Валерий Якут
На излёте
Глава 5.
Наскоро сделав зарядку, умывшись и хлебнув кофе, Сергей вышел из квартиры.
В последнее время, переехав сюда, он вставал поздно, – спешить было некуда, – но обязательно делал пробежку в парк, здесь неподалеку, разогревался и, закрепив свои нехитрые снаряды на двух деревьях, минут сорок интенсивно занимался. Пора уже было потихоньку восстанавливаться, приводить себя в форму.
Но сегодня он изменил свой внутренний распорядок в связи с трудоустройством, которое должно было состояться через Славу Иванова в один из недавно образовавшихся банков.
– Они сейчас как грибы после дождя появляются, – усмехнулся про себя Сергей. – Можно подумать, что самая острая необходимость сегодня именно в банках, вернее в их количестве.
Славка был его однокашником по РКПУ, как называли Рязанское десантное сами курсанты, используя прежнюю аббревиатуру, когда в его учебных корпусах размещалось командное пехотное училище. А, кроме того, они в Москве в одной академии учились, только Иванов двумя годами раньше поступил. По возрасту он тоже на год старше был Казанцева и поступал, когда уже отслужил срочную.
Славик был одним из немногих на курсе, как, впрочем, и Сергей, кто поступил на разведфак училища, будучи родом из глубокой провинции, – откуда-то то ли из-под Архангельска, то ли из-под Вологды. Хоть и популярна была среди курсантов военных училищ в то время поговорка, –Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют – особого желания у него попасть после училища опять в какую-нибудь «дыру» не было. И, несмотря на то, что учился он довольно неплохо, это еще не давало ему права рассчитывать по окончании учебы попасть в «цивилизованную» часть в каком-нибудь городе на европейской территории СССР или, еще лучше, в одну из стран-участниц Варшавского Договора. В ГРУ по отдельной директиве формировалась «гвардия» выпускников из сыновей и внуков высокопоставленных военных чинов Министерства обороны, а уж потом общим списком, так сказать, шли все остальные.
Поэтому ближе к выпуску Славик вдруг сильно забеспокоился по данному поводу и стал «активнее» дружить с Петей Свиргуном, отец которого служил каким-то клерком в Генштабе, а родной дедушка был одним из заместителей министра обороны.
Он стал ходить с Петей в увольнение, в училищную кафешку во время обеденного перерыва, в спортзал, где Славик, будучи кандидатом в мастера спорта по дзюдо, обучал Петю-футболиста всяким премудростям этого спортивного восточного единоборства. А частенько по пятницам из Москвы за ними в училище приезжал дедушкин адъютант на черной «Волге», и они на два, а то и три дня исчезали из Рязани. По звонку из Министерства обороны их обоих отпускал сам начальник училища, вызывая каждый раз ротного к себе «на ковер» и раздалбывая его, по сути, за свои же действия, так как сам, по-видимому, отказать дедушке-генералу не мог.
И, видно, все-таки не зря Славка катался с Петей в Москву, потому как летом, буквально за пару месяцев до выпуска, он женится на дочери генерала Логунова, одного из заместителей самого Епишева, начальника Главного политуправления Вооруженных Сил, ну и, само собой, по распоряжению начальника ГРУ для начала вместе с Петей распределяется в Группу советских войск в Германии.
А после академии его оставили в Москве в военно-дипломатическом ведомстве Министерства обороны, и с тех пор они не виделись.
В целом Славик был неплохим парнем, и Сергей относился к нему всегда ровно, по-приятельски, хотя особо сблизиться с ним сам не очень стремился. Чем-то этот тип людей раньше его всегда настораживал. Нет, Иванов не был особо ярым и «принципиальным» коммунистом, которые, как правило, только на словах таковыми были, а на деле про запас всегда имели вторую личину, предательскую и беспринципную, впрочем, этому всех нас «учила» наша славная коммунистическая партия – делай все, что хочешь, только не попадайся. Не был он и шестеркой-карьеристом, которые по поводу и без повода щелкают перед начальством каблуками, а если и имеют свое собственное мнение, то высказывают его лишь тогда, когда твердо уверены, что оно совпадает с мнением начальника.
Просто Славка Иванов казался легким человеком по своей натуре, не легкомысленным, а именно легким, раскованным и коммуникабельным в любой кампании. Уже будучи в Москве во время учебы в академии и бывая у него дома, Сергей видел, что зачастую даже его жена Лена не могла толком понять, шутит Славка или говорит на полном серьезе, а это, в конце концов, иногда начинало и раздражать.
Но в кампаниях Славику не было цены, он всегда был её «душой и телом», как говорила сама Лена, имея в виду его способность приударить на вечеринке за чьей-нибудь женой, да так, что и ее муж не заметит этого. Остряк и шутник, он знал массу анекдотов и тостов, которые умело и, главное, вовремя мог рассказать. И всегда это было весело, всегда к месту.
И только потом, намного позже, Сергей понял, что Славка, по сути, не такой, каким выглядел на людях. Добряк по натуре, он, прежде всего, был преданным и надежным другом, отзывчивым на чужую боль и сам – легко ранимый человек, а все остальное в нем – это только прикрытие, своего рода защита от окружавших его людей.
– Но, тем не менее, он в свое время все-таки этим прекрасно воспользовался для того, чтобы неплохо устроиться в столице, – подумал сейчас Казанцев. – Хотя кто его знает, что у него сейчас на душе.
И вот вчера Сергей столкнулся с ним нос к носу при выходе из кафе неподалеку от «Октябрьского поля». Они сразу же узнали друг друга. Казанцев, как сказал Иванов, совсем не изменился, а сам Славик из высокого худощавого парня превратился в здоровенного мужика с уже довольно приличным животиком.
Взяли по сотке коньяка, потом по другой. Видно было, что Иванов действительно обрадовался встрече и долго не хотел прощаться, с неподдельным интересом расспрашивая Сергея о его службе и личной жизни после учебы в академии.
– А я, честно говоря, искал тебя, – признался он. – Выходил на твое ведомство и через наших общих знакомых, и по своим каналам – все бесполезно. Уж больно ты засекретился в последнее время, – засмеялся Славик. – И только на прошлой неделе связался по телефону с твоей бывшей. Она и сказала, что развелись, что ты уволился и снимаешь хату, а вот как на тебя выйти – говорит, не знает, как партизанка. Ну, я ей, конечно, не поверил, зная тебя и твое отношение к дочери. Собирался на днях все-таки съездить к ней домой, пообщаться тэт а тэт, так сказать, – может тогда призналась бы, как тебя найти.
– Прошло всего несколько лет, как расстались, – подумал Сергей, – а как он изменился. Кроме чисто внешнего, у Славки изменилась и сама манера разговора, а главное, в его глазах появилась какая-то затаенная грусть, даже когда он улыбался и делал вид, что у него в жизни все сложилось лучшим образом.
Рассказывая о себе с большой неохотой, Славик все-таки поведал Сергею, что после академии, оказывается, он совсем недолго прослужил – через полтора года уволился по болезни. И это при его-то богатырском здоровье. Потом не без помощи тестя, как он сам признался, создал один из массово появлявшихся в стране кооперативов. Чуть позже, заработав кое-какой капитал, учредил уже с сотоварищами акционерный банк с долевым участием государственного и иностранного капитала. Сейчас вот возглавляет образованный на базе бывшего кооператива многоотраслевой концерн. Но, как он выразился, в банковской сфере и конкретно в одном из московских банков его интересы присутствуют и сейчас.
Узнав, что Сергей пока что без работы, он предложил ему месяц – другой «перекрутиться» в охране этого его банка. – Понимаешь, там мне сейчас позарез нужен свой человек, ну а чуть погодя, я найду тебе место в большом бизнесе, если только пожелаешь.
– А что, – подумал Казанцев, – почему бы и не в банк? – Он и сам уже подумывал куда-нибудь устроиться – и мысли дурные заглушить, и, опять же, финансовое положение не помешает улучшить. Не все ли равно, где начинать свою «гражданскую» деятельность.
– Не все еще ниши заняты, Серега, – хлопнул Славка Казанцева по плечу, – и на нашей улице, как говорится, еще будет праздник. Все у нас впереди.
Жизнь, – а она очень интересная штука, особенно, если имеешь хорошие «бабки», – так вот, жизнь только начинается. Надо сейчас держаться друг друга, на чужих и молодых надеяться в наше время нельзя. Есть вроде бы у меня неплохие хлопцы, молодые, перспективные, а прокалываются на каждом шагу – только и смотри.
Сергей отмахнулся, – Знакомая песня. Каждое поколение недовольно своей молодежью, хотя и вносит свой конкретный вклад в то, что из этой молодежи получается.
– Не скажи, не скажи, – проворчал Славик, – мы были не такими.
– Слава, еще, кажется, Юлий Цезарь в свое время говаривал, – Не та нынче молодежь. И о нас тоже так говорили старики, да и сейчас еще говорят, можешь в этом не сомневаться, – и Сергей, вспомнив о чем-то своем, усмехнулся. – Что там говорить, были и в нашей работе из нашего с тобой поколения горе-специалисты, наши с тобой ровесники. Помню, пришел в нашу часть служить прапорщик, с большим трудом перевелся к нам в боевое подразделение с испытательного полигона одного из военных научно-исследовательских институтов, подключив для этого какого-то своего родственника из ГРУ. Неизвестно, что он там, испытывал, только у нас кроме рукопашного боя этот «супермен» ничем другим не занимался, всерьез считая, что в нашем деле это основной и чуть ли не единственный вид боевой подготовки, ну, разве что, еще на второе место можно поставить стрельбу из пистолета Макарова в пистолетном тире части. Все остальное – лишь баловство и ненужная трата времени. Ты же помнишь, как мы в училище вечно подшучивали над курсачами-десантниками с общего факультета, что им кроме дурной силы и тяжелых кулаков в их будущей службе больше ничего не пригодится?
Славик улыбнулся, – Помню, конечно, и те страшно за это обижались на нас.
– Но это, далеко не так, сам знаешь. Если в ВДВ командир подразделения не будет пользоваться своими мозгами, то в первом же реальном бою положит всех подчиненных в землю. А у нас в спецназе – тем более, – Сергей сделал глоток из своего бокала.
– И что этот прапор? – не удержался от вопроса Иванов.
– А что прапор, – пожал плечами Сергей, – естественно, он недолго у нас продержался – год, наверное, от силы. Потом уволился «на гражданку», когда ему командование части вежливо предложило перейти в тыловое подразделение на вещевой склад и там попробовать продолжить свою спецназовскую подготовку, – и боевой работе никому не мешает, и времени для своих индивидуальных спортивных тренировок больше.
Славка расхохотался.
Слушай дальше, – продолжил Казанцев. – Стою я как-то на автовокзале, разговариваю с одним знакомым, в недавнем летчиком. Так вот, подходит к нам этот бывший прапорщик, поздоровались, перекинулись обычным «Как дела? – Нормально», еще о чем-то незначительном. Как только он отошел, бывший летчик спрашивает меня, – Откуда ты его знаешь? – Я ответил, что немного служили вместе.
– Так он же из спецназа, – говорит, – ты что, тоже с ним служил?
Я засмеялся, – Тоже с ним.
– В «боевиках» или в тыловом подразделении? – спрашивает.
– В боевиках, в боевиках, – отвечаю.
– Ну, ты даешь, а я и не знал. О вас вообще легенды ходят. А тут как-то недавно мы с этим твоим сослуживцем в одной компании праздновали, так он такого порассказывал о вашей нелегкой службе. Всю жизнь прослужил в таких частях, такое прошел, куда только его судьба не бросала, в самые горячие точки планеты.
Я поначалу удивился, – Ты о чем?
– Ну, как же, – говорит, – Ты-то должен знать, раз с ним служил.
И он мне начал рассказывать о «подвигах» этого прапора. Я, конечно, не стал его ни в чем разубеждать, не стал разочаровывать. Каждый верит в то, во что очень хочет верить.
Славка опять засмеялся, – Это уж точно. Один представляет себя героем в глазах других, и сам зачастую верит в это, а другому, ничего и не надо, а с ним происходят самые невероятные вещи, в какие и поверить-то трудно. Вот как с тобой, например. О тебе, говорят, действительно легенды ходят, – улыбнулся он, посмотрев на Сергея.
– Да брось, – отмахнулся тот. – В таком случае, вся бывшая сороковая армия – сама легенда во главе с ее командующими.
– Да, действительно. В каких условиях тогда приходилось разворачивать наши войска в Афгане и начинать войну, имея такую мощную военно-бюрократическую машину как наш Генеральный штаб, – за одно это каждому нашему офицеру, воевавшему там, надо было «Героя» давать. А сколько офицеров из РКПУ погибло…, четверо только из нашего взвода там нашли свой конец. Ты знаешь.
Сергей кивнул, – да, – Леша Гордиенко, Володя Малевич, Шура Звягин и, по-видимому, Витя Боровой, хотя пока что и считается «без вести пропавший».
Они помолчали.
– А я ведь тогда тоже рапорт написал, впрочем, наверное, как и все офицеры у нас в разведке, да вот, не взяли, – с явным сожалением в голосе продолжил он. А Вовку Малевича, того сразу…, еще в самом начале…
– Да, я знаю, – сказал Казанцев, вспомнив, что узнал о гибели их однокашника по училищу и лучшего Славкиного друга Володи Малевича от самого же Иванова еще при поступлении в академию. А уже позже от офицеров из подразделения, где служил Малевич, услышал в подробностях, как все это произошло.
Славка с Володей все годы учебы были, как говорят, «не разлей вода». Они, бывало, ссорились, в основном из-за постоянных Славкиных «подколок» и шуток, но все во взводе знали, что их очередная ссора ненадолго, не больше, чем на пару часов, потому что ни тот, ни другой долго обижаться и дуться друг на друга не могли.
Володя родился в Минске в учительской семье и был у матери с отцом единственным ребенком. Худой и высокий паренек, пришедший в училище сразу со школьной скамьи и никогда не знавший даже понаслышке, что такое спецразведка ГРУ, он сдал экзамены и поступил, практически случайно попав на разведфак Рязанского десантного. И ничего, что в семнадцать лет немного не хватало физических силенок при сдаче экзамена по фп. Преподаватели, скорее всего, увидели в нем больше, чем обычного абитуриента, они уловили полет его души, которая рвалась в небо и хотела героических свершений во благо Родины вплоть до самопожертвования. Он сам, наверное, в тот момент понимал все это очень смутно и расплывчато. Долговязый семнадцатилетний юноша, которому они помогали на кроссах, тяжелых и изнурительных, перехватив его руки на свои плечи и практически дотаскивая до финиша, он это просто интуитивно чувствовал. Они же, опытные в большинстве своем к тому времени бойцы, поступившие со срочной службы, – кто с ВДВ, кто-то со спецназа, с флота или с Суворовского – поначалу злились на него и предлагали самому уйти из училища, пока не поздно. Но когда ребята видели, как Володя из раза в раз, упрямо сжимая зубы, бежал вперед к какой-то своей, одному ему известной цели, когда видели его глаза, глаза упрямого мечтателя, они совсем по-иному начали его воспринимать, по-другому к нему относиться. И с каждым разом, с каждым занятием, с каждым тяжелым кроссом он был все увереннее, все сильнее. Он становился мужчиной. Начитанный, хорошо воспитанный, спокойный, в отличие от своего старшего друга и уравновешенный парень, Володя стал любимцем во взводе – как у преподавателей-командиров, так и среди курсантов-сокурсников. Училище он окончил с красным дипломом.
Кроме навыков по физической подготовке, он им завидовал еще в одном – в отношениях с девушками. Скромный и застенчивый от природы, он всегда с завистью смотрел на очередного влюбленного во взводе, сам не смея, по-видимому, полюбить. Хотя, скорее, тогда он просто не успел её встретить, свою любовь, а размениваться на мимолетное сомнительное счастье не умел. В училище он был слишком занят учебой, компенсируя какие-то свои физические недостатки упорным трудом. А, став офицером, говорят, она у него появилась, но так и осталась его девушкой навсегда, навечно. Двадцатидвухлетним мальчишкой-отличником в лейтенантских погонах он погиб в Афганистане в одном из поисковых разведвыходов. Погиб, так и не успев стать ни чьим-то мужем, ни чьим-то отцом.
Он вошел в Афган поначалу, в большей степени, миротворцем, чем бойцом спецназа. Пришел, скорее, разобраться в происходящем и примирить, чем покорить и подчинить. Но суровые реалии войны все-таки заставили его пересмотреть свои взгляды на многие вещи, подчиниться жестоким законам вооруженного противостояния.
Это произошло через несколько месяцев после того, как он попал на войну. В провинции Нангархар в ста километрах от Джелалабада мятежниками был сбит наш истребитель МиГ-23, проводивший разведку одного из районов афгано-пакистанской границы. Пилоту при этом, работавшему на предельно малой высоте, чудом удалось катапультироваться.
Из-за сильно пересеченной местности «броня» туда пройти не могла, поэтому группе Малевича была поставлена задача: высадиться посадочным способом с вертолетов в составе шестнадцати человек в заданный район, найти и эвакуировать пилота с картами и секретными документами до того, как он будет пленен моджахедами.
Когда вертолеты со спецназом на борту были над районом, где сбили советский истребитель, увиденное с высоты сразу же отбросило изначальное предположение командования о том, что самолет был сбит случайно оказавшейся в том месте группой боевиков. По хребту вдоль пакистанской границы на протяжении нескольких километров проходила укрепзона ПВО противника, которая, как оказалось, прикрывала подходы к замаскированному учебному центру моджахедов на территории Пакистана.
Эта укрепзона представляла собой несколько очагов ПВО, состоящих из стационарных забетонированных позиций пулеметно-зенитных установок. В момент вся эта система заработала под ними и встретила их плотным зенитно-артиллерийским огнем. Если бы они вовремя не среагировали и не сели в промежутках между духовскими позициями, то все равно не смогли бы просто так безнаказанно уйти, – такая высокая была плотность огня.
Мгновенно выскочив из вертолетов и блокировав духов огнем всех своих огневых средств, спецназовцы по команде командира группы быстро рассредоточились по два-три человека вдоль хребта на протяжении нескольких сотен метров, поддерживая между собой связь по УКВ-станции. Не ожидавшие такой наглости разведчиков духи на несколько минут были шокированы происходящим и, буквальным образом, парализованы. Этим и воспользовался Малевич. С двумя бойцами он выбил духов с господствующей на хребте высотки, укрепился на ней и сумел взять под контроль ситуацию на участке.
Прекрасно понимая, что завоеванное ими превосходство довольно шаткое, и духи не оставят их в покое, Володя для полного контроля захваченного участка территории усилил огонь группы и сбил противника с их позиций, заставив отступить вглубь укрепрайона, ближе к границе. Этого времени ему вполне хватило для того, чтобы все-таки связаться с пилотом сбитого МиГа по УКВ, силами высланного дозора обнаружить его и доставить к ожидавшим их вертолетам. И только после этого он приказал сержанту, своему заместителю, уводить закрепившийся на духовских позициях личный состав туда же, прикрывая отход группы огнем двух стволов – своего и радиста.
Убедившись, что поставленная ему задача практически выполнена, и одна вертушка с найденным ими сбитым пилотом и большей частью его группы уже в воздухе, он с радистом стал отходить сам. Духи еще не успели занять брошенные ими огневые позиции, на ходу стреляя из своих АКашек, а оба советских вертолета с десантом уже взяли курс на Кабул.
И тут их на догонном курсе духи все-таки достали из ДШК, попав как раз по хвостовой балке ведомой машины. Вертушка сразу же пошла боком, явно сбиваясь с курса. Еще какое-то время она шла по прямой, а потом начала клевать носом. Командир доложил обстановку ведущему и руководителю полетов, пытаясь еще как-то вытянуть машину по горизонту.
Мгновенно оценив ситуацию, руководитель с земли отдал приказ летчикам немедленно прыгать с парашютом, но экипаж вертолета отказался это сделать, зная, что у спецназовцев своих средств спасения нет.
Машину закрутило спиралью, и она стала «сыпаться». Последние слова по радио командира экипажа были – «Прыгать не могу, у меня на борту шестеро пацанов», – и, мгновением позже, – «Прощайте, мужики!»
Так, выполнив поставленную ему задачу, вместе с несколькими своими бойцами и героическим экипажем вертолета погиб Володя Малевич, офицер советского спецназа, выпускник Рязанского десантного.