его разведгруппы работали и на восточном берегу, соответствует действительности, но они проникали не дальше полосы дивизий первого эшелона. Да и мало их было. Северский Донец проходил вдоль всего рубежа 7 гв. А, и отправка поисковых групп была сопряжена со значительными трудностями. Донесения гвардейских дивизий первого эшелона пестрят сообщениями о попытках гитлеровцев проникнуть через их передний край. Причём в подавляющем большинстве случаев они выливались в скоротечные бои с нашим боевым охранением. Но, безусловно, были и успешные заброски. Причём в этой деятельности неприятель часто опирался на военнопленных, перешедших на сторону вермахта. Судя по документам разведуправления Воронежского фронта и отделов «Смерш», в АГ «Кемпф» существовало специальное подразделение (вероятно, это разведывательно-диверсионный орган абвергруппа-204, о ней речь впереди), которое располагало агентами из украинцев и жителей сёл РСФСР, прилегавших к административной границе Украины, знавших украинский язык, особенности быта. Советские спецслужбы, особенно органы зафронтовой разведки, не сидели сложа руки. Они имели хорошие позиции в разведшколах противника и в значительной степени контролировали процесс заброски разведывательно-диверсионных групп (РДГ) в оперативный тыл, в том числе и войск в районе южной части Курской дуги. Из распоряжения командующего Воронежским фронтом № 10 437 от 25 мая 1943 г.: «В ночь на 23 мая 1943 г. на фронте 7 гв. А противник перебросил разведгруппу в составе 13 человек, из них один лейтенант и один старший лейтенант. Вся группа состоит из бойцов-красноармейцев и командиров, попавших в плен к немцам. Группа одета в красноармейскую форму и вооружена оружием Красной Армии. Перед группой была поставлена задача: проникнуть в расположение войск Красной Армии, разведать передний край, ОП артиллерии, танков и минные заграждения. Взрывами разрушить ДЗОТы, землянки и захватить пленных. Методы работы группы – движение к переднему краю наших войск ночью, при встрече выдавать себя за подразделения Красной Армии. Группа показала: